Четырем смертям не бывать

Голос его сорвался на крик. Мощная волна разошлась от старика и рассеяла незваных гостей. Ирвин осмотрелся, прикрыл глаза и прислушался. На душе стало спокойно. Плечи его от облегчения опустились. И он спиной облокотился на стену. Три смерти – Старая, Молодая и Юная – осторожно заглянули к старику.

– Не высовывайся, – шикнула Старуха на Юную Смерть.

Оценивающий взгляд коварной гиены липко облизнул Ирвина.

– Интересно, – протянула Старуха. – Необычный экземпляр. Здесь нужна хитрость.

– Дорога к нему открылась так же легко, как и к остальным. Я не понимаю, – губы Молодой скривились.

– Ещё бы. Поняла б, морщин нажила. А тебе Молодой оставаться нужно.

Ирвин дёрнулся, почесал затылок и обернулся. Его суровый взгляд упёрся в глаза Старухи Смерти.

– Хорош, – процедила Старуха. – Хорош.

Резким движением руки, от которого складки кожи колыхнулись волнами, Старуха увела Молодую и Юную Смерти из Ирвинской квартирки.

– Почему мы под дверью стоим? – спросила Юная Смерть.

– Пусть сам нас впустит, – проскрипела Старуха.

Ловкими натруженными руками она ухватила тонкий воздушный поток, как пряжу. Пальцы мелкими движениями вытянули из него тонкую нить, которая понеслась дальше.

– По моей воле… – искривились морщинистые губы.

– Ждать? – капризно фыркнула Юная. – Разве это наш удел?

– Ждут только те, кто скован течением времени, – пробормотала Старуха.

А Молодая слегка улыбнулась уголком рта, чуть округлив щёку. Смерть знала, что ждут лишь обречённые на гибель. От события к событию торопятся они к финальному аккорду.

* * *

Хватаясь за обрезиненный, местами прожжённый поручень, поднялась на этаж полная женщина. Она утёрла бумажной салфеткой влажное лицо. На неё смотрели четыре входные двери.

– Номера хоть бы подписали, – пробормотала она и полезла за блокнотом. Глаза побежали по строчкам неразборчивых записей.

– Двадцатая, – протянула женщина и ещё раз посмотрела на двери: слева направо три железные, обтянутые кожей, и только последняя – деревянная, выкрашенная белой краской. К ней и шагнула неизвестная, надавила на кнопку звонка. За дверью послышалось пиликанье, но никакие другие звуки не донеслись из глубин квартиры.

– Нет, что ль, никого? – спросила женщина у двери и постучала.

Ирвин, который и думать забыл о приступе беспокойства, дремал в любимом красном кресле. Из маячившего на горизонте сознания сна уже призывно запели птички, но пение их сменил трескучий стук. И Ирвина вышибло из подступавшей мглы видений. Он нехотя поплёлся к двери, заранее злясь на мерзавца, прервавшего его покой. Старик заглянул в глазок и увидел неприятную на вид женщину.

– Кто там? – проскрипел хозяин квартиры.

И пришедшая стала нечленораздельно объяснять, что она социальный работник, новенькая на этом участке. И сегодня она готова сходить в магазин, чтобы облегчить жизнь почётному пенсионеру района. Говорила женщина негромко. И почётный пенсионер был вынужден прижаться ухом к двери. Каждое её слово наращивало в Ирвине гнев. Да за кого она его принимает? За дитя малое? За немощного инвалида?! Что он уж и в магазин сходить не может? Или это правительство хочет его обездвижить, дома запереть, чтобы подох поскорее? Без движения-то?

Взбешённый Ирвин, не дождавшись паузы в речи социальной работницы, закричал на беднягу и заглянул в глазок, – очень уж хотелось увидеть лицо этой выскочки, которая помогать ему собралась, если не сказать хуже – спасать… Его спасать? Да он сам кого хочешь спасёт! Он ветеран! Последнее поколение истинных воинов!!! Если и может кто кого спасти, так это он!!!

Линза глазка играла с пространством и растягивала лицо работницы чуть ли не на весь коридор. Ирвин уже кричал о том, что способен ещё в магазин ходить и не позволит никому у себя это право забрать, что квартира ему не тюрьма, – когда обратил внимание на три тени позади женщины. Он вздрогнул и замолчал. Ещё ближе прижался к стеклянной линзе. Лицо женщины размылось, а три фигуры на заднем плане попали в фокус. Страх пронзил Ирвина от пяток до подбородка.

– Вы? – произнёс старик.

Он узнал тех, чьё присутствие чувствовал не так давно.

