Облако как я. История одной боли

Энже Фарс

Облако как я. История одной боли

Я как облако в миг равнодушного таянья,

Я храню еще отблеск последних лучей,

Но во мне уже нет ни надежд, ни раскаянья,

Ни тревоги земной, только холод отчаянья,

Тишь сознанья, что мне не сверкнуть горячей.

Я громами смеялся во мгле отдаления,

Я вкруг молнии пел перекличкой громов,

Я земных научил красоте исступления,

Свежей влагой поил и пески и растения,

Я был чудом для душных немых теремов.

Есть безгласность и тишь у преддверия Вечности,

Есть слова, что живут, но без речи, не тут.

Есть полет облаков, переливы их млечности,

Есть минутный восторг, есть покой Бесконечности,

И красивы цветы, что весною цветут.

Далеко, далеко, над высокими кручами,

Ходит ветер, туман собирая кругом.

Мир упьется созвучьями, снова – могучими,

Ходит ветер, и весело грезит он тучами.

Я над ветром. Один. Я забыл обо всем.

К. Бальмонт. Я как облако

Глава 1. Попутчик

Я сел в поезд, который должен был увезти меня домой, к моей семье. Было лето. Самое что ни на есть знойное лето, когда в воздухе висит жар и кажется, что нечем дышать. Меня не было дома два дня. Это была скучная, заурядная поездка на удаленные объекты нашей компании. Обычная и на самом деле никому не нужная командировка, в которой сгорели еще два дня моей жизни.

Я смотрел в окно и думал об одном-единственном: «Зачем?»

Зачем я еду? Зачем мне эта работа? Зачем я сегодня встал в шесть утра? Зачем принял душ? Зачем почистил зубы? И зачем, наконец, я задаю себе все эти вопросы? Я был погружен в себя, вспоминая свою уже достаточно долгую (к тому моменту мне исполнилось тридцать девять) жизнь. Пытался вспомнить какие-то события, значимые для меня. Они то представлялись в мельчайших деталях, то размывались, как краски на листе бумаги, на который попала вода. Наверное, так бывает с каждым. А когда выходишь из такого состояния, кажется вдруг, что ты только что просмотрел свою жизнь (точнее ее отрывки) в быстрой перемотке. И как-то не по себе становится от всего увиденного. Как-то пусто… Что-то ты как будто пропустил. «Невыносимая легкость бытия», – как сказал один известный писатель; безнадежная пустота.

Поток моих мыслей прервался звуком открывающихся дверей купе. Первая мысль, которая посетила меня тогда: «О, нет!» Я так любил ездить один, так надеялся в этот раз спокойно проехать пять часов без каких-либо собеседников. Просто ненавижу все эти разговоры на общие темы, когда тебе абсолютно неинтересно, но надо поддерживать видимость беседы хотя бы из вежливости. Кому надо? А ведь многие в таких «беседах» проводят едва ли не треть своей жизни. Мурашки пробежали по коже, когда представил, что сейчас опять придется надевать маску и прикидываться добродушным и приветливым попутчиком. Знаете, иногда эту маску так крепко натянешь на лицо, что потом сводит все мышцы, и начинается головная боль. Может, это только у меня бывает… Мама говорила мне, что я удивительный лицемер, что могу улыбаться человеку, когда на дух его не переношу. А кто не лицемер? Это все воспитание. Маленькие дети искренние. Если им кто-то не нравится, они ни за что не будут ему улыбаться. Но мы, взрослые, прививаем им правила этого проклятого хорошего тона, что со всеми нужно быть вежливыми. А потом вот получаем толпу лицемеров.

