bannerbanner
У меня есть Я, и МЫ справимся. Дерзкое руководство по укреплению самооценки
У меня есть Я, и МЫ справимся. Дерзкое руководство по укреплению самооценки

Полная версия

У меня есть Я, и МЫ справимся. Дерзкое руководство по укреплению самооценки

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

Но зеркало скроет от предвзятой наблюдательницы все это. А покажет несовершенства – то, что делает мрачное выражение лица обоснованным. Чудовищные несовершенства в сравнении с ролевыми моделями инстаграма. Ну и как с этим всем добром идти на собеседование или соответствовать высоким стандартам и требованиям к проведению презентаций?

Сигналы из других миров – принятие, удовольствие, возможности, подарки судьбы – не будут обнаружены и распознаны. Будут считаны как ловушка, проявления глупости или слабости, белый шум, мошенничество и манипуляции.

Нам часто ставят в пример ровесников-европейцев: расслабленных, улыбчивых и толерантных. У поколения их родителей просто лучше с эмоциональным и финансовым благополучием. Недооценивать этот факт по меньшей мере несерьезно. А может быть, и вредно.

Вторая причина – Тирания долженствованием

Когда тебя с младых ногтей все время запихивают в «прокрустово ложе» чужих ожиданий, это вызывает чувство огромной ответственности, что впоследствии приводит к эмоциональной скованности. Сложное и травматичное чувство, которое приходится поневоле испытывать, – ощущение собственной никчемности, если не соответствуешь идеалу. Это может выглядеть примерно так. Взрослые формулируют свою мысль: «Твой отец – солидный человек, поэтому твое поведение должно быть подобающим, чтобы ты не подвела его».

В подсознании деточки формируется эталонная модель, воплощая которую она станет хорошей и идеальной. Сама малышка больше всех на свете хочет соответствовать этому, но не может в силу естественных причин и юного возраста. Несоответствие между идеалом и имеющейся реальностью отравляет жизнь посланием – такая, как есть, ты не нужна и неинтересна родителям.

Социум, в свою очередь, требует от родителей воспитать ребенка удобным и приличным. Родители и социум поменялись местами. Родители в семье являются представителями социума. А хорошо бы, чтобы родители представляли интересы ребенка в социуме. Особенно болезненно этот факт проявляется после родительских собраний в школе:

• Опять мне пришлось за тебя краснеть!

• Неужели так сложно нормально учиться? Никакого компьютера и подарков, пока…


Такая нагрузка бульдозером раскатывает неокрепшую детскую психику. Знакомо?

Третья причина – Давление социума

Естественная мотивация для ребенка – игра, интерес, желание. Ребенок, предоставленный самому себе, из всех возможных вариантов действий выберет то, которое ему больше нравится, и с энтузиазмом займется им. У социума и родителей есть свое понимание, что ребенок должен делать в этот момент времени. Ты можешь хотеть гулять, но, по мнению взрослого мира, время обедать.

Вечером первоклассник уже никакущий и хочет спать, но он еще не сделал уроки и спать не ляжет, пока не доделает.

Требования школы и социума бывают выше реальных возможностей ребенка, а родители не умеют принимать его сторону. Они становятся трансляторами требований социума и ему в угоду подавляют ребенка.

В песочнице подрались дошкольники. Вполне себе пацанское занятие: выяснять, кто сильнее и кто по праву сильного будет капитаном корабля. Однако родители обеих семей по поводу фингалов или царапин устроили такую истерику в детском саду и так истрепали нервы воспитательнице, что теперь мальчишеская стычка приравнена к особо тяжкому преступлению. Даже за взгляд исподлобья и инстинктивно сжатые кулачки можно схлопотать солидную порцию нравоучений, несоразмерное наказание и ярлык записного драчуна.