– За мной… – проговорил он, отстраняясь от глазка.

Старик отступил от двери и тут же уверенно шагнул на прежнее место. Нет уж, так просто он не уступит. Границу будет держать до последнего, вверенную ему территорию врагу не отдаст.

– Ага! – азартно завопил Ирвин. – Поодиночке страшно на старого ветерана! Без боя не сдамся! Так просто меня не возьмёшь. Убирайтесь, гадины! Пока не пришиб!

Бедная социальная работница попятилась.

Смерти расступились, пропуская её.

– Во-во! – радостно закричал Ирвин, в надежде что незваные гостьи отступают. – Бегите! Я страшен в гневе, етить вашу мать!

Социальная работница бегом бросилась вниз по лестнице. А Смерти спокойно подошли к двери. Ирвин содрогнулся, но не отступил.

Молодая Смерть качнула головой – мол, выходи.

– Рано мне ещё! – крикнул Ирвин. – Убирайтесь! В дом не пущу и сам не пойду. Рано мне, рано…

Рот Старухи исказила кривая улыбка.

На лестнице послышались шаги, ровный уверенный ритм сменяющих друг друга каблуков, по нарастающей. Девушка с ржаными кудряшками появилась на лестничной клетке. От ушей к сумочке тянулись провода, завершаясь плеером, выглядывающим из внутреннего кармана сумки, из-под молнии. Губы девушки подрагивали, вторя словам песни. Ирвин умолк и обречённо прижался к двери. Сердце тяжело ухнуло и камнем повисло меж рёбер. Девушка тем временем надавила на звонок и, не отпуская кнопку, стала стучать.

– Уходи, не сегодня, я слишком устал, – заговорил Ирвин, преодолевая себя. Но девушка пристукивала ножкой и мотала головой в такт музыке. Она не слышала его.

– Вон! Вон отсюда! – закричал старик. И эти слова пролетели мимо белокурой гостьи.

– Деда, открывай, – крикнула девушка, продолжая одной рукой давить на звонок, а другой колотить в дверь.

Ирвин спиной навалился на дверь с другой стороны, словно пытаясь подпереть невидимую границу собственным телом. Но преграда не выдержала: напор юности прорвался сквозь сопротивление постаревшего воина. Он не мог противиться, повернулся и впустил гостью.

* * *

Девушка обняла деда, вытащила наушники и небрежно кинула их в сумку, так что часть проводов петлёй свесилась из зубчатого рта молнии. [ерти за спиной внучки прошли в дом Ирвина. Тот, обнимая кровинушку, проводил навязчивых дам тяжёлым взглядом. При внучке он не мог позволить себе казаться сумасшедшим. А троица, мелькнув в коридоре, углубилась в комнаты. Внучка отстранилась, Ирвин взял её за плечи и заглянул в лицо. Его губы осветила улыбка. Глаза – как будто кто радужку из облачного агата выточил; мягкая, как губка, кожа на первый взгляд могла показаться неровной, но это ощущение не вызывало неприязни, скорее желание прикоснуться; красивый рот, с чуть выступающей вперёд нижней губой…

– Вылитая бабушка, – Ирвин крепко прижал внучку к себе, погладил по спине.

– Ну, хватит, я устаю от сантиментов, – закапризничала девушка, высвободилась из объятий и принялась разуваться. Потом скинула твидовое пальто, смотала шейный платок и вместе с шапкой кинула на узкую обувную тумбу.

– Лера, что ты как кошка шипишь на меня. Я тебя и так не часто вижу, дай хоть насмотреться.

Внучка фыркнула – мол, каждую неделю «насматривается» – и прошла на кухню.

– Социальная работница ещё не приходила? – удивилась Лера, заглянув в холодильник.

– Не приходила, не приходила, – заворчал Ирвин, почуяв укор. – На что она мне? Я сам неплохо с хозяйством справляюсь.

– Вижу, – губы девушки скептически сжались.

– Я сейчас супчик тебе погрею: – Ирвин отодвинул внучку от холодильника, извлёк оттуда кастрюльку и поставил на конфорку, потянулся к каминным спичкам, но рука замерла в воздухе.

– Что такое? – Лера нетерпеливо заглядывала через плечо.

Молодая и Юная Смерти с недоумением поглядывали на Ирвина из-за порога.

– Почему он остановился? – не выдержала Юная.

Старуха заскрежетала зубами. Она сидела на табурете у плиты и по-хозяйски тёрла ладонью газовую трубу.

– Прочь пошла! – заругался Ирвин. – Ослиные потроха!

