Полная версия
Здравствуй, Ленин!
Игорь Олегович Родин
Здравствуй, Ленин!
© Родин И. О., 2019
1
Ноябрьским днем на сцене Московского Академического театра имени Достоевского шла пьеса Горького «На дне». За сценой бродили актеры, готовящиеся к выходу. Только Карнаухов, исполнявший роль Актера, не торопился. Он сидел в гримерной, будучи вдребезги пьян. Перед ним стояла бутылка водки, лежали перочинный нож и надкусанный бутерброд с докторской колбасой.
Взглянув в зеркало, Карнаухов трагическим голосом произнес:
– Мой органон отравлен алкоголем! Вот раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня была, старик, хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Все кончено для меня! Я всегда читал… все читал с большим успехом… гром аплодисментов! Ты не знаешь, что такое аплодисменты… это, брат, как водка! Бывало, выйду, встану вот так… – Подождав пару секунд, постучал по рупору трансляции: – А, черт, опять не работает! (громко) Эй! Когда мой выход?
Из соседней гримерной почти сразу донеслось:
– Через десять минут!
Карнаухов выпил залпом стакан и вновь обернулся к зеркалу:
– Через десять минут выходить и играть в постановке этой бездарности, этого ничтожества, выскочки! И это я, которому аплодировали Орел, Вологда и Челябинск! (снова выпивает) Как приспичит, так сразу «чего изволите, Иннокентий Петрович», «все вам будет, Иннокентий Петрович», а как роль Сирано де Бержерака, так «вы много пьете»?! Сука! (снова выпивает) Ну, все, больше ждать не буду! Я вам покажу бесплатные лечебницы для алкоголиков!
2
На сцене Лука тем временем утешал обитателей «дна»:
– Должна на свете быть праведная земля… В той земле особые люди живут… хорошие люди! Друг дружку они уважают, друг дружке завсяко-просто помогают…
В этот момент на сцену ввалился Карнаухов с криком:
– А вот и я! Что, не ждали?
На сцене возникла оторопь, правда, через пару секунд Барон, видимо, желая как-то выправить ситуацию, произнес:
– А вот и Актер появился. Где, брат, пропадал?
– Это не я пропадал! – тут же с пьяной решимостью возразил Карнаухов. – Это вы все тут пропали! Совсем пропали!
– Да, но… – начал было Барон.
– А ты вообще заткнись, лизоблюд! – оборвал его Карнаухов.
На сцене воцарилась полная тишина. Карнаухов обвел мутным взглядом присутствующих.
– Опа! Тишина, как на кладбище! Ну, а где же все эти ваши «человек – это звучит гордо» и «надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» и прочая дребедень? А вот мне не стыдно за бесцельно прожитые годы! И знаете, почему? Потому что я прожил их с удовольствием! Да, я пил! И не жалею об этом! Так и передайте этому вашему руководителю, этому самозванцу, пигмею, лилипуту, этому хоббиту, бездарю, халтурщику! (плюет на сцену)
Карнаухов перевел взгляд на Луку.
– Ну, а ты, дед, что замолчал? Что ты там втираешь про хороших людей, про реки молочные с кисельными берегами? Ведь признайся, пьешь сам втихомолку? Украдкой. По ночам. Под одеялом, чтоб никто не догадался. А кто вы вообще все такие? Кто вы все на этой грешной земле? Плесень, жалкие бактерии, хламидомонады… Да пошли вы! Все, ушел вешаться.
С этими словами Карнаухов гордо, по-гамлетовски запахнувшись в плащ, удалился со сцены.
Актеры на сцене некоторое время не произносили ни слова. Наконец Лука нарушил молчание:
– Неужели повесится?
– Как же, жди, – скептически отозвался Барон.
– В любом случае – испортил песню, дурак, – подытожил Лука.
Зал, пораженный такой необычной трактовкой классической пьесы, взорвался аплодисментами.
Карнаухов за сценой пил из фляжки. Услышав шквал оваций, оторвался от процесса:
– Это успех!