И с этого момента ни у кого не будет сомнений, «кто первый начал». Ибо драться запрещено. Дома тоже злость сорвать не на ком – все старше, виноватят и стыдят. И вот естественная животная агрессия, призванная защищать интересы и границы, вытравлена виной и стыдом как нечто абсолютно недопустимое. Вина и стыд нападают каждый раз, когда требуется отстоять собственные интересы, потому что непроизвольно возникают агрессия и злость. А уж девочкам и подавно запрещено злиться. Это ж будет целая сцена с заламыванием рук и трагическими сентенциями: «Как ты можешь, ты же девочка!»

Дети обучаются очень быстро. Дети сами себе запретят естественные проявления, которые приводят к отвержению взрослыми, дорогими или влияющими. Привитые стыд и вина будут, как церберы, охранять социум и семью от естественных проявлений.

И что остается ребенку? Запретить себе чувствовать. Ибо как только он что-нибудь почувствовал: злость, обиду, страх, – он тут же стал неугоден. Из социально поощряемых эмоций можно вспомнить только радость и жалость. Но эмоции нельзя отключить выборочно – только оптом, все сразу. И такая деточка сразу становится очень хорошей, послушной.

Раз отключены собственные мотивы «интересно», «хочу», значит, на это место можно что-то пристроить. И тут же подгоняются «надо и должен» – очень эффективные методы управления поведением.

Ну дальше все понятно ведь? Надо хорошо учиться, уважать старших, жить по режиму, быть милой девочкой, не иметь пятен на платье и репутации.

На память мгновенно приходит бородатый еврейский анекдот:

– Фима, домой.

– Мама, я замерз?

– Нет, ты хочешь кушать!


Заметили?

Вот таким немудреным способом из слов «САМОсознание», «САМОценность», «САМОоценка» удаляется часть слова «САМО-» – связанная с собственной причастностью ко всем этим сущностям. Без этого корня теряется внутренняя опора.

Отныне и во веки веков сознание, ценность, оценка станут исключительно внешними категориями – этакими вожжами, находящимися в руках значимых взрослых и родительских фигур. Употребляя термин «родительские фигуры», я имею в виду не только родителей, но и начальников, учителей и менторов, «старших товарищей» и прочих лиц «в авторитете».

Внутренние ориентиры, диалог с телом и эмоциями окажутся отключены, ибо часто приводят к страданиям и отвержению. А потому – опасны. И ты теряешь возможность «быть на своей стороне», так как дезориентирована и не понимаешь, где она, твоя сторона.

Мы, поколение хороших девочек и славных парней, не можем отстоять собственные границы и цели. Агрессия подавлена, и нам просто нечем их защитить. Вот и плачем в подушку, проклиная собственную мягкотелость. Привыкаем опираться не на собственные ценности и потребности, а на шаблонные указания социума о том, что «полагается хотеть». А это как фальшивые новогодние игрушки. Внешне неотличимы от настоящих, только не радуют.

В этих условиях бесполезно пытаться имитировать поведение уверенных людей с крепкими опорами на себя самих в психике. А многие курсы по воспитанию уверенности именно этим и грешат – учат воспроизводить внешние, поведенческие проявления. Попытки ввести в свою жизнь практики уверенности и самоценности: говорить громко, проявлять инициативу, расправить плечи и держать спину ровно, – все это до первого «облома». Пока все идет в штатном режиме, можно пытаться сохранять лицо. А когда все пошло не так – в зале душновато и присутствующие зевают, аудитория задает каверзные вопросы, чулок пополз… Все наносное осыпалось, как пыльца с крылышек: мысли перепутались, плечи упали, голос задрожал, лицо выразило испуг и муку…

И тогда настигает горькое разочарование:

• Все это не для меня…

• У всех получается, а у меня не выходит…

• Я самая настоящая лузерша…

Четвертая причина – критика как средство мотивации

Пожалуй, эта причина наделала больше всего дыр в самооценке. Намерение родители имеют самое светлое – воспитать ребенка так, чтоб его жизнь была лучше. Но форма выражения просто чудовищная. Наверняка и в твоей голове сейчас возникла целая череда обидных и незаслуженных родительских фраз.

