Тася Иванова. Тетрадь злоключений

Наталья Точилина

Тася Иванова. Тетрадь злоключений

Часть 1.

Как все началось

_______________________

Нет! Ну как вообще такое могло случиться? Это как во сне, когда вдруг обнаруживаешь себя посреди улицы совершенно голой. И это – вы только представьте! – произошло со мной наяву, на самом деле. Нет, все гораздо хуже. Я оказалась в чужой ванне. Без приглашения. Без одежды. И с экзотической регенерирующей маской на лице. Но даже этот позорище еще можно было пережить, если бы только…

Ладно. Буду рассказывать по порядку. – Действительно, куда мне торопиться? – Двенадцатый час ночи. Общественный транспорт уже не ходит. Наличных (да и безналичных) средств на такси у меня нет. И вот я плетусь пешком из центра города к черту на рога (именно там находится моя съемная квартира), в стотысячный раз вспоминая и в живописнейших подробностях прокручивая в голове свое сегодняшнее злоключение.

Ну да, я ведь обещала все по порядку. Итак, зовут меня Таисия. Все дело в том, что мои родители в молодости очень увлекались творчеством Ивана Ефремова. Да еще небольшой городок, в котором я родилась и проживала до самого недавнего времени, гордо именует себя Сибирскими Афинами. В общем, мама с папой посчитали, что это Знак, и нарекли свою младшую дочь, то есть, меня, Таисией. В честь знаменитой греческой гетеры. К сожалению, кроме имени, у нас с Таис Афинской мало общего. Пожалуй, только небольшой рост. Глаза у меня не серые, а обыкновенные, зелено-карие. Вместо густых локонов ниже пояса, коротко стриженные бараньи завитушки. Что касается дерзкого нрава и прекрасного медного загара – и здесь тоже вышел прокол. А еще – и это хуже всего – я выгляжу гораздо моложе своих лет. Вечно никто не воспринимает меня всерьез. До сих пор продавцы в магазинах говорят мне «ты», называют «девочка» и требуют паспорт при покупке алкогольных напитков. Короче говоря, все во мне самое заурядное. Вот почему я не люблю вспоминать о своей прославленной тезке и предпочитаю, чтобы меня называли просто Тася.

Желаете еще подробностей моей биографии? – Пожалуйста: Два года назад я окончила университет, престижный (в кавычках) филологический факультет. Кстати, я одна из немногих выпускниц этого факультета, у кого беспрерывное чтение в течение долгих пяти лет напрочь не отбило любовь к литературе. Поэтому, едва успев получить диплом (синий, не красный), я поспешила устроиться на работу в библиотеку. Моя мама считает, что это самая женская профессия. (Конечно, она ведь не карабкается целыми днями по стремянке, перетаскивая туда-сюда тонны книг!) Короче говоря, я добросовестно выдавала книжки читателям почти два года, пока однажды на презентации очередного занудного поэтического сборника не напилась шампанского и, совершенно неожиданно для себя, не написала заявление об уходе. Далее события развивались стремительно.

Каким-то странным образом в голове моей поселилась навязчивая мысль о том, что дальнейшую свою карьеру и жизнь я должна связать с волшебным миром киноискусства. До сих пор не понимаю, как эта идея могла прийти мне в голову, а, тем более, угнездиться там, но факт остается фактом – отработав в библиотеке положенные четырнадцать дней, я купила билет…

Нет, не в Голливуд. И даже не в столицу нашей Родины. Подробно изучив географическую карту, я отыскала на просторах нашей страны ближайший крупный центр киноиндустрии и направила туда свои стопы. В конце концов, это не так уж далеко. Всего 1853 км по трассе и 1400 км по прямой. Если не получится устроиться на киностудию, и закончатся деньги, то, при достаточном запасе питьевой воды и сухарей и при средней скорости пешехода 5 км/час, я вполне смогу добраться до дома всего за двадцать три дня. Это, учитывая время, отведенное на здоровый восьмичасовой сон. Ну а если в дороге начнет мучить бессонница, тогда у меня есть все шансы прибыть в Сибирские Афины уже дней через восемнадцать-двадцать. Вы понимаете, что в случае аналогичной критической ситуации в Москве, все заметно усложняется. (В первую очередь, конечно, потому, что я физически не смогу унести на себе нужное количество сухарей.) Что касается Голливуда, то его, скажу честно, я сразу не брала в расчет, поскольку плаваю неважно и преодолеть, разделяющий континенты Атлантический океан, вряд ли мне по силам.

