Мурлыкина и Писатель

Александра Сашнева

Мурлыкина и Писатель

Глава 1. Первая встреча Мурлыкиной и Писателя

В паспорте Мурлыкиной было двадцать пять лет. Но иногда, чаще всего, она чувствовала себя маленькой девочкой в огромном чужом городе. Так было и в этот раз.

Она грустила на лавочке в парке. Падали листья. Редкие трамваи отсчитывали время.

К Мурлыкиной подошел незнакомец и сел рядом. Некоторое время они молчали.

– Я вижу, ты грустишь, – сказал незнакомец. – Если хочешь, можешь рассказать мне, о чем.

– Моя подруга связалась с козлищами, – сказала Мурлыкина. – И я мучаюсь – она мне еще подруга или уже нет?

– Не грусти. Каждый должен прожить свою судьбу. Если твой друг связался с козлищами, отойди от него, пока он сам не разберется. А там, как карта ляжет. Все проходит, и это пройдет.

– Эх, – вздохнула Мурлыкина. – Меня, кстати, зовут Мурлыкина. А ты кто?

– А я – писатель, – сказал незнакомец.

– А имя у тебя есть? – просила Мурлыкина.

– Наверное, есть, – сказал писатель. – Но чаще всего я чувствую, что даже меня самого не существует – во мне живут другие люди, улицы, дома, их истории. Я больше похож на кукольный театр.

– Ладно, – сказала Мурлыкина. – Тогда будешь Писателем. Это будет твое имя.

– Ладно. Хочешь барбариску?

– Барбариску? – Мурлыкина даже подпрыгнула Мурлыкина. – Это же мои любимые конфеты!

– У меня всегда в кармане есть несколько барбарисок, – улыбнулся Писатель и протянул Мурлыкиной несколько конфет.

И они стали вместе слушать проходящие трамваи и шорох падающих листьев и хрустеть вкусными барбарисками.

Глава 2. Внутренняя палка

Однажды Мурлыкиной было пять лет, и Мурлыкина пришла в песочницу со своими игрушками, чтобы познакомиться с новыми друзьями. Новые друзья отобрали игрушки у Мурлыкиной и убежали. Мурлыкина заплакала и пошла к маме жаловаться, но маме было некогда и мама сказала Мурлыкиной:

– Иди и забери их обратно.

Тогда Мурлыкина пошла к родителям новых друзей и сказала:

– Скажите своим детым, чтобы они отдали мне мои игрушки.

Родители спросили у своих детей:

– Вы брали игрушки этой девочки?

– Нет! Мы у нее ничего не брали! – сказали дети.

– Они говорят, что ничего не брали, – сказали родители детей. – А мы им верим.

Дверь перед Мурлыкиной закрылась, и она пошла печальная обратно на пустырь за сараями привыкать быть изгоем.

А в это время на пустыре занимался тайцзи старый даос. Увидев Мурлыкину, даос сказал ей:

– Возьми эту палку и отлупи их хорошенько. Тогда они тебя полюбят. Люди любят только тех, кто их может отлупить.

– Но я же не вижу никакой палки! – удивилась Мурлыкина. – Как я могу ее взять?

– Это внутренняя палка! Она всегда должна быть с тобой! – сказал даос. – Закрой глаза и просто возьми ее из моих рук.

Мурлыкина закрыла глаза и сразу увидела палку и взяла ее, а когда открыла глаза, даос уже исчез. Но палка осталась у Мурлыкиной. Мурлыкина отлупила новых друзей этой палкой. И они ее полюбили. Все игрушки вернули, и еще новых принесли. С тех пор у Мурлыкиной внутри всегда наготове палка.

Глава 3. Хлебцы

Однажды Мурлыкиной было 7 лет, и Мурлыкина заболела и ее положили в больницу. Всем детям приносили передачи от родителей (конфеты, печенье, мандарины), а одной Мурлыкиной не не приносили.

Тогда Мурлыкина взяла внутреннюю палку и спросила у медсестры:

– А почему мне родители ничего не принесли? Когда они придут, вы им скажите – пусть принесут мне что‑нибудь!

