Мечта о сверхсиле. Часть 2. Мистический этюд украинской реальности

– Ну как состояние? Надеюсь, ты не сильно обалдел от того, что случилось. Всё хорошо, братан, не бойся. Это наши шутки такие молодецкие. А всем известно, что ты любишь чёрный юмор, поэтому обижаться не на что. Лично я даже рад, что ты пришёл и, возможно, когда-нибудь узнаешь почему.

– Если ты мне так рад, то пусть мне снимут эту дрянь, – пошевелил скованными конечностями Денис, – и тогда поговорим нормально. Я вижу, ты именно этого хочешь!

– Да уж, хочу! – задумчиво посмотрев в сторону, сказал странный собеседник и добавил со стёбом: – А они разве мешают? Я думал, тебе струя по ветру, любые неудобства в жизни, как бойцу.

– Лишние барьеры жизнь не красят, разве не ясно, – не оценил шутки Денис.

– Всё верно, – почти доброжелательно поспешил согласиться неизвестный и громко позвал. – Валерия, дорогая подойди! И передав смазливой фемине ключи от браслетиков, с юмором пояснил: – Пусть это сделает наша девочка, словно в постели, где мужчина направляет, а женщина делает!

– Нет, почему всегда так, а не наоборот? – капризно заметила Валерия, выполняя его поручение.

– Потому что я так хочу! – ответил незнакомец и тут же нетерпеливо ей добавил: – Алмаз моей души, сделай и иди обратно, я позову.

Когда же Готфрид, с её помощью освободившись от оков, одобрительно ухмыльнулся в ответ, незнакомец продолжил, неожиданно назвав его по имени.

– Скажу, как близкому, Денис: если попал в мой дом, то уже по-хорошему не сможешь просто взять и уйти, пока не расскажу кое-что архиважное. Поверь, это поменяет твое видение ситуации, в которой находишься.

«Если бы ты знал, с каким количеством людей и разных сущностей мне с недавних пор пришлось общаться, то ты понял бы, что разговорами меня уже не удивишь», – подумал на это Денис и вслух ответил:

– Хорошо, я слушаю.

– Отлично, брат, – ответил неизвестный и с оттенком какой-то странной грусти спросил: – Вот скажи, у тебя никогда не возникало желания переиграть на свой лад всё в прошлом: перейти дорогу правильно, войти в нужные двери вовремя, да и вообще, не ошибиться лишний раз? Или ты, как некоторые, ни о чём не жалеешь из принципа?

– Извини, к чему ты ведёшь, объясни? – недоумённо ответил Готфрид. – Не хочет изменить прошлое только тот, наверное, кто ни к чему не стремился, или жил красиво, как водопад – что упало, не жаль.

– Я это всё к той сцене, которую ты видел во дворе, – пояснил неизвестный. – Все дело в том, что мне иногда кажется, люди на две третьи – это упертые рабы своей закостенелости. Они как рогатый скот: пока с утёса камень на башку не рухнет, не сдвинуться с квадрата выпаса. Поэтому часто тех, кто хочет быть со мной, приходится стегать, как каменного идола, и говорить, что тяжело в учении, но в бою легче. Этому учат ещё в школе, но моя наука пообъёмней будет. Просто знаешь, кто я такой? – спросил он неожиданно у Дениса и, не дожидаясь ответа, чуть привстав, продекламировал: – Я просто весёлый князь Берендей, хранитель и проводник особой энергии, мощной, как солнечный медведь. Эта сила меняет человека, а главное, даёт ему возможность предвидеть многое и отвернуть из-под носа многих бед в жизни, кроме смерти. И этим я готов с любым поделиться, если сможет всё принять. А после, уже никто не будет говорить, что я плохо с людьми поступаю. Просто давай сейчас их спросим, – Берендей зычно обратился в зал к гостям: – А ну, народ, скажите нашему другу, правильный ли я человек?

– Ты всегда прав, князь! Ты молодец! – послышались мужские и женские голоса.