3
Дверь театра распахнулась, оттуда на улицу вылетел Карнаухов. По всей видимости, ему кто-то дал сильного пинка.
На пороге появился разъяренный режиссер.
– Бездарь, говоришь, пигмей? Выскочка? Лилипут?
Карнаухов (заплетающимся языком):
– Это метафора. Художественный образ!
Режиссер плюнул.
– Так вот я от твоих художеств и от образов устал! Можешь на работу больше не приходить! Короче, ты уволен, алкаш чертов!
Режиссер хлопнул дверью.
– У меня там вещи! – заорал Карнаухов вслед.
В ответ из дверей вылетел чемодан, стукнул Карнаухова в живот, тот упал на землю.
– Расчет дайте!
4
Карнаухов с чемоданчиком шел по улице. Он направлялся к Красной площади.
Подойдя к Историческому музею, поздоровался с человеком, который в соответствующем гриме и костюме представлял Сталина, предлагая с ним сфотографироваться.
– Здорово, Семен.
– Привет.
– Как идут дела?
– Никак. Сегодня еще ни копья не заработал.
– Понятно. И не надоело тебе этого упыря изображать?
– А тебе? Опять что ли пил?
– Есть повод. Из театра ушел.
– Да ну?
– Да, высказал режиссеру все, что о нем думаю, а потом хлопнул дверью. Надоели, сказал, ваши художества! И расчет мне ваш не нужен!
– А он что?
– Ну, естественно, заюлил. Не хотите ли, Иннокентий Петрович, роль Сирано де Бержерака сыграть? Ну, я сказал, куда ему эту роль засунуть.
– Понятно.
– Ладно, через пять минут буду. Надо хоть каких-то денег поднять.
Карнаухов зашел в голубую кабинку стоящего на улице туалета, загримировался там под Ленина, наклеил бороду, надел кепку и, хлебнув из фляжки, вышел наружу, не преминув бросить вылупившемуся на него человеку:
– Товаг’ищ! Будьте аккуг’ атны, спг’ авляя нужду! Убог’щица – тоже человек!
Подойдя к напарнику, Карнаухов молодецки гаркнул:
– Ну что, товаг’ищ Сталин, вг’ежем по-совг’еменному! В г’амках активных пг’одаж!
5
Возле Исторического музея собралась небольшая толпа. Молодежь смеялась, снимала на телефоны, иностранцы щелкали «Никонами» и водили видеокамерами.
Посередине Карнаухов (Ленин) отплясывал вприсядку. Вокруг него кругами ходил Сталин и танцевал лезгинку.
Раззадорившись, Карнаухов запел:
Эх, яблочко,Да итальянское,А в Г’оссии властьДа хулиганская!По г’екe плывёт топог’Пг’оизводства Туг’ции —Это дюжина ножейВ спину г’еволюции.Не ходите девки замужЗа ког’нета Люция –У него поллюцияИ контг’геволюция!Внезапно толпа расступилась, и появился Лидер Левой партии в окружении телохранителей.
– Что это за фиглярство? – грозно начал он. – Как вам не стыдно? Ленин – наш вождь, лидер всего коммунистического движения… Кроме того, рядом мавзолей…
Карнаухов, не переставая отплясывать, ответил:
– Не учите меня жить, лучше помогите матег’иально!
– Вот говнюк! – процедил сквозь зубы Лидер.
Карнаухов остановился и грозно двинулся на Лидера.
– Да кто ты вообще такой? Что ты работать мешаешь?
Один из охранников коротким движением дал Карнаухову под дых, и тот согнулся пополам.
– Ах ты тварь… Самому Ленину… – успел прохрипеть он. Повернувшись к Сталину, заорал:
– Ну а ты что смотришь, как бьют вождя? Тоже мне тиран хренов! Закатай его на Соловки, или вообще к стенке поставь!
Тут Карнаухов получил второй удар и замолк.
