Опасная работа

Наталья Антарес

Опасная работа

ГЛАВА I

Примерно на третий месяц регулярного хождения по собеседованиям я была, как никогда, близка к тому, чтобы перефразировать знаменитое выражение бессмертного классика отечественной литературы, склонившись пусть и к весьма неутешительному, зато довольно любопытному выводу: исключительно опытным путем я неожиданно обнаружила, что друг на друга похожи не только счастливые семьи, но и хорошие специалисты по подбору персонала, тогда как страдающие откровенным недостатком элементарного профессионализма кадровики старательно изощрялись в поразительном разнообразии используемых для отбора кандидатов методик. Действительно толковых эйчаров1 интересовала главным образом компетентность потенциального сотрудника, и потому разговор с соискателем был нацелен преимущественно на уточнение отраженных в резюме пунктов, а четкая формулировка задаваемых вопросов не заставляла мучительно соображать, что же конкретно имел в виду сидящий напротив человек. Опытные кадровики, будто под копирку, отличались великолепным чувством такта и умели деликатно указать явно несоответствующему требованиям открытой вакансии кандидату на дверь, оставляя последнего с устойчивым ощущением собственной неполноценности, а некоторые даже не скупились на бесплатный совет касательно наилучшего приложения имеющихся у соискателя знаний. Получать отказы от данной категории эйчаров было хотя и неприятно, но, в принципе, достаточно терпимо для самолюбия, однако, к огромному сожалению, на общем фоне такие люди составляли поистине ничтожное меньшинство.

В сфере подбора персонала безраздельно властвовали психологи, и каждый раз, когда я выходила из кабинета подобного «знатока человеческих душ», у меня неизменно оставалось чувство участия в антигуманном эксперименте. Фактического материала, собранного в ходе бесчисленных опытов, которые ставили над бедными соискателями эти «суперпродвинутые» эйчары, с лихвой хватило бы на сотню диссертаций и еще на пару тысяч монографий: массовое помешательство на новомодных техниках организации интервью (справедливости ради, без зазрения совести позаимствованных у западных коллег) постепенно превратило банальное собеседование в полигон для проверки психологических теорий. А уж вышеупомянутых теорий, равно как и их преданных адептов, расплодилось настолько много, что я невольно начала побаиваться, как бы даже претендентов на должность «старшего помощника младшего дворника» ненароком не начали тестировать на профпригодность в лучших традициях бихевиористкого направления.

А еще у меня сложилось впечатление, что подавляющему большинству кадровиков было в сущности глубоко фиолетово и на соискателя, и на компанию в целом: многим эйчарам всего лишь страшно нравилось вершить чужие судьбы, и они устраивались на позицию менеджера по персоналу с единственным намерением –вдоволь насладиться ролью бога, почему-то благополучно забывая, что в отличие от подверженных страстям и порокам людей, Создателю априори не было присуще предвзятое отношение и вымещение дурного настроения, а уж про жалкие попытки самоутвердиться за счет унижения других я и вовсе предпочту промолчать. Бытовое хамство плохие эйчары гордо именовали «стресс-интервью», провокационные вопросы едва ли не интимного характера –составлением психологического портрета, а идиотские шарады – задачами на логику. Чего я только не насмотрелась и не наслушалась за эти три месяца: меня собеседовали и совсем юные выпускницы вуза, просившие спеть песню и продекламировать стихи, и холеные дамы средних лет, снисходительно поглядывающие на меня с высоты своего возраста и положения. Если вчерашние студентки изгалялись в креативности, то эйчары со стажем беспардонно копались в моей личной жизни, и мне оставалось только удивляться, как это они до сих пор не додумались спросить, с кем и при каких обстоятельствах у меня случился первый секс.

