Темная война

Марика подбросила еще сучьев в костер. Она молчала, пока из убежища не выбралась высокая силта, потянулась и огляделась вокруг. Подойдя к костру, она заглянула в котелок и на мгновение наморщила нос. Походная еда не отличалась особым вкусом, даже для привыкших ко всему охотниц.

– Вскоре после захода солнца мы минуем пороги, – сказала она. – После пойдем вверх по течению реки. Там идти будет легче.

– Вот так и мы ходили на восток, – объяснила Барлог Марике. – По реке намного легче, чем по лесу, где никогда не знаешь, что под снегом.

– А лед выдержит?

– Лед в несколько футов толщиной. Выдержит что угодно.

– На реке есть несколько широких мест, где нас будет очень хорошо видно, – сказала Грауэл так, как будто силты не было рядом. – И несколько узких, идеальных для засады.

Она подробно описала Марике, что ожидает их впереди.

Силта осталась недовольна, но промолчала. Из укрытия выбралась старуха.

– Котелок готов? – спросила она.

– Почти, – ответила Грауэл.

Отдохнув, даже старая силта проявила желание помочь, начав разбрасывать снег, чтобы их пребывание здесь было не столь заметно после ухода.

Грауэл и Барлог переглянулись, но не стали говорить, что она лишь впустую тратит время.

– Пусть думают что хотят, – сказала Барлог.

Высокая силта услышала и озадаченно на нее посмотрела. Меты из стаи Дегнан не говорили ей, что все усилия лишены смысла, поскольку кочевники уже о них знали.

Кусака в эту ночь взошла рано, и ее полный диск ненамного опережал отстававшую от нее Гончую. Когда путницы добрались до реки, как раз взошла вторая большая луна, раздвоив тени. Силтам вновь захотелось прибавить шагу, но на этот раз Грауэл и Барлог отказались идти быстрее. Они двигались в своем темпе, с оружием в лапах, внимательно вглядываясь вперед, прежде чем сделать очередной шаг. Марика чувствовала, насколько они напряжены.

Силты тоже это чувствовали и, возможно, именно потому не настаивали, хотя несомненно считали, что вся эта осторожность – лишь пустая трата времени.

Казалось, они правы – над миром вновь взошло солнце и застало путниц целыми и невредимыми. Они так и не столкнулись с врагами, которые, как считали Грауэл и Барлог, их преследовали.

Но охотницы были не готовы признать ошибку. Они доверяли своим инстинктам и снова выставили днем охрану.

И снова за день ничего не произошло. Не считая сна Марики.

Сон был и тот же, и другой. Никуда не делись духота, боль, ужас, темнота и голод, запахи, сырость и холод. Но на этот раз она чуть лучше осознавала происходящее. Она пыталась куда-то взобраться, цепляясь когтями, карабкалась в темноте на гору, которая была самой высокой в мире. Она то и дело теряла сознание, кричала, но никто не отвечал, и казалось, будто она теряет связь с реальностью. Ее огнем обжигала лихорадка, которая то накатывала, то уходила, и Марика видела то, чего просто не могло быть, – нечто вроде сверкающих шаров, светящихся червей, полупрозрачных мотыльков размером с логово, которые с легкостью пронизывали как землю, так и воздух.

Она ощущала на затылке смертельное дыхание зимы.

Лишь бы добраться до вершины, до еды, до воды, до помощи.

Негромкие стоны Марики встревожили Грауэл, которая мягко разбудила ее и стала чесать за ушами, пока щена не перестала дрожать и дыхание ее не успокоилось.

Днем чуть потеплело, и так продержалось до ночи. Потепление принесло новый снегопад и пронизывающий ветер, который завывал в долине восточного притока реки, швыряя в морды хлопья снега. Путницы соорудили себе маски. Грауэл предложила укрыться в норе, пока не минует самое худшее, но силты отказались. Сколь бы ни бушевала буря, остановиться они могли лишь из страха заблудиться. Здесь им это не грозило. Если бы они, к примеру, отклонились от реки, то поднялись бы по склону холма и уткнулись в деревья.

Марика жалела, что продвигаются они не днем, а ночью в снегопад. Судя по тому немногому, что ей удалось увидеть, здешние края впечатляли, будучи куда величественнее, чем любые окрестности родных мест.