Лидер плюнул, потом положил в коробку пятьсот рублей и пошел прочь – к припаркованному неподалеку «Мерседесу».
Переведя дух, Карнаухов взял пятьсот рублей, скомкал и кинул вслед машине. Потом сгреб коробку с деньгами.
– Все, концерт окончен, пошли делить деньги.
6
Карнаухов сидел в ресторане и с чавканьем, прямо руками ел бифштекс. Грим вождя мирового пролетариата он снимать не стал.
Окружающие то и дело оглядывались на него – кто улыбался, кто возмущенно крутил головой.
– Эй, товаг’ищ! – крикнул Карнаухов официанту. – Еще два по сто!
Налив из графина остатки, поднял рюмку: – За победу миг’овой г’еволюции!
7
В кабинете сидел за работой директор ресторана и считал дневную выручку. В дверь всунулась голова официанта.
– Михал Ильич! Там клиент бушует! Вас требует.
– Пьяный?
– Пьяный.
– И что ко мне приперлись? Скажи охране, пусть выкинут.
– Да как сказать… Клиент необычный.
– Что, кто-то из известных?
– Вроде того.
– Что значит «вроде»? Что ты лыбишься? Короче, кто там?
– Ленин.
– Кто?! – вставший было со стула директор снова сел на стул…
Голос Карнаухова директор ресторана услышал, едва вошел в зал.
– Я что заказывал? Соус с трюфелями! А ты, скотина, что принес? Где трюфеля? Сам, небось, сожрал? Что это за бурда? А? А водку на сколько разбавил? В два или в три раза? Жулье! Кровососы! К стенке бы всех вас поставить!
Дверь ресторана открылась, из нее вылетел Карнаухов. Встав с тротуара, заорал:
– Хамы! Быдло! Попомните еще!
Карнаухов стоял в метро и, покачиваясь, ждал поезда. Достал из кармана грязную ириску и с чмоканьем стал ее жевать. Подошел поезд, диктор объявил: «Граждане, будьте вежливы, уступайте места людям преклонного возраста, инвалидам и беременным женщинам».
Карнаухов вошел в вагон, огляделся, гаркнул что было сил: «Гг’аждане, бег’еменные женщины есть?» Не услышав ответа, плюхнулся на сиденье, развалился и захрапел.
8
Карнаухов, крадучись, вошел в квартиру. Но предосторожности были излишни: жена сидела на кухне и ждала его появления. Увидев жену, Карнаухов всплеснул руками и радостно воскликнул:
– Ба! Мой малыш не спит и ждет появления своего медвежонка!
– Карнаухов, ты когда кончишь бухать? Это невыносимо! Ты являешься неизвестно во сколько, ни черта не зарабатываешь, ведешь себя, как скотина!
– Ну, малыш, ты слегка преувеличиваешь. Сейчас не так уж и поздно…
– Когда я за тебя выходила, то думала ты станешь великим артистом! Ты ведь такие надежды подавал! Ты был лучшим на курсе! И в кого ты превратился!
Карнаухов подбоченился:
– В вождя миг’ового пг’олетаг’иата!
– Идиот! Я думала ты будешь сниматься в кино, играть великие роли, а ты работаешь в каком-то занюханном театре…
– Можешь успокоиться, сегодня я ушел из театра!
– Как?!
– Да! Сколько можно терпеть эти унизительные условия! Этого игуанодона режиссера! А труппа? Это же какие-то ничтожества, убогие людишки! Кроме того, у меня появились перспективы. Меня пригласили во МХАТ.
– И в который из двух?
– Не поверишь – сразу в оба. Вот, думаю, какой выбрать.
– Так, понятно. Ты безнадежен. Карнаухов, ты бездарь и ничтожество…
– Малыш, хватит ругаться. Ну, ушел из театра – делов-то. Иди лучше сюда. Давай сегодня устроим ночь любви. Ты будешь моей Инессой Арманд.
Карнаухов полез к жене, но та оттолкнула его и врезала оплеуху.
