Хозяйка снов. Книга 2

– Мирон, мы можем заблудиться. У тебя есть с собой тот настой, который поможет не забыть дорогу назад?

– Конечно. Я его сразу припас, когда ты сказала, что нам предстоит, – и он протянул мне пузырек с жидкостью светло-желтого цвета.

Выпив этот настой, мы двинулись дальше. Лабиринт заводил нас все глубже в свои сети. Тут вдалеке появилось хаотичное мерцание света, мы остановились и стали всматриваться в него. Нужно запомнить этот ритм вдруг это что-то значит, – думала я, глядя на это мерцание, и мы пошли ему навстречу. Кроме того, что мерцание света становилось ярче, никаких других перемен в пространстве вокруг нас не было. Нам ничего не оставалось, как продолжать свой путь. Спустя некоторое время мы вышли в большое помещение, в центре которого стояла больничная кровать, на ней широко раскрыв глаза лежала Юлия. Ее тело билось в легких конвульсиях, руки были привязаны к поручням кровати. Единственное, что на ней надето – это белая длинная рубашка. Я бросилась к ней, чтобы освободить ее руки, на меня она никак не реагировала. Что же с тобой сделали?

– Юля! Юля, смотри на меня! Мирон, у тебя есть что-нибудь, чтобы привести ее в чувство?

– С собой нет, Хозяйка. Нужно возвращаться. Сейчас мы ей ничем не поможем, ее явно накачали лекарствами, – с волнением проговорил Мирон.

Я была бессильна, Мирон прав – нужно возвращаться, добиться от Юли хоть какой-то реакции бесполезно. Мы поспешили обратно.

Первым делом, с того момента как очнулась, я набрала Анну Геннадьевну. Трубку сняли с первого же гудка:

– Я слушаю тебя, Светлана, – с легкой тревогой в голосе ответила мне представительница Совета.

– Нам необходимо встретиться, дело выглядит неважно.

– Приезжай в читальный зал – здесь нас не побеспокоят.

Не теряя времени, я поехала уже по знакомому маршруту, меня без промедлений пропустили в нужный кабинет. Несмотря на ночь на дворе, в читальном зале охрана не дремала и меня, по-видимому, ждали. Анна Геннадьевна встретила меня с явной тревогой.

– Света, не томи, – торопила меня она.

– Я видела Юлию, но где она я не знаю. Скорее всего, это какая-то лечебница для душевнобольных. Ее под завязку накачали лекарствами, она не реагирует ни на какие внешние раздражители. Единственное, что я могу сказать – ее мозг посылает какой-то сигнал. В помещении, где ее держат, мерцает свет, и он не просто мерцает, это четкий ритм. Я не сильна в азбуке Морзе, но это выглядит как сигнал бедствия – три коротких вспышки, три длинных и снова три коротких. Я думаю, она ждет помощи.

– Да, дела обстоят хуже некуда. Значит, предположения ее мужа подтвердились. Вопрос в том, кто та девушка, которая выдает себя за Юлю?

– Может, Алексей сможет принести какую-нибудь вещь этой девушки? Я могу попытаться через эту вещь попасть в ее сон, но это должна быть именно ее вещь, а не Юлии.

Моя собеседница в задумчивости стала набирать номер на телефоне, включив громкую связь:

– Алексей, доброй ночи. У меня есть для вас информация. Вы можете прямо сейчас приехать ко мне в читальный зал и захватить какую-нибудь личную вещь вашей сегодняшней жены? Вы меня понимаете?

– Да, конечно, Анна Геннадьевна. Только я сейчас за городом и смогу быть часа через три, – с волнением сказал Алексей.

– Мы подождем.

Анна Геннадьевна сама заварила крепкий чай и достала из шкафчика прочие радости из выпечки, чтобы скрасить наше ожидание. Меня распирало от любопытства – как Анна Геннадьевна стала Хранительницей нейтралитета, и отхлебнув из чашки тончайшего костяного фарфора глоток черного ароматного чая, я осторожно завела этот разговор:

– Как интересно порой складывается жизнь. Я так много времени провела в этом читальном зале пока была студенткой университета и даже предположить не могла, что это – нейтральная территория.

– Да, немногие знают об этом. Ты хочешь меня о чем-то спросить? Не стесняйся, я же вижу, как плещется любопытство в твоих глазах.

– Вы давно Хранительница нейтралитета?

