Пятьдесят оттенков хаки

– Машенька приехала. Ты ко мне, детка? Сейчас выгуляю Чапу и пойдем чайку попьем… Я тебе о новостях расскажу.

– Спасибо, Валентина Петровна. Можно в другой раз?

– Завтра? – с надеждой уточнила она.

– Или послезавтра. Я здесь надолго.

– Работы много?

– Как обычно.

– Ты заходи, родная, я всегда жду, – заглянула ей в глаза бабуля. – Видишь, все еще твои вещи донашиваю.

Маша обняла собеседницу:

– Носите на здоровье! А что, сын так и не объявился?

– Все ищет счастье. Был бы жив. Спасибо тебе за посылочки.

– Полноте, разве за это благодарят?

– А разве нет? – она промокнула слезы уголком платка.

Собачка жалобно заскулила.

– Иду, – отозвалась хозяйка. – Видишь, Чапины дела тоже не ждут.

Глава двадцать девятая

Когда Маша вернулась, в номере звонили сразу два телефона. Первым делом Маша взяла в руки мобильник. Это был Андрей.

– Так и не привыкла брать сотовый с собой, – укорил муж. – Названиваю вот в два аппарата.

– Андрюшка, не обижайся. Я только на минуточку выбегала – с соседкой поздороваться.

Пытаясь согреться, Маша щелкнула кнопкой чайника. Слыша этот звук, Андрей рассмеялся:

– Не поверишь, только что тоже заварил чай. Хотел вот уточнить, как мы с тобой насчет выпечки?

– А ну его, этого Монтиньяка!

– Тогда загляни в наш тайничок, я оставил тебе вкусный привет.

Маша выполнила его просьбу и нашла в шкафчике вазу с печеньем. Она попробовала его и зажмурилась от удовольствия:

– Андрюшка, я погибла! Знала только одну женщину, которая никогда не боролась с лишним весом! Он ей просто не грозил!

– Это ты про Яну?

– Да. Впрочем, и Каришка была из того же теста. Тростиночки!

– Вешалки! Взяться не за что! Вот ты у меня – самое то. Приятного аппетита. Еще позвоню!

Маша сполоснула чашку и через окно посмотрела на балкон своей бывшей квартиры. Вдруг дверь там отворилась, и в проеме с сигаретой в руках появился мужской силуэт. От неожиданности Маша вздрогнула и инстинктивно спряталась за штору. Жесткие лапы памяти никак не хотели выпустить ее из своих цепких объятий.

…В окно отчаянно барабанил дождь. Маша захлопнула форточку и проверила сервировку стола. Погасив свет, она осторожно заглянула в спальню. На тахте, раскинувшись, мирно спала Янина малышня. На раскладушке на правах хозяина ютился Миша, а на стареньком кресле-кровати сопел Каринин Сережка. Во входную дверь осторожно поскреблись. В квартиру ввалились румяные подруги.

– Девочки, чай готов, – шепнула Маша. – Жаль, пирог остыл.

– Говорят, его вредно есть теплым, – успокоила Яна, рассматривая стол. – Батюшки, какая красота! И чего это ты за пироги взялась? – удивилась она. – Уж не влюбилась ли?

– Пока не в кого, – отшутилась Маша. – Просто захотелось удивить вас. Не все ж одной тебе блистать кулинарными талантами.

– Есть такой грех, – зарделась от удовольствия подруга.

– А вот и варенье, – Карина выставила на стол баночку с аппетитными ягодами клубники. – Свекровь прислала. А это мои грибы. Белые.

– А теперь полюбуйтесь, какие грибочки приготовила я! – Яна торжественно приоткрыла крышку коробки. Подруги восхищенно ахнули.

– Бог мой, это же кондитерский шедевр! – восторженно прошептала Маша. – И когда ты только все успеваешь?!

– Люблю это дело. А рецептик мне сестра вашей Ады дала.

