Ночные бдения

Мос проводил меня до выхода из переулка и, пожелав удачи, вернулся в дом.

Ветер перемен трепал мои волосы, которые теперь можно было не скрывать, горьковатым дымком расправы веяло от стен. Я заварил страшную кашу, как сказал Мос, и не имел понятия, как ее расхлебать. Тяжело вздохнув, я окликнул Ланета и Хорна, и мы пошли по засеянным смертью улицам к дворцу набожника.

Ночь наступала на Город, обещая жителям бессонное бодрствование взамен пышного празднества, им придется прятать деньги и добро от мародеров и воров, которых было немало в нашем бравом войске, но такова была цена войны, и с этим я ничего не мог поделать. Я очень надеялся, что Мос послушает моего совета и примет все возможные меры для укрепления дома, ведь теперь от его рассудка зависит жизнь одного маленького беспомощного существа, способного посеять в этой стране страшный хаос.

Дворец единственный был ярко освещен. Вокруг него стояла усиленная охрана, которая при виде меня подняла вверх мечи и огласила пустынную улицу приветственными и радостными криками.

– Да здравствует Андрэ, наш набожник!

Я протолкался сквозь толпу этих счастливых людей и спросил у одного – бородатого немолодого, судя по всему начальника караула:

– Где артак Нао, проводи меня к нему.

Мужик отсалютовал мне мечом и повел через полуразрушенный дворец. Я жадно всматривался в знакомые, но теперь донельзя изуродованные покои набожника, я кипел желанием видеть его. Мужик привел меня в ту самую гостиную, где Тобакку сделал мне предложение быть его хотером. Но не набожник сидел на диванчике: Нао, Ролес и еще несколько артаков восседали на нем.

– Слава богу! – вскочил Нао, и вслед за ним поднялись все. – Эти господа желают принести тебе присягу на верность.

– Оставим все это на завтра, – махнул я рукой, отпуская вельмож. – Нао, необходимо отправить патрули, сегодня ночью на улицах будет твориться черт знает что.

– Уже отправлены, – радостно сказал артак. – Где ты был? Где Император?

– Хорошо, – спокойно сказал я. – Где набожник?

Нао смятенно переглянулся с Ролесом, затем откашлялся и сказал:

– Видя, что мы собираемся захватить его в плен, он покончил с собой. Его тело лежит в соседней комнате. Кику мы не нашли, наверное, она бежала из дворца еще до начала штурма, и сейчас скрывается у какого-нибудь вельможи.

Я вошел в смежную комнату и увидел Тобакку, завернутого в белый ковер из покоев Кики. Шея его была разрезана.

Ничего не шевельнулось во мне, не всплыло воспоминание о пережитых бедах, ни жалости, ни ненависти не почувствовал я. Это был не Тобакку, это был просто мертвец.

Я истерично расхохотался и повернулся к смущенному моим смехом артаку.

– Что же, артак, мы попали в весьма неприятную ситуацию.

– Почему? – удивился Нао.

– Набожник мертв, Император мертв, город разрушен, в стране анархия, – вот почему, – спокойно и насмешливо сказал я.

– Император мертв?! – с ужасом спросил Нао. – Кто убил его? Ты?!

– Он умер три года назад, умер и был тайно похоронен набожником. Все это время народ не знал о его смерти, потому что если бы это стало известно, конец и Империи, и власти Тобакку.

Ошеломление Нао нельзя было даже сравнить с моим. Я видел, как мечта его рассыпается, и огромный груз ответственности за заваруху пригибает к земле его могучие плечи. Ролес же выглядел просто комично: он стоял с открытым ртом и разведя руки.

– Да, друзья мои,– я глупо хохотнул. – У этой страны теперь нет правителей. И я, честно говоря, не представляю, как сказать об этом народу. Кто там после Императора должен править по линии крови?