Кочевники не побеспокоили их ни в эту ночь, ни на следующий день. Однако Грауэл и Барлог настаивали, что северяне все еще где-то неподалеку – выслеживают их группу.

Марике ничего не снилось. Она надеялась, что кошмар закончился.

Погода не улучшалась.

– Если так будет продолжаться, нам нелегко придется, – сказала высокая силта, когда они забрались в укрытие, пораньше устроив привал. – У нас осталось еды еще на один день. До Акарда идти два дня. Если мы задержимся, успеем основательно проголодаться, прежде чем доберемся домой.

Она взглянула на старую силту, на которой уже сказывались тяготы пути.

Охотницы не ответили, хотя каждая полагала, что идти слишком быстро – значит расходовать энергию, которая может потребоваться позже.

– Акард? – спросила Марика. – Что это?

– Это то, что вы называете крепостью, щена.

Ответ озадачил Марику. Акард – название тамошней стаи силт?

К полудню буря утихла. Путницы оставались в укрытии лишь до тех пор, пока в каньоне реки не начали собираться тени. Солнце зашло за высокие холмы, но до темноты было еще несколько часов.

Силтам хотелось наверстать потерянное время.

– Пойдем немедленно, – сказала высокая.

Старуха заставила себя подняться, хотя ясно было, что это требует от нее немалых усилий.

Марика и охотницы не могли не восхититься силой духа старой силты. Она ни разу не жаловалась и ни разу не показала свою немощь.

И снова Грауэл и Барлог не позволили себя подгонять. Обе шли впереди, вложив стрелы в луки и вглядываясь в каждую тень вдоль берегов. Носы их постоянно шевелились, нюхая ветер. Силты лишь усмехались, говоря, что никаких кочевников поблизости нет, но не мешали охотницам. Старуха в любом случае не могла идти быстрее. Высокая прикрывала тыл.

Марика держала наготове короткий стальной нож. Способности силт не особо ее впечатляли, хотя она знала их несколько лучше, чем Грауэл или Барлог.

Когда наступили сумерки, случилось то, чего она так опасалась.

Снег на берегу будто взорвался, и их атаковали четверо зарывшихся в сугробы дикарей. Силт это настолько ошеломило, что они застыли как вкопанные.

Грауэл и Барлог выстрелили. Двое кочевников пошатнулись и упали, судорожно дергаясь от распространявшегося по телам яда. Чтобы выпустить вторую стрелу, времени уже не оставалось. Барлог увернулась от брошенного дротика и подсекла луком ноги кочевника. Грауэл с размаху ударила еще одного луком по затылку.

Марика бросилась на спину охотницы, которую свалила Барлог, и, навалившись всем своим весом, вонзила нож. Нож был хороший, железный, снятый с пояса покойной матери. Он с легкостью вошел в податливую плоть.

Увидев, что кочевница упала, Барлог развернулась к Грауэл, бросив лук и вытащив меч.

На них обрушился град дротиков. Один попал в старую силту, но не пробил ее тяжелую дорожную одежду. Другой просвистел возле носа Марики, и она, вспомнив, что ей говорили, бросилась в снег, пытаясь в него зарыться.

Полдюжины охотниц устремились к оглушенной силте. Грауэл и Барлог с трудом двинулись в их сторону. Грауэл, все еще державшая лук, сумела выпустить две смертоносные стрелы.

Остальные четыре охотницы навалились на силт, даже не пытаясь их убить, лишь сорвать мешки со спин и вырвать железную дубину у высокой. Барлог рубанула одну мечом, но клинок не смог пробить все слои одежды кочевницы.

Марика снова поднялась и двинулась в сторону схватки.

Однако отступила из-за летящих в нее дротиков.

На берегу появились новые кочевники – по крайней мере полдюжины. Для броска им было слишком далеко, и они, похоже, сосредоточились на том, чтобы помешать ей прийти на помощь.

А потом она услышала шум на другом берегу. Взглянув, она увидела очередных кочевников.

Впервые с начала боя ей стало страшно.

Кто-то из кочевников отобрал у высокой силты железную дубину и, торжествующе воя, помчался к южному берегу.

Марика пошатнулась, ощутив мгновенное, яростное мысленное касание. В каньоне эхом отдались крики, которые быстро заглушил поглощающий звуки снег. В одно мгновение все кочевники рухнули наземь, цепляясь когтями за грудь. Даже у самой Марики болезненно затрепетало сердце. Она подобралась поближе к Грауэл и Барлог, посмотреть, не зацепило ли их тоже.

