Сборник рецензий

Текст точен в описании обстоятельств – может даже с избытком – в приведенном примере это оборачивается дополнительными сомнениями. При резком торможении непристегнутым водителю и пассажиру будет довольно сложно удариться о стекло. Вероятнее всего водитель приложится к рулевому колесу, а пассажир боднёт бардачок.

О жанровой эклектике.

Отдельные эпизоды романа зачастую демонстрируют принадлежность к абсолютно разным жанрам. Не возьмусь судить, насколько удачно получилось, – на мой вкус – пёстренько. Вот наиболее яркий:

Случайная знакомая Глеба, с которой, по всей видимости, у него даже ничего и не произошло, заявляется к нему (и супруге) в дом. Через некоторое время приезжает и её мама. Какое-то время они все вместе живут под одной крышей.

Сложно однозначно сказать, какого эффекта добивался автор с помощью представленного «драматичного» поворота, могу доложить лишь о своих ощущениях. Я буквально вдруг обнаружил себя, смотрящим не очень доброкачественный сериал. Как читатель отказываюсь верить, что сие произошло по доброй воле создателя (романа). Вот и я стал комментировать в скобках – видимо, надышался – подхватил. Мне было бы гораздо удобнее считать, что наш книгоиздатель всея Руси в лице ловкого редактора таки-настоял! В конце концов, с какой стати сужать целевую аудиторию до интеллектуальной, тонко чувствующей и такой же тонкой прослойки. Простым людям, живущим на земле и случайно заглянувшим, тоже хочется простого человеческого счастья или, по крайней мере, уюта. Так в роман «Брисбен» была аккуратно внедрена серия из «Сватов-5». Правда, мне не показалось, что аккуратно, и я забеспокоился, что же почувствует бедная прослойка. Хотя там люди понимающие, не впервой!

Вообще, маркетинг – субстанция удивительно прилипчивая. Вступив в неё лишь раз, отмыться бывает сложно до самого конца (романа или жизни – по-всякому). Она модифицирует генотип творчества механизмом обратной связи с целевой аудиторией. Автор получает более совершенную технологическую линию – попробуй откажись!

Я, скорее всего, нафантазировал и упомянутый эпизод ничего общего с маркетингом не имеет. Быть может, он всего-навсего призван показать, как глубокая личная драма, происходящая с главным героем на фоне прогрессирующей болезни и утраты, таким образом, смысла существования в профессии, в карьере, оборачивает деструктивным влиянием прочие сферы его жизни, которые, по традиционной логике, болезнь должна была бы укрепить и сплотить. Тяга к саморазрушению может принимать, безусловно, разные формы. Ну а аргументом «в жизни ещё и не такая Санта-Барбара бывает» можно покрыть любые призывы оставаться в границах жанра, стиля, меры.

В качестве ещё одной иллюстрации, вся главка про встречу Нового года в Питере – кусок из какого-то адова женского романа. Апартаменты, приобретенные исключительно для празднования и только потому, что расположены на месте университетского общежития. Гастрономический беспредел, стилизованный под голодные 90-е. Всё во имя любимой, одним словом.

Карнавально-криминальная история из киевских 90-ых о музыкальной группе на деньги овощного короля и вокального энтузиаста написана с эдакой эстрадно-сатирической интонацией. Не возьмусь классифицировать.

Да и вообще сдаюсь – не расшифровал, для чего все эти врезки весьма чужеродных жанров. Может разрозненные иллюстрации к дипломной работе по полифонии?

О достоверности.

Где-то на середине начинаешь уставать от непомерной известности главного героя. Пожалуй, соглашусь с тем, что это неправдоподобно и к тому же навязчиво.