– Пошел вон, извращенец!
– Ну почему извращенец? – возмутился Карнаухов. – Это ролевые игры! Многим нравится.
– Ну, и иди к тем, кому все это нравится! Короче, с меня хватит! Между нами все кончено! Я подаю на развод!
Карнаухов принял трагическую позу:
– О, Боже! Нет, только не это! Я не вынесу такой утраты! Ты не знаешь, что ты для меня значишь! Я без тебя пропаду! Любовь моя, моя отрада, моя африканская ночь! – Карнаухов упал на колени. – Нет, я не могу отпустить тебя, я никогда себе этого не прощу! Как я буду жить?
– Прекрати паясничать, Карнаухов!
– О, жестокосердая, как можешь отвергать ты падшего, не подать руки страждущему?
Обнимает жену за бедра, пытается повалить на пол.
– Одну, всего одну ночь любви изгою… Ну, побудь сегодня Инессой Арманд, что тебе жалко что ли?
Жена вырывается.
– Все, Карнаухов! Нам нет места под одной крышей.
– Ну и черт с тобой! Уходи! Иди туда, откуда пришла! В тину пошлости и болото низменного бытия! Оставь меня, недостойная!
– Э, нет, Карнаухов. Это ты уйдешь. И прямо сейчас. Может ты забыл, но это моя квартира. Вещи твои я уже собрала! В коридоре стоят. Предупреждаю сразу: не уйдешь – вызову полицию.
Карнаухов, хлопнув дверью, с большим чемоданом на колесах, из которого торчали какие-то вещи, стал спускаться по лестнице.
– Я ухожу! Я не требую пощады! Я буду скитаться по свету, как Лир! О, неблагодарный мир! Ты еще вспомнишь обо мне!
9
Карнаухов шел вдоль набережной. Внезапно он увидел отблеск костра у кромки воды. Заглянув за парапет, он понял, что это греются бомжи.
– О, господа клошары! – воскликнул он. – Узнаете, кто я? Точно, я – первый признак белой горячки! Сам Ильич. Встал из мавзолея, чтобы лично поздороваться с вами. Надоело лежать, хочется выпить в хорошей компании.
Спустившись вниз, продолжил:
– Давайте выпьем, господа клошары! Я угощаю! Вот, у меня тут был где-то коньячок… И вообще – считайте, что с сегодняшнего дня в вашем полку прибыло!
Открыв чемодан, достал бутылку коньяку.
– Вот. Прямо как в пьесе Горького «На дне». «Мой органон отравлен алкоголем»! Ну, кто первый?
Карнаухов протянул бутылку и только тут заметил, что «клошары» как-то нехорошо переглядываются и начинают окружать со всех сторон нежданного гостя.
– Ты смотри, пальто хорошее, – прохрипел один.
– И денежки в карманах наверняка имеются, – отозвался второй.
Третий взялся за ручку чемодана.
– Эй, ты! – возмущенно воскликнул Карнаухов. – А ну пусти!
– Лучше отдай по-хорошему, – просипел «клошар».
– Ах вы, твари! Горьковские типажи гребаные! На, получай! – и Карнаухов обрушил бутылку на голову бомжа, держащего ручку чемодана. Второй получил в глаз кулаком, третий ногой в живот…
Карнаухов мчался по набережной, волоча за собой подпрыгивающий чемодан. Обитатели «дна» со злобными криками бежали следом. К счастью, этого делать быстро они не могли: сказывался не совсем здоровый образ жизни. Однако чемодан сильно тормозил Карнаухова, а бросить его ему было жалко. Видя, что преследователи не отстают, а напротив – приближаются, Карнаухов метнулся во дворы. Несколько раз свернул, увидел выселенный дом, вбежал в подъезд, поднялся по лестнице, распахнул дверь в какую-то квартиру и шагнул во мрак…
10
– А, черт!
