Домашний рай
Полная версия
Домашний рай
текст
Оценить:
0
Читать онлайн
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Ем, да, в супе, в жарком, бефстрогановы разные.
– А я не ем…
Синицын опять надолго замолчал, закрыв глаза, словно войдя в глубокий транс.
Александр никак не мог понять, что все это значит, причем тут мясо.
– Я просто знаю, Саша, – прозвучало с кровати, причем говорящий по-прежнему держал глаза закрытыми, – то, что я сейчас скажу, для тебя покажется глупым, сумасбродным, а обо мне ты будешь думать как о потенциальном клиенте «двадцатки».
– Нет, нет, Андрей, – поспешил заверить его Нахимов, – ты же знаешь, как глубоко я тебя уважаю…
Экстрасенс поморщился.
– Только не надо этих штучек, я-то прекрасно знаю, как ко мне народ относится. Как к чокнутому. Да, я точно не такой, как все, ну и ладно. К делу давай.
Синицын еще промямлил что-то, кидая невразумительные фразы, из которых ничего невозможно было понять, затем сказал:
– Ты присядь, Саша, в ногах правды нет.
Нахимов осторожно прошел через всю комнату, ухватил за спинку стул, выдвинул его в центр и сел, неотрывно глядя на собеседника. Тот, в свою очередь, сел на кровать, вложил ноги в уютные мягкие тапочки, приглушил БГ, просящего положить его в воду, и начал:
– Мы все знаем прекрасно, чем занимался Весник. Его интеллект и мощь мысли поразительны. Думаю, такой человеческий экземпляр встречается крайне редко. Что мне тебе рассказывать, ты лучше меня знаешь.
Нахимову показалось странным, что Синицын уступил ему пальму первенства хотя бы в этом, но промолчал. Не понимал еще, к чему клонит безумный третьекур.
Тот словно читал у Александра в голове, поскольку опять презрительно усмехнулся.
– Мне по фигу, что обо мне думает масса. Но предвижу у тебя большие неприятности, поэтому и предупредить хочу. Думаешь, это ты сам ко мне пришел?
– Нет, – честно сознался Нахимов, – Замазкин посоветовал.
– Этот таракан? Что он может посоветовать? Я тебя через него усилием воли к себе пригласил.
«Странно, – промелькнуло в голове Александра, – сам пригласил, а когда я стучался, даже не услышал, пока я ему в ушах дыру не пробил».
– Ну хорошо, – решил не противоречить всемогущему всезнайке Нахимов, – не будем тянуть кота за яйца.
– Не будем, – согласился экстрасенс, – даже с котом Шредингера этот номер не проходит.
Он опять замолчал, видимо, чувствовал, что его слова упадут в сухую неподготовленную почву дилетанта и невежи, однако решил начать.
– Так вот, Александр, я повторюсь, ум Весника проделал такую эволюцию, что стал проникать в вещи, которые простым смертным узнавать рано. Все слышали, что в последнее время он занимался и черными дырами, и квантовыми ЭВМ. А ведь он и математик блестящий, и физик отличный. Знание двух этих наук, помноженное на врожденную или приобретенную гениальность, дало такой мощный синергетический эффект, что он просто не мог не подойти к открытиям вселенского масштаба. Улавливаешь, к чему я клоню, Саша?
– Нет, —признался тот, следя за ходом мыслей экстрасенса.
– Тогда слушай дальше. Возьмем Эвариста Галуа, физтехи прекрасно знают, кто он такой, о группах Галуа все наслышаны. Гений из гениев, такие открытия совершил, даже идею римановой поверхности открыл. А умер всего в двадцать лет.
– Так он вроде на дуэли как погиб? – припомнил Нахимов.