– Вот она, любовь народа, – удовлетворённо ответил Берендей, опускаясь на место, – хоть и ветреная стерва, но она существует! – заговорил о другом. – Тут главное, не чему учить, а как преподавать. У меня есть метод сладкого пути познания, с которого так просто не сойдёшь. Как видишь, эти люди узнали, что это такое, – кивнул князь в сторону зала изобилия и продолжил. – Другой обычный путь, через ошибки и утраты, тоже есть, не думаю, что он лучший. Для сравнения тебе его хоть сейчас можно устроить, но вряд ли захочешь, – многозначительно усмехнулся Берендей.

А Готфриду в эту секунду почудилось, что позади князя вместо поросят на вертеле вращаются человеческие туши, словно подтверждая распространённое убеждение, что для достижения чего-либо нужно многое претерпеть. Денис замотал головой, отгоняя это наваждение. А Берендей, как ни в чём небывало, продолжал:

– Но это всё мелочи. Главное в том, что я знаю, друг мой родной, зачем ты пришёл и кто тебя послал. Это смертушка дорогая, наш закат бирюзовый! – и Денису показалось, что на этих словах, сказанных издевательским тоном, Берендей хотел сплюнуть, но сдержался и вместо этого вздохнул. – Она говорит, что этот мир настолько странный и ущербный, что достоин одного – быть переплавленным в другую форму! Конечно! Но забывает, что он во многом такой из-за неё самой, которая вокруг царит с пугающими свойствами. Говорит ещё: чтобы изменить мир в целом, нужно изменить его вокруг себя локально. И опять согласен, без этого никак! Однако наша любимая подруга предлагает подобное достичь сквозь бесконечный омут наслаждений. И дав тебе к этому притронуться, велела прийти сюда и открыть последнюю заслонку, чтобы стать небожителем? Так ведь? При этом, умолчав опять очевидный факт, что для просветления этого мало. Нельзя быть вечным реципиентом наслаждения, эдаким, знаешь, глотателем звёзд. Настоящий мастер не должен только воспринимать благодать, но и уметь излучать её во внешнее пространство. А если ты этим не обладаешь, тогда какой из тебя, как говоришь, преобразователь и человек дела вообще?

Последние слова Берендей произнес вновь решительно, встав с места, словно генеральный конструктор, доказывающий свою правоту на совете директоров. Затем, опустившись назад, расслабленно произнёс:

– Да, бренна наша жизнь, и нужно многое успеть до прихода одной несравненной дамы в черном.

Денис с жаром верного любовника хотел возразить, что дорогой собеседник весьма топорно понимает суть поведения Айсуны, но Берендей опередил его неожиданным ходом.

– Ну, если ты в гостях, айда отметим! У нас волшебное меню, заказывай, что в голову придёт. Например, гурьевскую кашу хочешь?

– Гурьевскую? – переспросил Готфрид, много слышавший об этом блюде, и кивнул, – давай, ещё не пробовал.

– Валерия, дорогая, – опять позвал свою подручную князь, – поднеси гостю гурьевскую и кофе не забудь.

Валерия, как будто предвидя, что так и будет, тут же вернулась с пузатым, накрытым крышкой горшочком. И поставив все на столике перед Денисом, подошла к Берендею со специфической просьбой:

– Извини, дорогой князь, тут просили передать. У мамы Адрианы проблемы со здоровьем, она спрашивает, сможешь ли ты ей помочь?

– Смогу, – задумчиво, после некоторой паузы, ответил Берендей, как будто мысленно ощупывал ситуацию. – Но ты же знаешь, если она болезная не возьмется за ум, то пусть больше ко мне не обращается. Если даже страх смерти не может изменить человека, то я буду тем более бессилен. Ладно, а к Адриане сейчас сам подойду! – заключил князь и обратился напоследок к Денису: – А ты угощайся. Сейчас всё выясним и продолжим разговор.