В темноте слышались бормотание и ругательства Карнаухова. Затем щелкнула зажигалка, и вокруг тьма раздвинулась. Возникли элементы интерьера: старинные комод, стол… Похоже, в квартире все же кто-то жил. Держа зажигалку в руке, Карнаухов недоуменно озирался по сторонам.
– Что за ерунда…
В этот момент из соседней комнаты донеслось:
– Валентин Иванович! Это вы?
Карнаухов моментально выключил зажигалку и затаился. Пауза.
– Наверное, опять мыши. Замучили совсем. Завтра еще пару мышеловок надо поставить.
Прокравшись по погруженному в полумрак коридору, Карнаухов вышел из квартиры и осторожно прикрыл дверь за собой. Прислушался. «Клошаров» поблизости вроде не было слышно. «Наверное, ушли» – решил Карнаухов. Спустившись вниз по лестнице, осторожно выглянул из подъезда, убедился, что снаружи никого нет, облегченно вздохнул. Достал из кармана мобильник, попытался набрать номер. Но аппарат упорно показывал, что нет сети.
– Вот сволочи, – выругался Карнаухов, – опять у них там что-то сломалось. Надо будет оператора поменять. Ну что за страна – никто ни хрена работать не хочет.
Карнаухов прошел уже несколько кварталов, и его изумление становилось все больше, поскольку он не узнавал окружающего пейзажа. «Черт-те знает что. Родился, вырос в Москве, вроде недалеко и ушел… Где я?»
На углу увидел вывеску, подошел, прочитал: «Бакалейныя торговля Сапрыкинъ и ко».
– Во народ извращается. Лишь бы впихнуть свою дрянь кому-нибудь, – сделал вывод. – О, вон название улицы.
Карнаухов подошел ближе.
– Что за место такое! Почти в центре города – ни фонарей, ни света нормального… Куда только мэрия смотрит! Ну, козлы, все разворовали…
Пригляделся и прочел: «Седьмая рота».
– Ни хрена себе название. В честь героев-афганцев что ли? Не, там вроде не седьмая рота была, а девятая.
Карнаухов прошел немного дальше и остановился как вкопанный, потому что на табличке, обозначающей следующую улицу, было написано «Шестая рота».
– Это еще что за военный полигон посреди столицы? Ну, блин, дают. Дома какие-то неказистые… Программу обеспечения военных жильем что ли так осуществляют? – хлебнул из фляжки, потом завопил: – Господа военнослужащие! Поздравляю с вселением в честно заработанные жилища! Ура!
В ответ где-то во дворе залаяла собака, а из-за угла показался извозчик. Коляска размеренно подъехала к застывшему с фляжкой в руке Карнаухову.
– Пожалте-с, барин, – донеслось сверху.
– Ни фига себе! – восхитился Карнаухов. – Вот это ретро! Да тебе, дед, в кино сниматься нужно. Типаж!
– Садитесь, барин, домчу вмиг куда скажете.
– Да ну. В этой карете прошлого далеко не уедешь. Ты мне, отец, лучше скажи, как до метро добраться.
– Куда, барин? Заведение что ли какое новое? Старые я все знаю. Как говорите? «Митрон»?
– Ты что меня за дурака держишь? Метро! Метро! Скажи, что еще ни разу слова такого не слышал!
– Нисколько. Слыхом не слыхивал. А то, барин, садитесь лучше. Времена сами знаете какие. Смутные.
– Да уж, времена еще те. Знаешь, дед, а ты мне нравишься. Хитрости твои, конечно, примитивные, но бизнес есть бизнес. Ладно, поехали.
Карнаухов влез в коляску, плюхнулся на сиденье. Опомнившись, спросил:
– А сколько будет, братец, доехать до Даниловской набережной?
– Докуда?
– Может, ты и места такого не знаешь?
– Не знаю, барин.
– Ты случаем не из Средней Азии? Бомбишь потихоньку? Не, вроде не похож. Ну, вокзал Павелецкий знаешь?
– А, вокзал! Как не знать! Домчу в лучшем виде! До вокзала всего тридцать возьму.