– Эта история началась очень давно. Я и сама предположить не могла, что такое возможно, поскольку была комсомолкой-активисткой и абсолютно убежденной атеисткой. Родилась я в семье с такими же убеждениями и быть другой просто не могла. Мой отец занимал пост заместителя министра образования, а мама была помощником главы города по вопросам культуры. Мне с самого детства прививались современные нормы поведения и морали, и они никак не вязались с представлением о вере в Бога. Церковь я никогда не посещала, а религиозную литературу считала архаичной. Я искренне верила в идеи коммунизма и мечтала поехать на какую-нибудь студенческую стройку, чтобы приближать наше светлое будущее. В школе и институте я была отличницей, и мои родители гордились моими успехами. Мне пророчили очень успешную карьеру, пока однажды все не пошло под откос. Я помню этот день поминутно.

В то летнее июньское утро светило яркое солнце, мы с двумя моими подругами по институту, Ленкой и Наташкой, собирались в путешествие на Алтай. Это была студенческая поездка на месяц с палатками. Нас собралось двенадцать человек – мы трое, с параллельного потока еще четверо ребят, две девчонки из строительного института и трое парней с физмата. В общем, собрались лирики и физики. Нам было интересно друг с другом, мы постоянно спорили о превосходстве одних над другими, приводя различные аргументы, вычитав их в каких-нибудь научных статьях. Одним словом, вели бурную студенческую жизнь.

За сутки до отъезда к нам приехала погостить бабушка из деревни – мамина мама. Вот бабушка придерживалась устаревших для того времени взглядов. Она верила в Бога и каждое утро и на ночь читала какие-то молитвы. В ее доме в красном углу вместо портретов строителей коммунизма висели иконы Богородицы и Николая-Чудотворца. Она называла меня безбожницей, но никогда не спорила, а только потихоньку перекрестит меня в спину, думала, что я не вижу. А я громко возмущалась и горячо доказывала, что Бог – это выдумки темных непросвещенных людей. Бабушка только тихонько вздыхала и что-то бормотала себе под нос. Вот и в тот вечер у нас разгорелся спор (хотя спорила только я одна) на религиозную тему. Я до сих пор жалею, что была слишком груба с бабушкой, поскольку, это был последний раз, когда я видела ее живой. Но тогда моя горячая молодая кровь не чувствовала, что я не права. А с утра пораньше, подхватив походный рюкзак, я выпорхнула из дома с легким сердцем и отличным настроением, еще не зная, что эта поездка изменит всю мою жизнь.

Приехав на вокзал, я увидела, что почти все были уже в сборе и живо обсуждали план поездки. В этой суете время пролетело быстро, и я не заметила, как за окном городской пейзаж сменился редколесьем. Наш поезд уверенно шел на восток, «за туманом и за запахом тайги». Тут же было организовано чаепитие, ребята достали гитару, и в вагоне зазвучали романтические студенческие песни. В то время я была самым счастливым человеком на свете, такого ощущения свободы я уже больше никогда не испытывала. Напелись вдоволь, и обсудив наши ожидания от путешествия, мы стали укладываться спать. Мне долго не спалось, я лежала с открытыми глазами, слушала мерный стук колес и мечтала. Мечтала обо всем, о том, как сложится это лето, об учебе на следующем курсе, о Леньке, который спал в соседнем купе. Он мне ужасно нравился. Это был веселый остроумный парень с физмата. У нас были одинаковые взгляды на жизнь. Про нас говорили: два сапога – пара. А я так и не успела сказать ему, что люблю его уже давно, как только впервые увидела год назад на дне рождения Наташки. Так в своих мечтах я не заметила, как уснула. То, что случилось потом, кроме как вселенский ужас и назвать было нельзя. Меня выбросило из сна звуком мощного удара и скрежета металла, я даже не поняла, как оказалась среди груды каких-то обломков и осколков стекла. У меня до сих пор в ушах стоят крики и стоны людей. Меня спасло то, что меня зажало в пространстве, ограниченное металлическими обломками, но выбраться самостоятельно я из него не могла. Все происходило какие-то секунды, но мне казалось, что все это длилось вечность. Я увидела множество раненых людей и среди этих тел я увидела Ленку. Мою Ленку, с которой я сидела за одной партой, с которой мы вместе делились девичьими секретами и мечтами, Ленку, которая больше никогда не придет ко мне в гости, и я не услышу больше ее задорного смеха. Ее широко раскрытые глаза не подавали признаков жизни. Я тянула к ней руки, пытаясь хоть как-то помочь, еще не понимая, что помочь уже ничем нельзя. Тут последовал еще один удар, и мы куда-то полетели, меня мотало в этом замкнутом пространстве как в центрифуге, мысленно я прощалась со всеми и в какой-то момент потеряла сознание. То, что было потом я даже затруднялась формулировать. Я находилась где-то между небом и землей. Это было абсолютно белое пространство, без окон, без дверей и тут перед моим взором предстала бабушка, моя родная бабушка, с которой я была не очень вежлива перед отъездом. Она очень строго посмотрела на меня и сказала:

– Через некоторое время ты вернешься назад и с этого дня ты будешь служить людям. Будь счастлива. Прощай.

Больше она не сказала ни слова и исчезла. Я была в полном недоумении. Следующее, что помню – очнулась в больнице, болело все. У меня были множественные переломы и черепно-мозговая травма, на мне живого места не было. Когда я открыла глаза, то увидела суетившихся около меня медсестер и заплаканные счастливые глаза мамы. У меня было ощущение, что по мне проехал асфальтоукладчик, не меньше. Я пыталась что-то сказать, но голоса не слышала, горло как будто тоже сдавило. Мне сделали какой-то укол, и я снова провалилась в сон. Так между сном и явью я провела несколько дней, только через несколько дней я почувствовала себя лучше и могла задать, интересующие меня вопросы. Оказывается, наш поезд столкнулся с товарняком – работник железной дороги почему-то не перевел стрелки и случилась эта катастрофа. Товарняк влетел прямо в наш вагон, и его полностью раскурочило, не выжил никто, кроме меня. Наташа жила еще двое суток, но скончалась, не приходя в сознание. Говорили, что я родилась в рубашке, а я ощущала себя самой несчастной на свете – все ребята, с которыми я ехала отдыхать погибли, и среди них мой вихрастый голубоглазый Ленька. Я лежала, глядя в больничный потолок от ужаса без чувств и эмоций. Мама говорила мне, что нужно поплакать, что будет легче, а я лежала словно труп. Врачи говорили, что это шок и он должен пройти, нужно подождать. А еще мама сказала, что несколько дней назад умерла бабушка, что она не перенесла, случившегося со мной несчастья и похороны уже прошли. Я не успела с ней попрощаться. Про то, что я видела бабушку, пока была в коме, я решила умолчать – боялась, что меня сочтут сумасшедшей.

В больнице я провела около полугода, в институте мне дали академ, чтобы я спокойно восстанавливалась. Тело мое потихоньку заживало и набиралось сил, но вот мое душевное состояние было на грани срыва. Я не считала нужным обсуждать свои переживания с кем бы то ни было. Единственным моим спасением были книги, которые я глотала пачками между необходимыми процедурами. Однажды я по-настоящему испугалась. Через несколько месяцев мне разрешили вставать, и я поковыляла с помощью костылей на очередную процедуру. Путь был для меня не близкий – в другой корпус, он пролегал через длинный коридор. Я медленно продвигалась, параллельно любуясь видом из окон. Моя палата находилась на пятом этаже и оттуда открывался прекрасный вид – деревья уже начали сбрасывать свое великолепное золотое убранство. Я подумала о том, что в институте, наверное, все уже забыли о нашем существовании. Студенческая жизнь быстротечна, наполнена яркими красками, несклонная долго грустить. Так за этими мыслями я продвигалась черепашьими шагами к месту моего назначения. Добравшись до конца коридора, на подоконнике я увидела сидевшего молодого парня, увидев, что я на него смотрю, он подался всем телом в мою сторону со словами:

– Как же так-то? А? Как же так?

– У вас что-то случилось? – нерешительно спросила я.

– Я тут, а там операция, – нервно указал он на двери операционной. – Как же так-то?

У меня на лбу выступила испарина и я облокотилась на стену. Я боялась озвучить свою догадку, а парень все повторял свой вопрос. Этого не может быть! Тут двери операционной открылись и из них показались врач и две медсестры. На их лицах было большое сожаление. Парень, увидев их, бросился им на встречу с тем же вопросом, а они, ничего не заметив, прошли сквозь него. Врач давал медсестрам указание связаться с родственниками пострадавшего и о необходимости перевезти тело в морг. Я чуть не сползла по стенке от увиденного. Парень бросился в операционную и больше я его не видела. Мне начало казаться, что я схожу с ума и стала проситься выписать меня домой. После месяца уговоров меня наконец-то выписали, взяв с меня и родителей обещание, что я буду соблюдать все необходимые процедуры. Я была готова согласиться на что угодно, лишь бы покинуть эти стены, поскольку случай с парнем был не единственный за этот месяц.

Дома меня окружили заботой и любовью. Из института приходили ребята, говорили, что скучают без меня. Они в подробностях рассказывали мне все, что происходило в стенах нашей Альма-матер. Просили меня как можно точнее описать тот ужас, который я пережила, и как мне удалось выжить, единственной в нашем вагоне. Мне было тяжело вспоминать произошедшее, но это было лучше, чем лицезреть души покойников в больнице. Об этом я даже заикаться боялась, поскольку все мое окружение было таким же, какой была я до этой трагедии. Дома в одиночестве мне удалось, наконец, выплакаться по полной. Я рыдала каждую ночь, а утром прятала от родителей воспаленные ночными слезами глаза. Но хуже всего бы то, что я не могла ни с кем поделиться произошедшими со мной изменениями, я боялась, что меня опять поместят в какую-нибудь больницу. Перед самым новым годом родители, дабы поднять мне настроение, установили дома большую живую елку, и предпраздничная суета действительно отвлекла меня от тревожных мыслей. В доме было много гостей, в основном, с работы отца. В стране явно намечались перемены, все жили в тревожном ожидании, за столом только об этом и говорили. Наступал 1985 год. Я была единственная в семье, кто не ждал никаких перемен. Для меня уже все случилось – я потеряла своих самых близких друзей и мне казалось, что ничего страшнее со мной уже не произойдет. Как же я заблуждалась! Для меня перемены уже начались, а то, что со мной происходило, я связывала с моими травмами головы и искренне верила, что это пройдет.

Хоть я и была абсолютным атеистом, в рождественскую ночь я решила погадать на свое будущее. Гадать я конечно же не умела, поэтому решила просто поджечь газету и посмотреть на ее тень на стене (этот способ я вычитала давно в какой-то статье). Зажгла свечку, подожгла смятую газету и стала разглядывать ее силуэт на стене своей комнаты, крутила ее в разные стороны, пытаясь рассмотреть хоть что-то понятное. Мой слух уловил легкий шорох в углу комнаты, я не на шутку перепугалась и стала всматриваться в темноту. Так как ничего не было видно, я взяла свечу и посветила туда, где слышалась возня. Из угла на меня смотрели два круглых глаза, я чуть свечку из рук не выронила. Существо молвило человечьим голосом:

– Здравствуй, Хозяюшка. Меня Лука Фомич зовут, домовой я.

В этот момент я поняла, что то, что я списывала на травму головы теперь точно не пройдет, и это всерьез и надолго. Теперь я каждый день общалась с домовым, Лука Фомич стал мне другом и настоящим помощником. Он много рассказывал мне о том мире, частью которого я теперь являлась. С каждым днем я менялась внутренне и очень жалела, что не могу пообщаться со своей бабушкой, теперь я понимала ее как никогда. Я узнала, что бабушка не просто собирала лечебные травки и молилась Богу, оказывается, она обладала способностью лечить различными заговорами и меня отмолила у смерти, а сама вместо меня за кромку ушла. Я была ей обязана своей жизнью, и вспомнила про ее наказ служить людям. Как его выполнить я пока не понимала, но Лука Фомич сказал, что я обязательно пойму свое предназначение. Так оно и случилось.

С первой весенней капелью я стала выходить гулять, весна манила на улицу запахом и трелями птиц. Я осторожно обходила лужи и бегущие ручейки, солнце приятно припекало в спину, и я решила посидеть на солнышке в парке. Устроилась на скамейке и стала наблюдать как веселые воробьи отбирали друг у друга крошки хлеба. К скамейке подошла элегантная женщина лет сорока и попросила разрешения присесть рядом. Я молча смотрела в ее лучистые серые глаза, и почему-то сразу поняла, что сейчас решиться моя дальнейшая судьба.

– Это была Софья? – решилась спросить я Анну Геннадьевну.

– Да, это была она. Софья рассказала мне чем они занимаются и что входит в их обязанности. Так за разговорами мы пришли в этот читальный зал. С этого дня она взяла надо мной шефство, и я стала одной из Хранителей нейтралитета. Родители так и не узнали, чем я занимаюсь, иначе их обоих хватил бы удар.

Вот так случайная катастрофа разделила мою жизнь на до и после. Поэтому, я хорошо понимаю, что тебе непросто, но прежней ты уже не станешь.

Тут зазвонил телефон – приехал Алексей.

Через пару секунд в дверях появился слегка смущенный молодой человек, на его лице была видна растерянность, в руках он сминал какой-то шелковый платок.

– Леш, проходи, знакомься – это Светлана, девушка, которая на сегодняшний день единственная, кто может нам помочь.

Алексей, слегка поклонился мне и протянул руку в знак приветствия. В его светло-карих глазах появилась надежда, он протянул мне шелковый платок, как будто это была самая большая ценность:

– Вот, этот платок Юля обронила у меня в машине, он ей очень нравится, и она очень часто его носит.

Я взяла в руки это невесомое, источающее легкий аромат духов, свидетельство подмены, но ощутила в руках уже знакомую пульсацию. Ничего не понимаю, этот платок носила именно та девушка, которая ждала помощи в том жутком помещении. И я была уверена в этом почти на сто процентов. Так что же происходит? А может я просто тороплюсь? Нужно все еще раз перепроверить.

– Мне необходимо уехать. Я сразу сообщу, как только разберусь во всем.

– Мы будем ждать от тебя вестей, – сказала Анна Геннадьевна.

Когда я вышла на улицу уже наступило утро, отовсюду слышались трели птиц, но было еще безлюдно, только дворники заступили на свои посты и с усердием мели тротуары, пыль от их метел кружилась в солнечном свете. Я без пробок очень быстро добралась до дома, где меня ждали Мирон и Афанасий Кузьмич. Они в четыре глаза уставились на меня с немым вопросом. Я в полном бессилии села на подоконник на кухне и все им рассказала.

– Ну что, – отозвался мой помощник, – надо начинать все сначала. И опять полез в свой шкафчик.

Мы повторили всю процедуру и снова стояли перед мостом. Мирон припустил вперед меня, озираясь вокруг, чтобы в случае чего предупредить об опасности. Сон был как сон, ничего выдающегося, но чем дальше мы продвигались, тем явнее стала выделяться одна особенность – любое строение, дерево или предмет либо отражался от какой-нибудь поверхности, либо имел свою идентичную пару. Всюду были клоны. А когда попали в зеркальное помещение, то мы с Мироном насторожились – не заблудиться бы в этом зеркальном лабиринте, но тут мы оказались в помещении, где и нашли хозяйку всего этого царства. Перед зеркалом сидела Юлия и любовалась своим отражением. Увидев меня в своем зеркале, она резко развернулась ко мне лицом на своем стуле.

– Кто ты такая и что здесь делаешь?

– Я Хозяйка твоих снов и могу разрушить твой чудный мирок, если ты мне не скажешь – КТО ТЫ ТАКАЯ? И ГДЕ ЮЛИЯ?

Девушка даже глазом не моргнула, она обошла вокруг меня, встала прямо передо мной и глядя в глаза произнесла:

– Я – Юлия, так что можешь расслабиться и убираться восвояси.

Я достала травку, которая поможет мне разговорить собеседницу, посыпала ее на ладонь и дунула прямо ей в лицо. Она попыталась прикрыть лицо, чтобы пыль не попала в глаза, но в цель была достигнута, и я решилась повторить свой вопрос. Ответ поразил меня:

– Я же сказала, что я – Юлия. Как еще я должна это сказать?

Дальше ее реакция была мне вообще не понятна – она начала истерически смеяться и смех все нарастал и нарастал, она стала похожа на сумасшедшую, и я поняла, что нужно действовать по-другому.

– Мирон, мы возвращаемся.

Я резко развернулась и постаралась как можно быстрее покинуть сон Юлии. Открыв глаза, я тут же рассказала Мирону свой план. Мой помощник понял меня с полуслова, и мы начали приготовления. Я решила напустить кошмаров в сон Юлии, чтобы она боялась даже глаза закрыть. Мирон достал все необходимое, я открыла тетрадь Марфы и нашла нужный заговор. Нужно было все сделать, пока Юлия еще не проснулась, чтобы ощутила весь ужас своих снов. Я знаю, что большинство людей боятся змей и я не исключение, но теперь у меня есть часть змеиной силы и я решила ей воспользоваться. Кроме того, что я Юлии устроила во сне бесконечный зеркальный лабиринт, из которого невозможно выбраться, я еще напустила змей, чтобы они преследовали и жалили ее повсюду. А на зеркалах оставила ей послание – «найди Хозяйку снов». Когда мы закончили, осталось только ждать результат. Я позвонила Анне Геннадьевне и рассказала о своей стратегии, она согласилась, что это разумное решение и отправила Алексея домой, чтобы он докладывал обстановку. Через три дня раздался телефонный звонок от Алексея:

– Юлия начала бредить и все время зовет какую-то хозяйку снов.

Я поняла, что пришла пора действовать и сказала Алексею, что мне нужно поговорить с Юлией с глазу на глаз.

Час спустя я открывала дверь в комнату Юлии. На меня исподлобья смотрела замученная молодая женщина, ее всклокоченные волосы торчали в разные стороны, под глазами были темные круги, потускневшая кожа прибавила ей лет десять возраста. Было видно, что она не спала несколько суток и была на грани нервного срыва. Увидев меня, она собрала последние силы и с тихим хрипом начала разговор:

– Говори, что тебе нужно, только оставь меня в покое.

– Мне нужно знать кто ты такая и где жена Алексея?

– Присядь, разговор будет долгий, но прежде пообещай, что избавишь меня от кошмаров.

– Обещаю.

– Дай воды – в горле пересохло.

Я исполнила ее просьбу и устроилась в кресле напротив кровати, в которой лежала Юлия. Она сделала глубокий вдох и начала свой рассказ:

– Меня действительно зовут Юля, я сестра той Юлии, которую ты ищешь. Мы близнецы. Наша мать отказалась от нас при рождении. Мне повезло – сразу после рождения меня удочерила одна семейная пара, у которых в этот день умерла их новорожденная дочь. Мой отчим все устроил в роддоме, моя новая мама так и не узнала, что я не родная ее дочь. Они дали мне имя Юлия – это мое настоящее имя. А моя родная сестра-близнец отправилась в дом малютки и ей тоже дали имя Юлия – чистое совпадение. Так мы разминулись по жизни. Когда мне исполнилось десять лет, судьба тоже привела меня в детский дом. Мы всей семьей ехали на море в машине, отец был за рулем, на встречку вылетела фура – водитель заснул за рулем, лобовое столкновение. Я чудом выжила, родителей хоронили в закрытом гробу – там собирать было практически нечего. Пережив этот ужас, я стала очень закрытым ребенком. Так я оказалась в детском доме, до своего совершеннолетия я там и осталась – больших детей редко усыновляют, все хотят младенцев, да я и сама не хотела. Однажды произошло одно событие, которое в корне изменило мою жизнь – в социальных сетях я увидел фото девушки как две капли воды похожей на меня. Я даже подумала, что это – я, но понимала, что этого не может быть. Поэтому написала ей, но сама не открылась, выложила фото подруги. Мы стали переписываться, подружились. Я стала одержима ей. Я изучила ее жизнь во всех подробностях. Оказывается, она тоже из детдома, ее удочерили в пять лет. Ее новая семья была вполне обеспечена, ее очень любят и делают для нее все, что обычно делают любящие родители. Я страшно завидовала ей и у меня созрел план – я должна занять ее место. На его разработку и осуществление у меня ушло десять лет. После окончания школы поступила на факультет психологии и стала заводить нужные знакомства в сфере медицины и психиатрии. Институт закончила с красным дипломом, все-таки цель – это великая вещь! Все шло как задумала – я стала точной копией Юлии. И в один прекрасный день я приступила к воплощению задуманного. Я знала ее расписание до мелочей и в этот день она должна была посетить фитнес зал. Похитить ее не составило никаких проблем. В меня влюблен до безумия один фанатик медицины, он патологоанатом – то, что нужно, он все организовал и поместил Юлю к себе в подвал – ее там точно никто не найдет. Лежит она под какими-то препаратами, я не вникала в подробности, главное – я стала ею.

– А как же влюбленный патологоанатом? Он, наверное, рассчитывал на вашу взаимность, – решила я осторожно задать вопрос.