Материться он отучился, когда, выйдя в отставку, устроился преподавателем в высшее учебное заведение на кафедру военного дела. Скольких учеников порекомендовал на достойные места… В течение двух десятков лет преподавания, к нему неоднократно приходили бывшие товарищи, занявшие места в руководящем составе боевых подразделений, просили посоветовать кого смышлёного. Он и советовал… А теперь Лера смотрела, как Ирвин грозит пустому табурету кулаком.

– Дедушка, ты в порядке? – взволнованно спросила внучка.

– Да, не обращай внимания. Я человек одинокий, вот сам с собой… – Ирвин отошёл от плиты.

– Может, лучше я? – Лера подошла к конфоркам, и Ирвин увидел, как Старуха с наслаждением вдохнула аромат внучки.

– Нет, – Ирвин резко оттолкнул девушку, так что та ударилась об угол стола.

– Больно! – Лера потёрла ушиб.

– Прости-прости, – Ирвин ухватил её за руку. Окостенелые пальцы деда поскребли-погладили её кисть.

– Лучше в комнату пройдём. Там компот открою, печенье из буфета возьмём. Я уж знаю, вы, молодёжь, перекусами живёте, супы там всякие не признаёте.

Они вышли с кухни, и Лера уселась на диван, как раз меж двух Смертей – Молодой и Юной.

Ирвин запыхтел.

– Не возьмёте, не позволю.

– Уступи ей жизнь, – прошептала ему на ухо Старуха. – Тебе на что? Жизнь одна. А вас двое…

Ноги подкосились, и Ирвин опустился в своё кресло.

«Ради внученьки», – подумал он и внутренне почти примирился с уходом. Молодая Смерть подсела на подлокотник, готовая заключить старика в свои пряные объятия.

Взгляд Ирвина замер на внучке. Из глубин памяти, навстречу собственному образу, заключённому в Лере, вышла любимая супруга. С момента смерти она жила только в Ирвине, воспоминания о ней старик хранил с особой тщательностью, часами перебирая их, как пыльные семейные альбомы.

– Не верю, – его шёпот обжёг Старуху.

– Леда, ты говорил про печенье. Если устал, я сама достану, – напомнила Лера.

– Нет-нет, – суетливо ответил старик. – Сиди здесь, ничего не трогай. Я всё принесу.

– Может, на кухне?

– Здесь сиди! – повторил Ирвин уже раздражённо. – И не трогай ничего.

Он вернулся скоро, как ему показалось. Быстро открыл банку с компотом, разлил по чашкам, выложил на тарелку печенье, фрукты, нарезал сыр ломтиками. Но время в очередной раз успело улизнуть. Иногда старику казалось, что внучка появляется только для того, чтобы напомнить, как сильно отстаёт он от мира, что он давно «устарел»; ну и немного «расшевелить застоявшуюся квартиру». Вот и сейчас он вышел с кухни, держа в руках поднос, а она, неуёмная, стояла у раскрытого буфета и вертела в руках зелёно-красное блюдце из немецкого фарфора, привезённое из Германии после Победы в Великой Отечественной войне. Вид бесценной вещицы в руках внучки заставил сердце трепетать от страха. А вдруг выронит? Какой-нибудь резкий звук – испугается и блюдце разлетится вдребезги… Воображение вмиг нарисовало страшную картину.

– Я же сказал сидеть смирно, – выдавил Ирвин. – Поставь на место.

– Да ладно тебе. – Лера и не подумала возвращать нарядное блюдце на тёмную полку.

Ирвин опустил поднос на столешницу буфета, выхватил фарфоровую прелесть из Лериных рук и осторожно поставил на место.

– Всё, баста, – сказал он, решительно притворив дверцу.

– Тедди, Тедди, – покачала головой Лера. – Прячешь от меня, как от огня…

Глаза её выдавали лёгкую иронию.

– Ишь, что выдумала. – Ирвин отвернулся, чтобы скрыть от внучки лёгкое смущение. Ласковым прозвищем Тедди его обычно звала жена. Неужто сын рассказал?

– Боишься, что разобью? Тебе посудина дороже родной внучки? – Лера жеманно улыбнулась и деланно захлопала ресницами.

– Сама всё знаешь, – буркнул дед.

– Держишься за это старьё, как за сокровище, – скривила нос Лера, на этот раз искренне. – Ну разбила бы, и что? Купила бы тебе новое, ещё краше, или на заказ такое же нашла бы.

– Когда помру, меня на заказ найди, – огрызнулся Ирвин. – Ладно, хватит лясы точить. А то у меня дел ещё много.