«Вечно ты все делаешь отсохшими лапами!» – вот с таким заплечным мешком и шагаю по жизни. Понятно, что намерения были позитивными, что мама искренне хотела, чтобы «что-нибудь толковое вышло», иначе бы из меня действительно ничего не получилось. Но скажите, как ребенок может их распознать за такой формой выражения?

Я до сих пор пишу простым карандашом черновики и наброски, чтобы не было мазни, если надо что-то исправить. И не люблю под чьим-то пристальным взором пробовать делать впервые какую-то операцию. Сквозь всю жизнь я пронесла понимание, что я – рохля.

Мы все знаем, как болезненно для самооценки бесконечное одергивание и постоянные разносы.

Искренне люблю фразу «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». А пробовали провести видимую линию между первым и вторым?

Для того чтобы продолжать попытки, нужна поддержка. Пусть немного, пусть не слово, просто одобрительный взгляд. Но когда родитель не справляется со своими ожиданиями и вываливает на ребенка торопливое осуждение за попытку (пусть даже и удачную, просто медленную), ничего, кроме горечи и «ментально отбитых рук», не остается.

Наверное, не хочется думать об этом, но у каждой из нас есть горькие воспоминания, когда неожиданная критика, неловкое слово, скоропалительное осуждение, прилетевшее в минуты большой опасности или высокого напряжения, надолго выбивали из колеи, заставляли расклеиться, а потом снова и снова по кусочкам собирать разлетевшуюся вдребезги самооценку.

Пятая причина, самая молодая из всех описанных, – проектный подход в воспитании

Это подход продвинутых современных родителей, но он уверенно опирается на первые четыре причины поражений самооценки.

Это болезнь современного благополучного общества – модель воспитания ребенка в заданном формате: великую балерину, олимпийского чемпиона, врача, который всегда будет в доступе у семьи. Прежняя главная цивилизационная задача – обеспечить детям выживание, сытость и здоровье – сейчас в общем и целом решена в благополучных странах. И все чаще мы сталкиваемся с тем, что нынешние родители «натягивают на детей» свои ожидания и непрожитые жизни. Потребность исправить ошибки собственной жизни родители превращают в желание «сразу писать набело» жизнь ребенка.

Я «скатилась в эту яму» дважды. Сначала я была маминым проектом. Яркая и амбициозная мама так и не смогла реализоваться. И весь груз родительских ожиданий повис на моих плечах. До сих пор хожу на массаж воротниковой зоны, хотя маму похоронила больше десяти лет назад. И лет до пятидесяти частично отыгрывала матушкины сценарии, потому что была хорошей дочерью и стоически тащила эту ерунду, принимая за свои задачи.

Моему сыну тоже досталось не по-детски. Рано обнаружив в нем задатки технаря, мы с супругом ринулись «оправлять» этот дар природы. Сын пошел в лучшую в районе гимназию, попасть в которую было родительской доблестью. Диагностично, не правда ли?

Кто молодец? Родители молодцы! Не прощелкали, вовремя заметили, создали условия! В старшую школу он перешел в головной лицей МИФИ через адский конкурс и горнило экзаменов. В сам МИФИ поступил на бюджет досрочно, по результатам олимпиад. И все время рядом была героическая мама. Которая, вместо того чтобы заниматься своей судьбой, с азартом строила чужую.

Слава господу, у меня хватило ума и выдержки после поступления сына в лицей заняться собой и выйти на работу внаем. Это непростое решение я приняла, наблюдая за своей мамой. К этому времени мама оказалась совершенно дезадаптирована, так как «жила для детей» (читай – пряталась от жизни за их спинами). Чтобы не повторить ее печальную судьбу, я решила, что пришло время выходить «в открытый космос» – надо рисковать: искать и находить работу, действовать, принимать решения в своей судьбе и нести за них ответственность. Мама не накопила опыта преодолений, который оказался бы для меня ценен и который я бы мечтала скопировать. Содержание бесед с ней сводилось к пересказу сюжетов сериалов. Стало понятно, что меня ждет та же участь, если я не предприму решительных шагов. Адаптационный стресс будет долго держать мозг работоспособным.