– Есть такую красоту – просто преступление! – зажмурилась от удовольствия Карина. – Без детей трогать не будем! – потребовала она. – Завтра съедим все вместе. Пусть видят, какие бывают чудеса.

– Повезло твоему Сереге несказанно, – похвалила подругу Маша. – Ты – мисс кулинария!

– Может, снимешь о ней сюжет? – подсказала Карина.

– Шеф не пропустит. Ему подавай что-нибудь производственное, героическое или патриотическое. Кулинария не в счет.

– Ну и ладно, – отмахнулась Яна. – Слава нам ни к чему – боюсь, испортит. Лучше отметим наш девичник.

– Сами знаете, спиртного в доме не держу, – извинилась Маша.

– Тю, а я у вас на что? Я свою фирменную «клюковку» сварила, – она выбежала и вернулась с пластиковой бутылкой. – Неси посуду!

– Есть, товарищ ефрейтор! – хозяйка выставила на стол хрустальные стопки. – А я как раз приготовила замысловатый салат от шеф-повара местного ресторана.

– Что-то морское? Я вот не успела записать рецепт. Могла бы вначале передачи предупреждать, чтобы мы заранее готовили бумагу и ручку.

– Спасибо, Янка, за дельную мысль! Учту. Внимание! Морской то ли бриз, то ли каприз, – прорекламировала Маша новинку.

– Теперь точно пропадем! – завизжала Яна. – Наливаю!

– За нас! – бодро предложила Карина, но, пригубив, сморщила нос. – Крепковато вышло, надо бы разбавить.

– Чувствуется, человек в детском саду работает, – подколола подруга. – Ее и компот пьянит!

– Градус чувствуется, – согласилась Маша. – Разбавим!

– Как скажете, – не стала спорить Яна, пробуя грибы. – Каришка, ты – гений. Никто не умеет готовить белые так вкусно!

С лестничной площадки донеслись глухие удары, женские крики, мужская брань. Во входную дверь ударило что-то тяжелое, послышался шум борьбы.

– И вот хоть бы один девичник пропустили! – возмутилась Яна. – Они что, драки по нашему расписанию планируют?

– Ой, девочки, там кого-то бьют, – притихла Карина.

– Там бьют, здесь пьют. Веселенький уикенд, – покосилась на нее Яна. – Соскучилась по замужеству? Наслаждайся прелестями семейной жизни. Самое интересное еще впереди.

– Не у всех же так. Бывает и по-другому, – возразила Карина.

– И не надейся! Хорошо там, где нас нет!

– Яна! Давай без обобщений. Не пугай Каришу!

– А то она не была замужем! – вспыхнула та. – Хорошо, давай убедим ее, что наши с тобой мужья – образцы для подражания. И пожелаем ей найти себе из этой же серии.

– Спасибо, я лучше воздержусь. И подожду.

– Вот пока ждешь, давайте выпьем за дружбу.

– И поговорим о чем-то более приятном… – уточнила Маша.

– …чем наши мужчины, – подытожила Яна.

– Например, о генеральше, – усмехнулась Карина. – Ее детсад, оказывается, самый лучший.

– Это потому, что весь космодром на него ишачит!

– Яна! Что за жаргон? – упрекнула Маша. – Может, Ада просто любит свою работу!

– Маня, охстись! Разве она способна любить? Ты ее видела? Это же исчадье ада! У нее, кстати, и имя соответствующее. Смело открывай рубрику «Ужасы нашего городка».

– Воздержусь, – открестилась подруга. – Она по большому счету не виновата, что Господь обделил ее привлекательной внешностью.

– Зато сполна наделил стервозным характером и задатками диктатора! Девочки, не надо смеяться, это не мои слова! Говорят, Ада и генерала доводит до белого каления, это я точно знаю – со мной в части подруга ее родной сестры работает.