Переступая порог очередного офиса, я питала искреннюю надежду, что вот здесь-то мне уж точно зададут сугубо профессиональные вопросы, непосредственно касающиеся моей будущей работы, но мои наивные чаяния снова и снова вдребезги разбивались о суровую реальность рынка труда. Опять эти изрядно навязшие в зубах жирафы в холодильнике и крокодилы на собрании у льва ( автора сей головоломки мне давно хотелось своими руками либо запихать в морозильную камеру, либо сбросить в кишащий кровожадными рептилиями ров), опять дискуссии на тему формы крышек канализационных люков (признаюсь честно, тут меня подмывало с наисерьезнейшим выражением лица сообщить поклоннику творческого подхода к отбору кадров, что круглые люки созданы для удобства черепашек-ниндзя, как известно, обитающих в коллекторе), и ни слова, заметьте, ни слова, о содержании служебных обязанностей, как таковом. Или, пожалуйста, резкий перекос в противоположную сторону: почему не замужем, с кем живете, планируете ли детей, своя ли у вас квартира – после пары-тройки подобных допросов, я стала брать на собеседование домовую книгу и торжественно предъявлять ее въедливому эйчару. Знак зодиака, любимый цвет, кулинарные предпочтения – всё это, оказывается, имело ключевое значение для работодателя, и я подозревала, что скоро буду изумленно вскидывать брови в случае, если меня вдруг попросят показать диплом.

Нет, не то, чтобы уровень образования абсолютно не влиял на положительное решение, однако, в общей массе крупных компаний практиковалась многоступенчатая система, и не прошедший психолога кандидат попросту не допускался на следующий этап, где ему как-раз-то и предстояло проявить навыки по профессии. Я была уверена, что с моим дипломом для меня открыты все двери: востребованная экономическая специальность, престижный факультет крупного столичного вуза, зарубежная стажировка… Напрасно мне казалось, что мое резюме незамедлительно повергнет эйчаров в священный трепет, за возможность заполучить меня в качестве сотрудника развернется жесткая конкурентная борьба и столь ценный кадр моментально оторвут с руками и ногами. Конечно, я утрирую, но приблизительно такую картину мне и нарисовало воображение. В итоге, я сбилась со счета в количестве разосланных по всей столице резюме и побывала на десятках собеседований, однако, меня не только не пригласили на работу, но даже ни разу не удостоили звонком.

Причин сложившегося положения было несколько. Во-первых, у меня напрочь отсутствовал документально подтвержденный опыт: после окончания университета родители привлекли меня к семейному бизнесу и чтобы снизить налоговую нагрузку, не стали официально оформлять меня в штат. На данное время от фирмы остались одни воспоминания: полтора года назад на страну обрушился жуткий кризис, и понятие «предпринимательство» внезапно приобрело горький смысл. Когда отца спрашивали, чем он занимается, тот с мрачной усмешкой отвечал: «Я предприниматель – предпринимаю попытки выжить». Деятельность нашей компании была завязана на импорте товаров из-за рубежа, но президент умудрился перессориться в двумя третями мира, стукнул кулаком по столу и волевым решением запретил ввоз в страну иностранной продукции. Естественно, пока наша мелкая фирмочка перестраивалась на импортозамещение, все прибыльные ниши оперативно заняли обладатели лапы помохнатей, и на нашу долю осталась дуля с маком. Дальше, как говорится, больше – за колоссальными убытками последовала неизбежная процедура банкротства и распродажа активов компании, но самым ужасным в этой ситуации стало другое: в отчаянном стремлении спасти дело всей своей жизни, отец набрал кредитов под залог жилой недвижимости. Толку из этого, увы, все равно не вышло, ибо заниматься бизнесом в государстве, где зарождающуюся стабильность в любую секунду может свести на нет политический демарш президента, есть ни больше, ни меньше, чем «мартышкин труд». Экономический климат в стране окончательно испортился, расплачиваться с банками стало нечем, и мои родители вынуждены были продать квартиру в столице. Итог печален: переезд в райцентр, скромная «двушка», купленная на вторичном рынке, и незавидные перспективы на горизонте. Родители крутились, как могли: мама устроилась бухгалтером в местную школу, папу кое-как взяли на завод, и хорошо, хоть не простым работягой, а мастером цеха, а я осталась в столице и успешно пополнила армию безработных.