Я уже приготовил свою маску любезности и уже почти надел ее. Но моим попутчиком стал совсем не тот человек, которого я приготовился увидеть. Я ожидал женщину лет пятидесяти, которая со слезами радости на глазах будет рассказывать мне о только что родившемся внуке и о том, какую она ему связала кофточку или какой сшила пледик. И, может быть, даже будет показывать. А мне придется умиляться и улыбаться. Или это мог быть мужчина за семьдесят, который бы начал рассказ со слов: «Сынок, а вот в наше время…»

Но все мои ожидания не оправдались. В купе зашел молодой симпатичный (как я могу судить со своей мужской точки зрения) парень. Я даже сначала не смог разобрать его внешность и того, во что он был одет. Только уловил первое впечатление от его появления. Когда ранней весной открываешь окно, и в дом врывается свежий ветер, которым хочется дышать ежесекундно, который хочется пить. Этот ветер как будто сулит обновление, дарит надежду на исполнение мечты. Это больше, чем просто поток воздуха. Как в диснеевских мультиках, когда добрая волшебница махнет палочкой, и появляется россыпь блестяшек, следующих за этой палочкой. И эти блестяшки готовы подхватить тебя и отнести в страну, где ты, наконец, найдешь свое счастье. Вот примерно такое ощущение возникает от весеннего ветерка, и такое ощущение возникло от человека, который вошел в мое купе.

Из вещей у него был только рюкзак за плечами. Он поздоровался и совершенно естественно, без какого-либо напряжения сел на диван. Так садятся, когда приходят домой, когда тебя никто не видит и когда можно не думать о позе, которую ты займешь.

Он достал из рюкзака бутылку воды и большими глотками выпил почти половину. А потом произнес такое: «А-а-ах». Когда утолишь жажду, всегда хочется издать такой звук. Но обычно в обществе мало кто себе такое позволяет. А он позволил. Он как будто не стеснялся показать, что вода принесла ему настоящее удовольствие. Это было как-то странно. Но в глубине души я позавидовал ему. Он может себе такое позволить. А я нет. Если я даже этого не могу себе позволить, то как я вообще могу быть счастлив?

Он не торопился начинать разговор, как это делает большинство попутчиков. Он смотрел в окно. Поезд, наконец, отправился. Мы выехали за пределы города. Только тогда он спросил:

– Далеко едете?

– Домой, – односложно ответил я. И сам удивился, сколько обреченности было в одном этом слове. Как все-таки много сокровенного может выдать интонация. Хорошо, что большинство людей не слышат разницу интонаций и не могут увидеть чувств, которые прячутся за слегка измененным темпом речи или слишком растянутыми гласными. Здесь без интуиции не обойтись. Но мой собеседник, похоже, все понял. Он опустил глаза, будто в знак сочувствия мне. Может, мне только показалось. Он молчал минут пять, затем начал говорить.

– Я фотограф, по работе приходится много ездить, выполняю разные заказы. И как-то мне довелось фотографировать персики для очередной рекламы натуральных соков. Знаете ли, снимать неодушевленные предметы нелегко. Ты же не скажешь им: «Покажи мне свою чувственность, так, еще… И так далее». Приходится самому находить то живое, что в них есть. И после целого дня, проведенного с персиками, я вдруг понял: люди – те же персики. Некоторые пахнут отменно, так зазывающе, прямо как некоторые особо привлекательные женщины. Другие отлично сложены, у них прекрасные ровные упругие формы с красно-желтыми переливами. Такие персики пользуются самой большой популярностью. Но как раз они и приносят больше всего разочарований. Попробуешь на вкус – трава.

Я смотрел на него, и мне казалось, что у меня даже расширились глаза и увеличились зрачки. Что он несет? Первому встречному рассказывает про какие-то персики, сравнивает их с женщинами. Но молодой человек не видел ничего странного в этом и продолжал.

– Но дело в том, что, как бы ни был прекрасен с виду персик, внутри всегда есть косточка. Иногда кажется, вот этот так хорош, что, может, в нем не будет косточки, и я съем его целиком. А косточка есть всегда – это страхи и сомнения, которые человек прячет подальше, чтобы никто их не видел. И рано или поздно эту косточку находят. Влюбленность – это и есть очарование персиком, его запахом, тем моментом, когда ты впервые его надкусил. Но стоит провести с ним чуть больше времени, и ты начинаешь разочаровываться. Чем ближе к косточке, тем менее приятный он на вкус.