– Давайте больше не упоминать ее имени – боком выйдет, – предостерегла Карина. – О мадам говорят, что она увлекается черной магией, подсыпает неугодным цветы или земельку с похорон…

– Это зачем еще? – напряглась Яна.

– Чтобы со свету сжить. Так колдуют в окрестных деревнях.

– Бред! – отмахнулась Маша, но, вспомнив случай с Бедоносовой, резюмировала: – За такие опыты Создатель по голове не погладит.

– То-то и оно! Говорят, чужое зло обязательно к ней же самой и вернется, – перешла на шепот Карина. – Мне за нее даже страшно.

– А чего за нее бояться? Нам бы так жить! – вспылила Яна.

– Хватит! – перебила Маша. – Меняем тему!

– И идем разнимать твоих соседей, – напряглась Яна.

В подъезде и вправду дошло, похоже, до рукопашной.

– Ой, девочки, – запричитала Карина. – Ну, никаких радостей.

– Дуреха! Радостей – море. Только не бойтесь их брать от жизни, подружки вы мои ненаглядные. Вот я для себя твердо решила: встречу хорошего человека – обязательно согрешу…

– И я тоже, – покраснела Карина.

– А я думаю только про отпуск. Поедем с Мишкой к маме.

– А потом – в Париж. Какая же ты счастливая, Маша: увидишь такую красоту! После этого можно и умереть!

– Каришка, ну, ты не дура? После такой романтической поездки у нормальных людей жизнь только начинается. Встретит Машка там какого-нибудь миллионера – и влюбится в него. Почему, нет? В отличие от немцев французы против нас давно не воевали – во враги их записать сложно, – съязвила она. – Надеюсь, Маня, теперь твоих родственников брак с иностранцем не смутит? А мы к тебе детей на каникулах возить будем! Глядишь, сами кого-нибудь там подцепим.

– Маш, правда, влюбись там, пожалуйста. Так в Париж хочется…

Женщины переглянулись и рассмеялись. Пока закипал чайник, Яна устроила подругам допрос:

– Девочки, вот скажите, в чем, по-вашему, женское счастье?

– В любви, – сразу же выпалила Карина.

Маша горько усмехнулась. Яна тоже запротестовала:

– И что, по-твоему, любовь? Соседские разборки? Бьет, значит, любит. Или пьяные истерики? Или вечные споры, кому вынести мусор и забрать из сада детей? А, может, любовь – это стирки, готовки, глажки, хождение по магазинам?

– Главное, чтобы было, о ком заботиться, – потупилась Карина. – Мужчина в доме – уже радость…

– Видать, подзабыла ты, что это за радость! Когда до зарплаты – сотня, а впереди – неделя. Когда муж уверен, что кроме службы у него больше нет никаких обязанностей. Когда мотовоз в семь утра, а сад открывается только в полвосьмого. Вечером ребятня плачет, а воспитатель смотрит волком, потому что других забрали час назад… – она обняла поникшую Карину. – Да, ты устала от одиночества. Вдовья доля незавидная, что и говорить, но вспомни тогдашние свои слезоньки, бессонные ночи, ссоры, обиды и упреки…

– Знала бы, что так сложится, все бы ему прощала! И берегла бы! Семью нужно сохранять до последнего…

Маша протянула подруге салфетку, обняла ее, помогла справиться с волнением, но возразила:

– Мою семью вряд ли нужно сохранять.

– А ты пробовала? – всхлипнула Карина. – Ты Митю сразу вычеркнула из своей жизни! Человек оступился…

– Оступился? – всплеснула руками Яна. – Да он в день свадьбы прямо на Машкиных глазах другую оприходовал! И по сегодняшний день не может угомониться!