– Принесли, уже, – неохотно сказала медсестра, но тебе же это не понравится!

– Почему? А вдруг понравится? Я есть хочу!

– Ну, ладно! – сказала медсестра, вышла на несколько минут и вернулась с раскрытой пачкой хлебцев. – Ты ведь не будешь это есть?

– Буду, – сказала Мурлыкина. – Еще как буду! Жрать очень хочется! А что там еще было?

– Ну‑у. Огурцы были в банке и сливовый компот.

– Ну, вы и гады! – сказала Мурлыкина. – Не открывайте в следующий раз мои пачки!

– Хорошо, – сказала медсестра и зло посмотрела на Мурлыкину.

И на следующий день Мурлыкину перевели в холодную палату, где в боксе лежал мальчик с желтухой. Девочка собрала последние крошки хлебцев и заплакала: она представила, как темным зимним вечером ее мама и папа несли к ней передачу с хлебцами, чтобы их доченька не голодала, а медсестры цинично сожрали все, запивая медицинским спиртом.

– Гады проклятые! – всхлипывала Мурлыкина, и крошки не лезли в горло – так было жалко ей ее бедных маленьких родителей.

Глава 4. Мурлыкина и Клоуны

Мурлыкина заболела. Она лежала с завязанным горлом, градусником и температурой в больничной палате. И умирала с тоски. Ее пришли навещать мама, папа, одноклассники, бабушка, классная руководительница. И все они принесли ей какие‑то цветы и еду, на которую у Мурлыкиной была аллергия. Еще они говорили какие‑то глупости, от которых становилось еще тоскливее.

Наконец‑то они свалили, и Мурлыкина заплакала от бессилия и скуки.

Но тут в окне появился клоун. Для начала он громко заржал и встал на руки. Мурлыкина вскочила с кровати и быстро открыла окно. Клоун оказался не один, их оказалось целых семь! И они начали устраивать в палате жуткий бедлам. Мурлыкина громко смеялась и забыла, что у нее болит горло.

А когда на шум прибегала медсестра, #клоуны быстро прятались за шторами. Но стоило медсестре выйти, веселый бедлам снова продолжался.

Потом клоуны ушли, но обещали вернуться.

Глава 5. Про поэтов

Однажды Мурлыкина жила в Питере. А поскольку Мурлыкина девочка, то она ни на что не жаловалась. Просто у нее ни работы, ни денег, ни знакомых, ни жилья не было. Но девочкам на это жаловаться стыдно. Вот мальчик – другое дело. Его можно и пожалеть, и к какой‑нибудь девочке подселить. Особенно, если мальчик поэт.

И пришла к Мурлыкиной делегация ответственных лиц и говорит:

– Мурлыкина! Сделай нашему поэту клип бесплатно. Поэты бедные, а ты богатая.

Мурлыкина заулыбалась и говорит:

– Ага. Сейчас сделаю. Почку только продам.

– Злая ты, Мурлыкина, – сказала делегация и ушла делить грант, выданный НКО на клип поэту.

А на следующий день к Мурлыкиной другая делегация пришла и говорит:

– Мурлыкина! Давай мы книжку твоих стихов издадим?

– Да ну, – говорит Мурлыкина. – Я ж не поэт. Настоящие поэты бедные. А я‑то богатейка!

Но книжку, все равно, издали, потому что стихи у Мурлыкиной были прекрасные. И дали главную премию поэтов – Григорьевскую.

Глава 6. Музыка вечности

Мурлыкина пошла в Измайловский парк и там встретила Писателя. Писатель сидел на скамейке в парке и курил. И кашлял. И курил. Курил и кашлял.

Мурлыкина говорит ему:

– Блин! Ты бы курить‑то бросил, кашляешь же!

– Брошу, Мурлыкина. Брошу. А сейчас давай лучше выпьем. Мне хорошее вино привезли.

Писатель достал бутылку сухого красного из Франции, 100‑летней выдержки, и кусок прекрасного вонючего рокфора, разложил все это на газетке, нарезал сыр перочинным ножичком.