Возникло запоздалое предложение – сделать Глеба Яновского не гитаристом-виртуозом, а рок или поп исполнителем (а то и группой) и подданным каких-нибудь США или, на худой конец, той же Германии, раз уж она всё равно заявлена. Хотя с подданством тут и так всё более-менее. Ну а происхождение (и детство, стало быть) у него могло бы остаться тем же – киевским. В этом случае никаких проблем с достоверностью ни один въедливый читатель не посмел бы отыскать. Но тогда другой вопрос: почему в рамках своей художественной правды писатель не имеет права сделать его всё-таки гитаристом и при этом, ах, боже мой, суперизвестным? Ну и что, что «не бывает»! Вот так впервые случилось в этом романе! Украинец по происхождению, считающий себя русским? – Да сплошь и рядом! А как же, а вдруг усмотрят боль за пошатнувшееся братство народов? – Пусть усматривают, надо усматривать! Братство было? – Было! – А боль? – Есть!

О сомнительных местах

Как-то неуклюже появляется в романе дед Мефодий. Он, словно по вызову (дедушка по вызову), является на выручку уже относительно взрослому внуку (15 лет), не объясняя, где пропадал до сих пор. Цель понятна – наставить на путь, воцерковить – с его помощью завершается «смертельная» инициация Глеба, после чего он возвращается в музыкальную школу. Но лично мне от этого понимания только хуже. Да, и про Гагарина многотиражная шутка, на мой взгляд, совсем зря. Ну и выглядит дед Мефодий искусственно внедренным – шпионом-нелегалом со слабой легендой.

Иногда встречаются неловкие фразы:

«Впрочем, наибольшим удивлением в этой квартире была для него другая птица – Катя.»

– Здесь вроде бы и логика есть – интерьер в квартире семьи орнитологов изобилует чучелами птиц и… И этой прямолинейной метафорой героиню накрывает как шрапнелью!

«Растворяясь в Глебе без остатка, она хотела видеть и встречное движение».

Не ради того, чтобы упрекнуть автора в банальности и, о ужас, в пошлости, просто выразить лёгкое разочарование от того, что подобные обороты вкупе с описанными эпизодами на мой взгляд неуклонно понижают уровень произведения в целом.

Вот ещё:

«Здесь речь пошла преимущественно о русско-немецких связях, которые пара укрепляла всеми доступными средствами». Тут даже комментировать не хочу, но на всякий случай: Фраза по форме слишком клиширована, по сути же содержит вдобавок весьма приземленный сальный намёк, что по совокупности отягчающих делает её едва ли уместной.

Ну и самое вопиющее:

«Катя и Глеб очень горевали и не могли представить Дуню мертвым».

Это уже за гранью! Ради какой великой цели был умерщвлён персонаж, пусть не главный, Красимир Дуйчев по прозвищу Дуня? Чтобы главный герой с возлюбленной в одном коротком предложении погоревали о его безвременной и ничем не обоснованной кончине? Если бы речь шла о начинающем авторе, можно было бы предположить, что фраза перекочевала из синопсиса, и автор просто забыл (или не захотел по какой-то причине) развернуть вместо нее яркое и исчерпывающее описание обстоятельств «горевания» (да и гибели вообще-то). Здесь же извинительных моментов не наблюдается, и по всему выходит, что Дуню автор убил цинично и небрежно, не удостоив даже минимальных погребальных почестей. О цинизме к тому же можно спорить, ведь Красимир, являя собой яркий боковой персонаж, никому, включая автора, не мешал. Так что запишем: даже цинизма не был удостоен! Обидно ещё, что сквозная тема смерти, о которой ниже, здесь тоже мимо. По меньшей мере, странно!

Замыкает перечень спорных моментов фамилия главного героя. Для чего это «созвучие» вкупе с дипломом филолога? Чтобы показать, что не из каждого Яновского получится Гоголь? Достоевский тоже, видимо, не получится, несмотря на тему дипломной работы. Но вот в данном случае получился гитарист-виртуоз. Следуя высказыванию в начале романа: «Там где кончается слово, начинается музыка…» Слово, видимо, кончилось на рубеже диплома, и полифония в терминах Бахтина уступила место иной, более привычной. Прошу прощения, если чего-то не догнал.

Вообще, возникло ощущение, что, перевалив через экватор, текст похужел и ослаб. Быть может, по мере погружения Глеба в экзистенциальный кризис и, видимо, следом в кризис идентичности. А может, я просто устал читать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«На Земле, безжалостно маленькой…» Роберт Рождественский 1969 г.