– Чего «тридцать»? Баксов что ли? Ну, дед, и цены у тебя! Ладно, черт с тобой, за такое ядреное ретро стоит заплатить! Трогай!
Извозчик натянул поводья, и лошадь тронулась вперед. Карнаухов осматривался вокруг, с удивлением отмечая, что совершенно не узнает местности.
– Скажи-ка, братец, что бизнес – плохо идет? – решил он продолжить разговор.
– Да уж, плохо, – вздохнул извозчик. – Вона, на левую заднюю хромает. Перековать бы надо. А овса жрет – ну чистая прорва, где я ему напасусь?
– Странный какой-то, – пробормотал Карнаухов. – И глуховат, похоже. Черт, что за тьму-таракань какая-то! Куда машины подевались, освещение? Асфальта ни фига нет! Эй, погоди! Вон название улицы было. Прочти, а то я не вижу.
– Эва, барин, вы хватили. Неграмотный я, из деревни.
– Да ладно трындеть!.. Что, правда неграмотный? Елки, а как же всеобщее образование и все такое? (Мужик пожал плечами). Знаешь, что говорит товарищ Ленин, вождь мирового пролетариата? (Мужик снова пожал плечами). «Учиться, учиться и учиться надо, товаг’ищи!» И тогда все будет чики-пуки. Рай на земле наступит. (Карнаухов отхлебнул из фляжки). И где же эта благословенная деревня? Ты, дед, случаем не из староверов? Не сектант из тайги? Признавайся, откуда в столицу пожаловал?
– Из Тульской губернии мы. Деревня Востряково.
– Ну останови тогда, сам прочту название!
– Да и чего его читать-то? Я и так знаю. Измайловский проспект енто.
– Не понял. Я в Измайлово что ли?
– А сейчас через Фонтанку будем переезжать.
– Через что?!
– Фонтанку. Обводной канал-то у нас позади остался…
– Какой на хрен канал? Ты издеваешься что ли? Фонтанка где находится? В Питере! А мы где?
– Барин, вы, видно, здорово набрамшись… Не беспокойтесь, доедем!
– Стой!
Извозчик остановился. Карнаухов встал и безумным взглядом принялся озираться по сторонам. Потом вцепился извозчику в руку.
– Отец, Христом-богом молю, ответь как на духу! Я что, в Петербурге?
– Ну, вы, барин, и впрямь не в себе. Конечно в Петербурге, а где ж ишо?
Карнаухов упал на сиденье, извозчик вновь тронул поводья.
Соображая, Карнаухов машинально насвистывал песенку «Чижик-пыжик, где ты был?»
– Мать честная, – наконец пробормотал Карнаухов.
– Я в Питере. Это что ж, я так нажрался… Прямо как тот чувак в кино…
Карнаухов начал хохотать. Извозчик боязливо покосился на него.
– Слышь, дед! А Третья улица строителей тут правда есть? Поехали туда! Хочу Барбару Брыльскую!
11
Карнаухов озирался по сторонам.
– Н-да… Обветшал город, – пробормотал про себя. – Ну, ничего, даже забавно. Сходим в Эрмитаж, Петергоф, в эту… кунсткамеру… Да, надо симку местную будет купить. А пока грим вождя снять.
Внезапно из подворотни появились три силуэта.
– Стой! – послышался грозный окрик. – А ну, тпру!
Карнаухов высунулся и тут же нырнул обратно – все трое были вооружены. Один в руках держал винтовку, два других – револьверы.
– Мать честная! Гони, дорогой! – закричал он извозчику. – Уходим! Вот ведь бандитская столица!
Лошадь было метнулась вперед, но один из нападавших повис на удилах и остановил ее.
Двое других вскочили на подножку.
– Ах ты, паразит! Препятствуешь революционной экспроприации?! Да я тебя…
– Погоди, – остановил его второй и всмотрелся в Карнаухова. – Братцы, да это же сам Владимир Ильич Ленин!