– Никто, – бескровными губами прошептал Нао. – У него не было детей, Императором мог бы стать отец Шанкор, но и он давно в могиле… и Шанкор, и Сахет…

Я ничего не сказал артаку о принцессе не столько ради самой принцессы, сколько ради страны. Эта наивная и не вполне адекватная набожница и императрица станет пешкой в руках подданных. Я сознательно шел на обман, отдавая себе отчет, что Эмли не способна не только править страной, но и управлять своими поступками. Так зачем было знать артаку о ее существовании?

Нао машинально взял со стола кувшин с вином и залпом наполовину опустошил его. Мы молчали.

– А они… они узнают? Что будет с ними? – охрипшим голосом спросил он, указывая в окно.

– Придется сказать, Нао. Скрывать это невозможно. Ты мог бы, конечно, вырядить какого-нибудь оборванца и выдать его за Императора, но это будет по вашим понятиям смертным грехом, и кто согласится на это, и к чему это приведет? Получится ведь снова вранье, а этой стране уже довольно вранья. Или ты сделаешь это? – спросил я, поворачиваясь к нему.

– Все будет, как скажешь ты, – усмехнулся артак. – Оказывается, что теперь ты самый главный человек в стране, предводитель мятежников, победитель! Я сделаю то, что ты скажешь.

Я вновь расхохотался: артак умен, он хочет сложить на меня всю ответственность за совершенное.

– Нет, Нао, – твердо сказал я. – Я выполнил свою часть обязательства, я выиграл эту войну, и не моя вина, что правителем Империи оказался истлевший труп. Я ухожу, теперь я могу уйти на Северный мыс в поисках Пике, никакая клятва не тяготит меня, ибо она выполнена.

– Но ты не можешь так поступить! – воскликнул Нао. – Это малодушие!

– Нет, это справедливость. Это та справедливость, за которую вы проливали кровь, за которую погибло столько людей. Неужели плоды победы вам не по вкусу? Что же ты молчишь, Ролес?! – вне себя закричал я. – Или ты тоже считаешь меня трусом?!

Ролес молчал, опустив глаза.

– Понятно, – как можно безразличнее сказал я, хотя внутри клокотал вулкан. – Это не мой мир, не моя страна, не моя жизнь, черт побери! И все, чего я хочу – вернуться обратно и стать собой. Шанкор вынудила меня дать клятву, которая не соответствовала ни моим помыслам, ни желаниям. Я исполнил клятву, чего еще, черт побери, вы от меня хотите?!

– Чтобы ты исполнил свое предназначение, и вернул своей стране мир, – спокойно ответил Нао.

– Это не мое предназначение, артак, – горько сказал я. – Это твое предназначение.

Я резко развернулся и вышел из комнаты. Уже на лестнице я услышал, как Нао сказал Ролесу:

– Он вернется.

«Черта с два», – подумал я и шагнул в ночь.

14.

Как пьяный, я всю ночь шатался по городу, да я и был пьян, за два часа я успел опустошить свою фляжку и пару кувшинов хлипсбе. Голова кружилась, я шел, не замечая ничего, что творилось вокруг, не слышал я победных песен, плача вдов и детей, стонов раненых и рева душ убитых. Жуткий стыд жег меня, пытаясь бороться с безразличием и хмелем. Что я натворил?! Что наделал?! Развязал войну. Ведь теперь, когда последний оплот власти мертв, и люди узнают об этом, начнется грызня, открытая вражда: хот пойдет на имперца, сосед на соседа, друг на друга. И вина за это падет на меня и мое малодушие, позволившее постыдно бежать от ответственности и искать забытья в вине. Но какое мне может быть дело до этого мира, какая мне разница хорош он или плох? Да пропади он пропадом, и то мне не будет его жаль! Я и так сделал для него много и, к сожалению, плохого. Неужели и это должен расхлебывать я? Почему я?! Кем возомнил я себя?!