Несмотря на всю ярость боя, всерьез пострадала только старая силта. Она не жаловалась, но морда ее исказилась от боли.

Со склонов доносились ругательства на диалекте.

– Там есть и другие, – сказала Марика высокой силте. – Сделай что-нибудь.

– У меня не осталось сил, щена. Мне так далеко не дотянуться.

Высоко на южной стороне каньона послышался треск, и вокруг что-то зажужжало, будто насекомые. Какие-то штуки упали в снег. Высокая силта негромко выругалась и увлекла Марику наземь.

– Лучше найди в себе хоть сколько-нибудь сил, Хлес, – проскрежетала старуха.

– Тащите старуху на берег! – рявкнула высокая силта Грауэл и Барлог. – Спрячьте ее за чем-нибудь. И все тоже спрячьтесь.

Она закрыла глаза и напряженно сосредоточилась.

Треск не прекращался.

– Что это? – спросила Марика, когда они с охотницами добрались со своей ношей до северного берега.

В сумерках послышался новый звук – рокот, сперва негромкий и медленный, но он быстро нарастал, пока окончательно не заглушил треск.

– Смотрите! – прорычала Грауэл, показывая на самую крутую часть южного склона.

Весь склон пришел в движение – деревья, камни, снег.

– Быстрее! – рявкнула высокая силта. – Уходим как можно дальше, пока не зацепило краем!

Ее тон убедил сильнее, чем слова.

Треск прекратился.

Снег катился вниз. Рев его звучал подобно концу света для щены, никогда не слышавшей чего-либо столь громкого. Она присела за валуном, дрожа и трепеща перед величием природной стихии.

Марика взглянула на силт. Обе, похоже, были потрясены до глубины души. Старуха, не обращая внимания на раны, не сводила недоверчивого взгляда с ближайших мертвых кочевников.

– Как им это удалось, Хлес? – наконец спросила она. – Пока они не атаковали, ничто даже не намекало на то, что они там.

– Они преследовали нас с первой ночи, – не глядя на нее, сказала Грауэл. – Прятались на склонах и тропах, выжидая удобную минуту. Они ждали, когда мы поведем себя беспечно. Что почти и случилось. – Она пнула валявшийся рядом труп. – Это самые сытые кочевники, которых мне доводилось видеть. И лучше всего одетые. Но при этом совершенно неопытные. Они могли бы трижды нас убить.

Она посмотрела на силт, но те молчали. Высокая все так же глядела на склон, откуда сошла лавина. Все еще слышались крики на диалекте, но с каждым разом все дальше.

Барлог, дрожа, стряхивала снег с дохи. Умирая, лавина все же зацепила ее и свалила наземь.

– Кто-нибудь из вас пострадал? – спросила высокая силта у Грауэл.

– Только ссадины и синяки, – ответила Грауэл. – Ничего серьезного. Спасибо.

Слова ее застигли высокую врасплох. Та кивнула:

– Нам придется нести старуху. Я не целительница, но, полагаю, у нее сломаны ребра и нога.

Барлог сама осмотрела раненую:

– Так и есть.

Они с Грауэл срубили мечами шесты, из которых сделали волокушу. Положив на нее старую силту и свои мешки, они тащили ее по очереди, в том числе и высокая силта. Для каких-либо привилегий сейчас было не время. Марика помогла им позже, когда идти стало труднее и волокушу приходилось перетаскивать вокруг препятствий.

Грауэл и Барлог считали, что кочевники за ними больше не наблюдают.

– Как им удалось к вам незаметно подкрасться? – спросила Марика, бредя следом за высокой силтой.

– Не знаю, щена.

Она вглядывалась во тьму усерднее любой охотницы. Марика вдруг поняла, что силте страшно.

III

Кочевники больше не доставляли хлопот. Впрочем, и без врагов проблем хватало. Из-за погоды, голода и, как результат, нарастающей слабости переход превращался в сплошное мучение. Марика переносила тяготы пути лучше, чем спутницы. Она была молода и вынослива и не тратила слишком много сил на волокушу.

И потому, когда пришло время сделать привал, основная часть трудов по обустройству укрытия легла на ее плечи. Грауэл и Барлог настолько вымотались, что могли лишь поддерживать огонь и помешивать похлебку в полупустом котелке. Рыча, они обвиняли друг друга в том, что им не хватило ума ограбить кочевников. Замечание высокой силты, что у кочевников не было при себе ничего, кроме оружия, нисколько не остудило их спор.