До кризиса я знать не знала, что такое материальные проблемы, но за прошедший год на собственной шкуре прочувствовала, каково это считать копейки. Пять замечательных лет я работала у нас на фирме офис-менеджером, и жизнь казалась мне прекрасной и удивительной. Работа не пыльная и даже интересная, начальник-родной папа, бухгалтер- родная мама, а значит, над тобой не капает. Я вела клиентскую базу, отвечала на телефонные звонки, принимала заявки и получала за это вполне достойную зарплату, позволявшую мне чувствовать финансовую независимость и не отказывать себе в обновках. Я никогда не относилась к своим обязанностям халатно, и мое мироощущение было совершенно гармоничным: да, всё далось мне потрясающе легко, но, в конце концов, а почему должно быть иначе? Острая вина перед родителями начала мучить меня именно в кризис: мама с папой переступили через себя и уехали в провинцию, но надо было видеть, с каким непоколебимым упорством они настаивали на том, чтобы я осталась в столице. «В этой глуши у тебя нет будущего! – упрямо твердила мама, – не для того мы тебя растили, не для того мы тебя учили, чтобы ты провела всю жизнь в райцентре!». «Мы будем тебя поддерживать в меру возможностей, -в унисон вторил ей папа, – а потом найдешь работу и всё наладится. Ты же у нас большая умница, тебя обязательно примут на хорошую должность!».

Что греха таить, естественно, я не хотела покидать столицу. Я руководствовалась чистым эгоизмом, но при этом убеждала себя, что поступаю единственно верным образом. Навещая родителей в их новой квартире, я все больше понимала, что не хочу жить в сером промышленном городке, и страстно мечтала увезти семью обратно в столицу. Я представляла, как устраиваюсь на работу в национальный холдинг, получаю первую зарплату и приезжаю в райцентр с целым ворохом подарков, но на самом деле я продолжала ежемесячно бегать на почту за денежным переводом от мамы. Стыдно-то стыдно, но жить на что-то ведь надо, а жизнь в столице дорожала буквально на глазах. Цены росли в геометрической прогрессии, валютные рынки постоянно лихорадило, и просвета в этой мгле, однозначно, не намечалось. Экономить приходилось на всём: на еде, на одежде, на транспорте, и всё бы ничего, множество людей существует в подобных условиях на протяжении нескольких поколений, но для меня оказалось невероятно сложным в мгновение ока изменить свой многолетний уклад. Когда тебе без малого тридцать, и ты отродясь ни в чем не нуждалась, строгий контроль расходов выглядит неописуемой дикостью и вызывает непреодолимое желание реветь в подушку от очевидного бессилия что-либо изменить.

И самое обидное: нельзя сказать, что я опустила руки и села на шею родителям, каждый месяц самоотверженно выкраивающим из скудного семейного бюджета немалые суммы на мое содержание. Похоже, на следующем собеседовании мне не стоило скрывать правду и в ответ на просьбу напыщенного эйчара вкратце рассказать о себе, прямым текстом говорить нечто вроде «Разрешите представиться, профессиональная неудачница!». Фактически я находилась в постоянном поиске работы уже больше полугода: просто первые три месяца я еще рассчитывала на более или менее приличную должность в солидной компании, а по рядовым конторкам начала бегать сравнительно недавно. Но и тут меня ждал сокрушительный провал. Доморощенным психологам я почему-то не нравилась как личность (может быть, потому, что в определенных вопросах разбиралась получше некоторых, а уже на второй месяц общения с кадровиками начала предугадывать их уловки с полуслова), а опытных специалистов смущал мой стаж в семейном бизнесе, словно данное обстоятельство автоматически накладывало на меня отпечаток хронического бездельника. Одним словом, веру в себя я почти утеряла, и хаотично металась между двумя вариантами дальнейших действий: срочно пройти курсы переквалификации и переучиться на другую профессию или похоронить свои амбиции и уехать в райцентр, где даже если шансы найти работу не особо высоки, так хотя бы за жилье платить в разы дешевле.

После того, как мне надменно пообещали позвонить из какой-то сомнительной организации, судя по всему, занимающейся розливом воды из-под крана в пластиковые емкости для кулеров с целью последующей ее продажи под видом экологически чистого продукта, а единственной категорией работодателей, встречающей меня с распростертыми объятиями, остались больше напоминающие зомбированных сектантов представители сетевого маркетинга, я была готова всё бросить и купить билет на электричку, однако, в тот же день мне позвонили из столичной префектуры. Нет, вовсе не для того, чтобы предложить мне работу в госслужбе: мне сообщили, что снос ветхого жилья намечен на конец текущей недели, а уже сегодня меня приглашают для получения ордера на новую квартиру.

