Залес. Противостояние

Наяда остановила поток мучающих её мыслей и собралась, перед выходом из дома она спрятала монеты в тайник под половицей, где прятала отцовский меч. Как забавно, раньше ей с трудом удавалось назвать Робина отцом, теперь же иначе она о нём и не думала.

Проходя мимо реки, Наяда остановилась, при свете рассматривая то место у берега, на котором вчера встретила господина. За четыре года она так и не узнала, как называется её холодная ванная с колодцем по совместительству. Она внимательно осмотрела берега с обеих сторон, выдохнув с облегчением. Мардара нигде нет, как и солдат. Это уже хорошо. Привычно умылась, побрызгала ледяной водой на открытую шею и чуть смочила густые локоны цвета тёмного дерева. Уходить от дома дальше ей не хотелось, но деваться некуда. Тяжело вздохнув, девушка свернула на дорогу, ведущую в город, мысленно подсчитывая, в какой момент её все-таки арестуют. Интересно, будет ли начальник городской тюрьмы Нионин к ней снисходителен. Ожидая ареста, Наяда хотела рассчитывать хоть бы на хорошую клетку, а не валяться дни и ночи на прогнившей подстилке из сена и мочиться в заплесневевший угол камеры. Нионин когда-то был хорошим другом Робина, и девушка надеялась, что тюремный король вспомнит об этом, когда придёт время.

Пересекая площадь, пару секунд пооблизывалась на лоток с мясом, принадлежавший Дусу. Ранним утром, пока торговец разделывал свежее мясо, на площади торговала его жена Талри. Наяда поморщилась, увидев сварливую женщину. Все в Хорте знают – сварливость не главный козырь Талри. Тучная сплетница, каких мало, скандальная, но при этом настолько энергичная, что это ей в пору разделывать туши для продажи, а не её хилому муженьку. Непонятно, как он сам себя ещё не зарезал массивным тесаком размером с голень Талри.

Их единственному сыну Кхеврену удалось унаследовать характер матери и тело отца. Убойное сочетание. Именно с ним она подралась, когда была ещё подростком. Об этом событии напоминал маленький шрам на ключице. Если бы не сын лесника Вулхи, она бы отделала Кхеврена как надо, но гигант, особенно по детским меркам, мальчик Вулхи растащил обоих за шиворот до того, как Наяда успела свернуть мерзавцу шею.

По площади лениво прогуливались слуги из домов Алых и Лавандовых, отстранённо разглядывая товары на лотках. Наяда поджала губы, чтобы не вырвался презрительный смешок. Будучи причастными к Знатным Домам, обычные слуги вели себя почти так же горделиво, как и их хозяева.

Всего в Хорте пять Знатных Домов. В Залесе принято называть Дома цветами, временами года, растениями или стихиями. Здесь, в Хорте это цвета. Дом Алых, Дом Белых, Дом Зелёных, Дом Лиловых и Дом Лавандовых. Один богаче другого. Самые уважаемые в городе – это Дом Алых. Наяда всего пару раз видела самих представителей Дома и каждый день мучилась от пытки лицезреть их отпрысков в школе. Старшая из детей господина Дэзгета и госпожи Крилансы, леди Муриетта, напоминала Наяде мраморную статую с неживыми огромным глазищами, обрамлёнными чёрными густыми ресницами. Больше она о старшей наследнице ничего знала, на уроках та сидела молча, и даже господин Кортер не смел отвлекать её от важных дум на занятиях. В городе отпрысков Алых просто так не увидишь, только на больших праздниках. До школы их довозили в карете. Слишком знатная семья, а главное, Наяда так и не поняла, почему.

Покачав головой, девушка двинулась дальше, по привычке прижимая подбородок к груди перед казармой. На мгновение она замерла, прислушиваясь к разговорам солдат, но поняв, что о её аресте ничего не слышно, постаралась быстрее пересечь город. Ненадолго задержалась около кузни, помахав Трагмалу и Эрарту рукой в знак приветствия. Кузнец и его младший сын в ответ тепло улыбнулись, не отрываясь от своей работы. Миновав высокую городскую стену, девушка сошла с широкой дороги и двинулась в поля, стараясь выше поднимать ноги, чтобы не пачкать штаны травой. Перед ней, шагах в десяти весело щебетали дети торговцев фруктами, шутя между собой только им понятными россказнями. Для них эта подработка – повод отвлечься от городских будней и заработать немного медяков на собственные расходы. Для Наяды этот тяжёлый изнурительный труд – способ выживания. Наверное, поэтому Эбета и Босмая сторонились девушку, смотрящую им вслед каждое утро.