– У тебя? – на лбу Леры дугой собрались морщинки. А Старуха-Смерть расхохоталась у неё за спиной и нагло уселась в любимое ирвинское кресло.

Лера перехватила взбешённый дедовский взгляд и невозмутимо стала рассматривать местами засаленную до черноты красную обивку сиденья.

– Как и я, думаешь, что его время уже пришло? – улыбнулась девушка и, взяв с подноса печенье, облокотилась бедром о столешницу.

– Ой, – Лера положила печенье обратно и достала из заднего кармана джинсов телефон.

– Чуть не забыла! – И она хлопнула себя рукой по лбу.

– Что? – не понял Ирвин.

– Сфотографировать перекус и выложить в сетку.

– Зачем? – не понял дедушка.

– Я тебе уже объясняла…

Ирвин помнил, что не в первый раз удивляется странностям внучки, но ответы её настолько не укладывались в картину его мира, что моментально скрывались под ворохом воспоминаний; внутренняя реальность поглощала чужеродные элементы.

– Повтори для старого. Сложно, что ли?

Лера пожала плечами. Она уже сделала несколько фото и теперь уткнулась взглядом в светящийся экран.

– Друзья забеспокоятся. Писать начнут, названивать, а то и вовсе полицию вызовут.

– Как будто полиция такой ерундой заниматься будет, – гоготнул дед.

– Естественно, будет. – Лера низко склонила голову, как если бы Ирвин сморозил какую-нибудь глупость.

– Не пучь глаза! – пошёл в оборону дед.

– Да я и не пучу, – потеряла запал Лера. – Звонят друзья-знакомые, говорят, что тот-то и тот-то ведёт себя подозрительно: обычно фотографии выкладывает, а тут не выложил. Не случилось ли чего? Иногда полиция сразу едет, иногда просит перезвонить, если человек и в следующее время приёма пищи фотографии не выложит.

– Ладно, не умничай. – Ирвин почувствовал себя неуютно. – Добровольная пленница.

– Я-то? – удивилась Лера.

– А то! Ты, конечно! Заключила себя в ларец, Сетью его называешь, сама в эту сеть и попалась. Думаешь, что ты этого хочешь, похвастаться там или пообщаться, а на самом деле…

– А на самом деле зелёные человечки из космоса внушают, – прервала его Лера.

– Почему зелёные? Вполне себе обычные, в форме… – отозвался Ирвин.

Лера закинула в рот кусочек сыра и, не прекращая жевать, позвала дедушку к письменному столу. На тканой зелёной салфетке их ждал открытый ноутбук.

– Включаешь хоть без меня? – тоскливо поглядывая на слой пыли, спросила Лера.

– Конечно, – бодро ответил Ирвин. – С Иришкой вот по видеозвонку общались.

Дед уселся за компьютер. В этот раз Лера знакомила его с программой обработки видео. Её пальцы, унизанные кольцами, летали над клавиатурой. Ирвин пытался освоить быструю компоновку кадров, но процесс ему никак не давался. Честно говоря, он не очень понимал, зачем ему нужен навык обработки видео, скорее для старика обучение превращалось в повод повидать внучку. Вот и задания он выполнял особо не напрягаясь. А тут ещё гости из мира тонких материй глядели в три пары глаз. И сосредоточиться не удавалось. Лера разочарованно дула губки, стараясь не сорваться на деда.

Смерти поумолкли.

Ирвин угукал и кивал, когда Лера говорила. А сам смотрел на внучку и думал о жене. Как же они похожи, даже тембр голоса, уверенность и бескомпромиссность. Только вот заглядывая в глаза внучки, он не видел той спокойной глубинной мудрости и лёгкой смиренной грусти. Лера горела ярче, действовала импульсивнее. Её мир пылал – и вспыхивало всё вокруг.

Лера в очередной раз с силой надавила на клавишу enter, и розетка у головы выстрелила электричеством. Оплавилась пластмасса. Ирвин метнул злой взгляд на по-крысиному улыбающуюся Старуху. Лера, широко раскрыв глаза, окостенела на табуретке. Ирвин потряс её за плечи.

– Смотри, какая горячая, аж розетки плавятся, – попытался пошутить он, но голос звучал с натяжкой. – От парней, небось, отбоя нет. Хоть бы с женихом познакомила…

– С женихом? – пришла в себя Лера и посмотрела на деда из-под насупленных бровей. В её голосе явственно звучали раздражение и презрение.

– Ты меня неполноценной считаешь? – выплеснула она слова.