– Из бумажных стаканчиков будем, – сказал он, – вытаскивая пробку из древней бутылки. – Знаешь? Такое крутое вино из бумажных стаканчиков вкуснее, чем в ресторане.

– Стопудово, сказала Мурлыкина. – Оно, наверное, дорогое?

– Ага, – сказал Писатель. – Как "жигули" подержанные стоит.

– Блин! – сказала Мурлыкина.

– Нормуль, – сказал Писатель. – Мне его фанат из Франции прислал.

– Лучше бы он тебе его деньгами прислал, – сказала Мурлыкина.

– Тот‑который‑там, – сказал Писатель и показал на небо, – лучше знает, что мне лучше. Давай! За фанатов.

И немедленно начали пить дорогущее вино из бумажного стаканчика.

– Ого! Вкусно! – сказала Мурлыкина, закусывая вино рокфором, и замерла с улыбкой. – Ты слышишь, Писатель?

– Что?

– Как все прекрасно в мире, как весь мир звучит прекрасной музыкой? Падающие листья, трамвай, вкус вина, сыра, и даже твой кашель. Жаль, что никто, кроме нас не услышит эту божественную симфонию.

– Это самая лучшая музыка, когда она только для двоих и ее никак не выразить, потому что она слишком совершенна.

– И она никогда‑никогда не закончится, – улыбалась Мурлыкина улыбкой Джоконды.

– Не закончится. И мы в ней останемся. Так и будем вечно сидеть на лавочке и пить вино.

– Ага, – Мурлыкина подышала на озябшие ладони. – А когда мы отсюда уйдем, это будем уже не мы. Потому что мы останемся тут. Да?

– Да! Сказал Писатель и протянул Мурлыкиной бутылку. – Давай! За музыку вечности.

Глава 7. Первая сказка про Людоеда

Мурлыкина и Писатель сидели в Измайловском парке на лавочке и смотрели, как падают листья.

– Хочешь, я тебе расскажу свою новую сказку? – спросил Писатель.

– Хочу.

– Тогда слушай! У одной девочки папа был людоед и мама‑овца. От мамы девочке достались кудри и овечий характер, а от папы – людоедский характер и неконтролируемый гнев. Однажды папа‑таки съел маму, приготовив из нее рагу. Одна девочка хотела съесть папу, но прочитала книгу Льва Толстого, где было написано по непротивление злу насилием. Она поняла, что если она съест папу, то станет таким же людоедом, как папа, и не сможет остановиться. А у нее были идеалы. С тех пор она живет в лесу.

– Почему в лесу?

– Потому что боится, что не сможет однажды остановить себя.

– Какие‑то дурацкие у тебя сказки, – сказала Мурлыкина. – Давай я тебе лучше расскажу!

– Давай.

– Один Людоед пригласил в гости Одну девочку на обед. И собирался ее съесть: «Красивые девочки вкуснее, а каннибализм – высшая форма любви мужчины к женщине», – сказал он, истекая слюнями и широко улыбаясь. Но девочка была не выспавшись и злая, взяла ножик и воткнула Людоеду в глаз. «За что? – возопил каннибал. – Я же люблю тебя!» А девочка сказала: «Вот за это!» И ушла. С тех пор она сидит одна в башне из слоновой кости и медитирует.

– Медитирует? – удивился Писатель. – Почему?

– Потому что она вышла из дома Людоеда на улицу и увидела, что у всех людей нет одного глаза. Получается, что все люди людоеды? Так, что ли?

Писатель внимательно посмотрел на Мурлыкину:

– Вроде у тебя два глаза, Мурлыкина. А у меня? Посмотри хорошенько?

– Ну, какой же ты зануда! – вздохнула Мурлыкина. – Это же сказка! В ней всё неправда! Дай мне, пожалуйста, барбариску. Что‑то грустно.

– Это потому что осень.

– Наверно! – сказала Мурлыкина и, вскочив со скамейки, начала бегать по листьям и кричать «А‑а‑а‑а‑а!»