Я стал понемногу вникать в смысл его бредовых слов и находить в них даже какой-то смысл.

– А что тогда любовь? – спросил я.

– Это доверие и терпение. Сквозь мякоть и первичное очарование пробраться к сердцевине персика и аккуратно достать из косточки ядро. Посадить его в благодатную почву и вырастить новые персики. Но, согласитесь, многие понадкусывают кучу персиков, а до сердцевины так и не доберутся. Как дело доходит до косточки, очарование сменяется разочарованием, персик в помойку, и вперед на рынок за новой партией.

– И что же с этим делать?

– Великие умы написали сотни томов, отвечая на этот вопрос. Вы думаете, я знаю ответ? Я тоже ищу ответ. Мы все его ищем. Просто некоторые забывают на полпути, что ищут. Наполняют свою жизнь чем угодно: суетой, карьерой. Так дело доходит до старости. А там уже не до персиков. Некоторые старички кусают локти, вспоминая свою юность. Но большинству кусать локти не позволяет радикулит, и они просто превращаются в телевизоры.

Мы молчали. Я находился в легком шоке, это не тот разговор, которого я ожидал от миловидного парня. Ему едва перевалило за двадцать. А он уже так смело выражается вслух о вещах, о которых я боюсь даже начать думать. Если бы я не видел его, я б сказал, что ему за сорок, и он уже повидал жизнь. Но я его видел, и это еще больше вводило меня в ступор.

Пока он рассказывал про эти свои персики, я успел немного рассмотреть его. У него были болотного цвета глаза, непослушные волосы длиннее положенного, прямой нос. Но не это запомнилось больше всего. Неприлично мужчине смотреть пристально на другого мужчину, но как ни странно, самое глубокое впечатление оставил его рот. У него был свободный рот, если можно так сказать. Мягкие податливые губы, с которых удивительно легко слетали слова. Бывают такие рты у людей, как будто их застегнули на застежку-молнию. С таких уст точно не слетит ни одного лишнего слова. А у него – наоборот. Он не боялся слов. Он не страшился сказать что-то не то. Он просто говорил то, что думал. Я бы тоже хотел так попробовать когда-нибудь. Ох уж это «когда-нибудь». Мы все откладываем именно туда. Глупо. «Когда-нибудь» может и не наступить.

Поезд остановился, и меня выбросило из моих мыслей, как из моря волна выкидывает щепку на берег. Следующая остановка моя. Мой попутчик о чем-то глубоко задумался или замечтался. Я хотел, чтобы он еще что-нибудь рассказал, но одновременно боялся этого. Я боялся, что он может сказать слишком многое, произнести слова, после которых я уже не стану прежним. Я вышел из купе и остаток дороги провел в вагоне-ресторане. Когда я вернулся за своим чемоданом, моего попутчика уже не было. Мне на секунду показалось, что его вообще не было, что он не заходил в мое купе и не рассказывал мне о персиках и что я схожу с ума.

Но на столе лежал забытый билет, который скромно указывал на то, что все это мне не причудилось. Рядом лежала визитка моего недавнего собеседника. Его звали Стив.

Глава 2. Жена

Я зашел в свой двухэтажный унылый дом. Когда мы с женой его купили, он виделся мне таким многообещающим, таким красивым, таким просторным. А теперь… Он оказался не таким уж идеальным, мне вновь и вновь приходилось искать деньги на ремонт. Все равно что лечить престарелую бабульку, которая то ногу сломает, то зубы потеряет, то забудет, как ходить в туалет. Полная безнадега. Я даже описывать его не хочу – так он мне надоел.

