Διαδεμα

Бежецк с Угличем взял Михаил.

Знать Димитрий не мог наперед,

Не на верную смерть ли идет,

И каким будет ложе и мед,

Что у темного темника ждет.

Любовался невольно Мамай:

Крест смиренья несут рамена,

Но осанка у князя пряма,

И неспешно ступил он к шатру.

И волос золотая волна

На степном развевалась ветру.

О грядущем мечтами горя,

Взяв ярлык, по опавшей листве

Князь вернулся к концу ноября –

Словно солнце вернул он Москве.

За Христовым же вслед Рождеством,

Умножая Москвы торжество,

По исходе счастливом всех бед,

Князь Василий родился на свет.

Время мира, как радостный вздох,

Пронеслось по Московской Руси.

Софью-дочь дал Димитрию Бог,

И народ о покое просил.

Юрий сын и Мария дитя…

Годы радости мчались, летя.

Но возможен ли в мире покой,

И бывает ли долго – легко?

В Нижнем тысяча встала монгол

Под водительством Сары-аки.

И обычай их груб был и зол,

И жестоки дела и дерзки.

СкОлько тешиться было Орде?

В русских кузнях ковАлся металл.

И отмстить за обиды мурзе

Нижеградцам их князь не мешал.

Но отмстил за послов и Мамай:

Там, где Пьяна петляет и Кишь,

Подымался кровавый туман

И царила безлюдия тишь.

Там царевич прошел Арапша,

Наказуя, рубя и круша.

Стала водною Вожа межой

Для злосчастия русской земли.

Больше крови проливши чужОй,

Мы победе поверить смогли

Наконец. После долгой беды

И тяжелого ига Орды.

Наконец после горестных лет

Нам забрезжил спасения свет.

Пять туменов и Бегич-мурза

Не сломили Москву и Рязань.

И из Полоцка Ольгердов сын,

Князь Андрей стал Москве не чужим.

Стало ясно, что вместе князья

Побеждают, как порознь нельзя.

Годом прежде Василий, Иван

И Димитрий Михайлов Боброк

Победили, где правил Асан,

И Солтан-Махамат не помог.

Обязали Булгар и Казань

Взять даругу и выплатить дань.

Что незыблемой было Ордой,

Становилось имен чередой.

Двадцать ханов безвестных сменя,

Только прежнею славой звеня,

Распадался чудовищный зверь,

Все еще не прощая потерь.

В годы те, что Димитрий мужал,

И светлел и душой и умом,

Сердце приняло тысячу жал,

Горе горькое – княжеский дом.

Снова осенью мор проходил

По Москве. И сгорели в три дня

Симеон и за ним Даниил,

Дорогие его сыновья.

Пять детей оставалось в живых,

Что княгиня ему родила.

Пять младенцев. И с думой о них

Брался князь за святые дела.

Съезд давно благородных князей

В древнем городе Переяславль

Согласился, что много ладей

Не идут, как единый корабль.

За Тарусу, Мечу и Оку

И не нужен был больше приказ.

Только вышел Мамай на Москву –

Каждый понял, что прОбил их час.

Много было бояр, воевод

За оградою монастырей.

И судьбы своей ждали приход

Братья там Александр и Андрей.

ПрорицАют святые уста,

И игумен то Троицкий мог.

Братьев-иноков к князю послав,

Дважды Сергий победу предрек.

На востоке сияла заря.

Жены княжьи, бояр, воевод,

Целованьем прощальным даря,

Провожали любимых в поход.

Евдокия, Мария средь них.

Князь Димитрий был нежен и тих.

На рыданье ответил жены:

«Аще Бог по нас, кто же на ны?»

Собрались Ярославль и Ростов,

Дмитрий, Ольгерда сын, и Андрей.

И Таруса, и Полоцк, и Псков

На горячих садились коней.

И Владимир, князь Серпуховской,

Как всегда, рядом с братом-Москвой.

Много славных в поход собрались

И потоком единым слились,

Как теченье сливается струй,

На Дону, где лежит Березуй.

Недостойно, чтоб доблестный князь

Слал на гибель, от ран уклонясь.

И войскам он своим обещал

Чашу общую пить сообща.

Сотни ратных прошедши дорог,

Ведал знАменья Дмитрий Боброк.

Ночь сгустилась. Туман и роса.

Было тихо. Теплы небеса.

И Волынец меж станов меж двух

Напрягал свой испытанный слух.

Только Дмитрия взял он с собой,

Чтоб узнать, что готовит им бой.

И ланитой десною приник

Он к земле, чтобы тайный язык

Распознать по дрожанью ее

И разведать, что завтра их ждет.

Будто клекот и плеск лебедей

Подымался навстречу беде.

Гром разнесся и смолк вдалеке

На Непрядве и Смолке-реке.

«Словно конница бросилась вскачь,

Грай вороний и волчий там вой,

Жен татарских безудержный плач», –

И, приникши к земле головой,

Продолжал испытанье примет:

«В стане русском злознАменья нет.

МнОго русских в той битве падет,

Но Мамай поражЕнье найдет.

Войску, княже, не дОлжно то знать.

Силен Бог, чтоб Своим помогать.