Меты плохо переносили голод. Марика уже чувствовала, как в душе ее шевелится граукен. Она взглянула на спутниц. Если и впрямь дело дойдет до крайности – на кого они набросятся? На нее или на старую силту?

Переход, рассчитанный на два дня, затянулся уже на пять.

– Сколько нам еще идти? – спросила Марика у высокой силты. – Наверняка уже совсем недалеко.

– Еще пятнадцать миль, – ответила силта. – Четверть пути. Самая худшая. Через пять миль нам придется сойти с реки на лесные тропы. Слишком много стремнин, где река не замерзает.

Пятнадцать миль. Если двигаться в том же темпе, в каком они шли после ранения старухи, топать придется три дня.

– Не отчаивайся, щена, – сказала силта. – Я наступила на горло собственной гордости и коснулась разума тех, кто наблюдает за нами в Акарде. Они идут нам навстречу.

– Когда они появятся? – единственный раз за все время разговора подала голос Грауэл.

– Они молоды, здоровы и сыты. Скоро.

«Скоро» случилось через полтора дня. Казалось, случилось все, что только могло пойти не так, включая лавину, которая завалила тропу, вынудив идти в обход. Из каждой пары глаз смотрел граукен, которому требовался лишь легкий толчок, чтобы вырваться на волю. Но в конце концов они встретили силт в восьми милях от крепости и отпраздновали это событие пиршеством, какого Марика за свою юную жизнь еще не знала.

После этого холод и снег могли бы стать лишь небольшой помехой. Меты с набитым брюхом обычно готовы бросить вызов чему угодно. Но они слишком долго голодали и страдали от холода, и силы их угасали.

Марика не видела Акард снаружи: когда они приблизились к каменной крепости, небо затянуло густыми тучами и не взошла ни одна луна. На размеры и форму крепости намекали лишь мельком увиденные огни. Но к тому времени ее ничего не интересовало, кроме желания, чтобы путешествие наконец закончилось. Она уже не верила, что доберется до цели.

Путь от стойбища Дегнанов занял десять ночей, в основном пришедшихся на последние двадцать миль. Несмотря на набитый живот, Марика настолько устала, что пришедшим на помощь силтам пришлось ее тащить, и это притом, что она была в лучшей форме, чем спутницы. Она надеялась, что путешествовать зимой ей больше не придется.

Ее принесли в каменное помещение, и она рухнула без сил, даже не задумываясь о том, насколько кошмарнее чувствовали себя спутницы. А они, между тем, едва не умерли, и последние несколько дней их тоже пришлось нести. Она вообще ни о чем не думала, кроме окутавшего ее мягкого тепла и сна.

Сон, однако, не обошелся без неприятных моментов. Ей снился Кублин – одинокий, напуганный, раненый, брошенный всеми, в окружении странных недружелюбных морд. Сновидение было совершенно бессмысленным. Во сне она скулила и плохо выспалась.

Четыре дня на Марику никто не обращал внимания. Казалось, будто она некая помеха, которую силты предпочитали не замечать. Она ела, спала, а когда наконец пришла в себя настолько, что в ней пробудилось любопытство, начала бродить по нескончаемым каменным залам, чувствуя, как удивление сменяется ошеломлением, благоговейным трепетом, страхом, отвращением и потерянностью. Это было чудовищных размеров логово – естественно, из камня, – окруженное высоким каменным частоколом. Архитектура его выглядела чуждой, и некому было объяснить, почему все здесь именно так, а не иначе. Немногие меты ее возраста, которых она встречала, постоянно куда-то спешили, были заняты или попросту презирали оказавшуюся среди них дикарку.

Крепость стояла на известняковом мысу, нависавшем над слиянием рукавов Хайнлин. От основания уходили вниз на шестьдесят футов каменные утесы, а стены ее высились на шестьдесят футов над фундаментом – отвесные и гладкие, идеально отремонтированные, но выглядевшие невероятно древними. Вдоль верха шла широкая дорожка, защищенная каменной оградой, походившей на нижнюю челюсть, в которой выбили каждый второй зуб. Вся крепость была построена в форме большого квадрата с прикрепленным к нему острием, указывавшим вниз по течению реки. На стенах всегда стояли охотницы. Впрочем, в ответ на вопрос Марики они признались, что на их памяти Акарду ничто не угрожало.