Улыбка Фортуны сначала показалась мне издевательской усмешкой: снести деревянные бараки, построенные в тридцатых годах прошлого века, власти намеревались до такой степени давно, что в реализацию грандиозных планов уже никто не верил, в том числе и я. А между тем, после вынужденной продажи нашей квартиры, официально я была прописана в этом прогнившем доме, где когда-то жила моя ныне покойная бабушка, и значит, имела полное право получить новое жилье в качестве компенсации.

ГЛАВА II

Насколько мне было известно со слов бабушки, девяносто лет назад шестнадцатиквартирные жилые строения возводились на деньги давно почившего в бозе предприятия и предназначались для размещения производственных рабочих и членов их семей. На тот момент бабушка только что сочеталась узами законного брака со своим первым супругом (как оказалось, далеко не последним –отличавшаяся в молодости редкой красотой бабуля официально выходила замуж четыре раза), и новоиспеченная ячейка общества получила жилье в одном из пресловутых бараков. В те годы это считалось весьма завидным достижением, особенно с учетом того, что полстолицы по-прежнему продолжало ютиться в коммуналках, лишь мечтая о долгожданном расселении. Семейная жизнь молодоженов сходу не заладилась: молодой муж активно «закладывал за воротник» и придерживался домостроевских принципов, вследствие чего бабушка вынуждена была с пугающей регулярностью замазывать синяки, которыми неизменно заканчивались практикуемые в семье «воспитательные беседы». Сложно предсказать, как долго продлился бы этот изначально не счастливый союз, если бы на заводе не произошло обрушение металлоконструкций, повлекшее гибель трех рабочих, включая бабушкиного супруга. Квартира в бараке осталась за вдовой погибшего, но бабушка там не задержалась: уже через полгода она повторно вышла замуж. Информация о втором бабушкином супруге была еще более скудной, чем о первом: по обрывочным сведением, человеком он был творческим, и как большинство людей искусства, не отличался практичностью. Вдоволь наскитавшись по захламленным мансардам и пыльным мастерским, бабуля поняла, что богемная жизнь ее больше не привлекает, и решительно дала своему благоверному от ворот поворот, чтобы тут же закрутить бурный роман с отставным полковником вдвое старше себя. По-военному прямолинейный полковник перевез бабушку в расположение части и честно попытался научить молодую жену жить по уставу, чему свободолюбивая бабушкина натура не могла не воспротивиться. Помыкавшись по гарнизонам, бабуля помахала полковнику ручкой и вернулась в столицу, устроилась машинисткой в проектный институт и без особых усилий увела из семьи начальника отдела, а по совместительству моего дедушку. Несмотря на то, что бракоразводный процесс сопровождался товарищеским судом, всеобщим порицанием и понижением в должности, бабушка с дедушкой мужественно преодолели все испытания и прожили вместе больше сорока лет. Самое удивительное, что хотя перипетии бабушкиной судьбы заслуживали экранизации, а сама она всегда была исключительно легка на подъем и без колебаний срывалась с насиженного места, каким-то непостижимым образом ей удалось не только сохранить за собой квартиру в бараке, но и в период массовой приватизации оформить на ветхое жилье право собственности. Со смертью бабушки эта, с позволения сказать, квартира, досталась вашей покорной слуге и уже не один год висела на мне мертвым грузом. После продажи родительской недвижимости, мне пришлось прописаться в бараке, чтобы не потерять столичную регистрацию, и я была искренне благодарна своей крайне дальновидной бабушке, когда-то не позволившей продать квартиру за форменный бесценок. А сейчас передо мной и вовсе замаячил вполне реальный шанс не просто кардинально улучшить жилищные условия, но и, наконец, съехать со съемной квартиры, аренда которой ощутимо била по карману моих родителей.

