Дюна: Герцог Каладана

Фенринг сдавленно хихикнул.

– У Шаддама пунктик, дражайшая Императрица, но ведь и вы тоже не без греха, м-м? Сир, плести интриги и обсуждать тайные дела мы сможем в любое время. Может быть, сегодня стоит предоставить им возможность выказать свое почтение и обожание. Такое происходит не слишком часто, не так ли, м-м?

Шаддам недовольно нахмурился.

– Ты оскорбляешь меня, Хасимир, а это небезопасно.

– Человеку полезно иногда выслушивать правду – подчеркиваю, иногда. Я говорю искренне, и то только когда никто не может нас слышать.

– Я могу вас слышать, граф Фенринг, – сказала Императрица, мелодично усмехнувшись. – Но не тревожьтесь, я никому не скажу. Мы все здесь едины в том, чтобы служить благу Империи.

Это смелое заявление Арикаты немало удивило как Фенринга, так и Шаддама. Она и в самом деле была поразительной женщиной со своими иссиня-черными, как будто впитывавшими свет волосами, гладкой карамельного оттенка кожей и восхитительными глазами – черными, как гагат или обсидиан. Она составляла компанию Шаддаму, когда он этого хотел, но была достаточно мудра, чтобы не докучать Императору, когда он желал побыть в одиночестве. Фенринг внимательно присматривался к Арикате и предупредил Шаддама, что она, возможно, всячески им манипулирует. Однажды граф заметил: «Она не просто играет на вас, как на музыкальном инструменте, она дирижирует вами, сир, словно симфоническим оркестром».

Шаддам почти не обращал внимания на эту озабоченность, считая себя выше всяких манипуляций. Еще бы ему жаловаться! Она доставляла ему такое удовольствие, когда касалась пальчиками его кожи, что все остальное просто не имело никакого значения.

И вот сейчас, во время торжественного действа, Императрица взяла Императора под руку, и Шаддам пошел вслед за супругой по огромной приемной зале, занимавшей весь верхний этаж Императорского Монолита. Ариката повела его в центр залы, словно хотела поставить Шаддама в центр всеобщего внимания.

Открылись металлические двери скоростного лифта, выплюнувшего из своего чрева толпу разодетых в пух и прах аристократов, наряды которых были украшены гербами Ландсраада. Только приглашенным на этот прием было дозволено подниматься сюда на лифте, который за считаные секунды взлетал с первого этажа к вершине Монолита.

Фенрингу, собственно, не было никакого дела до публичных церемоний, и Шаддам нисколько не был удивлен, заметив, что граф незаметно растворился в толпе гомонящих аристократов.

Гости с изумлением рассматривали впечатляющие экспонаты в стеклянных шкафах, а слуги сновали между гостями с подносами, уставленными напитками и изысканными деликатесами. При виде Императора лица аристократов светлели, загорались восхищением и раболепным почтением – выражения своих лиц они тренировали за несколько часов до аудиенции. Знать бросилась к Шаддаму, но Ариката остановила гостей, заставив подходить по очереди и одного за другим представляя их Императору. Каким-то непостижимым образом она помнила все имена и названия Домов. Шаддам одарил супругу благодарным взглядом, пораженный ее светскими талантами. Аристократы сияли от радости, довольные тем, что их знает по именам прекрасная новая Императрица – пусть даже и не сам Падишах-Император.

Вперед, источая физически ощутимую силу и уверенность, выступил офицер сардаукаров в отутюженной форме. Шаддам посмотрел в его сторону, обрадовавшись возможности отвлечься от докучной церемонии представлений.

– Вы что-то хотите доложить, полковник-баши Колона?

Офицер приблизился к Шаддаму и заговорил негромким, но очень отчетливым шепотом:

– Каждый гость был нами полностью проверен, мы сделали все, что в наших силах, сир. Можете не беспокоиться, вы в полной безопасности.

В городе было столько войск, а во дворце столько охраны, что Шаддаму даже не приходили в голову мысли о том, что здесь ему может угрожать какая-то опасность. Он жестом отпустил офицера и повернулся к следующему аристократу, подошедшему представиться и выказать глубочайшее уважение к царственной особе.

Этого человека Шаддам узнал без всяких представлений Императрицы.