– Да ладно, – первый повернулся к Карнаухову и грозно осведомился: – Товарищ, вы правда Ленин?
Карнаухов обалдело таращился на революционеров. «Бред какой», – пробормотал он.
– Слушай, нас что, скрытая камера снимает?
– У мировой буржуазии много сырых камер, – ответил революционер патетически. – Но нас этим не запугаешь!
Глаза Карнаухова расширились от ужаса, но он тут же опомнился, подбоченился и воскликнул:
– Да, товаг’ищи! Я действительно Ленин! Я не мог сидеть в безопасности за гг’аницей, когда мои сог’атники пишут истог’ию! Да! Социалистическая г’еволюция – это вам не игг’а в биг’юльки! Это дело аг’хиважное и аг’хи-сег’ъезное!
– Товарищ Ленин, вы даже не представляете, как вовремя вы приехали! – воскликнул воодушевленно первый революционер.
– Да мы теперь с вами горы свернем! – подхватил второй.
– Слушай, товарищ, – обратился первый революционер к извозчику. – Надо срочно доставить товарища Ленина в Смольный! Я буду сопровождать!
– А заплатит мне кто? – угрюмо поинтересовался извозчик.
– Ах ты, контра! – рявкнул революционер.
– Понятно, – вздохнул извозчик.
– Не печальтесь, товаг’ищ! После победы миг’овой г’еволюции деньги все г’авно отменят! – успокоил Карнаухов, положив ему на плечо руку.
– Гони! – крикнул революционер, и лошадь помчалась вперед.
12
Возле Смольного толпился вооруженный народ.
Коляска подъехала ко входу.
Революционер выпрыгнул, влез на крыльцо, взметнул вверх руку.
– Товарищи! Только что к нам приехал сам товарищ Ленин!
Карнаухов на подкашивающихся от страха ногах вылез из коляски.
– Видите? – радостно воскликнул революционер. – Ура товарищу Ленину!
Толпа начинает кричать «ура!».
– Попросим товарища Ленина выступить перед революционным народом! – воскликнул оратор и зааплодировал. К нему присоединились остальные.
Карнаухова от страха охватило какое-то безрассудное исступление. Он впрыгнул на крыльцо и поднял руку. Все тут же умолкли.
– Товаг’ищи! – воззвал он, вспоминая какие-то обрывки из фильмов и исторической литературы. – Г’еволюция, о котог’ой так долго говог’или большевики, све г’шилась! – впрочем, он тут же опомнился и поправился: – А если быть точнее, вот-вот све г’шится! Уг’а!
Все закричали «ура».
– Землю – г’абочим, заводы – кг’естьянам! – выкрикнул Карнаухов. – То есть тьфу! Наобог’от! Землю – кг’естьянам, а заводы – г’абочим! Уг’а!
Все снова закричали «ура».
Внезапно у ворот затормозил автомобиль, из него вылез человек, подозрительно похожий на Троцкого, и воскликнул:
– Товарищи! Только что с Финляндского вокзала к нам прибыл товарищ Ленин! Вон он сидит в машине!
Все недоуменно замолчали и посмотрели на другого Ленина, который сидел в машине.
Карнаухов, выйдя из оцепенения, достал фляжку и припал к горлышку.
Между тем все снова обратили свои взгляды на него.
Карнаухов оторвался от фляжки и презрительно рассмеялся.
– Вот, товаг’ищи! На что только ни идут пг’оклятые капиталисты и помещики, лишь бы не дать вихг’ю очистительного наг’одного гнева набг’ать силу! Даже двойника моего в ход пустили! Но ничего не выйдет у вас, господа хог’ошие! Наг’од своим классовым чутьем поймет, где пг’авда!
Собравшиеся одобрительно загалдели.
Настоящий Ленин между тем выскочил из машины и завопил:
– Не вег’те, товаг’ищи! Это самозванец! Это я пг’иехал возглавить г’еволюцию! В запечатанном вагоне!
Карнаухов рассмеялся еще громче и презрительней.