Гурьевская была, действительно, хороша, как сладкое облако. Денис, посматривая за развлекающимся на все лады народом, от коих, действительно, иногда веяло чем-то горячим, словно от печки, незаметно для себя загреб в себя блюдо. Затем с внутренним сарказмом, пожелав всем присутствующим детей побольше, решил не дожидаться Берендея, довести дело до конца. Следуя внутреннему чутью, он зашел в соседнюю комнату, где нашёл уже знакомых девочек, одна из которых утешала и уговаривала не переживать главную заводилу, сидящую вместе с ней в совершенно расстроенных чувствах и говорившую:

– Я, честно, не знаю, почему он такой бывает со мной. Я задушить его хочу! И уйти не могу. Меня тянет к нему, не передать словами как. Он дает настолько много волшебного, что делаю всё, что скажет!

– Не переживай, князь человек сложный, но по-своему здраво мыслит, – хитро вклинился в эту исповедь женской привязанности Готфрид, – и сказал мне, чтобы ты поехала со мной для одного важного дела, у него есть одна родственница, которая хочет тебя видеть и сама всё расскажет!

– Для какого дела? Не может быть, чтобы он так просто согласился! – подняла та удивлённые глаза на Дениса.

– Может, поверь мне, и не бойся, он на плохое не дал бы добро, – начал сочинять на ходу Готфрид.

– Я одна без Светы не пойду, – ответила зазноба, посмотрев на сестру.

– Тогда идем вместе быстро, – потянул он её к выходу.

На удачу выйдя беспрепятственно наружу, Готфрид погнал подруг обратно к своей машине, словно пастух коров. Посадив их вовнутрь, он, не успев захлопнуть за ними дверь, увидел, как на свет к ним вышел Берендей, словно был всегда рядом и только сейчас догнал. И странным спокойным тоном обратился к Денису:

– Ты даже и не думай, что я буду из-за них с тобой драться. Послушай меня! Я отдал бы их тебе с потрохами сразу. Мне добра не жаль, если кому-то нужно. Кроме того, ты разве ничего не заметил, почему я твоё имя знаю с самого начала, а ты моё нет? А потому что я – это ты! Что, не узнал, мерзавец?! Богатым будешь – поздравляю! – тут Берендей сорвал с лица темные очки, и Денис, всмотревшись пристально в черты лица своего визави, как будто до этого глаза у него были отведены, действительно с удивлением обнаружил сходный с собой облик. – Поэтому скажу теперь, как себе, – без паузы продолжил речь князь. – Вся эта ситуация подобна случаю с теми людьми, которые через химическую дурь узнают, что такое полное наслаждение. Потом, войдя в систему, заживо гниют. А причина в том, что хотят попасть в райские кущи лишь с одной целью – навсегда утонуть в пучине кайфа, не заслужив его ни грамма! И этих девочек, как ключ к скрытому порталу, я отдал бы, повторяю, хоть сейчас и ещё троих в придачу. Но нельзя войти в какую-либо сферу раньше времени, такое гибельно, пойми! А та, что сказала это выполнить, просто послала тебя на смерть. Решай сам, что тебе делать, брат!

Произнеся всё, Берендей глубоко вздохнул, повернулся и пошёл обратно к дому. А Готфрид после секундного колебания решил пойти до конца, захлопнул за молча наблюдаемыми за этой сценой девушками дверь, сел за руль, весело сказав им:

– Без паники, князь так шутит, у него настроение меняется на ровном месте. Разве не видно?

Затем резво тронулся с места, но на ближайшем перекрёстке его машину со скоростью ракеты внезапно смял и перевернул, как кубик, грузовик. Сквозь сдавленный женский крик Денис почувствовал разрывающую острую боль и, не видя ничего из-за забрызганных кровью глаз, успел только подумать: «За рулём, наверное, Веник Цимбель сидел. Решил отомстить, тварь безногая!»