Не буду вводить вас в заблуждение. Конечно, родители были не в восторге, но, мудро решив, что «ребенку нужно перебеситься», отговаривать от поездки не стали. Вот так! Я побросала в рюкзак любимые книжки, посадила в сумку-переноску кошку Жуку и села в поезд.

_____________________

Я влюбилась сразу в этот новый город. Такой большой. Такой немного суровый на первый взгляд. С совсем иным ритмом жизни. Казалось, люди живут здесь по каким-то особым правилам, совершенно отличным от тех, к которым я привыкла. И это мне нравилось.

Скажу сразу – мне крупно повезло. На киностудии как раз набирали группу для работы над новым мини-сериалом (на киношном языке это называется новый проект). Так вот, я выдержала жесточайшую конкуренцию и сумела убедить проводившего собеседование администратора группы в том, что я именно тот человек, который им нужен. И что, хотя пока я еще не написала ни одного сценария, но у меня масса свежих идей и творческих замыслов. Тут я уже не смогла удержаться и принялась расписывать Леониду (так звали администратора) свои «гениальные» идеи. Не успела я добраться даже до десятого пункта, когда Леонид вежливо кашлянул и сообщил, что, вне всяких сомнений, именно такой креативный, амбициозный и очень ответственный человек, как я, требуется им для работы на съемочной площадке. Ура! Теперь по двенадцать часов в сутки, шесть дней в неделю я работаю на киностудии… буфетчицей. Ну, или, как деликатно на американский манер назвал мою должность администратор группы, «кофе-girl».

Конечно, я мечтала не об этом. Я бы хотела писать сценарии и во время съемок сидеть на стуле возле режиссера, наблюдая, как актеры воплощают в жизнь мои творения, а вместо этого наливаю чай и кофе и выдаю съемочной группе обеды в пластиковых упаковках. Ну и что? Зато, когда раздается команда режиссера: «Мотор! Камера!» – и все вокруг затихают, я знаю, что в этот момент там, на съемочной площадке, происходит настоящее чудо. И я нахожусь здесь, совсем рядом.

Знаете, до того момента, когда я впервые очутилась на съемочной площадке, я даже подумать не могла, что такое большое количество людей задействовано в создании фильма. Это просто огромнейшая толпа народу: есть оператор и режиссер со своими многочисленными помощниками и ассистентами, рабочие, административная группа, бригада осветителей, есть те, кто отвечает за звук, пиротехнические эффекты, реквизит, костюмы, грим, ну и актеры, конечно тоже… Мне, человеку со стороны, незнакомому со съемочным процессом, поначалу казалось, что большую часть смены все эти люди просто прохаживаются по павильону, лениво перебрасываются шуточками, изредка переставляя что-то с места на место и делая пару кадров. Но помреж Элка объяснила мне, что это только видимость, а на самом деле, в то время, когда вроде бы ничего не происходит, и идет самая мощная интеллектуальная и творческая работа.

Признаюсь, когда я еще только представляла себя на киностудии, я почему-то всегда воображала, что буду участвовать в съемках какой-нибудь романтической мелодрамы, например, «Гордость и предубеждение» или «Джейн Эйр», ну или «Поющие в терновнике», на худой конец. Но Элка дала мне почитать сценарий, и оказалось, что наш сериал немного из другой оперы. Вернее, совсем из другой. Мы снимаем психологический триллер. Я вам сейчас расскажу: Если коротко, это история психа. То есть, главный герой – псих. В жизни он ведет себя как нормальный, но в голове постоянно в ярких красках прокручивает картины кровавой расправы со знакомыми и незнакомыми ему людьми. Наконец, в третьей серии, устав бороться с собой, он набрасывается на одну даму – знаменитого психиатра (естественно, наш герой этого не подозревает). Чудом уцелев, психиатричка, то есть, психиатр, помогает герою излечиться, и в последней серии они женятся. – Довольно милый сюжетик. Как вы считаете?

Короче говоря, несмотря на некоторые несовпадения моих золотых грез и суровой киношной реальности, я все равно пребывала в состоянии перманентной эйфории. Глазела на загримированных актеров, раскрыв рот, и, развесив уши, ловила каждое слово режиссера или болтала с кем-нибудь из группы. И вот, во время одной из таких бесед, Элка сообщила мне о том, что завтра из Москвы прилетает главный герой сериала.

– Кто, как ты думаешь?