– А, эрцгерцог Арманд Икац! – Он протянул ладонь, но вовремя остановился и опустил ее, увидев пустой рукав, приколотый к мундиру булавкой. Эрцгерцог потерял руку в результате кровавого покушения, совершенного на неудачной свадьбе его дочери с герцогом Лето Атрейдесом. – Надеюсь, минувший год был мирным и плодотворным? Кажется, действительно прошел уже год… – Император не мог отвести взгляда от пустого рукава.

– Прошел год, месяц и несколько дней, сир, – сказал эрцгерцог, сильно постаревший за то время, что прошло после его последней встречи с Шаддамом.

Император откашлялся и попытался говорить увереннее.

– Да, это было тягчайшее преступление, но все проблемы с Грумманом теперь позади. Мы не пригласили сюда даже отдаленных родственников Дома Моритани.

– Дома Моритани больше нет, сир. Об этом позаботились, – сказал эрцгерцог. – Я благодарю вас лично и Империю за то, что их планета была пожалована мне как ленное владение, хотя она не приносит ничего, кроме расходов на ее содержание.

Шаддам щелкнул языком.

– Любая новая планета добавляет Дому Икац веса в Ландсрааде, разве нет?

– Да, сир, – согласился эрцгерцог, не сумев вполне скрыть недовольство. – Примите мою глубочайшую благодарность.

Шаддам видел, что другие аристократы, стоявшие в нескольких шагах от них, нетерпеливо ожидают своей очереди. Надо было продолжить церемонию.

– Мы подыщем какую-нибудь неиспользуемую планету, чтобы передать ее под ваше управление. В моей Империи миллионы миров, и многие из них были незаслуженно забыты. – Он обвел зал широким жестом. – Вот, например, как Оторио. У местного населения много столетий не было царствующего благородного Дома. Если существуют подобные планеты, то такой дворянин, как вы, сможет с пользой принять ее под свое покровительство ради блага Империи.

Икац поклонился, но без улыбки.

– Кодекс гласит, что аристократ обязан служить, прежде всего, Ландсрааду и Империи.

С этими словами он отошел в сторону, и Шаддам почувствовал, что эта встреча его разочаровала. Любой другой аристократ был бы вне себя от радости, получив новую планету. Вероятно, надо будет поискать более покладистого человека.

Аристократы один за другим подходили к Шаддаму, и он долго терпел этот неиссякаемый поток – дневной свет сменился пестрой радугой заката. Скоростной лифт доставил еще одну группу глав благородных Домов, потом еще одну…

Вернувшийся граф Фенринг смешался с толпой, войдя в нее, словно нож в масло. Встретившись взглядом с Шаддамом, граф сделал едва заметный тайный знак рукой – этим языком они начали пользоваться давно, еще в детстве. Знак говорил о том, что Фенринг хочет сказать Императору нечто очень важное.

– Простите, – извинился Шаддам перед подошедшим аристократом. – Я сейчас вернусь. Неотложные государственные дела требуют моего внимания.

Он скользнул к графу, и они нашли место, где можно было поговорить без помех.

– Изучив список прибывших, я с изумлением обнаружил нескольких недостающих гостей, – негромко произнес Фенринг. – Президент КАНИКТ Франкос Ару публично принял ваше приглашение, но, насколько я знаю, он до сих пор находится в Серебряной Игле на Кайтэйне. – Он изогнул белесую бровь. – Его мать, ур-директор Малина Ару, вообще не откликнулась на приглашение. В связи с событием такого масштаба мы ожидали, что она, вопреки обыкновению, появится публично – в интересах, по крайней мере, КАНИКТ, даже если нет иных поводов.

Компания КАНИКТ являлась гигантской монополией, сосредоточившей в своих руках всю торговлю Империи. Компания заключала свои сделки, как правило, тайно, незаметно, и большинство людей в Империи просто не представляли себе степень влияния и могущества КАНИКТ.

Шаддам беспечно отмахнулся от тревоги Фенринга.

– Исторические спектакли, как этот, не интересуют КАНИКТ. Здесь все хотят, чтобы их увидели и отметили, а ты ведь знаешь, что КАНИКТ всегда предпочитает оставаться в тени.

Фенринг нехотя согласился и почесал подбородок длинным пальцем.