Затем его сознание, как якорь из темноты глубин, опять некая сила начала выбирать наверх, и он, вздохнув, как ныряльщик, воздух, очутился опять в «Сладком береге», упав в психическом изнеможении рядом с Айсуной на диван.

– Айса, – сказал он, жалобно прижавшись к ней, как ребёнок. – У меня не получилось! Прости, я не смог!

– Тс-с, – успокоительно обняла его Айсуна, – следующий раз получится. Мы будем пробовать ещё, не бойся!

– Айса, – спросил сдавленным после ярких впечатлений голосом Денис, – кто это был там?

– Это был один из вариантов, который тебе лучше забыть! – уклончиво ответила она, прижимая Дениса к груди, словно девочка котёнка.

Для Готфрида всё складывалось таким образом, что, черпая из океана под именем Айсуна настолько большую гамму чувств и знаний, через короткое время был почти полностью поглощён ею до потери собственного я. Только крайними усилиями воли и очевидным нежеланием потусторонней любовницы совсем лишать своего парня головы сохранял свою внутреннюю ось критического мышления. Его поражало каждый раз, как, словно играя, одним мановением, Айсуна обращалась с действительностью.

Много раз Готфрид задавал себе вопрос: она та, за которую себя выдает, или представляет более объёмное явление, чем кажется. Хотя в данный момент ответ не был важен для сути дела, поскольку Готфриду казалось, что чем больше он видел всяких чудес, тем меньше понимал смысл происходящего, в частности, скрытого смысла карусели последних событий в жизни. В связи с этим ему на ум приходила то ли идея, то ли догадка, что в бесконечной вселенной существует, наверняка, множество цивилизаций, которые настолько высокоразвиты, что создали всю космическую материальность, звёзды, галактики и, возможно, саму Землю. И этот сверхразум существует во множестве пространственно-временных координат, в отличие от четырех измерений, в которых существует человечество.

«Представь, например, – рассуждал про себя Готфрид, – мир только двух измерений, длина-высота. Несчастные его обитатели, чтобы разминуться, должны в буквальном смысле перелазить через друг друга. И право перелазить сверху имеют те, кто занимает более высокий социальный статус. Конечно, никому из них не может прийти мысль о другой более широкой реальности. А если я, допустим, вторгнусь в их сферу жизни со своим трехмерным устройством? То для этих обитателей подобное открытие новых горизонтов прогремит, как запредельное чудо и даже больше – психологической смертью и перерождением в новых условиях жизни».

Нечто подобное происходило сейчас с ним. Готфриду казалось в такие минуты, что он приблизился к пределу человеческого понимания, и если он будет размышлять над этим дальше, то разум пошатнётся. Чтобы удержать себя от непоправимого психического надлома, он говорил себе с лёгким сарказмом, что действительность гораздо удивительнее любых фантазий, поэтому надо стараться ничему не удивляться. Возможно, это всё ему награда за то, что любил мыслить смело и всегда хотел выйти за пределы своих знаний. В результате, Готфриду открылось нечто, как если бы ему, никогда не видевшему моря, вдруг открылся целый океан. Но при этом сложно было сказать, из чего он состоит и что со всем этим делать?