– Ну и кто? – Я лениво зевнула, давая понять, что я прожженная киношница и на своем веку перевидала всяких актеров.

– Герман Орлов собственной персоной!

Герман Орлов!!! Супер крутой рок-музыкант. Фронтмен супер крутой маниакально-депрессивно-готической группы «Бездна». Мечта всей моей юности. Ах! Я расплылась в глупой улыбке и промычала:

– А-а. Да?

– Ты не знала, что он будет у нас сниматься?

– Действительно, большое упущение со стороны Евген Семеныча не доложить мне об этом.

(Евген Семеныч – наш второй режиссер. Он много лет проработал в кино. Говорят, у него целая куча всяких киношных наград. Но он нисколько не зазнается. Я никого добрее в жизни не встречала. Вот такой человек! Между прочим, это мнение всей группы).

Элка тем временем продолжала:

– Что бы завтра на себя такое напялить? Может, новые джинсовые шорты?

– А Гоша твой, что на это скажет?

(Гоша – элкин парень, тоже киношник, но работает сейчас на другом проекте).

– Вообще-то, Гоша в экспедиции. Но я уверена, он бы мне слова не сказал. – Она беззаботно рассмеялась.

– Опять я из-за этого Германа не высплюсь – Встряла в разговор ассистентка по актерам Наташка-зазнайка, или, в сокращенном варианте, «НЗ». Наташка старше нас с Элкой всего-то на несколько лет, но вечно напускает на себя такой снисходительно-высокомерный вид… И обращает на нас внимание только тогда, когда хочет выпендриться и утереть нам нос. – Придется ночью в аэропорту встречать. Не понимаю, почему все от него так пищат? Абсолютно не мой типаж.

– Хочешь, я съезжу в аэропорт вместо тебя? – Как бы в порыве благородства предложила Элка.

Но Наташка порыва не оценила и возмущенно захлопала наращенными ресницами:

– Конечно, нет! Это же моя работа!

В этот момент мимо нас пробегал администратор Леонид. (Он вечно куда-то спешит, зажав в одной руке рацию, либо телефон, а в другой – банку энергетика. Когда-нибудь для него это плохо кончится. Я имею в виду энергетики). Наташка потянулась, эффектно продемонстрировав все достоинства своей фигуры. Леонид засмотрелся на Наташку, в результате чего врезался в осветительный прибор, и был награжден отборнейшими ругательствами сначала от «светиков» (то есть, от ребят из бригады осветителей), а затем и от оператора.

Вообще, я заметила, что в кино нецензурно выражаются все, от режиссера-постановщика и до рабочего по площадке. Даже воображала-Наташка иной раз может завернуть такое… Но парадокс состоит в том, что самые заковыристые выражения не оставляют впечатления площадной брани, а напротив, звучат… Как бы получше выразиться – интеллигентно, что ли?

_______________________

Как выяснилось на следующий день, о том, как бы приукраситься к приезду Германа Орлова, ломала голову не только Элка, но и вся женская часть нашей съемочной группы. Конечно, в самом выгодном положении оказались костюмеры, потому что в их распоряжении была вся огромная костюмерная киностудии. Где-то глубоко в ее недрах они откопали и натянули на себя наряды в некоем странном авангардистском стиле, а-ля «мы – космические пришельцы», видимо, в тему последнего альбома «Марсианские сны». Реквизиторы нацепили огромное количество разнообразных бус, монист и подвесок и гремели и бренчали ими на весь павильон. Гримеры вышли из положения, воспользовавшись, предназначенными для актеров косметическими средствами. Художник по гриму Анжела Васильевна нанесла себе на веки тени шести разных оттенков синего цвета. Тени получились до самых бровей и даже кое-где немного выше и придавали ее глазам необыкновенную глубину. Помреж Элка, как и обещала, пришла в джинсовых шортах, вернее в джинсовых трусах, которые, чего скрывать, сидели на ней просто потрясающе и очень сексуально, и в свободной черной маечке на одной лямке с изображением Германа Орлова на спине. На открытом плече красовалась тату в виде потягивающейся кошки.

– Ну как я тебе? – Элка покрутилась, чтобы я лучше могла ее рассмотреть. – Герман будет сражен наповал? Эй, а что у тебя с лицом? Ты что, на тропу войны вышла?

– Это не я на тропу войны вышла, а кошка моя, Жука. Спала со мной на подушке, как обычно. Не знаю, что ей там приснилось.

– Да уж. – Элка присвистнула. – Видок у тебя еще тот.