– Простите, я, наверное, истосковалась по мужчине, – Карина спрятала лицо в ладони и горько разрыдалась. – По запаху мужского пота соскучилась, по ласке, по заботе. Мне трудно одной, я слабая. И никогошеньки рядом… Мне всех жалко – и тебя, и Митю, и Яну…

– Не надо меня жалеть! – заартачилась та. – У меня работа, дети, семья, муж. Он, конечно, не без недостатков, но бывают и хуже.

Последнее замечание заставило улыбнуться даже Карину. Маша подмигнула ей и стала хлопотать у плиты.

– А Митю мне тоже бывает жалко, – добавила вдруг Яна.

Маша резко обернулась и не удержалась от резкости:

– А нас с Мишкой вам не жалко? Живем как на вулкане!

– И вас жалко, – с новой силой зарыдала Карина. – Но ты – сильная, а он – слабый. Он без тебя совсем опустится и пропадет, а в хороших руках, может, и выкарабкается. Он же не злой, просто бесхарактерный, – она горько вздохнула и подытожила: – Сама я дура бесхарактерная…

– Это точно, – припечатала Яна. – А что касается Мити, по уму вам, Машка, давно пора расстаться – у каждого своя правда.

– Правда одна, – запротестовала Маша. – Ответственность у каждого разная. Конечно, проще идти на поводу у своих желаний и инстинктов. Куролесить с бабами по баням и пить по-черному. Но семейных проблем от этого меньше не становится. Почему-то я не могу себе позволить забросить дом и ребенка. А он запросто отпускает тормоза и уходит во все смертные. И не моги ничего спросить – полезет с кулаками!

– Он опять бил Мишку? – насторожилась Карина.

– Он и меня пытался ударить, – Маша швырнула полотенце на подоконник и резко встала. – Хватит о нем! Если нет других тем, пошли спать – скоро дети встанут, а мы будем как сонные мухи, – она вышла, бросив на ходу краткое. – Жду! – потом вдруг вернулась и тихо добавила: – Я бы с удовольствием с ним развелась, но работа моя на виду у начальства, а разводы оно не приветствует. Но, если допечет, ни на чье мнение не посмотрю, так и знайте! – и исчезла.

– С таким настроением и в отпуск, – посетовала Карина.

– С таким и надо! Встретится хороший человек – не оттолкнет.

Подруги улеглись, но еще долго о чем-то шептались.

На следующий день Маша уехала в отпуск к матушке. Вычеркнув из памяти гарнизонные проблемы, она с удовольствием варила варенье и закатывала салаты. Правда, беззаботными оказались несколько первых дней. К концу недели Миша вернулся с прогулки хмурым и заплаканным. Оказалось, мир не без «добрых» людей. Один из них подсказал парню, что через дорогу живет его вторая бабушка. Сын захотел познакомиться с ней. Маша долго отговаривала его, не забыв, что еще десять лет назад, после подачи первого заявления на развод, свекровь написала, что вычеркивает их с ребенком из своей жизни, и потребовала вернуть назад все подарки. Поскольку их было немного – кошелек, чулки и ночная рубашка, и к тому времени они утратили товарный вид, Маша незамедлительно отправила ей денежный перевод на сумму первоначальной стоимости вещей. Позже Дмитрий упрекнул, что она забыла вернуть копеечную книжицу. Маша не стала спорить и протянула мужу пятак. Что удивительно, он взял.

Слово свое свекровь сдержала. Все эти годы она не интересовалась внуком и не давала о себе знать. Под ее давлением Митя поделил вилки и ножи, шторы и подушки. Все это бесследно исчезало из дома после его очередного визита. Сын не знал подобных тонкостей, Маша не посвящала его в семейные дрязги. А общаться с женщиной, в сердце которой не нашлось места для единственного внука, ей и самой не хотелось. Однако, узнав о существовании новой бабушки, Миша продолжал настаивать на свидании с ней. Он замкнулся и перестал разговаривать даже с друзьями. Под нажимом обстоятельств мать уступила.