– После повторного открытия Оторио я копнул глубже и обнаружил ниточки, привязанные к другим ниточкам, которыми приводится в движение вся эта запутанная и насквозь фальшивая паутина. У меня есть подозрение, х-мм-а, что эта планета, на которой мы сейчас находимся, была недаром вычеркнута из всех реестров; ее намеренно хотели спрятать от вас и от многих Императоров, которые были до вас. Вероятно, это сделали люди, так или иначе связанные с КАНИКТ.

Кровь бросилась Шаддаму в лицо.

– С КАНИКТ связано в Империи абсолютно все. Теперь Оторио принадлежит мне, и, если кто-то хочет что-либо возразить, милости прошу. Я сам поговорю с ур-директором, если, конечно, у нее хватит смелости предстать передо мной.

Император заметил, что самые нетерпеливые из аристократов пытаются подслушать разговор.

Шаддам сделал Фенрингу знак замолчать и некоторое время наблюдал, как Императрица доблестно пытается отвлечь гостей.

– Позволь мне пока наслаждаться моментом, Хасимир. Сложностями и политическими неприятностями мы займемся позже. – Он повернулся к толпе, раскинул руки и тихо произнес: – Мне надо поприветствовать этих льстецов и дать им то, чего они хотят.

Фенринг еще сильнее понизил голос:

– Не считайте их всех льстецами, сир. На некоторых стоит обратить внимание… как на врагов или потенциальных союзников.

Покрытая тончайшей гравировкой дверь лифта снова открылась. Первый вышедший из кабины человек был одет в черно-зеленую накидку с ястребом на груди. Взгляд его серых глаз встретился с взглядом Императора. Аристократ кивнул в знак приветствия. Шаддам хорошо знал этого человека.

То был герцог Лето Атрейдес.

* * *

Способность выживать – это способность противостоять неожиданным опасностям и преодолевать их.

Аксиома Бинэ Гессерит

Барон Владимир Харконнен никогда не считал себя толстяком, хотя другие за глаза называли его именно так – им бы не поздоровилось, узнай он об этом. Он был действительно огромен, и вся его фигура дышала исполинской силой.

Манеры и репутация барона внушали людям безотчетный страх. Когда он шел по залу или коридору, опираясь на свои гравипоплавки, все старались уступить ему дорогу, даже высокопоставленные сановники других благородных Домов. Кто знает, может быть, в один прекрасный день, если сложатся благоприятные обстоятельства, род Харконненов займет престол Золотого Льва. Когда-нибудь.

Конечно, из числа кандидатов надо вычеркнуть его грубого и неотесанного племянника Глоссу Раббана. Нет-нет, это просто немыслимо. Однако младший брат Раббана, Фейд-Раута… Он такой милый мальчик. Ему, пожалуй, императорская мантия будет вполне к лицу.

Барон размышлял об этом, готовясь к отлету с Арракиса на празднество, устроенное Шаддамом на какой-то захолустной планете. Будет неплохо лишний раз показаться Императору.

Надев гравипояс, барон с неуклюжей грацией шагнул в пыльный туннель, проложенный под Карфагом, и направился по этому тайному ходу в космопорт. О его отъезде не было объявлено публично, и барон надеялся, что его никто не остановит. До получения этого претенциозного приглашения барон не имел ни малейшего понятия о планете Оторио.

Одетые в хаки гвардейцы трусцой бежали впереди, рядом и сзади держались личные слуги. Члены свиты тащили чемоданы с одеждой барона. Покинув замок Харконнен в укрепленном центре столицы, барон сядет в челнок, который доставит его на ожидавший на орбите лайнер Гильдии.

Барон был одет в длинную черную шинель с синим грифоном на лацкане – гербом Дома Харконненов. Под шинелью работала встроенная вентиляция, обдувавшая тело приятными прохладными струями воздуха. Харконнен отер с мясистого лица пот, смешанный с песчаной пылью, с нетерпением ожидая того момента, когда окажется в комфортной каюте.

Аборигены называли эту пустынную планету Дюной. То было слишком неубедительное название, однако сами они произносили это слово так, будто в нем крылся какой-то духовный или мистический смысл. Сам барон предпочитал официальное имперское название – Арракис. Оно звучало более четко и уместно, обозначая предмет, который надо было познать умом и контролировать. Арракис был негостеприимным местом, грязным и пыльным, в отличие от сладостного ароматного мира родной планеты Харконненов – Гайеди Прим. Однако, будучи единственным источником жизненно необходимого меланжа, Арракис являлся чрезвычайно доходным файфом, и барон терпел неудобства, лишь постоянно напоминая себе, сколько соляриев приносит планета в казну Харконненов.