И надо же было этому случиться именно сегодня! Жука во сне вцепилась когтищами мне в лицо и, прежде, чем я сообразила, что происходит, и спихнула ее с дивана, успела как следует меня разукрасить. В результате – три параллельно идущие царапины на щеке, и еще одна длинная и очень яркая на носу, от кончика и почти до самой переносицы.

– Может, марлевую повязку надеть, как будто, у меня простуда?

Элка покачала головой:

– Нет. С простудой тебя сразу же от буфета отлучат. Может, к гримерам обратиться? Они что-нибудь придумают.

– Ну не знаю. – Я с сомнением поглядела на Анжелу Васильевну.

– Или надеть на тебя паранджу. А что, ты будешь выглядеть очень загадочно.

Я почувствовала, что готова расплакаться. Сам Герман Орлов через час, или даже раньше, появится на площадке, и все будут разговаривать и кокетничать с ним. И ведь я бы тоже могла как-нибудь игриво улыбнуться, подавая чай или кофе. А теперь все пропало! Разве я могу в таком виде попасться ему на глаза?

– Погоди. Я попробую замазать тебя своим тональником. – Элка метнулась за косметичкой, но было уже поздно.

В туфлях на огромных каблучищах, разряженная в пух и прах, в павильон, словно пава, вплыла НЗ, а вслед за ней вошел ОН. Такой высокий, небрежно-стильный, в темной рубашке и в джинсах, трехдневная щетина, взъерошенные волосы… Как на сцене, или на обложках журналов, но только в миллион раз отпаднее. Наверное, в прошлой жизни он был каким-нибудь английским денди. О, я умру, если он увидит меня с этими жуткими царапинами на лице!

По закону подлости, Наташка, решив устроить рок-знаменитости ознакомительную экскурсию по павильону, направила свои каблучищи как раз в сторону буфета. Прятаться было некуда. Вот сейчас он заметит меня и, из вежливости, будет пытаться сдержать улыбку при виде индейской боевой раскраски на моем пунцовом лице. Или, наоборот, громко расхохочется. Или своим чувственным баритоном, который так приятно слушать, особенно в наушниках, отпустит какой-нибудь ужасно остроумный комментарий. Или…

Нет, конечно, ничего такого не случилось. Понимаете, он меня просто не заметил. Наверное, таким vip-персонам, как он, по статусу не положено замечать буфетчиц. Не то, чтобы Герман не посмотрел на меня. Нет, он, конечно, посмотрел, как глядят на кулер с водой, или, например, на стопку пластиковых стаканчиков. А потом, словно старую знакомую, приобнял Наташку за плечи, и они удалились.

Дура! Ну с чего я навоображала себе, что это будет судьбоносная встреча? Полночи проворочалась с боку на бок, представляя… Ну, в общем, что там рассказывать! Размечталась! Эта моя глупая эмоциональность! Во второй раз за утро появилось желание зареветь. Ну уж нет! Я взяла себя в руки и приняла волевое решение с этого самого момента всячески избегать, а при случайной встрече не замечать сноба и противного задаваку Германа Орлова.

___________________________

Сдерживать принятое решение удавалось целых пять дней. Это, кстати, оказалось вовсе не сложно, потому что после того единственного раза Герман Орлов своим присутствием мой скромный буфет больше не освящал. Чай и кофе ему таскала Наташка-зазнайка, а на обед рок-звезда обычно отбывал на предоставленном кинокомпанией автомобиле в какой-нибудь близлежащий ресторан.

Правда, совершенно игнорировать тот факт, что в нашем сериале снимается мега рок-звезда Орлов, я не могла, потому что Элка, а также все гримеры, костюмеры и реквизиторы, как только выдавалась свободная минутка, считали своим долгом поделиться последней информацией со съемочной площадки. Например, о том, что ради съемок, Герман решил сделать перерыв в своей музыкальной деятельности и на время переселиться из столицы в нашу глубинку. И что скоро к нему присоединится его девушка, а по совместительству наша главная героиня (та самая психиатричка) – Марианна. Кроме того, Элка по секрету сообщила мне, что НЗ, хотя и выпендривалась и уверяла всех, будто Орлов вовсе не ее типаж, теперь нахально с ним флиртует, доводя тем самым до белого каления администратора Леонида. А девчонки-костюмеры Дина и Кася рассказали, что видели Германа без рубашки, когда он переодевался, и что у него обалденная фигура. И буквально все в один голос утверждали, что он «ужасно милый» и «просто прелесть». Что касается меня, то с приездом Германа Орлова работы у меня значительно прибавилось, поскольку на площадке теперь постоянно присутствовали представители средств массовой информации. Также периодически в павильон удавалось просочиться поклонникам группы «Бездна». В святая святых – к месту съемки – по приказу режиссера Юлия Валериановича никого не допускали, поэтому практически все время фанаты и журналисты толклись у буфета, распивая чаи, в ожидании, когда тиран-режиссер отпустит артиста на перерыв.