Поднявшись на знакомый этаж, Маша неохотно нажала кнопку звонка. Чуть выждав, Миша нетерпеливо стукнул кулаком по двери. По ту сторону раздался какой-то шорох, но вскоре стало совсем тихо. Было ясно, что свекровь смотрит в глазок и, узнав непрошеных гостей, остается верной своим принципам. Позже сын признался, что бегал по указанному адресу еще не раз, но ему так никто и не открыл. Наверное, это было к лучшему. Чему могла научить ребенка такая бабушка?

Когда до отъезда остались считанные дни, и Маша потихоньку паковала чемоданы, неожиданно позвонил Серов.

– Марья Андреевна? Я из кабинета Тополевского.

– Передайте, что я скучаю без работы, – пошутила Маша.

– При случае непременно передам.

– А что, Андрея Васильевича отстранили от должности, и кабинет перешел в ваше распоряжение?

– Вы, похоже, не в курсе последних событий?

– Увы, но здесь транслируются новости только центральных каналов. Позавчера вот о Митрофанове фильм показывали.

– Смотрите, как оперативно!

– Подгадали к юбилею, только и всего.

– Вы что ли и вправду ничего не знаете?

– По поводу?

– Командира больше нет.

– Перевели-таки в Москву? – вздохнула с облегчением Маша. – Вот и хорошо. Ссылать меня теперь будет некому.

– Ссылать вас точно будет некому… – странно усмехнулся капитан. – Командир умер. Сегодня хоронят.

– Не может быть!.. Почему?.. Что случилось?

Маша невпопад задавала один вопрос за другим.

– Кардиошок. Мгновенная смерть. Наклонился – и был таков. Даже слова вымолвить не успел. Вы меня слышите?

– Это ужасно…

– Спору нет, но, к сожалению, ничего не изменишь. Я звоню, чтобы согласовать сроки отъезда.

– Какого?

– В Париж.

– А-а… как же мы… после всего этого поедем?

– Жизнь-то продолжается. Конкурс международный, итоги объявлены, билеты куплены. Вот только вдова с дочерью отказались от поездки.

– Это и понятно. Не ехать же им прямо с похорон.

– Само собой. А вот вас я попрошу прибыть на сутки раньше, чтобы заняться детьми. Гостиница уже заказана.

Уговаривать Машу не пришлось – работа с ребятней никогда не была ей в тягость.

Здание международного аэропорта встретило детскую делегацию аномальной жарой – кондиционеры при распахнутых настежь дверях не справлялись со своей функцией. Маша каждые десять минут пересчитывала детвору. Вскоре со стопкой паспортов в руках появился Серов. «Марья Андреевна, таможня дала добро на «зеленый коридор», чтобы не мучить детей в очередях. Раздайте им документы, а я отлучусь для встречи семьи», – и он снова исчез. Журналистка подозвала ребят и провела очередную перекличку. Вручив им паспорта, она попросила не расходиться. «Нас это тоже касается?» – иронично уточнил за ее спиной до боли знакомый голос. Не веря своим ушам, Маша обернулась и утратила дар речи – рядом с ней стояла Ада Митрофанова с дочерью.

– Здравствуйте, – манерно произнесла вдова.

Она была в белоснежном костюме, и лишь черный носовой платок в нагрудном кармане пиджака напоминал о трауре.

– Не поищите для нас с дочкой водички? – скорбно попросила собеседница. – А то мы свои запасы забыли в гостинице.

– Я не имею права оставить детей без присмотра, – отказалась Маша, с трудом придя в себя.

– Придется, дочь, нам самим искать, – недовольно вздохнула Ада. – Помощи прийти неоткуда.

– Мама, ты все время забываешь это! – дочь протянула ей черную гипюровую шаль.

– Ах, да, – Ада спешно взяла накидку. – Такая жара, все выскакивает из головы, – видя, что Маша все еще в ступоре, она тихо пояснила: – Последними словами умирающего Ильи Федоровича была просьба не лишать нашу девочку праздника и ни на что не глядя обязательно свозить ее в Париж, – она прижала платок к сухим глазам. – Я просто вынуждена подчиниться последней воле покойного.