Угодливый слуга распылял перед Харконненом влажное облако аэрозоля, чтобы хозяину было легче идти по освещенному туннелю. Барон всей грудью вдохнул влажный воздух, сделал слуге знак добавить влаги. Освежившись, он последовал дальше, а слуга продолжил то и дело менять баллончики с аэрозолем, чтобы помочь барону свободно дышать. Казалось, этот тайный подземный ход бесконечен, но, по крайней мере, он давал возможность сохранить отъезд в секрете.

Наконец туннель начал полого подниматься вверх, чтобы закончиться двойными дверями. У Космической Гильдии были очень жесткие правила, и барону не хотелось, чтобы лайнер улетел без него.

Прежде чем выйти на открытый воздух, барон сделал глоток живительной воды из трубки, прикрепленной к шинели. Свита подхватила Харконнена под руки и бегом понесла его к кораблю, чтобы скорее миновать узкую полосу раскаленной беспощадным солнцем бетонной площадки. Доставив барона в роскошную каюту, слуги сняли с него верхнюю одежду, и он наконец смог расслабиться, наслаждаясь прохладой.

В дверях показался Раббан, заполнив своим гигантским телом весь проход.

– Мы готовы к взлету, милорд барон. Сегодня я поведу корабль. – Племянник очень гордился этим своим умением.

– Поторопись, Падишах-Император ждет.

Великан быстро отвернулся, чтобы скрыть, как вспыхнуло его лицо, и направился в пилотскую кабину.

Подойдя к рубке, Раббан взмахнул рукой перед сканером, чтобы открыть дверь кабины. На панели засветился оранжевый сигнал, запрещающий вход, и дверь осталась закрытой.

К своему ужасу, Раббан вдруг почувствовал, что палуба под его ногами завибрировала – заработали двигатели. Судно было готово взлететь! Он забарабанил по двери своими огромными кулаками и всем телом налег на нее. Металл заскрежетал, но дверь не поддалась.

Услышав грохот, двое охранников прибежали на помощь. В этот момент судно уже оторвалось от земли и взмыло в воздух, оставив Карфаг внизу. Рослые солдаты, вооружившись тесаками и защитными поясами, вместе налегли на дверь и в конце концов смогли сдвинуть с места воздвигнутую внутри баррикаду. Дверь с грохотом распахнулась.

Раббан едва не задохнулся от неожиданности, увидев открывшееся его взору зрелище. Несколько пустынных жителей в своих пыльных коричневых одеждах находились в рубке. Численное превосходство было на их стороне. Над панелью управления колдовала сухощавая женщина, исполнявшая роль пилота. Она метнула взгляд на Раббана и что-то крикнула товарищам на своем варварском языке. Как же не похожи были эти люди на покорных жителей Карфага. В их синих глазах горел яростный огонь; они были тверды и непоколебимы – такими сделала их жизнь в жестокой пустыне. Кто они? Местные добытчики специи? Может быть, это таинственные фримены?

Смуглый человек, сжимая в руке кривой нож, бросился на Раббана. Он ударил, но промахнулся – Раббан успел уклониться от удара и стремительным движением активировать защитное поле. На Раббана бросились другие пустынные бойцы с ножами в одной руке и старинными примитивными пистолетами-маула в другой. Охрана тоже обнажила оружие, приготовившись к бою.

Один из нападавших выстрелил, но пуля отскочила от защитного поля. Пали четыре бойца, защищавших подход к панели управления, но были убиты и оба охранника Раббана – каждый получил рану отравленным дротиком в шею. Дротики летели медленно, и защитное поле не могло задерживать их. Пол рубки был усеян трупами. Раббан с великим трудом избежал участи охранников, успев присесть, когда отлетевший от консоли дротик едва не поразил его.

Прежде чем нападавшие успели перезарядить оружие, Раббан выскочил из рубки и захлопнул за собой дверь. Корабль, вибрируя всем корпусом, с грохотом набирал высоту.

Раббан позвал охрану, но никто не пришел. Он посмотрел в иллюминатор и увидел, что судно, развернувшись и постепенно ускоряясь, устремилось в пустыню, а не к лайнеру на орбите.