После последнего, не совсем удачного приключения, Айсуна пообещала устроить посвящение вглубь тайны сама. Ради этого она с городской мэрией в день Чернигова, 21 сентября, организовала в самом большом зале клуба «Ланкастер» для семи пар молодоженов с гостями театральное представление «Белый Сириус». По её словам, во время этой фиесты Денис узнает, как всё произойдет. В тот знаменательный день зал был задрапирован в древнеегипетский стиль. После того, как весёлые молодожёны вместе с гостями расселись по отдельным столам, они стали свидетелем театральной программы. Сюжет этого действа являлся сценическим вариантом египетского мифа о верных супружеских узах, что помогли богам в борьбе с силами зла. Со сцены повествовалось о том, как вселенную и всю семью богов породил их великий отец Бог солнца Ра. На руку её дочери Исиды было два претендента: злой Бог пустыни Сет и Бог плодородия Осирис. Сет обещал ей все золото, что лежит в песках Нубии, а Осирис – вечноцветущую землю. Выбор Ра и Исиды пал на Осириса. Разгневанный Сет заманил брата вместе с 72 заговорщиками в ловушку, убил и положил останки Осириса в каменный саркофаг в глубине пустыни. А своего отца Бога Ра закрыл в подземном царстве, когда тот проплывал по реке мертвых ночью. И на земле воцарилась кромешная тьма. Объятой горем Исиде, которая носила ребёнка от Осириса, Сет предложил умертвить плод и царствовать над землёй вместе с ним. Но Ра из заточения послал ей кошку Баст с вестью о том, что он воплотится в её ребёнке и оживит Осириса. Солгав Сету, что она убила первенца, Исида родила и вскормила вдали от всех могучего сокологолового сына Гора. После двух страшных битв между ним и Сетом, когда земля дрожала и горела, Гор победил Сета. Свой глаз, который потерял в сражении, он поместил на небо звездой Сириусом, чтобы наблюдать за всем миром, после чего воскресил своего отца Осириса и освободил из узилища Солнце-Ра.

В то время, когда собравшиеся наслаждались сценической постановкой, Готфрид наблюдал нечто иное, чем они. На его глазах реальность опять неуловимо переходила в фантасмагорию. Из дымки, повисшей над сценой, сначала показался на солнечной барке Бог Ра. За ним следовала львиноликая Богиня войны Сахмет и Осирис, позади них виднелись другие светящиеся силуэты. Наконец, Денис узрел фигуру, появление которой прежде всего стоило ожидать. На сцену вышла Исида, какой её изображали на фресках древности в одеждах со ступенчатой короной и золотой коброй мудрости. В ней Денис узнал, несмотря на нанесённый в египетском стиле макияж, Айсуну. Хотя подобное раздвоение было невероятным, потому что она пришла с ним и находилась рядом, но его будто охватил какой-то столбняк, и он не мог даже повернуться в её сторону. Исида же на сцене сделала лёгкое движение, и вдруг весь зал вместе с отчаянно закричавшими людьми превратился в смрадный котлован с червеподобными людьми, которые набросились на своих жертв. Сам Готфрид также ощутил жуткое смятение, сердце его затрепетало, как лист. Но при этом он почему-то встал и подошёл к клубку адского варева, возникшего перед его глазами.

В этот момент сквозь сумрак, который повис вокруг, к Готфриду подошла вплотную со сцены Айсуна, глаза которой горели лунным, и как казалось, недобрым светом. Но в ответ нечто сзади заставило его обернуться, и он увидел, как к нему и Айсуне двигалась излучавшая яркий свет стена, на которой помещалось множество наполненных спокойной мудростью глаз. Приблизившись вплотную, они слились в одно бездонное око Вседержителя, что предостерегающе повисло над Готфридом напротив Айсуны. Её глаза в ответ полыхнули яростным огнём досады, она отступила от него на шаг.

Что случилось потом – наш герой помнил смутно. Готфрида со словами «Ну, зачем так нажираться, знай меру, брат»! на руках тянули вдоль коридора и посадили на бордюр возле «Ланкастера», где он с трудом приходил в себя. Ему казалось тогда: чтобы освободиться от дробящего на куски инфернального страха, он обошёл всю вселенную, в которой бесчисленные большие и малые величины, созвездия, планеты существовали в гармоничном соседстве. В ней, не мешая друг другу, каждый был занят своим делом, то вливаясь во что-то большое, то появляясь из него на крыльях новой формы. Приоткрыв глаза, под звёздным небом он увидел Айсуну, которая с заботливым видом стояла рядом.

– Ты просто как ребёнок! -говорила она. – Боишься темноты в комнате!

– Айсуна, – ответил Денис со вздохом, как будто выдыхал из себя пыль небытия, – я не знаю, как вообще в живых остался.