Откуда ни возьмись, прибежала черная собака и стала лаять и бегать вместе с Мурлыкиной. А Писатель сидел на лавочке и улыбался.

Глава 8. Квартира

– Жила одна девочка, – сказал Писатель Мурлыкиной. – И была у нее квартира, мания величия и мечта найти себе принца.

– Нашла? – спросила Мурлыкина.

– Нашла. Принц на квартиру позарился. Нашелся.

– Девочка счастлива?

– Сомневаюсь, – вздохнул Писатель.

– М‑м?

– Дело в том, что принц полюбил не девочку, а ее квартиру. А когда устроился в квартире, то завел себе уже девочку помоложе. Для веселья и посещения светских мероприятий. В общем, одна девочка сидит дома, делает уборку и варит еду. А принц с другой девочкой на велеках катают и на концерты ходят.

– Да уж… – удивилась Мурлыкина. – Что‑то мне ее жалко стало. А что она его не выгонит?

– Он убедил ее, что ее жизнь сама по себе не имеет никакой ценности. А замуж выходить ей уже поздно. И друзей не осталось. А к принцу она уже привыкла.

– С ума сойти! – Мурлыкина чуть не подавилась барбариской.

Они замолчали.

Тихо падали первые огромные снежинки. И таяли, касаясь бурой опавшей листвы.

Глава 9. Про лужу

Однажды подруга Мурлыкиной освоила веселую игру. Она встречалась с Мурлыкиной и говорила:

– Какое у тебя красивое платье!

Мурлыкина улыбалась в ответ и давала подруге конфету.

Подруга брала конфету и нечаянно толкала Мурлыкину в лужу.

– Ой! Прости! Прости! Я нечаянно! – искренне извинялась подруга и протягивала руку Мурлыкиной, помогала ей отряхнуться.

Мурлыкина чувствовала себя куском дерьма, но не могла понять – почему.

Но потом Мурлыкина встретила Даоса, и он показал ей пару приемов из тайцзы.

И вот опять подруга сказала Мурлыкиной:

– Какое красивое у тебя платье!

А Мурлыкина уже наготове была, и подруга сама упала в лужу. Но Мурлыкина не стала ей помогать.

– Я с тобой больше не дружу! – крикнула подруга и заплакала.

– Вот и хорошо, – сказала Мурлыкина. – А то я стирать устала.

Глава 10. Про счастье

Мурлыкина и Писатель сидели на лавочке в Измайловском парке. Мурлыкина смотрела на самолеты в небе и болтала ногами, а Писатель что‑то писал в записной книжке.

– А хочешь, Писатель, – сказала Мурлыкина. – Я тебе свою сказку расскажу?

– А ты умеешь сказки? – хитро спросил Писатель.

– Не‑а, – сказала Мурлыкина. – Я же художница, а не списатель. Я придумываю сказки просто так, как придется.

– Хм, – задумался Писатель. – Возможно, что это самые интересные сказки. Рассказывай!

– Однажды одна девочка очень долго ждала своего счастья, – сказала Мурлыкина. – И так устала ждать, что когда счастье наконец пришло, она сказала ему: "Чо надо?" И закрыла перед ним дверь.

– Хм. Грустная сказка. Почему ты ее придумала?

Мурлыкина поворошила ногами осенние листья и сказала:

– Счастье похоже на мечту – либо ты его не замечаешь, либо оно тебя обманет.

– Ого! Непротив, если я запишу это в свою книжечку?

– Непротив, – сказала Мурлыкина. – Барбарисками рассчитаешься.

– Заметано! – сказал Писатель и начал писать.

– А знаешь, почему я так подумала? Потому что я в детстве смотрела сказку в театре и влюбилась в героя. Я мечтала с ним познакомиться и взять автограф. Потом я выросла и случайно встретила этого актера в кафе. Они сидели втроем – он, какой‑то господин и девушка. И актер унижал девушку и смеялся. Она тоже смеялась, но я видела, что она с трудом сдерживает слезы. И я расхотела брать у него афтограф. И вообще… Я почувствовала себя так, будто все эти годы пила чай, в который кто‑то плюнул.

