Мой беспощадный лорд

– Как вам, безусловно, известно, в нашем обществе не принято обсуждать финансовые дела, граф, – внушительно проговорил судья. – Поэтому мне представляется, что речь идет не о незнании наших манер, а о намеренном их нарушении вами.

Граф не отступил, но сменил тактику:

– Вы должны меня простить. Я никого не хотел обидеть.

Ну что за осел! Не просит прощения, а требует его.

– Никто и не обиделся. – Сесилия тронула рукав графа, одновременно бросив благодарный взгляд на лорда Рамзи.

Тот напрягся, ощутив прилив необъяснимой ревности.

– Лорд Рамзи – настоящий рыцарь. – В приятном бархатистом голосе графа послышались злобные нотки. – Скажите, мисс Тиг, вы ведь любите цифры… И какова вероятность того, что лорд судья высокого суда так морально безупречен, как он утверждает?

Сесилия нервно хохотнула и провела по щеке пальчиком, затянутым в перчатку. Казалось, она немного смутилась.

– Это очень простой вопрос, граф. Все решает количество возможных исходов, а в данном случае решений может быть только два: этот человек или хороший, или плохой. Иными словами, вероятность составляет пятьдесят процентов.

– А какова ваша оценка? – упорствовал граф. – Люди – это совокупность сделанных ими выборов. Как по-вашему, лорд Рамзи – хороший человек или плохой?

Рамзи помотал головой, кипя от злости.

– Она знает меня каких-то пять минут… – проворчал он.

– Простите, но вы ошибаетесь, граф Армедиано. – Сесилия безмерно удивила обоих мужчин, перебив их. Позволив себе указать аристократу на ошибку. По собственной инициативе заговорив с мужчиной. – Я уверена, что человек – это нечто большее, чем совокупность выборов, – продолжила Сесилия. – Именно поэтому их невозможно оценить математически. Каждый человек – сложнейший синтез опыта, образования, окружения, болезней, желаний… и многого другого. Кроме того, нельзя игнорировать и такие физические переменные, как питание, традиции, этнические особенности, национальность и… да, действия. Поэтому людей не так-то просто измерить. – Она метнула на Рамзи полный значения взгляд, который он не сумел разгадать. Впрочем, ему почудилось, что в нем была грусть, и в его душе пробудился инстинкт защитника. – Вот почему я нахожу ваше положение столь трудным, лорд Рамзи. Я бы никогда не смогла осудить человека, даже будучи членом высокого суда. Думаю, я никогда бы не смогла с уверенностью определить, чего заслуживает подсудимый: наказания или снисхождения.

Граф Армедиано сделал глоток шампанского.

– Вы считаете, мисс Тиг, что люди так или иначе получают то, что заслуживают? А разве не бывает так, что хорошие люди страдают, а злые – добиваются успеха?

– К сожалению, бывает.

Рамзи внимательно наблюдал за собеседницей, которая, покосившись на леди Франческу и леди Александру, продолжила свою речь:

– Тем не менее я стараюсь верить, что добро в конце концов восторжествует. Тем более что есть люди, неустанно следящие за тем, чтобы держать зло в узде. Такие как лорд Рамзи, герцог и герцогиня, а также леди Мон-Клэр.

– Но не вы? – удивился граф.

Сесилия невесело рассмеялась.

– Разумеется, я тоже хочу творить добрые дела. Но Александра – доктор археологии. Она хранит уроки истории и наследие тех, кто жил до нас. У герцога есть арендаторы и слуги, и он заботится о судьбах многих. А Франческа…

Мисс Тиг внезапно умолкла. Рамзи заметил, что граф Армедиано вдруг резко выпрямился, словно его насадили на шампур.

– Ну, у Франчески своя жизненная миссия, – пробормотала Сесилия. – Однако боюсь, что мне она не известна. Возможно, со временем…

– Мисс Тиг, вы – изысканное и абсолютно непредсказуемое создание, – сказал граф Армедиано, поглядывая на Франческу, окруженную большой группой аристократов. Казалось, она сияла среди них словно редкий рубин. Ее огненно-рыжие волосы сверкали в свете канделябров.

– Спасибо, милорд, – отозвалась Сесилия.

– А вы, лорд Рамзи, вывели меня из заблуждения. Я всегда думал, что шотландцы – жаждущие удовольствий варвары, – заметил граф Армедиано.

Рамзи на мгновение замер, чувствуя, как вскипает его кровь.