И вот наступил шестой день холодной войны, которую я в одиночку вела с Германом Орловым! По плану у нас стоял выезд на натуру, так что с утра все суетились и паниковали, носились туда-сюда с кофрами, мешками, коробками и котомками и перекладывали их с места на место. И все равно, прибыв «на натуру», в какой-то заросший заброшенный парк, вдруг обнаружилось, что самые необходимые коробки и котомки остались на студии. Порядок съемки сцен пришлось менять. Юлий Валерианович готов был рвать и метать. Короче говоря, обстановка на площадке стояла нервозная. Даже когда весь забытый скарб прибыл-таки на площадку, напряжение не пропало. Прискакавшая на обед Элка шепотом сообщила, что снимается очень серьезный эпизод с главным героем, и режиссер никак не может найти правильное решение сцены.

– Одиннадцать дублей уже сняли. – Обедавшая неподалеку Наташка драматично закатила глаза, поперхнулась куском отварного картофеля и закашлялась.

– Может, после обеда на него снизойдет вдохновение? – Попыталась я подбодрить подругу.

– Я даже представить боюсь, на что может вдохновить этот кинокорм. – Снова влезла прокашлявшаяся Наташка.

Мне, конечно, было ужасно любопытно узнать, что это за серьезная сцена, которую никак не может одолеть наш герой, но тут Евген Семеныч объявил в мегафон, что обед окончен. Элка умчалась на площадку, а я принялась не спеша собирать в мусорные пакеты, разбросанные то тут, то там, пустые пластиковые коробки из-под еды.

Признаюсь, иногда – совсем не часто – случается так, что меня «уносит». Ну, то есть, я как бы задумываюсь, погружаюсь, или улетаю куда-то, и совершенно отключаюсь от реальности. В этот раз, по-видимому, меня «унесло» гораздо дальше, чем обычно. Ибо моя рация (да, у меня, как и у остальных членов группы, тоже есть рация) буквально раскалилась от призывов второго режиссера:

– Тася, ты меня слышишь? Принеси на площадку воды! Тася, как слышишь? Срочно принеси на площадку воды!

Естественно, первой моей мыслью было, что произошла страшная катастрофа. Может быть, вспыхнул пожар, и Евген Семеныч призывает меня броситься на борьбу с всепожирающим пламенем? Или пересоленный обед вызвал массовое обезвоживание организмов, и второй режиссер, собрав последние силы, подает мне сигналы, чтобы я принесла воды и спасла группу от неминуемой и мучительной смерти? Держа в зубах упаковку стаканчиков, а в руках пятилитровую бутыль с водой, я, сломя голову, бросилась на площадку.

К сожалению, смотреть под ноги или же по сторонам в тот момент я посчитала совершенно излишним, иначе, непременно обратила бы внимание на две немаловажные детали. Первая – на тропинке, по которой я неслась лихим галопом, имелось много кочек. И вторая – навстречу мне, ничего не подозревая, быстрым решительным шагом двигался некто, внешне подозрительно напоминающий высокомерного сноба Германа Орлова.

Совершенно не понимаю, каким образом проклятая кочка выросла прямо у меня под ногами? И этот сноб Орлов, как он умудрился очутиться так близко? Как раз в пределах досягаемости мощной водяной струи, которая с громким шипением, словно джинн, вырвалась из бутылки и окатила неприкосновенную особу, рок-звезду и исполнителя главной роли нашего сериала с ног до головы.

Конечно, в сложившейся, прямо скажем, чрезвычайной ситуации, мне пришлось отупить от данного себе обещания и «заметить» нашего героя. Хуже! Я стала на него пялиться, забыв даже разжать зубы и отпустить упаковку стаканов. Вы думаете, после вынужденного душа он стал менее хорош? – Как бы не так! Волнистые мокрые волосы послушно улеглись в стильную укладку. Капельки воды медленно стекали с волос за ворот рубашки. А сама влажная рубашка прилипла к телу именно таким образом, чтобы наиболее выгодно подчеркнуть рельефный торс. Я уже ничего не говорю о джинсах. На его месте я бы нарочно перед выступлениями опрокидывала на себя ушат воды, чтобы порадовать поклонниц. И тут Герман Орлов посмотрел на меня ТАКИМ взглядом. На какое-то мгновение мне показалось, что, окажись мы в парке одни без свидетелей, и он бы воплотил в жизнь все самые смелые мечты своего психически неуравновешенного персонажа.