– И все же, – сказала одна, с большим запасом терпения, – зима была суровой, а северяне не отличаются наличием мозгов. Им вполне может взбрести в голову явиться.

– Вряд ли они настолько глупы, – заметила Марика. – Но явиться они и в самом деле могут. Посмотрят и уйдут. Стойбища – куда более легкая добыча.

– Несомненно. Тем не менее ходят слухи, будто кочевников уже видели в Верхнем Понате.

Марика отступила на шаг, недоверчиво наклонив голову:

– Слухи? Ты не знаешь, почему мы с охотницами сюда пришли?

– Тебя привели, потому что у тебя дар силты.

– Я пришла, потому что мне больше некуда было идти. Кочевники истребили всю мою стаю, кроме двух охотниц, что пришли со мной. Точно так же, как и несколько других стай и стойбищ до нас. В ближайших окрестностях. В Верхнем Понате их десятки сотен. И сотни погибли в нашем стойбище.

Охотница ошеломленно уставилась на нее:

– Сестры бы такого не допустили.

– Правда? Судя по тому, что я видела, пользы от них было немного. Ну да, прикончили верлена, возглавлявшего кочевников. И – убили тех, кто грабил наше стойбище, но ничего не сделали, чтобы освободить от захватчиков остальной Верхний Понат.

– Верлен, – пробормотала охотница. – Ты сказала – верлен?

– Да. Очень сильный. Силты говорили, он был столь же могуществен и хорошо обучен, как и они сами. – Почувствовав, что рассказ заинтересовал собеседницу, Марика добавила: – И еще с ордой кочевников были силты. Моя мама убила одну. Высокая сестра, которую другая называла Хлес, принесла ее плащ и оружие.

От внезапной мысли Марика отвернулась и уставилась на долину восточного рукава. Ее озадачивало, почему кочевники преследовали их по пути к крепости, хотя у них нечем было поживиться. Если только… Высокая силта вела себя так, будто дубинка и плащ представляли собой великую ценность.

Возможно, так и было, по каким-то непонятным Марике причинам. Кочевники пытались добраться до дубинки и мешка высокой силты.

Марика уже поняла, что жизнь среди силт будет не столь проста, как в стойбище. Похоже, здесь все руководствовались мотивами столь же туманными, как и у Похсит.

Охотницы, патрулировавшие стены и наблюдавшие за снегами, называли себя часовыми – новым для Марики словом.

Она узнала много новых слов, которые теперь слышала достаточно часто. Еще одним было «цитадель». Меты Акарда называли его цитаделью, бастионом, который принадлежал общине силт под названием Рюгге, с центром в далеком южном городе Макше.

Еще больше новых слов обрушилось на Марику, когда она обнаружила центр связи.

В конце крепости, находившемся вниз по течению, на острие стрелы, стояло большое высокое дерево из металла. Марика обнаружила его на второй день блужданий. Оно выглядело так, будто какой-то извращенный художник пытался изобразить мертвое дерево. На десятке его главных ветвей крепились проволочные тарелки, развернутые на юг, а за каждой из них – тарелка побольше из сплошного металла. Из главных ветвей росло множество ветвей поменьше, величиной с саженец. Каждый дюйм металла блестел в солнечных лучах. Снег не прилипал к металлическим веткам так, как к деревьям в лесу.

Внизу перед сумасшедшим деревом располагалась одна огромная тарелка, направленная к небу над южным горизонтом. Иногда эта тарелка поворачивалась, словно голова следящей за проворной дичью охотницы.

Что это могло быть? Вопрос озадачивал щену из Верхнего Поната, считавшую использование такого количества металла для столь необъяснимой цели по меньшей мере преступлением. Ей стало интересно, знают ли об этом Грауэл и Барлог, которые уже бывали раньше в крепости и наверняка разгадали некоторые тайны. Стоило постараться более настойчиво выяснить, где они сейчас приходят в себя.

Судя по всему, Грауэл и Барлог держали отдельно. Она не видела их с тех пор, как они пришли в крепость. Никто не хотел говорить, где их лечат. Когда она попробовала воспользоваться своим замечательным даром, чтобы найти охотниц, что-то ей помешало.

Марика сомневалась, что в крепости Акард ей понравится.