Раббан слышал, как в пассажирском отсеке бушует его дядя, требуя ответа. Но племяннику было сейчас не до него.

Корабль внезапно сделал крутой вираж и устремился в противоположном направлении, теперь прямо к городу. У Раббана перехватило дыхание, когда он понял, что задумали эти пустынные дикари. Они хотели направить судно на Карфаг, может быть, даже, на резиденцию Харконненов, а наземные службы не осмелятся открыть огонь, так как понимают, что на борту находится барон.

Засветился настенный экран, на котором появилось изображение барона. По лбу текла кровь, заливая темные глаза. Барон держался за руку, неестественно повисшую, – очевидно, она была сломана.

– Что происходит? Мне нужна медицинская помощь!

По коридору на помощь Раббану бежали пятеро охранников. Увидев поврежденную дверь, они ускорились. Все вместе они снова навалились на нее и наконец распахнули. Теперь, получив подкрепление, Раббан ворвался в рубку первым. Надо было овладеть панелью управления и выправить курс. Они обнажили клинки. Раббан зарубил одного из повстанцев, потом второго – их тела тяжело повались на пол.

В живых остались трое противников, продолжавших работать с консолью. Одновременно они стреляли из своих никуда не годных пистолетов, почти не целясь. Несмотря на защитное поле, от которого отскакивали пули, им удалось повредить панель управления. Охранники пошли в атаку, в то время как женщина-пилот продолжала направлять судно на высокие здания города. Когда у мятежников закончились боеприпасы, они стали драться ножами.

Раббан, проворно переступая через тела и уклоняясь от ударов, старался держаться за охранниками. В нескольких сантиметрах от его головы просвистел брошенный кинжал. Погибли еще двое телохранителей.

Казалось, запас ножей у мятежников был неисчерпаем, они то и дело извлекали их из складок своих балахонов, но у Раббана и его уцелевших охранников оставалось преимущество в силе и защитные поля, и очень скоро все мятежники были убиты. Тела их устилали рубку среди искореженных консолей.

Женщина-пилот лежала на панели управления, из ее рта густой струей текла кровь. Она была еще жива, глаза ее горели фанатичным огнем – она продолжала вести судно в смертельное пике.

Раббан выстрелил, из раны брызнула кровь, заливая иллюминатор. Рев двигателей стал тише, шаттл замедлился, но продолжал опускаться на город.

Раббан, скользя по крови, покрывавшей пол рубки, пробрался к панели управления. Он взялся за рычаги, намереваясь выправить курс. Одно из устройств вспыхнуло вольтовой дугой и зашипело. Пули повредили многие органы управления. Несмотря на все усилия Раббана, корабль отказывался ему повиноваться. Высокие здания Карфага продолжали приближаться.

Время… хватит ли нам времени? Он осыпал консоль управления грубыми ругательствами, пытаясь стереть рукавом кровь женщины с панели. В конце концов ему удалось активировать вспомогательные системы, чтобы с их помощью заставить судно набрать высоту. Раббан изменил курс и направился прочь от центра города. Из смертоносного пике корабль вышел всего в нескольких метрах от земли; с натужным ревом он понесся к космопорту.

Судно плохо повиновалось, но Раббан все же вел его к посадочной площадке – надо было во что бы то ни стало спасти барона.

Порыв ветра ударил в борт, и Раббан с великим трудом посадил шаттл на твердое покрытие взлетно-посадочной площадки. Корабль проехался по бетону, поднимая облака пыли и песка, резко качнулся из стороны в сторону и застыл. Теперь Раббан слышал лишь оглушительный шум в ушах и ощущал бешеное биение собственного сердца.

В рубку ввалился барон с перекошенным от ярости лицом. Кровь продолжала течь из раны на лбу, заливая глаза, и барон страдальчески морщился от боли в распухшем запястье.

Следом за бароном в рубку ворвались телохранители с оружием наизготовку. Правда, вся эта воинственность была уже лишней – мятежники были мертвы.

– Все в порядке, дядя, я справился, – сказал Раббан.

Барон с ненавистью покосился на гору трупов. Один из мятежников дернулся, и барон, почти невесомый благодаря гравипоплавкам, склонился над человеком и перерезал ему горло кинжалом, зажатым в здоровой руке.

Раббан закончил посадку и выключил продолжавший мигать сигнал тревоги, а потом, сияя, обернулся к барону.