Варвары?

Граф Армедиано явно не ведал, что такое варварство. Этот изнеженный аристократишка ни за что не выжил бы в тех условиях, в которых рос и воспитывался он, Рамзи. У итальянского графа было смуглое лицо человека, выросшего под теплым южным солнцем. Интересно, он когда-нибудь мерз? Испытывал голод и жажду? А одиночество? А жестокость окружающих?

Приходилось ли ему убивать, чтобы добывать себе пищу, чтобы выжить? Рамзи мог бы поспорить, что все это Армедиано было неведомо. А суровый быт… Что ж, он не воспитывает грациозную элегантность.

Судья уже открыл рот, чтобы высказать итальяшке все, что он о нем думал, но Сесилия опередила его:

– Я полагала, граф Армедиано, что подобные идеи были уже давно опровергнуты такими великими шотландцами, как Роберт Бернс и Джоанна Бейли. Сейчас традицию продолжает Роберт Льюис Стивенсон, – сообщила она.

Рамзи наконец-то закрыл рот. Он понятия не имел, что сказать. Еще никогда в жизни никто не выступал в его защиту. Рамзи всегда сражался в одиночку.

– Я должен снова извиниться, мисс Тиг. – Граф Армедиано приложил руку к сердцу и склонил голову. – Могу я, по крайней мере, пригласить вас на прогулку по саду?

– Вы наверняка знаете, граф Армедиано, что в нашем обществе подобное не принято. – Рамзи наконец обрел дар речи. – Делать такое предложение леди грубо и неприлично.

Темные глаза итальянца вспыхнули, но его манеры остались учтивыми.

– Простите, я этого не знал.

Не знал?.. Какого черта?! Рамзи снова нахмурился.

– Мисс Тиг без компаньонки и потому не должна оставаться наедине с мужчиной, – пояснил судья. Особенно с таким красивым мужчиной, неженатым континентальным аристократом, который раздевал ее взглядом.

Сесилия встала, вынудив мужчин сделать то же самое. Ее глаза потемнели, в их глубине уже начиналась гроза.

– Я – человек независимый и в качестве такового могу делать все, что захочу, – объявила она.

Граф Армедиано бросил на Рамзи взгляд, полный мужского торжества.

– Значит ли это, что вы желаете погулять со мной в саду? Клянусь, ваша репутация не пострадает.

У Рамзи перехватило дыхание. С замиранием сердца он ждал ответа мисс Тиг.

Словно вызванный тайным сигналом, рядом с Сесилией внезапно появился пожилой джентльмен в вечернем одеянии. И он прошептал ей что-то на ухо вроде бы по-французски.

На лице девушки отразилось величайшее облегчение, и она с готовностью протянула ему руку.

– Возможно, как-нибудь в другой раз. – Мисс Тиг вежливо улыбнулась итальянцу. – Спасибо, джентльмены, за интересную беседу. А сейчас я должна вас оставить. Приятного вам вечера.

Сесилия не удосужилась сделать реверанс, и Рамзи не винил ее за это. Он не сводил глаз с ее соблазнительно покачивающихся при ходьбе бедер. Девушка склонила голову к своему кавалеру, который был ниже ее ростом, и они о чем-то беседовали.

– Не повезло вам, граф, – сухо сказал Рамзи. – Похоже, сердце очаровательной мисс Тиг уже занято. Этот француз, должно быть, очень богат, поскольку годится Сесилии в дедушки, и потрепан, как старый кожаный сапог.

– Вовсе нет. Это Жан-Ив Рено. Он вроде талисмана для Рыжих проказниц. Мисс Тиг увезла его с собой из школы в Женеве и, как известно, нигде не появляется без него. Он камердинер мисс Тиг. Если, конечно, у женщины может быть камердинер. – Брови графа сошлись на переносице. – Удивлен, что вы этого не знали.

Рамзи окинул собеседника неприязненным взглядом.

– А я удивлен, что вы это знаете.

Граф Армедиано пожал плечами.

– Мужчина всегда должен знать, с кем ведет дела и с кем ложится в постель. У нас с герцогом много общих знакомых.

– Да, пожалуй. – Рамзи шумно выдохнул. Он слышал о Жан-Иве Рено, но никогда не видел этого человека. Он знал, что его единоутробный брат испытывал глубокую благодарность к этому мужчине за то, что тот верой и правдой служил Рыжим проказницам много лет. Но герцог никогда ничего о нем не рассказывал. И до сегодняшнего вечера Жан-Ив не вызывал у Рамзи любопытства.