Терзаясь этими ужасными мыслями, я шагал по ночному городу. И воспоминания нахлынули на меня, накрыли, закружили, увлекли…

Ночь… Лето… Озерки спят, звезды на небе. Я иду и рядом со мной девушка. Идеальная летняя ночь. Девушка улыбается мне, глаза ее огромны, они обещают любовь и счастье, обещают все на свете. Вот рука ее протягивается, и кончики пальцев ласково скользят по моему лицу, снимая следы усталости, тревоги, муки, морщины разглаживаются, и сладкое умиротворение охватывает меня.

– Любимая, любимая, любимая… – тихо шепчу я. Она рядом, я слышу ее легкое дыхание, ведь это так нужно мне: слышать, как она дышит.

– Красавчик, – ласково говорит она. – Ты помнишь? – ее губы щекочут мое ухо. – Человеку не дано знать, для чего он живет, это уравняло бы его с Богом, и… о! какое счастье, что я знаю, как тебя зовут, я видела твое лицо, я даже касалась тебя. Что может быть слаще для моего сердца?! Но ты должен, должен, – голос ее вдруг становится холодным и жестоким голосом Шанкор, – ты должен вернуть Империи мир, и не будет тебе покоя, пока ты не выполнишь этого.

Она легко отодвигается от меня, я приоткрываю глаза и вижу ее развевающийся плащ, лицо ее улыбается, зовущее, манящее.

– Торопись, – шепчет она, – торопись…

Я перевернулся и вперился взглядом в грязные сапоги, стоявшие возле моего лица, далее шли ноги, а еще выше туловище и меч, остальное я разглядеть не мог, так как лежал на тротуаре.

– Нет, вроде живой, – сказал кто-то.

– По цветам – наш, – проговорил другой, и я предположил, что их двое.

– Ты подними капюшон и посмотри, – предложил третий.

– Я тебе посмотрю, – пригрозил я, вставая на колени и пытаясь подняться совсем, но хмель еще бродил в голове: до самого заката я квасил с какими-то подозрительными типами какое-то подозрительное вино. – Я тебе так посмотрю!

– Да он в доску пьян! – расхохотался кто-то еще, или это у меня двоилось в глазах?

Я, наконец, поднялся и стоял на своих двоих.

– Какой сегодня день, ребята? – спросил я, поправляя меч, и как я его только не потерял?

– Десять минут назад настало четвертое, – съязвил шутник.

– Да-а? – удивился я. – Ну надо же. А вы чего здесь шляетесь?

– Он, небось, еще командир, – настороженно сказал кто-то.

– Мы в карауле, – сказала другой.

– Вот иди и карауль чего-нибудь, – буркнул я с идиотской улыбкой на лице.

Хохот, видимо, относился к ней.

– Может тебя отвести к нашим? – предложил кто-то участливый.

Почувствовав спазмы в животе, я только махнул рукой и, ринувшись в кусты, освободил желудок под соленые шуточки. Прочистившись, я ощутил, что муть в голове рассеивается, пелена в глазах спадает, а на место ей приходит жуткая головная боль. Я жалобно застонал и, вытерев рукавом рот, еще чуть пошатываясь, пошел по улице.

Ночь погрузила город во тьму, ни огонька; тихая улочка, на которой я оказался, спала, ни звука не нарушало ее покой. Я сел на маленькую лавочку и прислонился головой к стволу могучей сосны. Но не успел я даже собраться с мыслями, как дверь дома распахнулась, и оттуда вывалился мужик, который буквально волочил за волосы полуодетую женщину, за ними выскочили еще двое мужиков, нагруженные узлами с награбленным добром, из дома доносился испуганный плач ребенка.

«Грабители», – подумал я и, обнажив меч, кинулся на помощь отчаянно голосившей женщине.

– А ну стой! – крикнул я.

Мужики от удивления остановились, они явно не ожидали, что кто-то может им помешать.

– Да ты че, брат, мы же свои, – сказал один с добродушной улыбкой.