– Что это ещё за разговор? – набычился Ирвин.

– По-твоему, я не самодостаточна? Нуждаюсь в дополнительных точках опоры?

– Лера, да что ты завелась? – Ирвин почувствовал, как изнутри укоризненно смотрит на него супруга. Ей он противостоять не мог. Сдался, переступил через оскорблённое честолюбие и принялся на правах старшего, а значит, и более мудрого, возвращать равновесие в диалог:

– Что ты завелась? Я задал простой вопрос, ничего не имея в виду. А если что не то спросил, ты поправь, объясни. Что злиться-то сразу?

– Ты говоришь мне, что я неполноценная, что для того, чтобы чувствовать себя счастливой, любимой, состоявшейся личностью и женщиной, я должна… должна… – Лера так часто дышала, что с воздухом заглатывала слова в работающую как поддув грудную клетку.

Ирвин приложил ладонь к уху.

Ему сложно было угнаться за прыгающей интонацией голоса внучки. Фразы рассыпались на дребезжаще-пищащие звуки. Отдельные, дошедшие до сознания слова выстроились в смысловой ряд.

– А по-твоему – лучше одной? – недоумённо уставился на белокурую девушку дед. Он смотрел на родное лицо, которое порождало ретроспективу воспоминаний от рождения внучки и до сего дня, но не видел в нём родственной души. Взгляд упирался в невидимую преграду, не способный проникнуть в сущность собеседницы.

– Конечно! – выпалила Лера. – Только наедине с собой человек может обрести гармонию. Человек – это такой неограниченный ресурс, что в себе может и друга, и возлюбленного, и советчика найти, – голос Леры налился силой, равновесием, зазвучал вдохновенно. – Дело не в том, чтобы получить любовь от другого, а в том, чтобы научиться находить её в себе. И я не боюсь вступать в отношения с миром, один на один, без посредников. Я могу то, что пугает других, – использовать свою свободу от привязанностей как ресурс…

– Сестра-то твоя, Иришка, замужем, и не стесняется! – напористо выпалил Ирвин.

– Не стесняется? – глаза Леры плеснули ядом и сузились, как у готовящейся к броску хищницы. – Она не то, что стесняется, она скрывает и от друзей, и на работе, что они с мужем живут вместе.

– Глупость какая, – не поверил Ирвин.

– А то как же! Сам подумай: кто доверит хоть мало-мальски ответственную работу человеку, который без костылей шагу ступить не может? И это – при здоровых ногах. Я сестру не понимаю. Неужели Ире нужен тот, кто рисует идеал её жизни и вводит её в состояние осуществлённой мечты? Это же инфантильно…

– А дети тогда как же? – выдал Ирвин.

– Так же, – скорчила рожицу Лера. – В семье матерей растут. Отцы приходят проведать, сводить в зоопарк, или музей. А ребенок – при матери, в её семье.

«Когда же одиночество успело стать нормой? Почему я не заметил? – прожёвывались мысли в ирвиновской голове. – А много ли моих ровесников прожили без разводов? Если энурез нельзя вылечить, нужно научиться им гордиться. Вот и разведёнки нашли сомнительные плюсы в своём положении, а их дети подхватили и предпочли остаться по эту сторону баррикад, не рисковать. А на третьем поколении и вовсе забылось, на что нужны совместная жизнь, семья…»

– Ладно, – Лера поправила сбившиеся на лицо волосы. Пар вышел. Она всегда быстро успокаивалась. – Лучите вернёмся к нашим программулинам.

Пальцы её запорхали над клавишами. А Ирвин посмотрел на книжную полку.

У корешка «Воли к власти» дремало широкое обручальное кольцо. Мягкий блеск начищенного серебра укрылся тонкой вуалью пыли.

«Почистить нужно», – подумал Ирвин.

Тем временем Молодая Смерть подошла к полочке и провела пальцем по замыкающемуся в круг металлу.

– Пшла! – шикнул Ирвин.

– На кого это ты, Тедди? – внучка взглядом продолжала выхватывать информацию с экрана. Только одна бровь вопросительно поползла вверх.

– Голуби… загадят подоконник ещё. Кыш! Пошла!

Ирвин поднялся и сделал несколько шагов к окну, помахал руками, как если бы и вправду гнал птиц мира прочь, и ухватил с полки кольцо.

– Ишь, чего захотела, – пробубнил старик обиженно. А Молодая Смерть вернулась к двум другим на диван, положила ногу на ногу и сказала спокойно:

– Знакомое колечко, – глаза её сузились, как у довольной кошки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.