– Рыжие проказницы, словно три розовых бутона, составивших заговор с целью так пышно и ярко расцвести. Теперь никто в саду не может с ними сравниться. – В голосе графа Армедиано, наблюдавшего за леди Александрой, леди Франческой и мисс Сесилией, появились странные нотки, близкие к благоговению. – Потрясающие женщины, не правда ли?

– Опасные женщины, – буркнул Рамзи. – Таких надо всеми силами избегать, чтобы на тебя не обрушилась катастрофа.

Он отошел от неприятного ему графа Армедиано, но лишь после того как тот утвердительно кивнул. Любому случайному гостю эти слова судьи могли показаться мрачноватой шуткой. Но эти двое знали их истинный смысл.

В словах лорда Рамзи была угроза.

Глава 2

Школа мисс Генриетты

для культурных юных леди

Лондон, 1891 год

Три месяца спустя

Сесилия довольно долго не могла осознать, что она унаследовала воистину адское заведение.

В свою защиту Сесилия могла сказать лишь одно: школа мисс Генриетты для культурных юных леди с виду выглядела вполне безобидно. Дом номер 3 по Маунтинг-лейн располагался в западном Лондоне, совсем недалеко от фешенебельной части Гайд-парка. Прямоугольное белое здание с впечатляющими колоннами напоминало греческий пантеон.

У дверей ее встретил величественный дворецкий в белом парике и проводил в изысканную гостиную, отделанную разными оттенками красного и золотого. Сесилию удивила одежда дворецкого, словно доставленная из прошлого века, но она, сделав над собой усилие, не захихикала, глядя на его башмаки на высоких каблуках и кружевные манжеты.

Хотя при королеве Виктории возникла мода на готику и всевозможные замысловатые новации, в доме номер 3 по Маунтинг-лейн все осталось без изменений и дышало показной роскошью Версаля в дни короля Людовика XIV.

И все это, переданное таинственным благодетелем, который оказался вовсе не ее отцом, а сестрой ее матери Генриеттой Фислдаун, теперь принадлежало ей, Сесилии.

Чтение завещания не затянулось. Сесилия получила всю собственность Генриетты, включая школу для культурных молодых леди, некоторую недвижимость и довольно внушительные денежные средства.

Поверенный Генриетты отдал Сесилии запечатанное письмо, взяв с нее слово, что она не прочтет его, пока не обоснуется в кабинете Генриетты в доме номер 3 по Маунтинг-лейн. Поэтому Сесилия, недолго думая, наняла экипаж и отправилась прямо туда.

Сесилия никак не могла заставить себя сесть на стул или в кресло в гостиной: мебель казалась слишком хрупкой и могла не выдержать ее веса. Поэтому она принялась расхаживать по комнате, прислушиваясь к стуку своих каблучков по мраморному полу.

При этом Сесилия вертела в пальцах конверт, вглядываясь в несколько строчек, написанных ровным почерком на дорогой бумаге. У нее заныло сердце, к горлу подкатил комок. Девушка безуспешно пыталась справиться с ощущением потери.

Все прошедшие годы она была уверена, что неведомый благодетель – ее отец.

Много лет Сесилия была обязана составлять ежемесячные отчеты, прежде чем на ее счет поступала очередная сумма. Она подробно писала о своем образовании, поездках, здоровье. И постепенно неведомый благодетель стал обретать очертания. Сесилия представляла себе пожилого мужчину, одиноко живущего в доме, похожем на этот. Но существовавшие в обществе правила не позволяли ему открыто признать свое отцовство. Поэтому он любил свою дочь издалека, хотя и жаждал ее общества.

Явление неведомой тетки по материнской линии не было бы столь волнующим, если бы Сесилия не узнала о ней только после скоропостижной кончины женщины.

Теперь получилось, что она оплакивала двоих. Оплакивала тех людей, которых у нее никогда не было возможности полюбить.

Тихонько вздохнув, Сесилия подошла к окну, выходившему в цветущий сад, окруженный со всех сторон высокими белокаменными стенами, и зажала рот ладонями. То, что она увидела в саду, ошеломило ее и до крайности шокировало.

На лужайке с безукоризненно подстриженной травой не более чем в семи шагах от окна какая-то смуглая девушка в желтом бальном платье подпрыгивала, сидя верхом на полуголом мужчине. Лежавший на траве мужчина придерживал партнершу за бедра, чтобы она не взлетела к небесам, поскольку он совершал толчки с необычайной энергией.