Обернувшись на едва различимый шорох, Наяда едва не подскочила от испуга.

– Не тормози, – прорычал Огвайн, младший брат Вулхи, отодвигая девушку в сторону.

Такой же огромный, как брат, и такой же тупой, хотя мальчишке не так много лет, у него есть шанс начать отличаться от братца. Наяда покачала головой, невольно оглядываясь на поместье лорда, стоящее чуть за городом и обнесённое собственной стеной, словно маленькая крепость. Четыре года назад девчушка без имени по ошибке подумала, что здесь её с радостью примут, поместье лорда станет её домом. Та девочка была слишком наивной и позволяла себе мечтать. Многое успело перемениться, но одно осталось неизменным – каждый раз, глядя на поместье, Наяда думала о Дамире, о его широкой доброй улыбке, о статной фигуре и нежных руках. Наяда встряхнула головой, запрещая себе снова превращаться в мечтательную дурочку. Если бы кто-то в городе узнал, как она на самом деле относится к наследнику лорда, не сносить ей головы. Забирая у фермера Лоуита вилы, Наяда надеялась, что этот день пройдёт быстро и незаметно. Она ещё не начала собирать траву, а руки уже нещадно болели при каждом прикосновении от лопнувших мозолей. К концу смены ей придётся оттирать в фонтане не только грязь, но и кровь.

– Ты сегодня какая-то задумчивая, – Лоуит положил ей руку на плечо, – не выспалась?

«А разве должна была?» – чуть не огрызнулась в ответ девушка.

– Руки стёрла, – вместо этого посетовала Наяда, принимаясь за работу.

Лоуит один из немногих, кто относился к ней достаточно терпимо. Во-первых, он смотрел сквозь пальцы, прекрасно зная, что Наяда подворовывает у него овощи. Во-вторых, он искренне считал, что она хорошая партия для одного из его сыновей. В этом их мнения расходились. Наяда не могла долго смотреть на долговязого Томми без кривляний, а добрый, но туповатый Шутиос вызывал у неё не более, чем умиление. Жена фермера скончалась при третьих родах, унося с собой жизнь неродившегося младенца два года назад, и Лоуит считал, что в их доме непременно нужна хозяйка, сам он жениться не планировал, якобы всё ещё скучал по бедной Генне. На деле свою скуку он нёс в таверну под пологом ночи и уединялся с дочерьми Омура, держателя таверны. Все об этом знали, и всем было глубоко плевать. К тому же, Кэтта и Брида обслуживали не только фермера, но и каждого, у кого найдётся лишний медяк. Жена Омура, Утага-большезадая, сама воспитала дочерей так, чтобы иметь дополнительную прибыль с таверны за счёт собственных детей. Повезло только самой младшей, Элишке. Но это как посмотреть. Постояльцев таверны обслуживать ей не пришлось, зато Утага не побрезговала продать дочь в няньки безумному господину, что, наверняка, ещё хуже.

Через несколько часов работы Наяда готова была заскулить в голос от боли в руках. Когда Лоуит подошёл к ней с кувшином чистой прохладной воды, ей хотелось заколоть его вилами. Платя ей один медяк за рабочую смену, фермер считал, что оказывает девушке большую услугу, а поднеся один раз водицы, надеялся заарканить её для одного из своих отпрысков.

– Вы очень добры, спасибо, – дрожащими руками Наяда приняла кувшин и принялась жадно пить, не обращая внимая, что пачкает хорошую посуду своей дешёвой неблагородной кровью.

– Знаешь, Томми не отказался бы от помощницы.

Мне бы кто помог.

Наяда попыталась выдавить улыбку, возвращаясь к работе. Возможно, большинство её проблем сошлись на нет, если бы она подыграла Лоуиту и побежала к его сынку. Ей бы не пришлось выживать, горбатиться в полях и, может быть, ходить в школу и каждый день видеть богатых и самовлюблённых детей Знатных Домов. Но плодиться как свинья и сдохнуть от бесчисленных родов не входило в её жизненные планы.

Спускаясь с крыльца двухэтажного дома, Томми радостно помахал девушке рукой, привлекая её внимание. Наяда отметила, что в его широкой улыбке не хватает двух зубов, а ведь парню всего двадцать с небольшим. Печальное зрелище.

Девушка гордилась тем, что к девятнадцати годам не потеряла ни одного зуба ни в болезни, ни в драке, напротив, её улыбка была достаточно привлекательной, насколько она могла сама судить. Зубы ровные, почти идеально белые, несмотря на пагубный образ жизни. На лице нет шрамов и рытвин, как у большинства бедняков, в волосах пока ещё не проявилась седина. И это ещё один пункт, почему её быстро невзлюбили в Хорте. Она отличалась от всех его представителей, настолько сильно, как день и ночь отличаются друг от друга.

Наяде вдруг вспомнилось пару строк из песни, которую сочинил местный бард Фолвик:

День прекрасен сиянием,

Солнце жалит огнём,

Ночь придёт неспешно,

Сменяя пеплом огонь.

Девушка громко пропела причудливую песню барда, зная, что никто её не слышит. Лоуит давно ушёл домогаться до дочерей торговца, а все остальные были от неё достаточно далеко.

День дарит тепло,

Светом озаряя чела,

Ночь пригвоздит льдом,

Возглавляя мрак.

Ей нравилось петь, слышать, как собственный голос льётся, подобно спокойной реке, в которой она умывалась каждое утро. Когда удавалось не упасть в конце дня в спячку, Наяда выскальзывала из хижины и шла в таверну, чтобы послушать песни Фолвика. Их легко запомнить – бард не особо трудился над сложностью своих произведений.

– Тьма, что так бела, и свет, что черен…

– Неплохо.

Наяда выронила вилы и подпрыгнула на месте. Второй раз за день ей грозила остановка сердца. Она приготовилась развернуться и влепить Томми пощёчину. Нечего к ней так подкрадываться. Обернувшись, девушка сглотнула приготовленные ругательства и грузно упала на колени. Она не заметила, как остальные работники побросали свои дела и давно преклоняют натруженные ноги перед господином.

– А ночью ты не спешила падать ниц, – Мардар сложил руки на груди, изображая скуку.

– Простите господин, моё поведение ужасно и…

– И не простительно, но я не злюсь, – разглядывая носки собственных сапог, Мардар делал вид, что его нисколько не заботит прерванная работа в поле.

Привычка господ перебивать на полуслове бесила девушку. Её речь всегда была плавной, тягучей, она не спешила высказывать всё и сразу, растягивая слова, но, видимо, придётся научиться, чтобы иметь возможность быстро договаривать до конца. Наяда ещё ниже опустила голову, почти касаясь подбородком груди. Если Мардар ждал лучшего момента, чтобы поквитаться с ней, то он его нашёл. Уставшая, буквально измотанная работой, со стёртыми в кровь руками и отбитыми коленями, она не станет сопротивляться.

– Красивая песня. Ты её придумала?

– Нет, господин, песни сочиняет бард Фолвик.

Странно, что он их не помнит, ведь таверна, самое частое место обитания безумного господина.

– А ты, стало быть, их исполняешь.

– Нет, господин, просто…

Мардар захохотал, открыто и громко, никого не смущаясь. Девушку от этого смеха пробрало холодом до костей. Господин поправил волосы и протянул ей руку, улыбаясь. Наяда мельком взглянула на пустую ладонь и непонимающе пожала плечами. Зачем подавать руку, если не собираешься что-то дать?

Она уже почти носом уткнулась в пустую ладонь, пытаясь понять, что господин вообще хочет, когда Мардар потерял терпение и поднял её на ноги, перехватив под подмышки.

– Я не стану тебя наказывать. Пока, – он пригрозил указательным пальцем.

Пытаясь подсчитать, стоит ли снова валиться на колени в благодарность или остаться стоять, девушка не заметила, как стала рассматривать господина. Строгое лицо с высокими скулами, волевой крепкий подбородок, не слишком тонкие губы прекрасно сочетаются с достаточно широкими линиями рта, губы слегка искривлены усмешкой. Яркие зелёные глаза, смотрящие на неё с изучающим интересом, густые брови с чуть приподнятыми уголками и прямой длинный нос. Мардара можно было бы назвать красивым, если б не злая усмешка и искорка безумия во взгляде. С братом они слишком разные, добродушная привлекательность Дамира не идёт ни в какое сравнение со злобной красотой Мардара. Даже цвет волос различал братьев на доброе и злое. Светловолосый, почти рыжеватый Дамир и чёрный, как ворон, безумец младший брат. Спохватившись, она быстро опустила взгляд и сцепила руки за спиной. Мардар усмехнулся, забавляясь.

– Если скажешь, как ты это сделала, – докончил он фразу.

– Сделала что, господин? – девушка захлопала ресницами, припоминая, что ещё могла натворить сверх того, что уже умудрилась.

– Отогнала голоса, – сухо заключил Мардар, повторив стойку девушки.

– Господин, как радостно видеть Вас! – впервые появление Томми обрадовало девушку. Она выдохнула с облегчением, когда интерес господина перешёл на отпрыска фермера.

– Солнце в это время жарит нещадно, позвольте предложить Вам устроиться на веранде или в беседке? Шутнос подаст лучшее из наших вин!

– Нет, – отрезал господин, теряя интерес к беззубому. – Я уже ухожу.

Наяда и Томми проводили господина низким поклоном, после вернулись каждый к своему делу, забыв о неожиданной встрече так же быстро, как о присутствии друг друга рядом.

Остаток рабочей смены Наяда провела в относительном спокойствии. Жжение в руках грозило сделать безумной и её, солнце в самом деле не щадило, напекло её тёмную макушку и иссушило загрубевшую кожу на руках. Когда пришло время сложить вилы и отправиться в школу, девушка валилась с ног и тайком даже мечтала об аресте, чтобы избавиться от работы на пару дней. Если повезёт с хорошей камерой, то такое положение дел можно будет назвать отпуском. На обратном пути Наяда наткнулась на Вилмета, начальника стражи, прошмыгнула мимо него как стайка желтоголовых корольков, быстро, незаметно и бесшумно.

По дороге в школу ей встретились только парочка охотников наперевес с добычей и Рейда, юркая рыжеволосая девочка, дочь владельцев небольшого магазинчика "Лавка мелочей". Девочка будто создана для солнечной погоды, яркие веснушки на её милом личике тому подтверждение. Она весело порхала по улице, играя с шифоновым платком. Наяда немного завидовала её беззаботности и весёлости. Наверное, такими могут быть только дети. В остальном улицы пустовали, все, кто мог, старались попрятаться по домам от последнего испепеляющего солнца в этом году.

У фонтана девушка задержалась дольше обычного, промывая руки не столько от грязи, сколько от крови и остатков стёртой кожи. Она давно привыкла к саднящей боли, но сейчас едва сдерживала ругательства и стоны. Не удивительно, что Мардар безумен; этот город и её начинал сводить с ума. Каким удовольствием было бы, если б можно было собрать свои жалкие пожитки, пересечь стену и отправиться на поиски лучшей жизни, лучшего города, который примет её. Но просто так гулять между городами и думать, где лучше осесть, в Залесе нельзя. Если есть лишние серебряные монеты, то, конечно, можно. Но тех, кто от рождения и до смерти существует на одном и том же клочке земли, легче контролировать. Поэтому в королевстве часто случается так, что где родился, там и пригодился (пока от тебя есть толк). Если уж вдруг толк пропал – то милости просим в список непокорных – ещё одно жестокое решение короля Сайвоса, которого Наяда не понимала. Список непокорных представлял из себя что-то вроде буклета из имён тех, кого Его Величество желает привезти в столицу и кинуть на арену для собственного развлечения и на потеху столичным. Наяда слышала в таверне рассказы об этой арене. По слухам, бои там не прекращаются ни днём, ни ночью. Со всего Залеса свозят «непокорных» оголодавших, отощавших и стравливают друг с другом. В своей речи семь лет назад, король Сайвос сказал, что арена – это особая казнь для тех, кто не ценит жизнь в Залесе. Но Наяда считала это простым извращением жестокого алчного мерзавца.

Но….

Я – Наяда, слуга Лорда Ивьенто и его сыновей Дамира и Мардара. Я принадлежу Залесу и верна королю Сайвасу и его семье.

На входе в школу девушка посторонилась, пропуская вперёд целую вереницу из наследниц Дома Лавандовых. Ализ, старшая дочь, шла впереди, смотря перед собой, и вела за руку самую младшую Эгилину, которой едва стукнуло шесть лет. Обе волочили за собой длинные подолы дорогущих платьев, чуть приподнимая их свободной рукой. За ними следовали близняшки Хора и Морана, похожие, как две капли воды внешне, и разные, как лёд и пламя характером. Тихая, по-своему скромная Морана сильно блёкла на фоне взрывной Хоры, особенно на занятиях.

Процессию девушек замыкала Кессида – самая младшая из старших дочерей Лавандовых, пятнадцатилетняя девушка, бледная тень своих родителей.

Все дети из Дома Лавандовых уродились как на подбор: стройные, высокие, светловолосые. Наяда не сразу научилась их различать. Пропустив девушек, которые вообще не заметили её присутствия, Наяда прошмыгнула внутрь, радуясь прохладе в здании. За Лавандовыми она дошла до класса, устроилась на ставшее уже привычным место у стены и обмякла на стуле. Постепенно класс заполнился благородными особами из всех Знатных Домов.

Перед Наядой возвышались затылки Нита и Эвара из Дома Зелёных, их брат Феррант решил сегодня сидеть рядом с Мораной, всё-таки они больше года обручены. Наследник Дома Белых Хагдол и его сестра устроились рядом с чадами Алых Аргоилом и Рирмит, Муриетта села отдельно ото всех, не причисляя себя ни к кому. Только у Дома Лиловых пока ещё не завелось детей. Семнадцатилетняя леди Эванлин, вышедшая замуж за Хеуда двумя месяцами раннее, сама ещё не окончила обучение. Она села рядом с Кессидой, единственной подругой. Наяда отметила, что леди Эванлин выглядит слишком грустной для девушки только-только обретшей семейное счастье. Её взгляд говорил сам за себя, она не мечтала оказаться женой тридцати девятилетнего Хеуда.

Наяда не совсем понимала, как заключаются браки в Знатных Домах, но до того, как увидела подавленную и сломленную леди, полагала, что у господ есть выбор. По всей видимости, она ошиблась. И всё же, Хеуд, пусть и не молод, но он хотя бы не беззубый Томми. Наяда видела его однажды на празднике в честь осеннего равноденствия. Он показался сдержанным и холодным, но уж точно не противным дуралеем, как Томми. К тому же выглядел тогда Хеуд достаточно молодо для своих лет, седина на его волосах только-только начала проявляться.

– Сегодня я хочу рассказать вам историю Красных Теней, – подал голос господин Кортер, – эта история знаменует новый горизонт для Залеса. Кто-нибудь из вас знает, о чём я хочу поведать?

Наяда знала о Красных Тенях, но голоса не подала. Тех крох, что она урвала из разговоров пьяных горожан, вряд ли хватит на полноценный ответ, который удовлетворит учителя.

– Убийцы Его Величества короля Сайвоса, – впервые подала голос Муриетта.

Господин Кортер чуть склонился перед леди и продолжил.

– Совершенно верно замечено, леди Муриетта. Красные Тени с детства обучены убивать по приказу короля. Это не преступники, они появляются среди людей открыто, повязав на голову красный платок и закрывая им половину лица. Их подлинная личность доступна только Его Величеству. Но чем они особенны?

– Наравне с солдатами они сражаются за наше королевство на фронте! – гордо пробубнил Эвар со своего места так, будто он сам входил в состав Теней.

– Верно. Но сражаются они не открыто. Их посылают за линию фронта в Морват. Появление такого отряда перетянуло вес войны на сторону Залеса. Поэтому Теней в столице принимают очень тепло. Им не приходится платить в тавернах, например. Любой торговец с радостью бесплатно отдаст им любой товар.

С радостью, как же!

Наяда хмыкнула, не успев вовремя опомниться.

– Я сказал что-то смешное, Наяда?

– Нет, господин Кортер. Простите.

– Тогда будь так любезна, сиди тихо, другого прока от тебя я не ожидаю.

С центра класса послышались тихие смешки. Отлично, она снова попала в неловкое положение, но отчего-то ей не было до этого дела. Если Знатные Дома искренне верят в благородность Теней, то это их проблемы. Наяда слышала от солдат, что Тени Его Величества настолько безжалостны, что перед их возвращением в Вонт таверны закрываются, торговцы стараются успеть сбыть свой товар быстрее обычного и убраться подальше.

Тем временем учитель продолжил упоенно вещать. Какое-то время Наяда честно старалась слушать и запоминать, но, в конце концов, усталость взяла своё, она задремала и очнулась, только когда кто-то с силой затряс её за плечо. Открыв глаза, девушка увидела над собой Эвара.

– Вставай, отличница, занятия закончились.

Она быстро пришла в себя, подобравшись. Пару раз встряхнула головой, чтобы отогнать сон и поднялась. К тому времени класс опустел, остались только Эвар и Нит, разговаривающие о чём-то с господином Кортером. Наяда помассировала затёкший затылок и пошла прочь, ни с кем не прощаясь.

Ещё один день прошёл.

По пути домой, она свернула в лес, чтобы поискать диких яблок на ужин. Живот ещё до школы начал подавать сигналы о своём бедственном положении, а теперь и вовсе рычал, как медведь. На ощупь, стараясь не напороться глазом на ветку, Наяда пробиралась в глубь леса по памяти. Так близко к городу живности особой не водилось, иногда вдалеке проскакивала напуганная лисица с маленькой добычей в зубах и сразу же скрывалась в листве. Наяда знала место в гуще хортовского леса с россыпью невысоких деревьев, плодоносящих кислыми некрупными яблоками. Если повезёт, то не все ещё сгнили, удастся собрать пару штук на ужин. Пробившись сквозь темноту и опасные ветки к знакомому месту, она принялась рыскать по земле рядом с яблонями, перебирая гнилые и битые плоды. Пригодные для пищи девушка складывала в подогнутый на манер сумки низ кофты, придерживая ткань руками, чтобы яблоки не рассыпались обратно на землю.

Со стороны глухих непроходимых зарослей послышались шорохи: кто-то бежал, ломая под собой сухие прутья. Помня рассказы охотников, что дичь так близко к городу не подбирается, Наяда притаилась за яблоней, вглядываясь в темноту. Из зарослей выскочила леди Эванлин, пару секунд она переводила дыхание и двинулась дальше. Наяда успела разглядеть распахнутые в ужасе глаза и изодранное в клочья богатое платье, в котором девушка была ещё в школе. Теперь оно походило на лохмотья, к которым привыкли бедняки. Правильные черты лица леди исказил первобытный, почти животный страх, рот открыт в беззвучном крике, на который, видимо, не хватает сил, на скуле длинный кровоточащий порез. Первым порывом Наяды было выйти из укрытия и кинуться на помощь. Но что-то удерживало её на месте, заставляя внимательнее вглядываться в ночь.

Какого чёрта леди из Знатного Дома забыла ночью в лесу, да ещё и одна? И от кого она спасается бегством? Инстинкт не подвёл девушку, вскоре она увидела Хеуда, осторожно следующего по следам жены. Наяда прикрыла рот рукой, чтобы не пискнуть от удивления. Её мозг отчаянно пытался найти объяснение происходящему. Хеуд медленно поднял руку перед собой, нашёптывая что-то. Его ладонь озарилась бледно-голубыми искрами, густой комок из искр быстро перерос в шар и взметнулся с руки господина вперёд.

Ночную тишину прорезал звонкий крик леди Эванлин. Наяда тоже закричала, не до конца понимая, от страха или от прилива адреналина в крови, и выскочила из своего укрытия, накидываясь на Хеуда. Она не могла понять, что происходит, но отчаянный, полный боли и страдания крик леди заставил её действовать. Она попыталась опрокинуть Хеуда на землю, толкнув его обеими руками в грудь. Но тот оказался проворнее, он успел перехватить девушку за горло, отодвигая от себя, чтобы она не могла дотянуться до него, и приподнял её над землей. Ощущая, как ноги отрываются от земли, Наяда не могла ощутить страх, хоть и очень пыталась. Господин из Знатного Дома мог запросто её убить, и ничего ему за это не будет. Но единственное, что заботило девушку – руки господина, утратившие свои искры.

Она барахталась в его хватке и рычала, пока не услышала холодный голос Хеуда.

– Забудь о том, что видела, девчонка. Забудь, как страшный сон, если хочешь жить. С этими словами господин разжал руку, и Наяда повалилась на землю, глухо кашляя.

Хеуд давно ушёл, Наяда слышала его затихающие шаги и всё ещё продолжала жаться к земле, пытаясь переварить увиденное. Она не сможет последовать совету господина, не сможет забыть увиденное этой ночью, даже если это грозит ей смертью. Искры, слетающие с руки Хеуда – это не просто факт насилия над супругой – это нечто большее, что-то, чего девушка пока не могла объяснить.

Постепенно придя в себя, она собрала растерянные яблоки и поплелась домой, всё ещё не веря до конца увиденному.

Карнавал лжи и улыбок

Наяда сладко потянулась, высовывая нос из-под одеяла и закряхтела. Она не любила холода, но обожала спокойное зимнее время. Её каторга в полях на время закончена, до весны руки успеют зажить, но главное – теперь она могла позволить себе поспать подольше и не стонать всякий раз, разгибая спину.