И несмотря на это, когда сын бросил институт на третьем курсе и ушел в армию, переживала я ужасно. Помимо того, что боялась за единственного ребенка, я еще и «себя – успешную маму» потеряла. Но это позволило мне дорасти до настоящей любви и дало возможность поддержать сына приездами и заботой. Нам всем на пользу пошла такая жестокая сепарация. Я ему благодарна за этот опыт.

Если ребенок – это проект, нам, родителям, не удастся выполнить свою главную родительскую миссию – дать ему поддержку в неудаче. Потому, когда он накосячил – грозит обрушиться НАШ ПРОЕКТ. В этот момент мы не справляемся со своими эмоциями. А ребенок получает инъекцию отвержения и никогда не забудет, как «жжет и саднит» неуспех. И больше он не принесет нам неудачу. Он, как дачный кот, будет нам таскать только придушенных им «мышей успеха». Про все остальное мы знать не будем. А он продолжит думать, что такой, как есть, он никому не нужен. Любить будут только за успехи. За безусловной любовью он потом пойдет к терапевту. За деньги.

Поэтому у нас такое засилье «успешного успеха» и «гуру в белых пальто». Тех, кто нас сейчас научит секретному секрету, как избегать неудач и с одного толчка залетать на вершину успеха.

Только родитель, который не ставит на ребенка, как на лошадь, не гоняется за орденами «героических родителей», способен принять, понять и обнять ребенка, который с чем-то не справился и не преуспел.

Я не знаю, смогла бы я написать эту книгу о постепенном выстраивании теплого и уважительного отношения к себе, если бы у меня не было бесконечного перечня страхов и всех пяти причин, для того чтоб быть «неокейной» и неуверенной в себе.

Но факт остается фактом – я себя очень уважаю за пройденный путь.

Страх рулит

Обратите внимание, за любой из перечисленных причин недостаточной самооценки вырастает призрак страха:

• страх отвержения;

• страх ошибки;

• страх несостоятельности;

• страх успеха;

• страх неуспеха.


У страха охранная роль. Он должен оберегать драгоценную жизнь. Для этого страх возник в процессе эволюции нервной системы высших млекопитающих. Страх – очень сильная, разрушительная, практически непереносимая эмоция. В крови адреналин, мозг воет пожарной сиреной, сердце колотится прямо в горле. Драться или уносить ноги. Всю живность, у которой недоставало чувства страха, – съели. Выжили и принесли потомство только самые осторожные. Страх уберег их. Сейчас другие времена. Людей не едят. Но меньше ли от этого у нас страхов?

Кто первый начал пугать, когда ничего опасного для жизни нет, заменяя реальную опасность символами: словами и цифрами? Оцените, какую злую шутку играет с нами абстрактное мышление, наличие которого отличает нас от животных.

Это очень удобно – сфабриковать причинно-следственные связи в мозге ребенка между его неудобным поведением и пугающими событиями. И соединить их прочным стежками. Тогда пульт управления человеком остается в руках социума и родителей. И даже когда их нет рядом, голоса будут звучать в голове и предупреждать о воображаемой опасности.

Мне самой интересно: злится ли кошка, в пятнадцатый раз возвращая любопытного котенка за шкирку в логово? Или просто обеспечивает любознательному чаду защиту? Чего от нее требует материнский инстинкт? Накормить и защитить. Вылизать и приласкать по возможности. Сделала что смогла – и молодец!

Вряд ли в интересах кошки воспитать котят так, чтобы они не высовывали носа из логова. У кошки нет намерения самоутверждаться за счет котенка, когда он станет взрослым. Или рассчитывать, что он будет вечно ее кормить.

А в социальном мире иное положение дел.

Биологический вид, который живет в самой безопасной в мире обстановке, усердно фарширует мозг ребенка страхами. Лазить по деревьям, пачкать платье, ходить по лужам, получать тройки, сбегать с уроков, спорить со старшими – это правда «тяжкие грехи»?