Маша недоверчиво опустила глаза, вспомнив слова Серова: «Мгновенная смерть… Даже слова вымолвить не успел». Генеральша сочла инцидент исчерпанным и отправилась на поиски воды. Видя замешательство Маши, разъяснить ситуацию взялся подоспевший Серов:

– Извините, не успел вас предупредить. На поминках мадам решила прокатиться в Париж. Ни стыда, ни совести! – посетовал он и повысил голос: – Ребята, стройся!

Вернулась Ада и расположилась рядом с Машей:

– Возьмите надо мной шефство: я плохо себя чувствую.

– Простите, я несу ответственность за полтора десятка детей и не имею права забывать о них в незнакомой стране. А с вами взрослая дочь.

– Стоило так высоко взлетать, чтобы так низко упасть?!

– Что вы имеете в виду? – не поняла Маша.

– Свою горькую долю. Нынче я никому не нужна!

В Париже вдова быстро забыла про свою печаль и с головой окунулась в бездну туристических развлечений. У Эйфелевой башни Митрофанова бесцеремонно протянула Маше дорогущий фотоаппарат и капризно потребовала: «Меня для разнообразия снимите сидя». Она отошла на расстояние, вальяжно раскинулась на траве и подозвала дочь. Девочка стыдливо набросила на голову матери траурную шаль и только потом покорно села рядом. Генеральша картинно запрокинула голову, как бы встряхивая волосы, и «ненароком» сбросила траурную накидку. Узкая юбка скользнула вверх, обнажив угловатые колени. Машу затрясло от возмущения, но она не стала обострять ситуацию.

В Лувре Ада насмешливо комментировала скульптуры античных великанов, а в музее современного искусства с откровенным интересом рассматривала обнаженную натуру на старинных полотнах. Она не поленилась разыскать Машу и, подведя ее к огромной картине, радостно сообщила: «Эта Венера будто списана с моей старшей дочери».

Днем позже, уже в Диснейленде, от скорби дамы не осталось и следа. Обнаружив ее отсутствие, Серов в испуге оглянулся:

– А где Ада Сергеевна с дочерью? Может, ей плохо?

– Ей очень хорошо, – указала на карусель семилетняя Галочка. – Вон они с Дашей катаются на «бешеном паровозике».

В этот момент из-под водной глади озера на вершину островной горы лихо выскочил озорной состав. Среди детей возвышалась фигура веселой вдовы. Вцепившись в поручень сидения, она заливисто хохотала. На выходе из аттракциона туристку разыскал колоритный фотограф. Ткнув пальцем в экран монитора, на котором красовалось перекошенное лицо Ады, он предложил распечатать фото. Митрофанова улыбнулась и махнула рукой: «А что? И возьму! Все ж память о Париже!» Маша и Петр недоуменно переглянулись. Мужчина побежал в будку и вскоре вернулся с портретом. Генеральша протянула фото дочери: «Смотри, как смешно». Девочка обиженно отвернулась, а мать, поймав на себе изумленные взгляды земляков, придала выражению лица приличествую ситуации строгость и смиренно убрала фото в сумочку.

В магазинах путешественницу было не вытащить из примерочных кабин. Скупая модную одежду без устали и счета, она в отличие от всех остальных не экономила каждый франк.

По возвращении из Франции Митрофанова недолго носила траур. Ее энергия была всецело направлена на увековечение памяти мужа. Добившись переименования в его честь улицы, она изводила художников бесконечными правками эскизов памятных табличек. И лишь утвердив достойный, по ее мнению, проект, наконец, успокоилась и занялась дочерью. А гарнизон еще долго обсуждал сам факт ее поездки в Париж.