– Грустно. Думаешь, что все мечты такие?

– Думаю – да. Самые лучшие вещи прямо сейчас. И здесь. просто мы их не замечаем. например, то, что мы с тобой сейчас сидим на этой лавочке, счастье. И даже мечта. Но мы не ждем от этого ничего особенного, просто нам хорошо. Мы даже не замечаем, как мы счастливы.

– Нет! Мурлыкина! Я знаю, одну вещь, о которой можно мечтать, и она не обманет.

– Да ладно! Говори, что это?

– Это теплое море.

Мурлыкина заулыбалась и даже перестала болтать ногами.

– Насчет моря ты прав, Писатель. Море – это мечта, которая еще лучше, когда ты уже к ней приехал.

Глава 11. Позитивное мышление

Мурлыкина сидела на лавочке и кидала птицам остатки печенья. Подошел Писатель.

– Привет, Мурлыкина. Как дела?

– Да, вот, думаю, что такое позитивное мышление?

– И что ты надумала?

– Лучше не спрашивай!

– А все‑таки?

– Я думаю, что мне оно точно недоступно. Вот, когда ты просыпаешься утром на улице, в снегу, без мобилы, денег, с сотрясением мозга, в чужой стране и без документов и говоришь "Спасибо, Боже, что живой! И вообще, спасибо тебе за все! У меня все хорошо!", то это позитивное мышление. А негативное, это когда ты просыпаешься в мягкой широкой постели, тебе кофе приносят, потом у тебя массаж, потом салон красоты, потом презентация в дорогой галерее, а ты смотришь в потолок и думаешь «Как все достало!»

– Да, Мурлыкина… Сложно. Даже не знаю, что бы я выбрал.

– Вот и я не знаю, – сказала Мурлыкина. – Какое у меня мышление – позитивное или негативное? Вроде бы вчера мне заказали натюрморт, и я этому рада – заработаю денег. Но на море поехать – не хватит. Поэтому я огорчена. – А когда ты приедешь на море, какое у тебя будет мышление – позитивное или негативное? – На море у меня не будет мышления, – мечтательно произнесла Мурлыкина. – Я буду просто радоваться. А когда ты радуешься, тебе совсем не до мышления. Ни до какого вообще. – Тогда я подумаю, как бы приблизить тебя к морю. Хочу посмотреть на беззаботную Мурлыкину.

Глава 12. Вторая сказка Мурлыкиной про Людоеда

Мурлыкина и Писатель сидели на лавочке и смотрели на облака. Облака превращались то в замки, то в верблюдов, то в огромных рыб.

– Смотри‑смотри! – говорила Мурлыкина. – Какая огромная рыба! Спорим, она превратится в носорога!

– Не! – возражал Писатель. – Она станет кошкой.

– На что спорим? На барбариску!

– На барбариску!

И они стали ждать в кого превратится облако. Мурлыкина сидела‑сидела и говорит:

– Я переделала сказку про Людоеда. Хочешь расскажу, пока облако превращается?

– Давай, – сказал писатель. – Хотя сказки про людоедов – это моя работа.

– В общем, так. Один людоед пригласил в гости одну девочку на обед. Она приходит к нему, а он сидит с пустой тарелкой, а для девочки тарелку вообще не поставили. Девочка и спрашивает: «А почему для меня нет тарелки?» Людоед ей отвечает: «Потому что ты – мой обед!» Девочка удивилась так, что не могла испугаться и говорит: «Но я же такая красивая, ты можешь любоваться на меня еще очень долго, а если съешь, то меня больше не будет». Людоед захохотал: «Зато ты будешь у меня внутри! И никому не достанешься!»

– И проглотил девочку, – перебил Мурлыкину Писатель, – а потом написал лекцию на youtube, где рассказал, почему каннибализм – высшая форма любви мужчины к женщине. И набрал миллион просмотров.