Вообще-то детям это нравится. А родителям нет. Пришли ли к успеху те, кто дисциплинированно избегал этих занятий? Вряд ли. Скорее это приведет к унынию и отсутствию мотивации.

За удобным поведением человеческого детеныша стоит только родительская потребность в безопасности.

Совсем маленькие дети мечтают ярко и бесстыдно, всем своим существом немедленно требуя от оторопевших родителей исполнения желаний. В желаниях сила и энергия, жизнь и отвага. И немедленная реализация задуманного. И что с этим делает большинство родителей? Объясняет, что ЭТОГО и ТАК хотеть неправильно. Мороженого хотеть вредно (простуда, кариес, да что там – верная смерть), а брокколи хотеть полезно.

А что в этот момент происходит во внутреннем мире ребенка? Он убеждается, что руководствоваться собственными желаниями и интересами – ужасно опасно. Они всегда ведут к беде. Для этого используются старые как мир методы подчинения ребенка своим ожиданиям. Любовь «выдается» ребенку лишь при хорошем поведении. При этом просвещенному родителю самому важно оставаться «хорошим». Потому в ход идут не окрики и затрещины. Используются страшилки – случится непоправимое, если ребенок будет делать то, что захочет.

С самого детства в неокрепший мозг непроизвольно вживляется большая красная кнопка. Эта кнопка нажимается словами, произнесенными благообразным тоном, когда ребенок делает что-то неудобное родителям для себя, из любопытства. В интонациях сквозит демонстративная забота: «это для твоего же блага», «вырастешь – поймешь». Возразить или усомниться в правоте нет никакой возможности. Нежелательное поведение пресекается.

Это больше напоминает дрессуру, чем воспитание. Как заинтересованное лицо, ребенок не присутствует в этом процессе. При всех благих намерениях он в этой паре – только предмет манипуляций.


Вы когда-нибудь задумывались, к какой части речи относятся слова:

• надо;

• должна;

• стыдно;

• необходимо;

• боязно;

• требуется?

После всех этих слов должен стоять глагол в инфинитиве. Эти слова являются глаголами и предикативными наречиями и обозначают категорию состояния. Они говорят мне, что моими действиями управляет чужая воля. Читая эти слова, я понимаю, какое это состояние – состояние бессилия и обесточенности.

То, что я должна, зафиксировано в налоговом кодексе, все, что не должна, – в уголовном. Остальное – на мое усмотрение.

Однако ребенку это преподносится исключительно под соусом воспитания и подготовки к самостоятельной жизни. На самом деле это его отгораживает от жизни. На все, что происходит вокруг, ребенок обучается смотреть из-за частокола родительского и родового опыта. Родители не монстры и не боги. Они обычные люди, которые поступают со своими детьми так, как родители поступали с ними самими: ругали, пугали, умилялись, уважали, тискали или лупили. Или строго наоборот. Наши родители не прожили свою жизнь так, как хотели. Поэтому выпустили в нас мощный заряд: «Наши дети должны жить лучше нас». Опять это проклятое – должны!

И «лучше» у них свое, а не наше. И нас никто не спрашивал, хотим ли мы так. Программа инсталлируется без нашего ведома и одобрения. И вот уже обложили чадо страхами – как волка флажками. В мозгу беспрестанно воет упомянутая сирена, адреналин закачивается в мышцы, но надо каким-то неведомым образом научиться не разрушаться от этого: не злиться, не протестовать, не отстаивать свое право действовать по обстоятельствам. Действовать надо по строгим лекалам с непринужденной улыбкой, естественно, как будто это все происходит по собственному выбору и желанию.

Примерной девочке следует…

Настоящей женщине необходимо…

Хорошая мать должна…

И когда мы переходим ко второй части фразы, где и описывается, что, собственно, «она должна», «ей следует», становится тошно. Потому что надо отказаться ОТ СЕБЯ ради:

– большой любви;

– детей;

– родины;

– построения коммунизма, прости господи!