В первых рядах хулителей лидировала вездесущая Бедоносова. Прогуливаясь по центральной площади, она считала своим долгом принародно обсудить вызывающее поведение низвергнутой соперницы.

– Какая наглость, – клокотала от возмущения она. – Добилась захоронения мужа на мемориале, чтобы город за могилой ухаживал. На всем экономит! Разве это по-христиански: улететь в Париж на девятый день после похорон мужа? Хотя бы приличия ради отказалась от поездки!

– Анна Алексеевна, кому под силу отказаться от халявы? Страшное искушение! – иронично шепнула ее спутница. – Только говорите, пожалуйста, тише: кругом люди.

– Они не слепые и не глухие! И не позволят Аде плевать на приличия! Знаете, как Москва возмущена ее парижским демаршем?!

– Боевой рупор в ударе, – усмехнулся кто-то из мужчин.

– Кстати, она не так уж далека от истины, – заметил собеседник. – Неужели командир не заслужил, чтобы его память чтили достойно? И не стыдно Аде людям в глаза смотреть?

– Ада и стыд – несовместимые понятия! Ей не знакомо это чувство!..

Глава тридцатая

Рабочий день только начался, а Тополевский уже провел совещание и отпустил подчиненных. В кабинет заглянула секретарь:

– Андрей Васильевич, звонит Басов. Соединить?

– Да, спасибо.

Генерал поприветствовал Андрея, рассказал о новостях и поинтересовался, как работается над книгой.

– Ты знаешь, Михалыч, после недавней встречи с Байчадзе дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.

– А как ты разыскал старика? Он давно переехал в провинцию.

– Помогли телевизионщики. Не откладывая в долгий ящик, я и рванул: как-никак, «бате» идет девятый десяток.

– И как он там поживает?

– Не смотря на ампутацию обеих ног, по-прежнему бодр. Рассказал мне массу интересного, чего прочитать пока просто негде. Есть время? Могу кое-что рассказать.

– Боюсь, нам и дня не хватит. В выходные приглашаю на дачу, там все и обсудим.

…Для Байчадзе это госпитальное утро ничем не отличалось от всех предыдущих. Как обычно, первой появилась нянечка со старенькой «уткой» за спиной, следом за ней вошла молоденькая медсестра со шприцем наготове. Чуть позже она же принесла мензурку с таблетками и неполный стакан воды. Вскоре доставили и скромный диетический завтрак. Старик безразлично съел кашу-размазню, покопался в яйце всмятку и, надкусив бутерброд, сделал глоток несладкого чая. В еде он был неприхотлив, но больничное однообразие уже утомило. Санитарка забрала поднос. Байчадзе откинулся на подушку и прикрыл глаза.

В палату вошла дочь. Вскрыв упаковку гранатового сока, налила ярко рубиновый напиток по самые края и поднесла стакан к свету. «Совсем, как бабушкино вино, – мечтательно улыбнулась она. – Вечером привезем тебе диктофон. Звонили из Москвы, попросили, что бы ты что-нибудь наговорил для книги по истории космических войск. Там есть главы про космодром».

Дочь спешила на работу. Коротко рассказав о домашних делах, она поцеловала отца, поправила подушку и вышла легко и стремительно, как это делала когда-то ее мать. Генерал загрустил, вспомнив покойную супругу. Одиночество сейчас его угнетало больше всего. Уныние он всегда считал великим грехом, но после смерти жены, горячо любимой женщины и самого верного из друзей, как-то разом осиротел. Печально вздохнув, старик посмотрел за окно. Там с бешеной скоростью неслись куда-то вдаль массивные облака. Темные тучи постепенно заполнили все свободное пространство. Белизна палаты диссонировала с неуютной серостью не на шутку разбушевавшейся осени. В этот пасмурный день лишь рубиновый напиток в стакане напоминал о буйстве красок прежней жизни. В памяти всплыли события полувековой давности…