Пусть себя осеняют Крестом:

Он оружье в сражении том.»

И разбойник Фома Кацибей,

Ради храбрости взятый своей,

Быв на Чурове средь сторожей,

Видел в небе двух светлых мужей,

Что явились на битву помочь

Тьму врагов разогнать, словно ночь.

В Рождества Богородицы день,

Разрывая туманную сень,

Трубы грянули, бой предваря

И могучих коней ободря.

Крест Господень Димитрий лобзал

И к Вершителю судеб воззвал:

«Боже правый! Защита нам будь!

Как один, мы подставили грудь

Под удар Исмаила сынов.

Нас избавь от жестоких оков!

Заключив с Исааком завет,

Не оставь и идущих вослед!»

Войско шло, за волною волна.

Трепетали над ним знамена.

Стяги черны, и Солнце на них –

Iисуса спасительный лик.

В войске врАжеском был исполин.

Десять ратников бил он один.

С ним сразился один – Пересвет,

Исполняя священный обет

Жизнь за други своя положить.

Ведь без этого душам не жить.

И, ударивши оба копьем,

Бездыханные пали вдвоем.

Друг на друга большие войска

Наступали, как тучи, вперед.

Так плывут над землей облака,

Предваряя тенями свой ход.

И Мария, державная Мать,

Укрепляла священную рать.

Жизнь отдавшим за други своя

Над землей есть иная земля,

Где венчают их пламенем роз,

Где Царем их встречает Христос.

Но, пока не наступит конец,

Эти розы – терновый венец.

Аэр, будто огнем, полыхал,

Дикой яростью боя палим.

Плоть терзая, металл уставал.

Гибли наши один за одним.

И с любовью склонялась к ним Мать,

Чтоб их храбрые души принять.

А Волынец Димитрий Боброк

Свой засадный удерживал полк.

Князь Владимир, на сечу спеша,

Негодуя, его вопрошал:

«Поредела совсем наша рать.

Да кому ж станем мы помогать?»

«Подожди. Не пришел еще час.

ВрЕд приемлет спешащий себе.

Будут ведать враги наши нас,

А пока нетерпЕнье убей.»

Каждый ринуться в сечу спешил,

Будто званый на пир торопясь.

«Мы воздарие им отдадИм», –

Добрых ратников сдерживал князь.

И стенала земля, и на ней

Много русских под вихрем коней.

Ликовала над ними Орда.

И Волынец воскликнул тогда

Гласом велиим, будто запел:

«Час отмщения, други, приспЕл!»

И разбит, и повержен был враг.

Пот кровавый чело орошал.

Каждый стал под начальный свой стяг.

И Владимир с тоской вопрошал:

«Овцы гибнут, коль пастыря несть.

Где же князь наш, сраженный, упал?

Для кого же победы сей честь?

ПобедИтель победе пристал.»

И искали. И будто нашли,

Над одеждою князя склонясь.

Бездыханен лежит на земли…

Но Михайло Бренок, а не князь.

Чтоб неузнанным биться он мог,

Княжий шлем на себя взял Бренок.

Рядом сабля и сломанный лук.

В княжьем шлеме убит княжий друг.

Двое вправо пошли, уклонясь,

Где лежал под березою князь,

Весь изранен и кровью омыт,

Древом павшим от конных укрыт.

«Новый ты Александр, Ярослав!» –

Восклицали, сошедши с коней.

Князь же Дмитрий, едва лишь восстав,

«Что там? – молвил. – Поведайте мне.»

И победы услышавши весть,

«День Господень, – воскликнул он, – днесь!»

И словами святыми псалма

Русь восславила Бога сама.

Князь скорбел от жестоких потерь,

Словно пастырь, что стадо не спас.

«Знаю, други, где быть вам теперь.

Помолитесь у Бога за нас!»

Сотни павших в той сече друзей

Окропил князь слезою своей.

И рыданья сдержать он не мог,

Где лежал в его шлеме Бренок.

А с Бренком рядом, саблей сражен,

Стойкий страж его Мелик Семен.

Князь главу его с лаской поднял:

«Крепко, друг, ты меня охранял.»

Где Непрядва холмами текла,

Восемь дней собирали тела.

От восхода. И день им был мал.

Павшим славу Димитрий воздал,

Вновь не в силах слезу побороть:

«КрАсно место судил вам Господь!»

Дома встреча была горяча –

Снова рядом два сильных плеча.

И уста. И дыханье его.

И любимых детей торжество.

Слезы счастья дождем пролились.

Евдокии молитвы сбылись.

Передышка! Желанная тишь.

Но на подступах был Тохтамыш.

Тяжек ты, велекняжеский крест!

Оглянулся Димитрий окрест –

И князей собирал с быстротой,

Заклиная их общей бедой.

Нестроенье, недружество зря,

Не возмог стать один на царя.

Поредела, рассеялась рать…

Дмитрий вышел войска собирать.

В Переславль, а потом в Кострому,

Чтоб явилась подмога ему.

Дмитрий, Ольгердов сын, в Переславль

На княжение был им оставлен.

Сын же Дмитрия, храбрый Остей,

Был отправлен крепиться в Москве.

Евдокия осталась в Кремле,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.