А то…

Безапелляционно так, с повелительными интонациями. И вот «с младых ногтей» чадо накрепко пристегивается ремнями «надо» и «должен» и запускается по предсказуемой траектории. Приходится за свой счет беречь чужие иллюзии…

В зачет идут только трудности

Когда я шла по Камино де Сантьяго[1], меня ежедневно обгонял плечистый парень в красной футболке с легким заплечным мешком. Он просыпался и выходил на путь позже меня. И всегда приходил в город ночлега раньше, поэтому ему непременно находилось место в альберге[2]. Мне два раза за путь не нашлось такого места. Пришлось выкручиваться, искать решения и возможности. В первом случае мне пришлось отмахать еще 10 км по горам. В итоге мой дневной переход закончился в темноте и составил 42 км. Во второй раз я телом помнила, какова цена такого решения. Мы с попутчицей-американкой забронировали номер в отеле и доехали до него на такси. Так я потеряла свою «пилигримскую девственность». Зато узнала, что перестать быть самоотверженной и правильной для меня страшнее, чем в незнакомой стране остаться ночью на улице. И эту «самоотверженность и правильность» заказывала я себе сама – ментальная прошивка срабатывала. Никому другому дела не было до моей состоятельности в качестве пилигрима.

Парень в красной футболке шел налегке – рюкзак пересылал прямо в тот город, в котором собирался ночевать. Я невыносимо злилась, глядя, как удалялась его спина. А кто мне запретил идти налегке? Сначала я не знала о такой возможности. Потом думала, что это довольно дорогая услуга. И примешивались мысли, что «настоящие пилигримы» так не делают. Это какое-то «не вполне себе Камино» без рюкзака и трудностей – игрушечное.

Большим сюрпризом оказалось, что это мой личный выбор. И осознала я это не от хорошей жизни – здорово приболела. Понимая, что пройти надо будет по горам 32 километра, я решилась и переслала рюкзак на предпоследний этап. Вот и стало понятно, что в голове у меня накрепко связаны неудобство и значимость. Все, что тяжело дается, – настоящее, подлинное. А легко, с удовольствием и заботой о своем комфорте, ничего «стоящего» не делается. Обратный вывод тоже верен, как в математике. Если мне тяжело, если я себя превозмогаю – значит, делаю что-то важное и хорошее. Интересно, где я подцепила этот вирус?

Догадайтесь с трех раз, как это отражалось на моем качестве жизни. И вот идешь ты по жизни, несешь свои добродетели – кротость, смирение, терпение, послушание, трудолюбие, – заботливо инсталлированные социумом и родителями. И провожаешь взглядом тех, кто по той же дороге идет налегке и обгоняет тебя…

Так, как они, – не могу, меня удерживает страх. Страх осуждения и отвержения. Вот так я воочию увидела, как мои собственные страхи и тараканы в голове снижают мою скорость и увеличивают нагрузку. Я долго вспоминала тот эпизод и сопоставляла это наблюдение с карьерными траекториями, собственным и наблюдаемым поведением. Выводы были горьки, как молочко одуванчика. И все-таки их следовало сделать и пропустить сквозь себя.

И самый страшный страх – потерять лицо и не оправдать ожиданий. И этот страх затормозил меня тысячу раз. И тысячу раз я через него перешагнула и ринулась в неизвестное. Я не знаю, что и у кого стоит в красном углу, а моя икона – памперс.

Очень боюсь поражений и неудач – вечно сомневающийся, осторожный и неуверенный в себе человек. За свои полвека так и не переборола в себе это. Просто приспособилась с этим жить. Все, что вам во мне может показаться уверенностью и решительностью, – благоприобретенное и натренированное. При мысли о возможном провале у меня слабеют колени и пересыхает в горле. Я хочу замереть, затаиться, исчезнуть. И чтоб неприятность меня как-нибудь миновала, ну или не заметила.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Паломническая дорога к предполагаемой могиле апостола Иакова в испанском городе Сантьяго-де-Компостела.

2

Пристанище для пилигримов, недорогое койко-место.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3