– Умоляю, господин, помогите! – хрипло взмолилась женщина.

– Молчи, сука! – прикрикнул мужик и не щадя пнул ее ногой.

Это окончательно взбесило меня. Через минуту все трое мужиков лежали в луже крови, павшие от меча демона.

Женщина, обхватив руками колени и пытаясь спрятать под рубашкой голые ноги, отчаянно рыдала.

– Пойдем, – коснулся я ее плеча. – Я отведу тебя домой.

Громко всхлипывая и опираясь на мою руку, женщина проковыляла к дому, внутри которого царил настоящий разгром: перевернутая сломанная мебель, на стуле сидел пожилой связанный и уже мертвый мужчина, в углу, сбившись в комочек, рыдала девочка лет четырех. Женщина кинулась к ней и крепко прижала к себе.

– Они его убили? – спросил я, указывая на деда.

– Нет, – женщина опустила глаза. – Он умер от горя, когда увидел, как они меня…

– Понятно, – прервал я ее. – Что происходит в городе, почему повстанцы грабят дома, ведь это не единственный случай, как я понимаю?

– В Городе повсюду грабежи, – всхлипывая, сказала она, – мародерство, убийства, повстанцы словно озверели, они ведут себя, как последние отщепенцы.

– А их командиры, как они позволяют такое? – строго спросил я.

– А это у вас надо спросить.

– Ну да, – смутился я. – Я говорю о главарях, о Нао, Андрэ.

– Вчера артак Нао казнил нескольких воров. А больше ничего не слышно. Наверное, они тоже грабят, – сказала женщина.

– А Император? – затаив дыхание, спросил я.

– Император молчит.

– И вы ничего не знаете о нем?

– Нет, говорят, что он не хочет выходить к своему народу.

Голова пошла кругом: значит, Нао ничего не сказал про смерть Императора, и Город живет сам по себе. Повстанцы явно выходят из-под контроля, еще немного и артак сам станет их жертвой, если не покажет им Императора или не скажет правду, боюсь, он выберет второе, идиот…

Я подошел к двери и сказал женщине:

– Закройте за мной дверь и не открывайте никому. Даю вам слово: скоро все прекратится. И если еще возможно что-то исправить, я исправлю.

Ночной свежий воздух охладил мою голову, я шел во дворец, ибо понял, что если ты взвалил на себя груз, то будь добр – донеси, и ничего не имеет значения, ни то, что ты устал, ни то, что ты болен, ни то, что ты просто ленив. И если бы все это понимали, насколько проще и добрее стала бы наша жизнь. Но коли ты все же решил переложить груз на чужие плечи, сделай это так, чтобы не было стыдно.

Я постучал: два коротки, один сильный. Немного погодя повторил.

– Кто там? – спросил Мос.

– Это я, Андрэ.

Мос нерешительно отворил и впустил меня в дом.

– Где Эмли?

– С ней все в порядке, – укоризненные глаза Моса спрашивали: что же ты натворил, друг? Как ты это допустил?

– Не вини меня, Мос. Если бы ты знал, что знаю я, то никогда бы не посмотрел на меня так. Я и без этого не нахожу себе места. Я малодушен и черств, я безжалостен, я корю себя последними словами, и если я до конца своих дней буду гореть в аду – и то будет мне недостаточным наказанием. Иди, разбуди ее, пусть она наденет мужскую одежду, дай ей плащ с самым большим капюшоном и обувь, – закончил я с улыбкой.

Мос почесал за ухом.

– Кто она, Андрэ?

– Она восстановит справедливость.

Леперен пожал плечами и пошел будить принцессу…

Попрощавшись с Мосом, я взял Эмли за руку, и мы пошли по темным улицам. Она доверчиво прижималась к моему плечу и нервно вздрагивала от малейшего шума.

– Чего ты боишься, Эмли? – спросил я, слегка приобняв девушку.

– Я никогда раньше не выходила в Город, – сказала она. – А тут война, мертвые люди.