Шок сменило странное беспокойство за молодых любовников. Ведь если она, Сесилия, увидела столь бесстыдное соитие в саду в середине дня, то это мог заметить и кто-то другой…

Прошло несколько секунд, и она стала примечать еще кое-какие детали.

Платье девушки, как и одеяние дворецкого, вышло из моды по меньшей мере сто лет назад. Ее темные волосы были напудрены – эта практика тоже была давно забыта. Губы же были слишком густо накрашены, как и щеки, и еще…

Сесилия тихо вскрикнула. В этот момент мужчина спустил платье девушки с плеч, обнажив ее груди, на зависть упругие и высокие. А соски, задорно торчавшие, тоже были накрашены.

Сесилия понимала, что должна отвернуться и не смотреть на столь бесстыдное зрелище, но она ничего не могла с собой поделать.

И это были вовсе не ласковые любовные игры: руки мужчины, цепко державшие женщину, тискали ее груди, а затем его пальцы скользнули ей в рот. Женщина же все это время скакала на нем, постоянно ускоряя темп и кусая его пальцы. Судя по всему, она точно знала, с какой силой надо кусать, чтобы подстегнуть любовника и доставить ему максимум удовольствия.

Сесилия сама не поняла, в какой момент ее руки опустились на платье в сине-белую полоску и прижались к нижней части живота, где неожиданно словно затрепетали крыльями бабочки. А потом она ощутила тяжесть и пустоту одновременно. И еще – странную тянущую боль, вроде бы приятную…

Ей вспомнились душные утренние часы на Женевском озере, когда Рыжие проказницы наблюдали за учениками школы для мальчиков, занимавшихся греблей. Их ритмичные движения оказывали на нее очень странное воздействие, хотя ей было всего лишь семнадцать.

– Прости, что заставила тебя ждать, но…

Сесилия ахнула и повернулась к Женевьеве Лево. Та стояла на пороге; на ней было ярко-розовое платье, украшенное невероятным количеством бантов.

Женщина рванулась к окну, но не смогла полностью заслонить от взгляда Сесилии непристойное зрелище, поскольку та за прошедшие после их первой встречи пятнадцать лет значительно переросла свою спасительницу.

– Проклятие, – пробормотала Дженни. – Именно сегодня… – Она распахнула окно и высунулась из него настолько, что вполне могла выпасть. – Лили Белл! Считай, что ты получила последнее предупреждение. В следующий раз я вышвырну тебя отсюда. Я уже говорила, чтобы ты занималась этим в другом месте. У нас подобное не приветствуется.

Сесилия отметила, что громкий голос Дженни и ее причудливый американский выговор нисколько не изменились, хотя она уже много лет жила в Англии.

– Но пришел лорд Кроуфорд, – отозвалась девушка. – Он желал поиграть. Поскольку же мы сегодня закрыты, лорд Кроуфорд предложил другое занятие. Ты предпочитаешь заниматься этим на свежем воздухе, правда, милый? – Лили звонко шлепнула партнера по ляжке, словно по крупу лошади.

– Мне нравится, когда есть зрители, – задыхаясь, проговорил мужчина.

К ужасу Сесилии – впрочем это был не ужас, просто она не могла подобрать другого слова для смеси шока, странной щекотки в животе и общего недомогания, которые испытывала, – Кроуфорд и Лили не прекратили своего занятия. Разговор даже не сбил их с ритма. Более того, Кроуфорд, глядя прямо на Сесилию, ускорил движения. Снова схватив Лили за бедра, он врывался в нее яростно и стремительно.

Сесилия же не знала, что ей делать: смеяться, плакать, бежать или… продолжить наблюдать.

– Я же сказала, не сегодня, ты, ненасытное создание! – заорала Дженни, и ее голос утратил мягкость. Теперь можно было не сомневаться, что она в бешенстве. – Приехала наша новая директриса. Мы должны были не так ее встретить, понимаешь? Заканчивай с Кроуфордом и прогони его. И если я еще раз увижу нечто подобное…

– Я думала… она не… приедет… до полудня. – Голос Лили прерывался, затем послышался ее громкий и хриплый стон.

– Я сейчас, сейчас, уже вот-вот… – сообщил Кроуфорд голосом, звеневшим от напряжения.