Мурлыкина нахмурилась:

– Нет! Все было не так! Девочка была не выспавшись и злая, она взяла ножик и воткнула Людоеду в глаз. «За что? – возопил людоед. – Я же люблю тебя!» «А вот за это!» – сказала девочка и ушла гулять в Измайловский парк.

– Какая хитрая девочка! – сказал Писатель и тут с неба раздался громкий хохот, и облако превратилось в людоеда.

– Бежим! – крикнула Мурлыкина, и первая холодная капля упала ей на нос.

И они побежали к трамвайной остановке.

– Как хорошо ехать в трамвае, когда на улице дождь! – сказала Мурлыкина.

Глава 13. Про Ван‑Гога

– Знаешь, Писатель, – сказала Мурлыкина. – Любовь – очень опасная вещь. Особенно, если любовь очень сильная.

– К чему ты это сказала?

– Я вспомнила сегодня своего друга, который умер еще до того, как мы с тобой познакомились. Я только сегодня поняла, что он умер из‑за любви. Его мама очень любила художника Ван‑Гога. И когда мой друг только научился ходить, она стала водить его по выходным в ГМИИ им. Пушкина, где останавливалась перед картиной Ван‑Гога "Дорога в Антверпене после дождя" и плакала от счастья, как от встречи с любимым человеком. Ее сын смотрел на нее и спрашивал: «Мама, почему ты плачешь?» «Потому что это прекрасно! – отвечала мама.– Разве может быть что‑то более прекрасное, чем Ван‑Гог?» Мой друг чувствовал себя одиноким и ненужным и захотел стать таким же, как Ван‑Гог, чтобы мама его полюбила так же сильно. Он поступил в художественное училище, выучил биографию Ван‑Гога и старался во всем быть, как Ван‑Гог и даже нашел свой стиль в живописи – такой, какого до него еще не было. Но мама все равно считала моего друга неудачником. Она смотрела на его картины и говорила: «Вот Ван‑Гог! А ты‑то…» И мой друг весь съеживался, шел курить, выпивал бутылку водки и плакал в уголке, потому что не знал, что еще ему сделать, чтобы мама его полюбила больше Ван‑Гога. И однажды он взял и сжег все свои картины, и прыгнул с моста в реку и утонул. А теперь его мама ходит вечно в трауре, навещает его могилку и говорит: «Я же говорила тебе – не кури, не пей. А ты не слушал меня… И чего ты добился? Ты умер нищим и больным!»

– Да! Печально, – сказал писатель. – Надо было ему познакомиться с хорошенькой девочкой и забыть про маму.

– А я не хорошенькая по‑твоему? – вспыхнула Мурлыкина.

– Прости! Ты же не сказала, что у вас был роман!

– Не было у нас романа, – сказала Мурлыкина. – Он же был моим другом! Как ты! Какой же роман может быть с другом?

Глава 14. Отличница.

Однажды Мурлыкина была маленькой и пришла в новую школу. Первым делом к ней подошла знакомиться Отличница . Отличница была хорошая, но одинокая и очень хотела, чтобы её погладили по голове. Вот, Мурлыкина и погладила. Жалко, что ли? И тут началось. Как Мурлыкина не появится, Отличница к ней бежит: – Погладь меня по голове. – Блин! Надоело же! – сказала Мурлыкина однажды. – Ты не хочешь со мной дружить? Никто не хочет со мной дружить! – заплакала Отличница. Мурлыкина посмотрела на Отличницу и сказала: – Хорошо. Неси шоколадку! – Шоколадку? – воскликнула Отличница. – Да я десять шоколадок принесу! И побежала в магазин. С тех пор шоколад у Мурлыкиной не переводился, пока она не закончила школу.

Глава 15. Морозова и мальчик

– Писатель! Вот ты умный! – сказала Мурлыкина. – Скажи мне, как мне от рыдающей Морозовой избавиться? Она мне каждый день с утра звонит и про свою несчастную любовь рассказывает.

– А ты трубку не бери, – говорит ей Писатель.