– Но ты же собираешься стать императрицей! – усмехнулся я. – Тогда ты должна быть сильной.

– Я сильная, ты не представляешь, какая я сильная! – пылко воскликнула она. – И ведь ты всегда будешь рядом, чтобы защищать меня!

– Ах, милая девочка, – с болью прошептал я. – Если бы все было так просто! Нет, я не всегда буду рядом, но клянусь, если кто-то посмеет тебя обидеть, ему не поздоровится!

– Я знаю, – прошептала она.

– Главное в жизни, Эмли, – слушать голос сердца, я всегда буду в твоем сердце и обязательно подскажу правильный ответ. Ведь я дух, я не могу долго быть в телесной оболочке, скоро я исчезну, возможно, даже очень скоро.

– И это я знаю.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул я.

Мы свернули в темный переулок, но и не успел я сделать и двух шагов, как в спину мне уткнулось что-то острое и железное, – меч. Я оттолкнул Эмли к стене в тень раскидистого дерева, я не имел права рисковать ни ее, ни своей жизнью. Как я корил себя за то, что не взял охрану, хотя бы пару слуг Леперена.

– Деньги, оружие, ценности, – из тени переулка выбежал еще один человек и встал предо мною. Услышав его сильный звонкий голос, я почувствовал, что кровавая пелена затмевает мой разум, я не мог ошибиться, я узнал говорящего!

– Я всегда знал, что ты подлец, но для меня новость, что ты еще и грабитель, Маклака!

Сдавленное ругательство было мне ответом. Не дав ему времени опомниться, я быстро отскочил в сторону, еле-еле избегнув удара мечом его сообщника. Выхватив свой, я приготовился защищаться и мстить.

Маклака и его товарищ стояли в полосе лунного света, и я прекрасно видел его ненавистное лицо, на котором не отражалось и тени чувств.

– Я так давно мечтал убить тебя, что не хочу затягивать ожидание. Если ты еще мужчина, Маклака, в чем я сомневаюсь, то дерись со мной один на один, – прорычал я. – Защищайся!

– Я хоть и мужчина, но не дурак, чтобы сражаться один на один с демоном! Я видел, как ты управляешься с мечом, – сказал Маклака. – Ну-ка дружок, обходи его сбоку. Сейчас мы изловим этого урода. Видит бог, я уже давно должен был сделать это.

Маклака поднял меч и кинулся на меня, поняв, что единственный шанс для него спастись – прикончить меня. Свирепая это была битва, ни в силе, ни в ловкости, ни в умении не уступали мы друг другу, но я устал, я был морально измучен, а на его губах играла дьявольская улыбка. Его товарищ по оружию хоть и действовал неумело, но отрывал мои силы и отвлекал внимание. Я наклонился, выхватил из-за голенища сапога хозяина зверя и метнул его, удачно попав в шею неумелого воина, он застонал и рухнул на землю, поливая ее своей несчастной кровью. Но ничего еще не было кончено, Маклака теснил меня, и я с ужасом подумал, что будет с Эмли, если я сейчас погибну! Эта мысль была роковой для меня, отступая, я запнулся за руку какого-то мертвеца и упал на землю, сильно ударившись головой о сверкающий холофоль, глаза мои застала тьма, и я подумал, что сейчас Маклака всадит в меня меч.

Но не случилось и этого: меч Маклаки упал рядом со мной, а на него сверху пал Маклака, пронзенный кинжалом в спину.

Когда тьма перед глазами рассеялась, я увидел свое отражение и закрыл глаза, потом вновь открыл их и убедился, что не грежу.

– Вставай, Андрэ. Негоже столь важному человеку валяться на земле, – сказал мой двойник.

– Откуда ты здесь? – спросил я хотера, приподнимаясь на локте.