Меня встретила у двери моя жена Сьюзен. Она попыталась изобразить радость встречи и обнять меня, я тоже попытался, но получилось плохо. Если бы я увидел такую сцену в кино, я бы крикнул: «Не верю!» Мы были женаты уже десять лет. «Это ведь не срок», – скажете вы. Но бывает, что за один день переживешь столько всего, что хватило бы на целый сериал. Меня всегда умиляли до тошноты статусы молоденьких девушек в соцсетях. У одной: «Мы уже год вместе». У второй: «Полгода в раю» и прочее. И меня всегда занимала мысль: может, это желание спрятаться в этих статусах от реальности? Или это неискоренимое женское стремление к розовым сопливым сказкам? Они и вправду не видят этих заноз, которые появляются в отношениях, или видят, но не хотят замечать? А, может, видят, замечают, но делают вид, что им не особенно больно?

Занозы, как ни странно, накапливаются, никуда не исчезают. С ними приходятся что-то делать: либо учиться жить с ними, либо замалчивать, делая вид, что все как прежде, как в первые дни знакомства. Я знал одну пару и наблюдал со стороны, как развивались их отношения. Супруга выкладывала а-ля семейные фото в социальные сети даже тогда, когда они с мужем уже не спали вместе больше двух лет, а их брак катился по наклонной в самую пропасть. Но тем не менее на фото вас ждали счастливые лица двух сладко влюбленных родителей и их прекрасных детей.

Грустно… Это уже не просто маска на свое лицо, это уже маска на целую семью. Как дети должны чувствовать себя в таких условиях? Сколько родителям удастся притворяться? Может, в течение дня невозможно заметить подвоха, и только в ночное время, если хорошенько прислушаться, можно уловить из спальни тихие женские всхлипы. Но все отлично… Мы улыбаемся. Кому только, к черту, нужны эти фальшивые улыбки? Вот и в моем браке все было точно так же…

Когда я захотел жениться, то я искал недолго. У меня была скромная подружка еще со студенческих лет, иногда по пьянке бывал «дружеский секс» без всяких обязательств. Мы могли посмеяться, попить пива, сходить в кино, потом не видеться месяц-другой. А потом опять пересечься. Она не была надоедливой, не звонила и не писала первая. Но всегда, когда я про нее вспоминал, она с радостью соглашалась на свидание. Кто знает, может, она ждала неделями моего звонка. Я не спрашивал, мне это было неинтересно.

При встрече с ней я чувствовал себя нормально, в ее присутствии я не надевал маску, мне было просто лень. Как она выглядела? Меня всегда занимало, когда в художественных книгах писатели умудрялись посвятить целые страницы описанию внешности какой-нибудь героини. «…Ее волосы, точно потоки раскаленной лавы, стекающей по растрескавшейся земле… Ее глаза, как два глубоких колодца, сулят утоление жажды, но если ты по неосторожности перевалишься через ограду, тотчас же шлепнешься в ледяную воду; твои легкие парализует спазм, никто не придет тебя спасти, и ты неминуемо захлебнешься в этой холодной одинокой дыре…» В общем, это все не про мою супругу. Страсти не было, я не терял из-за нее сон, не мучился приступами ревности, не боялся потерять. Наверное, поэтому и женился на ней.

Прошел год, потом еще пять, у нас родились двое детей.

После каждых родов моя жена становилась все более «изношенной». Она отчаянно пыталась сохранить свою фигуру, но дряблый живот и осунувшееся неулыбающееся лицо выдавали ее несвежесть, про грудь даже не хочу говорить – дети ее съели, оставив мне пару сдутых шариков. Я мог заниматься с ней сексом только в полной темноте. Все наши разговоры крутились только вокруг детей, продуктов, памперсов. Все это навевало жесточайшую скуку. Я в отчаянии представлял, что так пройдет вся моя оставшаяся жизнь. Мне хотелось ветра перемен, острых ощущений. И я их нашел.