С объективной точки зрения, злополучные бараки давно пора было сравнять с землей, однако власти десятилетиями откладывали снос, мотивируя бесконечное затягивание сроков тем, что жильцов аварийного дома некуда переселять. Сложно поверить, но в жутких развалюхах все еще жили люди, и лично для меня именно это жалкое существование выглядело истинным символом настоящей безысходности. Как обитатели деревянных хибар, расположенных, кстати, всего в пятистах метрах от благополучного квартала и скрытых за кирпичными фасадами многоэтажных домов, умудрялись выживать в абсолютно нечеловеческих условиях, оставалось для меня таким же недоступным пониманию явлением, как феномен Бермудского треугольника. Часть квартир уже много лет пустовала, и я не сомневалась, что их хозяева дадут о себе знать лишь в процессе сноса бараков, однако, в целом полусгнившие архитектурные реликты были населены достаточно густо. По месту прописки я старалась без нужды не наведываться – на улицу Северинова я заглядывала только для того, чтобы убедиться в отсутствии непрошенных гостей из числа окрестных представителей маргинальных слоев. В суровые зимние месяцы данный контингент имел обыкновение вскрывать дверные замки и самовольно заселяться в чужое жилье, превращая и без того дышащие на ладан квартиры в рассадник антисанитарии и источник повышенной пожарной опасности. Соседи бомжей по возможности, конечно, шугали, но те из обитателей бараков, чей образ жизни и моральный облик не внушали доверия, порой открыто попустительствовали бродягам за бутылку чего-нибудь спиртосодержащего, поэтому за аварийной недвижимостью был нужен глаз да глаз.

Я каждую неделю подавала объявление в газеты, надеясь найти квартирантов, но желающих выложить мне деньги за возможность жить в убогом домостроении барачного типа всё как-то не находилось, и за бабушкиным наследством мне приходилось присматривать самостоятельно, плюс еще и оплачивать его содержание, вопреки здравому смыслу влетающее мне в копеечку. Я рассчитывала, что квартиранты хотя бы компенсируют мне стоимость коммунальных услуг, но за прошедшие с кончины бабушки четыре года по указанному в объявлении номеру обратился только один человек, который в результате и оказался моим единственным, зато постоянным клиентом. Он звонил от силы два-три раза в год, снимал квартиру максимум на несколько суток, авансом оплачивал весь срок проживания и бесследно исчезал до следующего заезда. Но даже от этого странного постояльца уже почти год не поступало звонков, и я подозревала, что он за те же деньги нашел себе временное жилье с гораздо менее экстремальными условиями. И в принципе, у меня язык не поворачивался его за это осудить.

Бабуля рассказывала, что в начале прошлого века улица Северинова пусть и не была центральным проспектом, но к задворкам цивилизации, и уж тем более, к заднице мира, точно не причислялась, а проживающий здесь пролетариат с воодушевлением строил коммунизм и с оптимизмом смотрел в светлое будущее. Удобства на улице, печное отопление, летний душ и никакого тебе центрального водопровода, и канализации – лишь проведенное в бараки электричество мало-мальски напоминало о техническом прогрессе. Правда, еще в бытность бабушки впервые замужем, чьи-то светлые инженерные головы додумались организовать в домах подобие водопровода, запитав его от ближайшей колонки, имеющей обыкновение намертво перемерзать в разгар зимы. Для полноценного функционирования данной системе не хватало слива, и использованную воду жильцы ведрами выносили на улицу, где и сливали ее в выгребную яму, в любую погоду, ласково щекочущую ноздри незабываемым запахом нечистот. Одним словом, я бы прекрасно поняла, если бы на мое сообщение о сдаче квартиры откликнулась опустившаяся семейка пропивших все на свете алкашей, но я до сих пор помнила то неподдельное изумление, охватившее меня в момент самой первой встречи с потенциальным арендатором моей злосчастной недвижимости.