– Прячусь от повстанцев и слежу за тобой по поручению одного человека, хм, знавшего тебя когда-то довольно близко, и как видишь, не зря. Сейчас я вместе с тобой чуть не лишился жизни, хотя тогда, в Замке Роз вполне был готов умереть.

Я поднялся с земли и презрительно пнул недвижимого Маклаку.

– Я сам хотел убить его, – с досадой сказал я. – Я только ради этого и продал душу Шанкор.

– А я слышал другое, – ухмыльнулся Деклес.

– Другое тоже ничего, – рассмеялся я. – Эта сволочь даже не стал драться со мной, как мужчина, прикрылся каким-то щенком, – я развернул убитого мною бандита и с сожалением посмотрел на почти мальчишеское лицо.

– Что происходит в этой стране? – спросил хотер, отвлекая меня от созерцания убитого мальчишки. – Почему вы ничего не предпринимаете? Где Император?

– А тот, кто послал тебя присматривать за мной, разве ничего не рассказывал? – усмехнулся я, но тут же задумался. – Готов ли ты занять свое место? – спросил я, пытливо вглядываясь в его лицо, ибо в голове у меня созрел отличный план.

– А ты можешь его освободить? – серьезно спросил он.

– Я могу и хочу подвинуться. Эмли! – крикнул я, не дав хотеру опомниться.

Дрожащая набожница вышла из тени и кинулась мне на шею.

– Эмли, – сказал я, разворачивая ее лицом к Деклесу. – Посмотри на этого человека, посмотри и не пугайся.

Девушка смело глянула на хотера и замерла.

– Это я, Эмли. Разве ты боишься меня? – спросил я.

– Нет, – прошептала она.

– Это я, и такой я всегда буду с тобой. Поняла?

– Я поняла.

– Идемте, скоро рассвет, а ничего еще не сделано.

– Куда мы идем? – спросил хотер, натягивая на лицо маску.

– В замок набожника, идем и сделаем все, как надо.

Быстрыми шагами я вошел в гостиную. Нао уже доложили обо мне, и его бессонное лицо выражало облегчение.

– Я верил, что ты вернешься, но о тебе никогда нельзя ничего точно сказать. Я боялся, что ты не придешь, поэтому на рассвете велел собрать все население Города и повстанцев на Большой площади и объявить им, что Император мертв, набожник мертв, а ты бежал. Кто это? – артак кивнул на мрачные фигуры хотера и Эмли, вошедшие за мной следом.

– Это наше спасение, а объяснение подождет. Позови Ролеса, Нао, подними его с постели, из ада, добудь его мне.

Нао удивленно посмотрел на меня, но безропотно пошел исполнять мое приказание.

– То, что я услышал, – правда? – тихо спросил хотер.

– Истинная, но в твоих силах сделать ее ложью.

– Как это? – удивился он.

– Сейчас поймешь.

Нао вернулся, ведя за собой совершенно сонного Ролеса, который при виде меня безумно обрадовался.

– Достаточно ли ты в ясном уме, Тэннел, чтобы выполнять мои поручения? – грозно спросил я, впервые за эти годы назвав его настоящим именем.

– Да, мой господин, – удивился он.

– Хорошо, теперь слушайте все, что я скажу. Сними маску, – велел я хотеру.

Деклес снял маску, и в комнате воцарилась такая тишина, что даже огонь в очаге перестал трещать.

– Нет, это не обман зрения, – сказал я, – это не колдовство, и он не брат мне. Это человек, место которого я занял, придя в ваш мир, он родился и вырос в Империи, и как две капли воды похож на меня. Нет, Нао, не смотри на меня, как на сумасшедшего, я говорю чистую правду. Пришло время объясниться. Я родился в другом Мире, в другом времени, я пять лет назад был заброшен сюда меткой рукой судьбы, и с тех пор наши с ним дороги пересекаются, я занял его место и превратил его жизнь в кошмар. Я хочу исправить ошибку. С этого момента он – Андрэ, мятежник, предводитель повстанцев, генерал, а я возьму на себя роль более могущественную, и что самое главное, займу место человека уже освободившегося от земных цепей. Меня не покарает небо, я не боюсь вашего Светлоокого, я не отсюда, я не присягал Империи… Сегодня на площади я сыграю роль Императора.