– Ничего бы не случилось, я же была с тобой, верь мне! – ответила она.

Готфрид с сомнением усмехнулся, ему всё чаще последнее время вспоминались заветы своего учителя, мудрейшего из эллинов Сократа – проверять и сомневаться во всём. Он спросил у неё:

– А что случилось со всеми людьми в том болоте?

– Всё просто. Пройдя сквозь то, что ты видел, они научатся держаться крепче друг за друга в семье.

– Но они ничего не будут помнить, Айса. В чем смысл тогда? – рубанул напрямик Денис.

– Помнить, конечно, нет, но эхо об этом в душе не даст поступить иначе! -загадочно улыбнулась его подруга.

«Ну да, – согласно кивнул про себя Готфрид. – Интересный способ вправить мозги нытикам, надо спустить их по трубе ещё худшего и сразу все, как рукой, снимет!

После этого происшествия между Айсуной и Денисом пролегла небольшая, но ощутимая чёрточка, заставлявшая последнего крайне нервничать. Айсуна начала пропадать больше обычного, и в результате, её не было видно целый день и ночь, только после полудня следующего дня ближе к вечеру издерганный Денис чудесным образом нашел её записку, в которой она звала своего любимого зайчика в новый бар «Амнезия», недавно открывшийся по улице Шевченко, на месте магазина «Надежда». Если она будет опаздывать, то все передаст через бармена. В конце приписала, что она просто хочет сделать сюрприз. Ревниво проклиная все сюрпризы на свете, Готфрид тут же понёсся сломя голову туда. Войдя в зал и не увидев там Айсуну, он кинулся к бармену узнать, не передали ли что-либо ему. И получил ответ: «Да, девушка тут была и сказала, что будет ждать вас на Красном мосту».

Это было недалеко, Готфрид вырулил на улицу и почти бегом устремился вдоль по ней к притоку Десны, реке Стрижень, через которую был перекинут самый старый в Чернигове мост, носивший название Красный. Вокруг поздний вечер вступил в свои права, на мосту уже зажглись огни, и на самой середине он увидел, как всегда, неотразимую для него Айсуну, которая в облегающем черном платье, с немного грустным и скучающим лицом, ждала его. Предчувствуя нечто особенное, Готфрид, тем не менее, подумал, что несмотря ни на что и зная, кто она такая, он жил бы так с ней всегда, не желая ничего другого.

Денису к месту пришла на ум китайская притча. Влюбилась лиса в крестьянина и начала ему в любви признаваться.

– Да что ты, лиса, – сказал тот, – у меня же дома жена есть.

– Дурак ты, – ответила лиса. – Она старая, дурная и, вообще, тебя со свету сжить хочет!

– Ну, значит, такая моя судьба, – ответил на это крестьянин.

Но лиса дело так не оставила. Взяла большой котёл и поставила на огонь возле перекрёстка, где обычно ходила его супруга, и стала ждать. Шла мимо жена и спросила:

– Зачем ты, лиса, даром воду кипятишь?

– Да омолодиться хочу, – ответила та. – Вот сейчас возьму окунусь и на двадцать лет моложе стану.

Жена крестьянина, недолго думая, тут же прыгнула в котёл и сварилась. Лиса сняла с неё кожу, надела на себя, и сотворив на четыре стороны света заклинания, обернулась красивой девушкой. Пришёл домой крестьянин, видит – жена стоит, кланяется, какая и была, но чем-то другая. Все в доме убрано, ужин на столе и постель ночью великолепная.

Через год шёл мимо этого жилища мудрый даос, посмотрел на молодую жену и спросил крестьянина:

– А знаешь, с кем ты живёшь и делишь постель?

– Нет, – ответил откровенно крестьянин. – Но разве будет мне лучше жить, если я узнаю?

Покачал головой мудрый даос и ничего не сказал.