С того дня прошло около четырех лет, но ясности относительно причин, регулярно побуждающих приличного с виду человека заселяться в барак на Северинова у меня так и не возникло. Пару раз меня так и подмывало спросить у него напрямую, но волевым усилием я все-таки сумела перебороть любопытство и благоразумно не вышла за рамки товарно-денежных отношений. В сущности, я не знала о нем ничего кроме имени, да и то, не факт, что оно не было вымышленным. Предоставить о себе дополнительные сведения Индрек нужным, видимо, не посчитал и, как мне казалось, высоко ценил мое умение воздерживаться от праздных расспросов. Он вообще был чрезвычайно немногословен, зато пунктуален в оплате и аккуратен в быту, а эти немаловажные качества автоматически делали его идеальным квартирантом. В глубине души, я Индрека откровенно побаивалась, и потому инстинктивно стремилась свести общение с ним к минимуму. Вроде бы ничего страшного в нем и не было, даже скорее наоборот, но рядом с ним меня начинало неприятно поколачивать от иррационального, необъяснимого чувства исходящей от этого человека опасности. Между тем, если отбросить мое предубеждение, Индрек был достаточно хорош собой, хотя и обладал неброской наружностью, словно созданной для того, чтобы незаметно растворяться в толпе. Правильные черты лица, жилистое, худощавое телосложение, ничем не выдающаяся одежда, которую носит в столице каждый второй, на голове в зависимости от сезона либо простенькая вязаная шапочка, либо бейсболка, внешне будто бы мой ровесник, но в принципе можно дать, как меньше тридцати, так и больше – в общем, человек без возраста, а заодно и без особых примет. Какой-то он был бесцветный, что ли… Например, спроси меня сейчас кто-нибудь, какого цвета у Индрека глаза, я бы затруднилась с ответом: то ли серые, то ли голубые, а, может, и зеленые… Тем не менее одно я готова была утверждать наверняка – от одного только взгляда в эти глаза меня пробирала дрожь во всем теле, а намерение задать Индреку вопрос мгновенно сменялось невероятным желанием срочно спасаться бегством. Если брать за основу мнение, гласящее, что глаза являются зеркалом души, сам собой напрашивался вывод о царящей в душе у моего постояльца вечной мерзлоте.

Как ни крути, но в последний год я вспоминала Индрека довольно часто: нет, не потому, что испытывала дефицит острых ощущений – просто денег катастрофически не хватало, а кроме Индрека снимать квартиру в бараке никто не хотел. Но сейчас на моей улице (или на улице Северинова, если уж мыслить в более глобальном масштабе) наконец-то наступил праздник, и я могла только порадоваться, что отныне у меня и вовсе отпала нужда заботиться о поиске квартирантов. В скором времени я и сама перееду в собственное жилье – да, новый микрорайон возвели далековато от центра, но что ж теперь, бывает и хуже. Не зря же ходили слухи, что обитателям бараков выдадут формальную денежную компенсацию без предоставления квартир! И тут вдруг негаданное счастье свалилось мне на голову! После таких новостей даже работу искать будет веселее!

Кажется, маму известие из префектуры обрадовало даже больше меня. Помянув добрым словом оставившую столь перспективное наследство бабушку, мама с воодушевлением пообещала обязательно приехать в столицу на выходных, чтобы лично поприсутствовать на торжественной церемонии заселения. Что касается меня, то я с нескрываемым удовольствием понаблюдала, как тяжелая техника превращает деревянные бараки в груду строительного мусора. Если верить проекту, на месте давно отслуживших свое построек столичная администрация планировала возвести современный жилой комплекс, но меня будущее улицы Северинова практически не волновало, потому что уже как вторую неделю подряд я являлась счастливой обладательницей квартиры в микрорайоне под названием «Юность».

Когда первоначальная эйфория постепенно схлынула, я стала замечать присущее моему новоприобретенному жилищу недостатки: строили эти высотки явно тяп-ляп и абы как. Лифт у нас в подъезде не работал с момента заселения, пластиковые окна покрылись инеем, горячую воду подавали под настроение, а холодная бежала тоненькой струйкой, по вечерам и вовсе пропадая на верхних этажах. Конечно, я собиралась сделать грандиозный ремонт, исправить все огрехи строителей, поменять сантехнику, переклеить обои, однако на данный момент осуществлению моих прожектов препятствовало отсутствие постоянного дохода. Поэтому, проводив маму обратно в райцентр, я вернулась к поиску работы и возобновила походы по собеседованиям в надежде, что черная полоса в моей жизни полностью закончилась, и с этого дня удача будет сопровождать меня во всех начинаниях.