Все присутствующие ахнули от удивления.

– В этот день я стану повелителем страны. Один день величия. Заманчиво! Завтра я выступлю перед своим народом и публично отрекусь от власти, скажу, что ухожу к создателю на небо, и оттуда буду вершить справедливость. Это соответствует правде, ведь так? Я назову приемника, им будешь ты, артак. Ты единственный человек, достаточно патриот, в меру умен и силен, ты будешь справедливо править этой страной.

– Нет! – воскликнул Нао.

– Да, черт побери! И не смей отказываться, если не хочешь, чтобы страна захлебнулась в крови, а именно это и случится, если приемник не будет назван единственным авторитетом для этих людей – Императором. Тогда каждый захочет править, и начнется война еще более ужасная, чем сейчас. И наша обязанность, твоя и моя, предотвратить ее. Если ты сейчас откажешься, откажусь и я.

Лицо артака стало мрачнее тучи, он прекрасно понял меня и проникся всей полнотой и тяжестью груза, что я взвалил на него.

– Я согласен!

– Дальше. Эмли! – девушка подошла ко мне, вся дрожа от страха и возбуждения.– Эта девушка – дочь Тобакку.

– Что?! – воскликнули все враз.

– Да, я нашел ее во дворце Императора, но ничего не сказал лишь ради ее блага. Ты возьмешь ее в жены, Нао, это укрепит твою власть так, как не укрепит мое слово. Скажи, что ты согласен.

– Я согласен! – без колебаний ответил артак.

– Хорошо, – со смущенной улыбкой сказал я. – Вот теперь все стало на свои места.

– А я? – раздался сдавленный голос Ролеса.

– А ты, Ролес, – усмехнулся я, с трепетом надеясь, что его преданность ко мне сильнее предрассудков. – А ты пойдешь во дворец Императора и достанешь мне его шмотки и корону.

Ночь, как коротка ты, вот уже несколько минут, и солнце будет заливать мир добрым светом, но где встречу я его? Что ждет меня с первыми твоими лучами, несешь ли ты мне смерть или возрождение? Но нет страха в моем сердце, я потерял его тогда, ярким теплым утром пятого числа первого месяца весны, когда перестал существовать в качестве Андрэ, когда, вообще, перестал существовать. Я забрался на такую вершину, с которой открывается многое, я понял, что ползти выше уже некуда. Тем теплым утром я снял с себя груз, который когда-то повесила на меня неугомонная Шанкор, прекрасная Шанкор, я стал свободен.

Ночь, как коротка ты. Последние слова осталось написать мне, но это – главные слова.

Море людей шумело и бурлило у большого каменного помоста. Пестрая толпа жителей города и повстанцев колыхалась на площади перед дворцом набожника.

Я с тоской смотрел на макушки древних сосен, крыши храмов, руины домов… Ролес последними штрихами украшал мой царственный наряд. Я чувствовал себя вороной в павлиньих перьях. Длинный, золотом тканый наряд пригибал даже меня, сильного мужчину к земле. С неподражаемым благолепием Ролес нарядил меня в одежду Императора. Золотой плащ весь был разукрашен рисунками и тайными письменами, грозившими ужасной карой любому, кто прикоснется к одеянию Императора без его позволения. Но я позволил Ролесу прикасаться ко мне столько, сколько он пожелает. Моя левая рука была полностью оголена, и на ней красовалась императорская татуировка, сделанная мне ночью Эмли, которая видела ее у моего предшественника и утверждала, что без нее я не буду настоящим Императором. На голове я с трудом удерживал сверкающую самоцветами корону, лицо маскировали приклеенные седые усы и борода, делавшие меня неузнаваемым.