– Я здорово сработал, дядя, разве нет?

Харконнен, однако, отнюдь не собирался расточать комплименты.

– Я ранен, многие мои телохранители убиты, а мой шаттл разбит. Как мне теперь успеть на лайнер?

Раздосадованный отсутствием похвалы, Раббан изо всех сил пнул мертвую женщину-пилота в живот. Труп откатился к переборке, и Раббану стало немного легче.

Капитан гвардии засунул пистолет в кобуру, а кинжал – в ножны. Его била дрожь, на лбу выступил пот – из животного страха перед бароном. Внезапно тот молниеносным движением выкинул вперед руку и вонзил кинжал в горло капитана. Военный повалился на пол, словно тряпичная кукла, а остальные оцепенели, боясь поднять глаза на барона.

– Тебе крупно повезло, что я решил казнить кого-то другого, племянник!

Барон фыркнул, и этот звук сказал Раббану, что он прощен – во всяком случае, отчасти.

Барон тронул рукой запекшуюся на лбу кровь и крикнул остальным гвардейцам:

– Вон! Все вон! Вызывайте транспорт, мне надо вернуться в резиденцию!

Гвардейцы опрометью бросились выполнять приказ.

Барон закатил глаза, но гравипоплавки не дали ему упасть.

– Теперь я не смогу попасть на празднество Шаддама на Оторио.

Раббан сохранял бдительность.

– Может быть, я пошлю официальное сообщение Императору?

– Нет, ты не пошлешь. Я найду человека, которые сделает это лучше. Нам не стоит извещать его о том, что нас едва не убила горстка пустынных крыс. – Раббан видел, что дядя продолжает срывать на нем свою злость. – Ты должен был удостовериться в полной безопасности до моего появления на корабле. Ты этого не сделал, и это твоя вина, Раббан.

– Но я спас вас, я спас нас обоих!

Барон Харконнен устало вздохнул.

– Ты действительно умеешь убивать и драться, у тебя талант применять грубую силу, но это уместно только в тех ситуациях, когда тебя загоняют в угол. Ты должен научиться продумывать свои действия на несколько ходов вперед и быть последовательным. Учись играть в стратегические игры, а не просто проламывать головы дубиной! – Вымазанное кровью лицо барона стало холодно-расчетливым. – Умеешь ли ты играть в пирамидальные шахматы?

Раббан покачал головой.

– Это очень сложная игра, а жизнь превосходит ее сложностью. Играя, ты научишься предвосхищать события, учитывать их последствия и избегать ловушек.

– Я научусь, дядя, клянусь вам! – Раббан начал понимать, насколько важно то, что говорил сейчас барон.

Повинуясь внезапной перемене настроения, барон добродушно положил здоровую руку на плечо племянника.

– Не знаю, можно ли научить всем этим премудростям такого, как ты.

Раббан попытался сохранить серьезность и смириться с оскорблением.

– Я поумнею, обещаю вам.

Барон, как будто обращаясь к каменной стене, прорычал:

– Так, а теперь спустись с небес на пустынный щебень. Это у тебя получится. – Он помолчал и добавил: – И вызови мне врача!

* * *

Говорят, что удовлетворенность своим положением приводит к отсутствию притязаний. С другой стороны, я не раз видел, как притязания становятся раковой опухолью, разъедающей человека изнутри. Истинный лидер должен уметь находить точку равновесия.

Герцог Лето Атрейдес. Из писем сыну Полу

Оказавшись в переполненной приемной зале Императорского Монолита, Лето ощутил себя бойцовым зверем, выпущенным на арену, но такие битвы были не в его вкусе.

Его мать Елена научила его искусству придворного успеха, ибо ее притязания были весьма высоки. Лето остановился, чтобы полюбоваться пестрым водоворотом гостей и вдохнуть запахи изысканных кушаний. Отец герцога обожал такие мероприятия и часто устраивал на Каладане роскошные пиры, зрелищные бои быков, в одном из которых он в конце концов и погиб. Эта трагедия сделала Лето герцогом, когда он был чуть старше, чем сейчас Пол…

Он встретился взглядом с Шаддамом и выступил вперед из толпы высыпавших из лифта аристократов. Каждый из них хотел первым представиться Императору, но что-то в этом герцоге заставило уступить первенство именно ему.