– Так она ж подруга. Раз не возьму, два не возьму, а потом придется. Или она вообще в гости придет.

– Ну, раз подруга, терпи! – вздохнул Писатель. – Друзья – это люди, которые хотят нас терпеть, а мы – их.

– Ох. Мамадорогая! Я думала, ты расскажешь рецепт какой‑нибудь, чтобы она уже мальчика своего прикормила бы как‑то.

– А вот! – расхохотался Писатель. – Пусть и прикормит. Это самое надежное – прикормить. Знаешь, как кошкам имена дают?

– Нет, – покачала головой Мурлыкина. – А как?

– Надо дать кошке вкусняшку и шепнуть ей на ушко имя. Она запомнить, что звук этот вкусный, и будет приходить на него. И хозяина будет любить вместе с этим звуком.

– Хитро!

– Да. Хитро! Все мы собаки Павлова, – опять вздохнул Писатель.

– Ну да. Манипуляция какая‑то получается, – задумалась Мурлыкина.

– Манипуляция.

– А как же совесть? – Пусть уж она сама выбирает – любовь или совесть.

– Ладно! – воспряла Мурлыкина. – И правда. Это же ее дела, а не мои! Вот пусть выбирает. Спасибо тебе, Писатель. Прямо дышать легче стало!

– Держи барбариску! – сказал Писатель и протянул Мурлыкиной конфету.

Мурлыкина пристально посмотрела на конфетку и подняла глаза на Писателя:

– А у нас с тобой тоже манипуляция?

Писатель поднял брови:

– Дай‑ка подумаю! Нет, Мурлыкина. У нас с тобой дружба. Никакой любви. Разве нет?

– Точно. Дружба – это когда барбариски просто так, а любовь, когда барбариски за внимание! Ха‑ха‑ха!

– Ох, Мурлыкина. Никто ведь не знает, что такое любовь‑то! – сказал Писатель в наступившей тишине.

Мурлыкина осторожно хрустнула барбариской и улыбнулась – ей было вкусно.

Глава 16. Испытание приворота

Прежде, чем посоветовать Морозовой способ приворожить мальчика, Мурлыкина решила его испытать на одном противном знакомом парне, школьном однокласснике.

Нашла его в соцсети, начала лайкать, комментить, потом до личных сообщений дошло, и Мурлыкина решила, что пора приглашать.

– Димон, – говорит Мурлыкина. – Приходи в гости пироги есть. Я решила кулинарный блог открыть, хочу на тебе испытать – вкусно или нет.

– О! Круто, Мурлыкина, – отвечает Димон. – Приду непременно. Я пироги люблю!

Не обманул Димон. Пришел. Сел за стол, начал есть да нахваливать:

– Вкусные у тебя пироги, Мурлыкина! Тебе ресторан надо открывать свой, а не картинки красить. Картинками сыт не будешь.

– Ладно, зайка, говорит Мурлыкина поближе к уху Димона. – Я подумаю.

– Зайка? – говорит Димон. – Ха! Зайка‑побегайка! А что это ты меня решила зайкой назвать?

– Ну, так, просто! Ты сегодня такой милый. Не то, что в школе. В школе ты невыносимый был, конечно.

– Да? – Димон призадумался ненадолго и встал из‑за стола. – Ладно, Мурлыкина, я пошел!

Через неделю Мурлыкина опять Димона на пироги зовет.

– Ясен пень, приду! – говорит Димон и приходит.

Съедает все пироги.

– Спасибо, Мурлыкина, – говорит Димон и откидывается на стуле.

– На здоровье, зайка! – говорит Мурлыкина. – Приходи еще!

– Приду, – говорит Димон и опять задумывается. – Хм, «зайка». Зайку скушала хозяйка.

С этими словами Димон ушел, а Мурлыкина задумалась.

Пошла Мурлыкина в парк, чтобы обсудить тему с Писателем. Но Писателя на скамейке не было. Мурлыкина стояла посреди желтых лип и чувствовала в себе дыхание мира. И дыхание мира неприятно не совпадало с дыханием Мурлыкиной.