К счастью, в этот критический для моей жизни момент наш тет-а-тет нарушил вовремя появившийся Юлий Валерианович. Глядя на нашего режиссера, я всегда удивляюсь: откуда при таком субтильном сложении в нем столько кипучей энергии, напора, способного смести все на своем пути, и вредности? По традиции, сложившейся в те древние времена, когда кинематограф только зарождался, режиссер, еще издали завидев нас, сразу начал орать:

– Ты что послеобеденный отдых себе устроила в своем буфете? Ленивая корова! – Это, обращаясь ко мне. – Не можешь артисту стакан воды принести, тетеря? Герман, ну что ты тут стоишь? Нам кровь из носа нужно сегодня эту сцену добить. Мы не укладываемся в график. Солнце уходит! – Это, конечно, к Орлову. – Что ты хлопаешь глазами, как идиотка? Ты принесла Герману воды? – Это снова ко мне.

А почему собственно я? А где, скажите на милость, разгуливает вертихвостка Наташка, в чьи непосредственные обязанности входит подносить этому избалованному лентяю воду и прочие напитки? Из-за злосчастных стаканов высказать всего этого Юлию Валериановичу я не могла и мысленно уже прощалась со своей такой недолгой кинематографической карьерой. Вот сейчас он подойдет ближе, увидит, во что я превратила его драгоценного артиста и, конечно, выгонит меня с позором. И после этого больше никто-никто никогда-никогда не возьмет меня на свой проект.

Герман, все это время не сводивший с меня своего бешеного взгляда, наконец, удосужился повернуться в сторону режиссера. На секунду тот, словно пригвожденный, замер на месте, а затем неожиданно с восторженными криками бросился к Орлову на шею. (И Герман, несмотря на упорные слухи о нетрадиционной ориентации нашего режиссера, не отстранился).

– Гера, мальчик, вот оно – это лицо! Вот так ты должен смотреть! Я же знал, что ты сможешь!

И еще:

– Герочка, ну как мы с тобой сразу об этом не подумали? Ты будешь стоять под дождем!

И тут же в рацию:

– Леня, вызывай поливальную машину. Семеныч, объявляй перерыв.

Не дожидаясь, когда гнев Юлия Валериановича обрушится на меня снова, я тихонько ретировалась в свой буфет, и провела там относительно спокойные тридцать минут, пока моя рация вновь не ожила и не затрещала режиссерским голосом:

– Тася, сонная тетеря, пулей на площадку! Актер не может без тебя работать!

И вот я на съемочной площадке, все чем-то заняты, а я топчусь на месте, плохо соображая, зачем вообще меня сюда позвали. Как это актер не может без меня работать? Может, это была шутка, особый вид киношного юмора? Режиссер отдает в мегафон команду: «Поставьте ее возле камеры, чуть правее». – Интересно, что нужно поставить возле камеры? Ой! Оказывается не что, а кого – меня! Евген Семеныч ведет меня к камере, подбадривающе похлопывает по плечу: «Тася, ты будешь вдохновлять актера». – Юлий Валерианович ревет в мегафон:

– Смотри на нее, мне нужны те же эмоции, тот же взгляд! Приготовились! Вода пошла! Мотор! Камера! Начали!

Все замолкают. Выбегает Элка с хлопушкой, что-то тараторит, хлопает и убегает. И я вижу его. Герман стоит один в центре съемочной площадки. Сверху из шланга поливальной машины на него низвергается мощный водяной поток. И сквозь этот поток он устремляет на меня свой убийственный дикий взгляд. Мне даже начинает казаться, что от ярости у него начинают гореть глаза. «Значит, вот для чего я понадобилась», – постепенно доходит до меня. Дубль все длится и длится. Наконец, когда ноги меня уже едва держат, раздается команда: «Стоп!». – Герман отводит глаза. Евген Семеныч улыбается и кивает, давая понять, что мне можно идти. И тут подает голос наш никогда не унывающий веселый и обаятельный оператор Павлик: