История бродяги. Неудачный эксперимент

Как я и приказал, вместе с рассветом в поле зрения появился бомж. В его руках были неровно наломанные сучья, палки и коряги, которые отдаленно напоминали заказанные мной дрова для печки. Я мог бы собой гордиться, если конечно исполнительный бомж не обнес чей-нибудь сад нынешней ночью. Бесформенная фигура замерла возле двери, продолжая сжимать в руках мой вчерашний заказ.

Прошлая ночь выдалась ветреной и холодной, и несмотря на яркое утреннее солнце, маячившая за окном фигура заметно дрожала. Если бы я не мчался навстречу своим личным хотелкам, обгоняя свои амбиции, я наверняка бы выяснил, что вообще чувствует человек, находясь под действием моего препарата. Испытывает ли он голод, усталость, боль и как чрезмерные нагрузки скажутся на его состоянии? Все эти вопросы запоздало теснились в моей голове, вызывая чувство сожаления. Теперь все эти нюансы я должен был выяснить эмпирическим путем.

Я распахнул дверь, с любопытством рассматривая своего гостя, пытаясь обнаружить видимые изменения. Бомж стоял, протягивая мне сломанные ветки и глядя куда -то мне за спину. Я свалил принесенное возле двери и посторонился, пропуская бомжа внутрь. На дворе было нестерпимо холодно и продолжать держать за порогом своего подопытного было негуманно. Бродяга никак не отреагировал на мой приглашающий жест и мне пришлось мысленно озвучить: «Проходи в дом.»

Бродяга неловко втиснулся в тесное помещение, занял собой половину свободного пространства и вытеснил весь свежий воздух. Держать его на улице было негуманно по отношению к нему самому, а селить его в доме становилось бесчеловечно по отношению ко мне. Я решил вернуть ему человеческий облик и предложил пойти помыться. Бомж продолжал стоять, бессмысленно пялясь мимо меня.

«Иди к морю и помойся, – мысленно озвучил я, совершенно забыв про погоду за стенами тесной хижины.

Бомж послушно вышел на берег и вошел в воду, прямо в своих тряпках. Только тут до меня дошло, что несмотря на свое полумеханическое поведение, он остается все же человеком и купаться в ноябре в холодном море тоже неправильно. Я снова завел его в дом и натаскав воды, взгромоздил ведро на горячую печку.

«Раздевайся, – вздохнул я, стараясь не смотреть в сторону своего гостя. – сейчас будешь мыться.»

Бомж пялился перед собой, безвольно повесив руки вдоль тела. Видимо моя команда оказалась недостаточно четкой, решил я и внес поправки.

«Стаскивай с себя свою одежду. – усмехнулся я.»

В этот раз бродяга протянул руку к подбородку и неловко дернул за торчащий обрывок веревки, очевидно служивший ему застежкой. Тут же вся масса вонючих тряпок рухнула к его ногам, обнажая худое заморенное тело. На меня пахнуло нестерпимой вонью, но я постарался не подавать вида, продолжая отдавать команды.

«Выбрось тряпки за дверь. – приказал я, борясь с подступающей тошнотой»

Но видимо это все же было одежда, поскольку мой полуголый гость продолжал бессмысленно смотреть на стену, ожидая более четкой команды.

Я несколько раз пожалел о созданном препарате. Вместо того, чтобы управлять чужим сознанием, подчинять другой разум своей воле, мне приходилось нянчиться со взрослым мужиком, своим поведением напоминающим огромного пеленочного младенца. Придется пересмотреть некоторые компоненты препарата, думал я, пошагово руководя процессом помывки.

Когда наконец чистый и свежий бомж был облачен в мою запасную одежду и усажен на кровать, моим единственным желанием оставалось поскорее избавиться от такого нудного прислужника сатаны. Кое как прибравшись в доме, я приготовил ужин, не доверяя это бомжу и усадил того за стол.

«Ешь, – приказал я ему, наблюдая, как тот послушно сгреб руками с тарелки приготовленную еду, и запихал ее в рот, игнорируя столовые приборы.

«Возьми вилку, – вздохнул я, с отвращением думая о том, что сейчас мне предстоит обучать бомжа пользоваться предметами быта»

Теперь, когда к моему подопытному вернулось человеческое обличие, я смог хорошенько рассмотреть его. На вид ему было лет тридцать пять, тридцать семь, он был в хорошей физической форме и производил впечатление здорового человека, хоть и чрезмерно худого, если бы не огромные синяки под глубоко запавшими глазами. Его невысокий рост и подтянутая фигура немного сбавляли года, а черты лица почему- то говорили о том, что в прошлом он занимался какой- то интеллектуальной деятельностью. Это все, что я мог понять про своего гостя. Теперь мне было неловко называть его бомжом, и я спросил наугад:

«У тебя есть имя? – вопрос прозвучал глупо. Наверняка оно есть, и возможно он вовсе и не бомж, но гость не обратил внимание на странность вопроса и до меня донеслось невнятное:

«Женя»

«Как ты оказался на побережье? – снова поинтересовался я, совсем забыв об особенностях гостя»

Дальнейшей беседы не получилось. Женя все так же бессмысленно смотрел перед собой, сжимая в пальцах вилку, но так ей и не воспользовавшись. Его тело стало чистым, однако его сознание продолжало плавать в созданном мной растворе, ожидая новых команд.

Чтобы скрыть неожиданно возникшую неловкость, я вышел на улицу и со всей силы пнул ногой гору тряпья, которую Женя называл своей одеждой. Потом взял газовую зажигалку и подпалил все это за валунами. Наблюдая за тлеющей кучей, я пытался придумать, как мне вернуть Жене способность самостоятельно мыслить, клятвенно обещая себе сжечь все свои записи тоже и никогда больше не заниматься подобной херней.

Когда я вернулся, мой подопытный оставался сидеть в том же положении, в каком я оставил его час назад. Еда на тарелке давно остыла, а Женя больше не делал никаких попыток поесть еще. Я попросил его положить вилку и доесть то, что осталось любыми удобными способами. Опять моя команда прозвучала слишком сложно.

«Доешь все! – рявкнул я, уже не скрывая раздражения. Только теперь оно было направлено не на несчастного бомжа, а на меня самого. Мне почти сорок, думал я, а я вдруг возомнил себя великим ученым! Настя была права, мне совсем не подходит этот образ, скорее я напоминаю зарвавшегося школьника, в период гормонального роста, когда тот пытается доказать миру свою неповторимость. Пока я занимался самобичеванием, Женя расправился со всей едой, лежащей на столе и снова замер в выжидательной позе. Я собрал посуду и приказал Жене ложиться спать. Тут мой гость меня удивил. Вместо того, чтобы как все люди улечься на кровать, он выбрал себе темный дальний угол в доме и свернувшись самым немыслимым образом, моментально заснул. Я некоторое время пытался разобраться в хитросплетениях Женькиных конечностей, но не разобрался и свободно растянулся на кровати. В голове тут же возникли расчеты и формулы, которые казались мне настолько правильными и жизнеспособными, что я, не теряя ни минуты, поднялся и тут же принялся записывать все в старую кожаную тетрадку, с которой не расставался. Делая новые записи, я изредка бросал настороженный взгляд на спящего Женьку, все еще ожидая в нем каких-нибудь перемен, но тот только плотнее свернулся в комок и продолжал спать. Я задумался, был ли сон Женьки естественным процессом или он исполнял мои очередные команды? Если последняя мысль справедлива, то я кажется нашел способ избавиться от присутствия бродяги на некоторое время, не прибегая к насилию.

Проверив еще раз свои новые записи, я вытащил привезенные компоненты и в задумчивости уставился на пузырьки. Чтобы добиться чистоты эксперимента, мне нужно было еще некоторое время понаблюдать за подопытным, так делают все исследователи, проводя в наблюдениях годы. Но я был слишком нетерпеливым ученым, мне хотелось всего и сразу. К счастью, во мне оставалось немного здравого смысла, который отчаянно вопил мне, не торопиться, подождать еще немного. Прошло всего десять дней с того момента, когда я напоил наивного бомжа своим препаратом. Его поведение менялось, это несомненно, но совершенно не в том направлении, которого я ждал. Женька, вместо того, чтобы самостоятельно находить способы исполнения моих команд, с каждым днем становился все более беспомощным, это несомненно раздражало, но исследования есть исследования. Я прислушался к голосу разума и спрятал обратно в сумку пузырьки с составляющими компонентами.

На утро я не стал будить спящего все в том же положении бродягу, отправившись в город за провизией. Южный край продолжал удивлять ледяным ветром и сырым воздухом. Я несколько раз за утро ловил себя на мысли, что было бы неплохо вернуться обратно в Москву и вдохнуть свежий воздух цивилизации. При мысли о свежем воздухе в голове возник образ бомжа, и я с неудовольствием поморщился. Интересно, подумал я, чем занят сейчас мой материал для исследований? Неужели все еще спит, свернувшись в немыслимый ком? Я кое как затолкал подальше непрошенные мысли и набрав продуктов, направился обратно, надеясь разговорить своего нечаянного гостя. Однако, вернувшись, я обнаружил пустую комнату и широко распахнутую дверь в дом. Женьки не было. Я на всякий случай обошел все побережье, не решаясь звать его вслух, но мысленно отправляя ему приказы вернуться ко мне немедленно. Проведя в этом занятии почти весь оставшийся световой день, я почувствовал нарастающую панику. Если Женька ушел в деревню, то очень скоро местные жители разгадают особенности его поведения и пользуясь его безотказностью, примутся ставить на нем свои собственные эксперименты. От этой мысли внутри похолодело. Зная недалекость селян, страшно даже представить, куда заведут их фантазии. Я снова выбрался на берег и вглядываясь в чернеющий горизонт, мысленно призвал бомжа вернуться, уже не особенно надеясь на какой -нибудь результат. Ночь прошла в моих бесконечных блужданиях по тесному домику и мысленных приказах, просьбах и мольбах, обращенных к бродяге. Мне было не по себе от добровольно взваленной на себя ответственности за безродного бомжа, но и оставить его на произвол судьбы я не находил в себе мужества. Наконец с первыми лучами солнца, злой и не выспавшийся я снова направился в сторону деревни. Обычно в это время жители начинали появляться во дворах, приступая к своим ежедневным обязанностям. Если Женька даже просто прошел мимо, кто-нибудь из сельчан наверняка бы обратил на него внимание, а значит я все равно что-нибудь услышу о несчастном бродяге. Мое присутствие давно уже примелькалось местным жителям, и они больше не останавливали меня по дороге глупыми вопросами, однако в этот раз мое появление вызвало у сельчан оживление. Стоило мне зайти в деревенскую лавчонку, как я тут же был атакован той самой теткой, окликнувшей меня в первый день.

«Как здоровьишко? – непонятно начала она. – как поживаете?»

Я поживал нормально, но почему -то раньше эти проблемы никого из местных не волновали. Такое внимание сразу родило во мне нехорошие предчувствия, которые неизменно были связаны с моим потерявшимся подопытным. Но тетка как ни в чем не бывало продолжила свою мысль, основательно выведывая подробности моей жизни.

«Ночи то нынче какие! – причитала она, заглядывая в мои глаза. – как там у самой воды, холодно поди по ночам? Живете на отшибе, случись что и никто не хватиться!»

Мне совсем разонравился ход ее рассуждений, однако я, не подав виду, прямо поинтересовался:

«Что случилось? Кого -нибудь убили или ограбили? – я спрашивал это в шутку, однако тревожные мысли продолжали атаковать меня, и я со страхом ждал подробного ответа от всезнающей селянки»

«Господь с Вами! – всплеснула руками она, а я легко выдохнул. – скажете тоже! Все живы здоровы и вам того желают. Вот вы один совсем живете, не знаете новостей, а ведь так и жизнь пройдет мимо!»

Тревоги вернулись с удвоенной силой, и я раздраженно произнес:

«Да скажите толком, для чего вы это выступление затеяли? Какие новости?»

Но упертая баба могла бы поспорить с самыми матерыми журналистами, продающими сенсации. Она продолжала охать по поводу моего одинокого житья, уповая на то, что я злой такой от постоянного одиночества и мне нужно тепло родного человека. До меня постепенно стал доходить смысл сего пассажа и невежливо перебив словоохотливую тетку, я прервал на корню ее вдаль идущие планы.

«У меня к счастью есть родной человек, вполне теплый. – заявил я, глядя на изменившееся бабкино лицо. – она осталась дома, ждет меня и печалиться безмерно!»

Мне одновременно хотелось убить старую интриганку и тут же расцеловать ее. Все ее загадочные речи касались приезда в деревню ее племянницы, писаной красавицы и умницы, и никак не были связаны с возможным появлением бомжа. Когда я выяснил причину столь красноречивой попытки сватовства, я глубоко вздохнул и с наигранным сожалением пожал плечами: «Увы, мне действительно очень жаль, но тут ничем помочь не могу, мое сердце занято навек!»

Оторвавшись от местной свахи, я все же купил какие -то продукты и не узнав больше ничего из того, что интересовало меня, отправился назад. По дороге меня преследовала одна мысль, показавшаяся мне интересной. Если Женьки сейчас не окажется поблизости, то возможно действие препарата закончилось, и он просто сбежал. Это было бы самым наилучшим сценарием и теперь появление бродяги вызвало бы только сожаление. Но я зря тревожился, мой дом был пуст и необитаем, а осмотр прилегающей территории только подтвердил мои предположения. Оставаться дольше в неуютном доме я не видел практического смысла и достав сумку, принялся собирать раскиданные повсюду вещи. Собравшись, я для очистки совести еще раз призвал бомжа, но ожидаемого ответа не получил и облегченно выдохнув, шагнул за порог.

Пока я добирался до местного вокзала, в действительности оказавшегося одинокой будкой, имитирующей кассу, я несколько раз возвращался мыслями к бродяге, вспоминая его легкую одежку, состоящую из моих старых джинсов и застиранного свитера. Меня самого продувало со всех сторон сырым морским ветром, и моя вполне зимняя куртка мало спасала от холода. Я тогда очень неосмотрительно избавился от вонючей, но достаточно теплой одежды бомжа и теперь глубоко раскаивался в таком необдуманном поступке.

Я становлюсь сентиментальным, думал я, навсегда выкидывая из головы излишне заботливые мысли о непонятном бродяге.

Забрав со стоянки свою машину, я прогрел двигатель и повернул в сторону цивилизации.

Миновав грунтовую раскисшую дорогу, я вырулил на трассу и медленно покатился по дороге, мысленно прикидывая, где мне искать новую работу. Со времен моей учебы в медицинском колледже у меня остались приятели, частенько напоминающие о себе звонками и короткими сообщениями в социальных сетях. Один из них долгое время был моим хорошим другом, с которым мы выжрали не один литр отменного алкоголя.

«Тихон! – восторженно прозвучал в телефоне знакомый голос. – какими судьбами?! Как сам?»

Я очень вкратце пересказал свои приключения, не вдаваясь в подробности. Со стороны выходило, что я весело провел осень на побережье, вдали от остального мира. Приятель завистливо хмыкнул и невнятно пробормотал:

«У богатых свои причуды… тебе то я зачем?»

«Помоги мне с работой, друг, – прямо озвучил я, – сижу на мели… согласен на длительные командировки»

На всякий случай уточнил я, зная требовательный характер своего приятеля. В быту это был добрейший человек, трогательно подкармливающий бродячих котов и вешающий зимние кормушки воробьям. Однако, когда дело касалось бизнеса, пощады не было никому. На мое замечание, приятель усмехнулся и заверил меня, что, если мне подойдет его предложение, командировки неизбежны и договорился встретиться со мной сразу после моего возвращения в Москву. Мое настроение заметно приподнялось, и я уверенно вдавил педаль газа. В это время года южная трасса была почти пустой, по встречке изредка проносились легковушки, немного отвлекая от дремотного состояния. Прошлая бессонная ночь напоминала о себе, к тому же беспокойство о безродном бомже, так активно терзающее мою совесть еще утром, постепенно угасало, уступая место крепкому здоровому сну. Наконец, чувствуя, что в этой битве мне не выиграть, я свернул на обочину, заглушил двигатель и, уткнувшись лицом в руль, мгновенно заснул. Мой сон был недолгим, но он вернул мне способность двигаться дальше. Окончательно проснувшись, я продолжал сидеть в кресле, собираясь с силами. Из состояния нирваны меня вырвал легкий стук в боковое стекло.

«Эй, с вами все в порядке? – донесся до меня негромкий хриплый голос»

Я нехотя открыл глаза и поднял голову. Каково было мое удивление, когда возле своей машины я увидел тощую фигурку недавнего своего подопытного. На нем продолжал болтаться мой старый свитер и вытертые до дыр джинсы, которые я отдал ему взамен его тряпья. Появление бродяги невероятно обрадовало меня, и я резко распахнул дверь, выскакивая наружу.

«Женька! – воскликнул я, протягивая ему обе руки. – нашелся! Куда ты пропал тогда? Почему сбежал!?»

Мои искренние вопросы вызвали у бомжа странную реакцию. Он внезапно отпрыгнул в сторону и выставил грязные тощие руки перед собой в ограждающем жесте.

«Пожалуйста, – тихо и с усилием прохрипел он, – оставьте меня в покое. Я все вам верну, обещаю. Поверьте, эти деньги не стоят всего этого!»

Этот эмоциональный порыв лишил бродягу последних сил, и он, безвольно опустив руки, замолчал, едва держась на ногах. Я с огромным изумлением рассматривал стоящего передо мной человека и не понимал ни слова из того, что услышал. Одно я понял наверняка: фармацевтическое заклятие кончилось, и грех с моей совести снят.

«О чем ты? – поинтересовался я. – ты ничего мне не должен…»

В этом я был уверен, поскольку бродяга не только не обокрал меня, но и по моей же просьбе обеспечил меня дровами на целую неделю. Все мои деньги оставались при мне, но любопытство терзало меня, и я все еще надеялся получить внятный ответ.

Бродяга молчал и только покачивался из стороны в сторону от холода и усталости. Неожиданно у меня мелькнула мысль, что тонкий свитер и дырявые джинсы вряд ли спасут его от наступающих холодов, и я сам от себя не ожидая, снял свою куртку и протянул бомжу.

Тот помотал головой и отступил от меня на шаг.

«Мне больше ничего не нужно от вас, – хрипло, но с вызовом произнес он. – пожалуйста, оставьте меня в покое. Видите сами, я уже сполна расплатился за то, что не стоит таких страданий!»

«Ты замерзнешь, если продолжишь таскать только эти вещи. Послушай хотя бы голос рассудка! – мои слова уносились порывами ледяного ветра и не долетали до упрямого бродяги. Наконец, мне надоело уговаривать и мерзнуть, и я, бросив ему куртку, развернулся к машине. Пока я запускал мотор и грел машину, бомж неподвижно стоял на ветру, внимательно следя за моими действиями. И только когда я аккуратно объехал его тощую фигурку и вырулил на асфальт, он наклонился и подняв с земли мою куртку, торопливо натянул на себя. В зеркало заднего обзора я некоторое время наблюдал за тем, как стремительно уменьшается невысокая худая фигура моего случайного знакомца. Когда расстояние сделало бродягу невнятной точкой, я сосредоточился на дороге и переключил мысли на более практические дела.

Глава 3.

За три месяца моего отсутствия в Москве мало что изменилось. За исключением того, что наш аптечный склад закрыли и я бы в любом случае остался бы без работы. Отоспавшись и возвратив себе приличный вид, я отправился на встречу со своим возможным работодателем. Антоха, или как к нему обращались его подчиненные Антон Кириллович, обитал в районе Алтуфьево, недалеко от моего дома. Его офис занимал в высотном здании целый этаж и делал большого босса важным и значимым. На мое появление всегда сдержанный приятель отреагировал очень бурно, удушив меня в медвежьих обьятиях. После чего усадил в глубокое кожаное кресло и принялся рассказывать о моих обязанностях. Большой босс не был сторонником долгих предисловий.

Его контора занималась поставками лекарств по стране и мне предстояло контролировать этот процесс в южном регионе России. Моя будущая деятельность никак не напоминала медицинскую, а была связана скорее с экономическими премудростями, о которых я имел весьма смутное представление. Я честно признался Антохе, что скорей всего не потяну такую ответственность и хотел было уже отказаться, но приятель заверил меня, что тут требуется внимательность и умение разбираться в людях, с которыми работаешь.

«Был у меня кассир, – погрузился в воспоминания Антон Кириллович, – с виду неплохой парень, ответственный, исполнительный, но оказался нечист на руку. Помог видите ли своему приятелю, а тот кинул его. Кассир долг не погасил, пустился в бега. Ну да бог ему судья! Ты то в людях разбираешься, Тихон! Я тебя знаю, насквозь их видишь, потому и предлагаю должность. Это тебе не на складе в таблетках ковыряться. Соглашайся, приятель!»

Антоха умел быть убедительным. В конце концов, попытка не пытка, если не заладиться, могу и отказаться, так думал я, подписывая бумаги. Приступить к исполнению обязанностей мне предписывалось с начала следующей недели. Южный филиал располагался в тихом провинциальном Ейске, в заднице вселенной, но мне было все равно, где зарабатывать деньги. Антоха пообещал обеспечить меня жильем, оплатить дорогу и на первое время предоставить средства на питание. От такой неслыханной щедрости я почти поверил в чудеса и мысленно поздравил себя с тем, что в моей жизни есть добрый друг. На сборы мне отводилось три дня, и я принялся набивать сумки теплыми вещами и предметами обихода.

В ночь перед дорогой я забил в навигатор точную карту своего маршрута и убаюканный сладкими перспективами, уснул.

Дорога по трассе не показалась мне утомительной. В отличие от моего предыдущего путешествия, меня ждала настоящая работа и неплохой заработок, что значительно облегчало путь. К моему удивлению, город, где мне предстояло прожить некоторое время, находился совсем недалеко от приморской деревушки, где я жил прошлой осенью. Вспомнив причину, по которой я оказался у моря в первый раз, я глубоко вздохнул. Сейчас мне казались откровенно смешными мои нездоровые амбиции относительно научной деятельности. Хоть я и прихватил с собой все записи и волшебные порошки, но продолжать изучения не собирался, считая все это детскими забавами.

Ейск больше напоминал большую деревню, с узкими пыльными улочками и множеством частных домишек. Правда в центральной части города можно было обнаружить довольно широкую площадь, окруженную густыми деревьями, в это время года выглядевшими серо и уныло. Словом, архитектура и пейзажи не оставили в моём воображении заметного следа.

Здание, где находился фармацевтический центр, стояло на самой окраине Ейска, имело отвратительно серый цвет и в окружении голых деревьев и резного кованого забора смотрелось городской тюрьмой. Я оценил старания местных дизайнеров, украсивших парадный вход мраморными ступенями и вошел в полутемный холл. Наш офис располагался на четвертом этаже и туда тоже вела широкая мраморная лестница. В сочетании с облезлыми стенами и шаткими стульями, сбитыми в единый монолитный ряд, лестница рождала мысль о внезапных спонсорах, от души наваливших мраморного материала, из которого тут была сделана большая часть интерьера. Антоха отвел мне светлый просторный кабинет с овальным столом по центру, где вероятно проводились планерки и всевозможные заседания. Я теперь был руководителем южного филиала и первым делом нужно было познакомиться с коллективом. Вопреки моим ожиданием, коллектив был небольшой. На мой призыв откликнулись четыре тетки пред пенсионного возраста, две из которых трудились в должности комплектовщиц, а две другие исполняли обязанности бухгалтера, экономиста, материалиста, расчетчика и кассира. Кроме них в штат входили два дюжих молодца, носивших пугающе темные костюмы и являющимися юридическими представителями, и девочка секретарь, разносящая чай кофе на помятом алюминиевом подносе. Собрав подчиненных, я поприветствовал всех и представился. В туманных выражениях я описал предстоящую совместную деятельность, о которой присутствующие знали лучше меня, и отпустил всех по рабочим местам. К моему удивлению, со мной в кабинете осталась одна из теток, кажется, экономист и материалист, и привычно уселась за небольшой столик в углу.

Я включил компьютер и принялся постигать азы фармацевтических поставок. На деле, ничего сложного в моей деятельности не было, учитывая постоянный Антохин контроль и бесконечные указания. Я быстро сообразил, что через наш филиал проходит четыре склада, расположенных по другим приморским городкам, нам необходимо было отслеживать правильную комплектацию и своевременность подвоза. Ну и рассчитываться с поставщиками, если лекарства приходили в Ейск. К вечеру мне позвонил Антоха и потребовал четкого и детального отчета о моей работе. Внимательно выслушав и похвалив, он напомнил мне о служебной квартире, куда я должен был отправиться в конце рабочего дня. За рабочими хлопотами я совсем забыл об обещанном халявном жилье и теперь от души поблагодарил внимательного приятеля за своевременное напоминание.

Квартирка оказалась маленькой, однокомнатной хрущевкой, на четвертом этаже. Как сказал мне один из юристов, сопровождавших меня, эта квартира раньше принадлежала частному лицу, но контора выкупила площадь и не успела привести все в надлежащий вид. Я был не взыскательным и пообещал не обращать внимание на неудобства. Проводив любезного коллегу, я принялся раскладывать вещи. Ремонт тут действительно делали очень давно, видно еще прошлые хозяева, поскольку обои кое где начинали отваливаться, а с дверных косяков сыпалась краска. В целом, жилище производило впечатление уютного и очень домашнего, несмотря на заброшенность. Когда -то давно, еще в колледже, мне на глаза попалась книжка об эзотерике, я невнимательно пролистал ее тогда, но одна фраза из той книжки мне хорошо запомнилась. Основная ее мысль была о том, что каждое жилое помещение сохраняет присутствие своих хозяев и обладает индивидуальной энергетикой. Видимо прежние хозяева этой квартиры были очень добрыми и гостеприимными, поскольку с первых минут пребывания здесь, я почувствовал если не их присутствие, то во всяком случае, приятную, располагающую теплоту. В комнате мебели было не много, и вся она была не слишком современная, но крепкая и аккуратная. Раскладывая вещи по полкам, я заметил в самом дальнем углу смятую не то книжку, не то тетрадку и повинуясь порыву, потянулся за ней. Смятая книжица оказалась школьным дневником некоего Евгения Дергачева, учащегося местной школы. Правда учащимся этот Дергачев Евгений был тридцать лет назад, как гласила надпись на обложке, дневник служил ему в 93- 94 учебном году. Я полистал выцветшие странички и с удивлением отметил, что ученик Дергачев был очень старательным или очень умным, поскольку получал довольно высокие баллы. Усмехнувшись, я собрался положить находку на место, как вдруг откуда -то из середины дневника на пол выпала цветная фотография размером 10 на 15 см. Я интуитивно поднял ее и принялся с любопытством рассматривать неясное изображение. На фото были запечатлены четверо подростков с первого взгляда похожих один на другого. Но присмотревшись повнимательней, я естественно увидел различия. Один из них был слишком толстым и рослым, чтобы считаться подростком, однако шкодливая рожица, выдавала в нем школьника. Двое других реально видимо были братьями, поскольку оба были высокими, белобрысыми и отчаянно худыми. А последний, четвертый мальчишка выбивался из общего ряда своим внешним видом. В отличие от остальных, он был невысоким, худым, лохматым и темноволосым. Все они стояли, обнявшись за плечи и весело улыбались в камеру. Я некоторое время рассматривал друзей- школьников и хотел уже убрать фото обратно, но вдруг что -то в последнем школьнике привлекло мое внимание. Темные круглые глаза показались мне странно знакомыми, но сколько бы я не напрягал память, так и не смог вспомнить, где видел их. Разложив вещи и приняв душ, я принялся за приготовление ужина. В Ейске было много частных продуктовых магазинчиков, торгующих всякими разносолами, и с едой проблем не возникало. Разложив на столе приготовленный ужин, я неожиданно вспомнил, как совсем недавно пытался накормить бродягу, отдавая ему самые нелепые приказания. Снова усмехнувшись своей научной деятельности, я принялся за еду. И опять перед глазами возникло потерянное лицо заморенного бродяги. Интересно, думал я, что привело его к такой жизни? Ведь за все время нашего так называемого знакомства, я ни разу не заинтересовался его историей, а ему наверняка было что рассказать мне. На память пришла наша последняя встреча, и его странные слова о каком -то не возвращенном долге. Словно иллюстрируя мои воспоминания, за окном послышался шорох начавшегося дождя. В такую погоду здорово сидеть на кухне и есть горячую пищу, запивая крепким грогом, а не скитаться вдоль побережья, отыскивая посуше местечко для ночлега. Эти мысли упрямо набивались в мою голову и мешали наслаждаться новым статусом. Из просторного кабинета с овальным столом я настойчиво возвращался на промозглый морской пляж к безродному бродяге, скрывающемуся от дождя. Спасительные мысли о невозможности прямо сейчас отыскать несчастного бомжа и оказать ему помощь, не возвращали мне душевного равновесия. Кое как закончив ужин, я снова вытащил старый дневник. Зачем он мне был нужен, я не мог внятно объяснить, но упрямо перелистывал странички до тех пор, пока опять не наткнулся на фотографию. Теперь я с большим вниманием присматривался к темноволосому мальчишке на фото и с изумлением узнавал в его рожице знакомые черты. Мое воображение прибавило ему морщин, покрыло детскую мордашку неровной щетиной и стерло улыбку, и я с удивлением узнал в подростке безродного бродягу. Помотав головой, я загнал не в меру разыгравшиеся фантазии и убрав все в шкаф, отправился спать.