Ей не нравилось, как охотницы из крепости раболепствовали и пресмыкались перед силтами. И она знала, что, когда силты потребуют того же самого от нее, дело закончится столкновением эпических размеров.

Спустившись к металлическому дереву, она побродила вокруг, но не нашла никаких объяснений тому, что видела. Или чувствовала. У нее кружилась голова и путались мысли. Ей потребовалось сосредоточиться до предела, чтобы отойти подальше, где уже было легче.

Похоже, ее тайные способности пребывали в полном беспорядке. Что случилось? Неужели она наткнулась на некую великую магию, которой так боялись силты?

Глава восьмая

I

Марику неудержимо влекло в неизведанную часть крепости, приводившую в смятение ее разум и способности. В тот день она возвращалась еще три раза, и трижды ей становилось нехорошо. На третий раз стало настолько плохо, что ее едва не стошнило.

В последний раз все оказалось не так, как раньше, и странное ощущение было намного сильнее.

Она прислонилась к стене в попытке удержать в себе недавно съеденный ужин, тяжело дыша и подставив пылавшую жаром морду прохладному северному ветру. В конце концов она сумела взять себя в лапы и двинуться дальше.

Марика нырнула в первую же дверь, которую увидела. В помещении голова кружилась не так сильно.

Она остановилась, услышав впереди незнакомые голоса. Вокруг нее мерцали удивительные огни – не дававшие пламени и необжигавшие, когда она проводила рядом с ними пальцем. Неподвижные, постоянно горящие огни, твердые на ощупь, – она все же решила до них дотронуться. Что за колдовство?

Марика всерьез забеспокоилась. Ей говорили, что она может ходить куда хочет и смотреть что захочет. Но у силт наверняка имелись свои ритуальные места, примерно как у самцов и охотниц в стойбище, и вряд ли туда пускали посторонних. Может, и тут такое место? Она испугалась, что помешает силтам совершать черные обряды, которые уже казались по-настоящему мрачными, как и опасались ее соплеменники.

Любопытство все же победило страх, и она прошла еще несколько шагов, ошеломленно озираясь. Помещение, в котором она оказалась, не походило ни на что виденное прежде. В нескольких ярдах от нее среди устройств, чье назначение Марика не могла себе даже вообразить, ходила мета в синем халате. У некоторых приборов имелись окошки, внутри мерцал призрачный серый свет, и из них доносились голоса. Но мета в синем халате им не отвечала.

Дьяволы. Окошки наверняка вели в подземный мир, или загробный мир, или… С трудом подавив панику, она подошла еще на несколько шагов к ближайшему призрачному порталу.

Марика в замешательстве нахмурилась. Из окошка слышался голос, но по другую сторону никого не было. Виднелись лишь некие завитушки, выстроившиеся аккуратными колонками, будто страница из книги с белыми буквами на черном фоне.

Страница замерцала, и ее сменила другая. Появился новый набор завитушек, некоторые менялись на глазах у Марики. Судорожно вздохнув, она подошла еще ближе и наклонилась, чуть не уткнувшись носом в окошко.

Мета наконец ее заметила.

– Привет, – сказала она. – Ты, должно быть, новая сестра?

Марика подумала, не стоит ли сбежать.

– Не знаю, – ответила она, чувствуя, как пересохло в горле.

Она сама толком не понимала, каково ее нынешнее положение. Некоторые меты в крепости в самом деле называли ее сестрой, но она не знала почему. Ни у кого не нашлось времени, чтобы объяснить, хотя она знала: слово «сестра» значит тут вовсе не то же самое, что дома, – другая щена, рожденная той же матерью. Никто из здешних мет, похоже, не состоял друг с другом в родстве ни по крови, ни по стае.

Их общество вообще не походило на стаю. Иерархия и взаимоотношения выглядели крайне запутанными. Пока что ей точно удалось понять: главные здесь – те, кто носят черное. А все остальные подчиняются им посредством замысловатого набора обрядов, судя по всему довольно бессмысленных.

– Что это за место? – спросила Марика. – Оно священное? Я чему-то помешала?

– Это центр связи, – ответила мета, которую, похоже, забавлял разговор. – Он священен лишь для тех, кто жаждет новостей с юга. – Казалось, будто она сейчас удачно пошутила и теперь жалеет, что дикарка не в силах оценить шутку. – Ты ведь из того стойбища в Верхнем Понате, которое уничтожили кочевники?