Встречи на стороне вдохновляли меня, вселяли надежду, я чувствовал себя сильным, желанным, красивым. Меня хотели, хоть десять минут, но это были мои минуты. Когда это случилось впервые, я, конечно, чуть не влюбился. Начал мечтать, как уйду от жены, как сделаю предложение моей новой подруге, мы поедем путешествовать в Европу и … будем жить долго и счастливо. Но потом моя подруга куда-то исчезала, а мне так не хотелось опять оставаться в пустоте. И я находил все новую, и новую, и новую…

Все эти мои случайные связи не вызывали у меня ни капли чувства вины. Странно. Ненормально, так не должно быть. Я возвращался домой после очередной девицы, принимал душ, обнимал жену как ни в чем не бывало, целовал детишек и со спокойной совестью ложился спать. Мне даже казалось, что наша семейная жизнь улучшилась, мое настроение было приподнятым, мне захотелось заняться собой, пойти в тренажерный зал, больше зарабатывать. Я начал строить планы о том, как куплю себе дорогую одежду, как поменяю свой авто на более престижный, чтобы производить еще более внушительное впечатление на моих новых подруг. Но в этих планах не было места моей семье. Я не видел их в своем будущем.

Сейчас я все чаще спрашиваю себя: «Неужели жена не видела, не чувствовала этих измен? Неужели она настолько глуха, слепа и нечувствительна, что не «учуяла» запаха измены?» Такое равнодушие тогда меня только еще больше раззадоривало, я был безнаказанным преступником, и это был драйв. Я продолжал и продолжал.

А потом я стал замечать, что особо не важно, с кем я на этот раз пересплю. Было ощущение, что я ношу в себе кого-то, какой-то родной образ женщины, а потом просто нахожу сносно подходящий под этот образ объект и передаю ему все необходимые черты. Вроде это называется проекцией. Да черт, как бы это ни называлось, я реагировал на всех более-менее аппетитных девиц в баре. И мне было плевать на чувства этих девок.

Когда мне совсем не везло и я не мог нигде подцепить подходящий объект, то тогда я уж совсем впадал в шизофрению и вытаскивал из своего прибежища свою женщину. Это прибежище, конечно, было в моей голове. Я придумал ее давно, наверное, в пору подростковых сексуальных бурь, когда мои сверстницы еще были прыщавыми подростками с длинными несуразными руками и ногами, а взрослые женщины пугали меня своей несвежестью.

«Моя женщина, мой ангел» – так я называл ее про себя – жила на берегу моря, которое тоже плескалось в моей голове. У нее было бунгало, огороженное со всех сторон света прочными деревянными стенами без окон и дверей. Бунгало было обращено к морю, и единственные окна и дверь были со стороны моря. Так мне казалось безопаснее. Отгородиться от всего мира, от всех людей, добрых и злых, от всей грязи и видеть только море каждое утро, день, вечер и ночь.

Она была одета в легкие белые материи, которые пахли сандалом и развевались от ветра, залетающего в бунгало. У нее была белоснежная комната, светлая и чистая.

Я приходил к ней тогда, когда мне становилось совсем невмоготу от сложностей этого мира. Так сладко было убегать к ней. Я представлял, как бегу по белоснежному песку, забегал в накатывающие волны. Капли воды подлетали вверх от моих движений, они обрызгивали меня, умывали, и я был счастлив. Я добегал до моего прибежища, видел там моего ангела, она была идеальна. Мы вместе выходили на террасу перед бунгало, садились на пол и долго-долго смотрели на волны. Она гладила меня по голове, ее руки были легки и волшебны, они забирали все мои тревоги, всю мою усталость. Мы почти ничего не говорили. А зачем говорить? Она и так все знала, ведь она жила в моей голове. Потом я провожал ее в дом, ложился с ней на ее белоснежную кровать, укрывал теплым пледом, гладил ее по золотым волосам, обнимал, и она засыпала. Я смотрел на ее прекрасное прозрачное лицо и уходил. Вы спросите, занимались ли мы сексом? Мне бы хотелось, но у меня никогда это не получалось. Мой мозг не давал мне этого сделать, ведь она была идеальна, она была ангелом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.