Для Дениса мораль той притчи заключалась в том, что не надо излишне откровенничать и говорить со всеми о том, что никого не касается. Когда Готфрид приблизился к ней, Айсуна посмотрела на него с немного наигранной веселостью провинившейся девочки и торопливо прошелестела:

– Наконец, ты пришёл. Извини, что меня сегодня ночью не было. Я приготовила сюрприз, вот возьми!

На этих словах Айсуна протянула ему букет из трех жёлтых роз. Готфрид встал, как вкопанный, увидел желтый цвет, известный символ разлуки, и спросил, не взяв его в руки:

– Это что, скажи, такое?

– Прости, я должна тебе сказать, – с виноватым видом, опустив глаза, ответила она. – Помнишь слова одного человека, который сказал, что ты должен учиться у многих учителей?

– Я не забыл, и что с того, – коротко ответил Готфрид.

– Поэтому теперь к тебе придёт кто-то другой вместо меня, – со вздохом ответила Айсуна. – Тем более ты уже не мальчик и сам можешь научить, кого хочешь!

«Ты что, нашла другого?!» – хотел сказать Денис, но осёкся на полуслове, понимая, какую дичь он несёт, и произнёс другое: – Нет, ну так нельзя, Айса!

Но она торопливо перебила:

– Мы с тобой встречаемся уже больше года, помнишь, как нам было хорошо?

– Да! – коротко ответил Готфрид.

– Так уже больше не будет, пойми, – грустно и умоляюще сказала Айсуна.

– Да кто тебе это сказал? – воскликнул на это Готфрид, выхватив букет из её рук и швырнув за перила моста в тёмные воды реки, и добавил: – Ты не можешь меня бросить после всего, что было! Не имеешь права!

Глаза Айсуны вдруг стали строгими:

– Я не бросаю тебя, просто ухожу! Ты ведь знаешь, кто я такая?! Немало людей отдали бы всё, чтобы я никогда не приходила, но это не в их силах! Всё равно когда-нибудь встретимся. Не держи меня, Денис, я должна идти, – и Айсуна повернулась к нему спиной, намереваясь удалиться.

Но Денис, уже не контролируя себя, положил ей руку на плечо со словами:

– Ты никуда не уйдёшь! Я тебя не пущу, слышишь?

Тут его ладонь обожгло ледяным холодом, заставившим отдёрнуть её назад. Вокруг всё погасло, и в этой темноте мира Айсуна резко повернулась и стала перед ним просто гигантской. Эх, смерти смотрит в глаза, а не под ноги, пусть это непросто! Её лицо превратилось в лишённую кожи маску смерти – черепом, обтянутым белесыми неживыми мышцами в чёрном капюшоне, какую рисовали на средневековых миниатюрах. Полному сходству с ними не хватало только щербатой косы над головой. Затем Готфрид почувствовал толчок в грудь, опрокинувший его назад к перилам, и он, закрыв лицо руками, глухо застонав, опустился вниз на асфальт. Там он, не в силах себя сдерживать, дал волю чувствам. Когда же Денис пришёл в себя, то, кроме ездящего по мосту транспорта, рядом уже никого не было. «Да, она знает, как оттолкнуть от себя мужчину. Воздушный поцелуй бывает самым горьким!» – подумал он, поднимаясь.

Придя в свой пустой дом, Готфрид ещё раз с пронзительной остротой почувствовал, что получил сегодня, наверное, самый тяжёлый удар в жизни. «Она когда-нибудь вернётся, но нужна ли будет мне такая изменница? Однако, буду ждать, очень ждать! Боже, я схожу с ума, если ко мне приходят такие мысли, спаси меня!» Его, который раз, словно издеваясь, грубо стащили с сияющих вершин и запечатали наглухо в банку невыразимой серости. Многие, оказавшиеся на его месте, недолго продлили свои дни. Как говорится, чтобы сильнее ударить человека оземь, нужно приподнять его на короткое время, чтобы он ощутил себя счастливым и свободным, а затем швырнуть вниз.