В следующее мгновение черты Кроуфорда исказились, а по телу пробежала дрожь. Почувствовав, что корсет стал ей тесен, Сесилия резко развернулась и поспешила к двери. Та открылась раньше, чем она успела потянуться к ручке. На пороге возник взъерошенный дворецкий. Он явно был в панике.

– Только что на Маунтинг-лейн свернули три экипажа с представителями закона, – задыхаясь, сообщил дворецкий.

Сесилия в ужасе посмотрела на Дженни. Неужели она унаследовала бордель?

Дворецкий покосился на девушку и добавил:

– Мне сказали, что с ними Викарий Порока.

«Викарий Порока»? Сесилия мысленно попыталась вспомнить, что она читала о гражданском праве, и в конце концов пришла к выводу, что подобное прозвище никто не пожелает принять добровольно.

Из уст Дженни сорвалась ругань, услышав которую, покраснел бы портовый грузчик. Она бросилась к окну и заорала:

– Немедленно вышвырни этого жеребца, Лили! К нам едет Викарий Порока со своей армией.

– Опять? – с невозмутимым видом осведомилась Лили. Но все же спрятала груди под платье.

Дженни захлопнула окно и обернулась к Сесилии. В янтарных глазах Дженни читалась паника. И еще в них явственно читалось сожаление.

– Милая!.. – Она подошла к Сесилии, замершей у двери, и взяла ее за руки, в которых девушка продолжала держать почти забытое письмо.

Они обе некоторое время смотрели на сложенный лист бумаги, потом уставились друг на друга.

Дженни за пятнадцать лет почти не изменилась. Ее кожа оставалась мягкой и шелковистой, но морщины в углах чувственных губ стали чуть заметнее, а на щеке появилось нарисованная мушка в виде сердечка. Волосы же оставались густыми и пышными, однако на висках появилась седина. Но она оставалась все такой же элегантной, как и в день их первой встречи.

– Не так я хотела тебя поприветствовать, – пробормотала Дженни. Она повернулась к дворецкому. – Уинстон, убедись, что Кроуфорд заплатил Лили и ушел до того, как к нам пожалуют непрошеные гости. А потом осмотри все и удостоверься, что они ничего не найдут.

– Да, мадам.

Дженни шагнула к двери, потащив Сесилию за собой.

– Я надеялась, что у нас будет время все обсудить, но волки уже воют под дверью.

– Волки? – Сесилия тщетно пыталась осознать события последних минут.

Дженни же провела девушку через шикарный мраморный вестибюль к маленькой дверце, почти незаметной среди деревянных панелей под лестницей.

– Это письмо от твоей тети Генриетты, – сказала она. – Постарайся прочитать его до того, как Викарий выломает нашу дверь.

– Кто он, этот Викарий? – Сесилия остановилась, чувствуя, что стоит у некоего порога, у опасной черты и буквально, и фигурально. Не дождавшись ответа, она спросила: – Куда мы идем?

– В личные апартаменты. – Дженни снова потянула Сесилию за собой. – Пойдем быстрее, дорогая. У нас нет времени тянуть кота за… за хвост.

– Какого кота? – Встревоженная и переполненная впечатлениями, Сесилия рывком высвободила руку из цепких пальцев Дженни. – Причем тут какой-то кот?

– Я понимаю, тебе многое предстоит осмыслить, куколка. – Лицо Дженни потемнело. – Но все это потом. Тот человек, который намеревается выбить нашу дверь, хочет все у нас забрать, то есть у тебя. Здесь казино и школа. Это правда, несмотря на то что ты здесь увидела. В этом заведении женщины могут работать и одновременно учиться торговому делу. Но Викарий хочет всех девушек, живущих здесь под нашей защитой, выбросить на улицу, где им придется продавать себя в грязных переулках всяким головорезам. Так что если ты не хочешь провести следующие несколько лет в тюрьме из-за вымышленных обвинений – уж не знаю, что у него в голове на этот раз, – то ты последуешь за мной, прочитаешь письмо и постараешься использовать все свои мозги, которых, я знаю, вполне достаточно в твоей хорошенькой головке, чтобы отвадить его. Ты меня слышишь?

Дженни взяла Сесилию за плечи и не слишком ласково встряхнула ее.

– Викарий теперь твой враг, понимаешь? Один из многих.

Сесилия замерла, пытаясь осознать услышанное.

Враги? Став взрослой, она никогда не имела ни соперников, ни даже просто недоброжелателей, не говоря уже о врагах. Этим утром Сесилия завтракала и пила кофе в маленьком кафе в Челси. Тогда ее занимала лишь одна мысль: что делать с недавно полученной степенью по математике.

А теперь ей грозит тюрьма? Не самая приятная перспектива. Сесилия невольно вздрогнула.

– А что если мы спокойно поговорим с этим… Викарием Порока. Что если я скажу ему, что унаследовала это заведение только сегодня утром? – Сесилия поморщилась, услышав в собственном голосе плаксивые нотки. – Он же не может обвинить меня в каком-нибудь преступлении? Я ведь только что переступила порог этого дома.

Дженни выругалась себе под нос.

– Этот человек не умеет спокойно разговаривать. Он люто ненавидит все, что может доставлять удовольствие. Азартные игры, спиртные напитки, театр, танцы. Но больше всего он ненавидит блудниц.

– Но если это не бордель, то вы не сделали ничего противозаконного.

Дженни отвела глаза.

– Чем занимаются женщины, работающие здесь, чтобы свести концы с концами, – это не наше дело. Скажу честно, Лили – не единственная девушка с несколько… своеобразными представлениями о морали. Я ее действия стараюсь не замечать. Но тут не бордель, и наши посетители приходят сюда не ради секса… В основном.

Они вошли в личные апартаменты, и Дженни на минуту задержалась, чтобы закрыть за собой дверь, затем быстро провела за собой ошеломленную Сесилию к покрытой темно-синим ковром лестнице. Девушка успела краем глаза заметить обои цвета слоновой кости и полы из темного дерева, после чего Дженни втолкнула ее в элегантный, чисто женский кабинет, выдержанный в светлых тонах и украшенный картинами на стенах. Эта комната совершенно не походила на пышный дворец чувственности, на интерьер нижнего этажа.

Сесилия молча рассматривала дорогие предметы искусства, а также красивую мебель, и все это, казалось, сверкало в ярком солнечном свете, лившемся сквозь потолочное окно.

По ее представлениям, игорный дом надлежало освещать газовыми лампами и канделябрами, и тогда в золотистом пламени свечей даже полдень будет казаться волшебным вечером.

Дженни подождала, когда Сесилия немного освоится – та осматривалась, разинув рот, – потом подвела ее к стоявшему на возвышении письменному столу, за которым высилось массивное кресло. Стол был установлен так, что сидящий за ним человек располагался лицом к двери и спиной к огромным окнам – от пола до потолка, – за которыми ярко светило летнее солнце.

– Сядь, – приказала Дженни тоном, каким обычно отдают команды собакам. – Читай.

Сесилия села и сломала печать, отлично понимая, что никогда не будет полностью готова к прочтению этого письма.

«Моя дорогая Сесилия.

Если ты читаешь это письмо, милая племянница, значит, меня убили…»

Девушка ахнула. Ее пробрала дрожь, хотя в комнате было тепло.

– Но ведь никто ничего не говорил об убийстве. Ты знаешь…

– Не сейчас. Читай, – велела Дженни. – Ты должна подготовиться к встрече с дьяволом.

Сесилия озадачилась количеством имен, которые Дженни давала их врагу.

– Как один человек может быть викарием, дьяволом и волком одновременно? – поинтересовалась она.

– Черт возьми, девочка, перестань, наконец, задавать вопросы! Возможно, все ответы ты найдешь в письме. – Дженни в раздражении схватила с полки алую кружевную шаль и накинула ее себе на плечи, после чего принялась мерить шагами кабинет. Ее движения были резкими и энергичными, даже слишком.

Сесилия снова опустила глаза и уставилась на письмо, стараясь взять себя в руки.

«…Я сделала мало хорошего в этой жизни, но спокойно приму все, что меня ожидает, если только буду знать, что мои девочки в безопасности и вместе.

Ты могла слышать обо мне, хотя, может быть, и нет. Я та, кого называли Леди в красном.

Твоя мать Гортензия – моя сестра-близнец. Она младше меня на семь минут. Мы обе были рождены для жизни в нищете, грязи и изнурительном труде. Я избежала этой участи, избрав профессию, в которой сочетались изящество и обман. Гортензия пошла по другому пути. Она связалась с презренным викарием Тигом, который всем сердцем презирал меня и запретил нам общаться. Но мы продолжали тайно видеться, потому что привязанность друг к другу, сформировавшаяся в утробе матери, разорвать невозможно. Этого не сделала даже ее смерть.