– То есть случайно, хочешь сказать? – прищурился Синицын. – Нет, милый мой, на таких великих людей случайности не распространяются. Если бы его хотели сохранить, то или от дуэли уберегли, или жребий так выпал, что Галуа стрелял бы первым. Вариантов множество! А теперь возьми Абеля. Умер, как Лермонтов, в двадцать шесть. Поэтов я сейчас не трогаю, хотя и с ними в принципе тот же расклад. Об Абеле Шарль Эрмит сказал: «Нильс Абель оставил математикам столь богатое наследие, что им будет чем заниматься в ближайшие сто пятьдесят лет». Умер Абель в 1829 году, прибавь 150. Сколько получится? 1979. То-то и оно. Видишь, на сколько лет опередил свою эпоху. А возьми Матвея Бронштейна. Работы в области релятивисткой квантовой теории, астрофизики, космологии и гравитации.
Голос Синицына приобрел лекторские интонации. Он словно стоял перед гигантской аудиторией, выдавая на-гора спорные тезисы, но Нахимов никак не мог понять, к чему тот клонит.
– К чему я клоню? – спросил Андрей, в который раз прочитав мысли собеседника. – Я мог бы назвать тебе еще с десяток имен молодых гениев, погибших загадочной, а зачастую излишне даже правдоподобной смертью. Самолет тридцатитрехлетнего Виллема Якоба ван Стокума сбивает зенитка, двадцатитрехлетний Илья Усыскин погибает на стратостате, в тридцать один год величайший математик Ютака Танияма кончает жизнь самоубийством, двадцатишестилетний Павел Урысон, разрабатывавший теории дифференциальных уравнений в бесконечномерном пространстве, тонет во время купания. Если ты мне сейчас скажешь, что все эти и другие случаи преждевременной смерти случайны, то упадешь в моих глазах, Нахимов. Через несколько лет все будут говорить, что двадцатидвухлетний Семен Весник, подававший большие надежды, мог столько совершить, но погиб от сердечной недостаточности. А, может, его труды присвоят другие люди и выдадут за свои. Сколько таких случаев было в научном мире!
Синицын замолчал.
– Ты обратил внимание, что все эти смерти по-своему оригинальны, как будто тот, кто за ними стоит, тщательно избегает тавтологии, боясь обвинений в повторе?
– Так кто же это, по-твоему? – не выдержал Нахимов. – Можешь сказать без выкрутасов, конкретно?
Синицын выждал мхатовскую паузу и тихо произнес:
– Серые.
– Какие еще серые? – удивился Александр, сбитый с толку.
Экстрасенс вперил темно-синие глаза в пространство, глядя сквозь собеседника, словно бы что-то видя где-то в других измерениях, впал в транс и начал описывать:
– Существует бесконечное количество вселенных, но именно Серые, они с Квинтонии, на расстоянии шестидесяти восьми световых лет от Земли. Маленькие, рост около полутора метров, живут по два с половиной земного века. У них большие головы, тонкие, хлипкие тела, высокий лоб, черные глаза без зрачков, носа и ушей практически не видно, но пальцев на руках и ногах по пять, вселенная-то едина, числа Фибоначчи везде…Позвонков три, волос на коже нет нигде, а кожа зеленовато-серая. Оттого и Серые. Нам кажутся уродливыми из-за того, что смещены привычные пропорции, об этом хорошо знают художники. Например, если опустить перпендикуляр со зрачка, он должен упасть на краешек губ, тогда будет человеческая гармония и симметрия. У этих своя гармония и совершенство. Вероятно, что скорее всего, и мы для них выглядим неразвитыми уродцами. Жизнь для них понятие случайное, мораль другая, принципы жизни абсолютно отличаются от земных. Они считают, что мы не видим и не способны увидеть истину. Мы придумали свой мир, который абсолютно, с их точки зрения, иррационален. Перемещаются с помощью антигравитации, взлет кораблей практически вертикальный, бесшумный, к нам добираются за время одного школьного урока, минут за сорок пять. Корабли тоже частые визитеры Земли, могут запросто вторгаться в нашу жизнь и осуществлять коррекцию. Есть «хорошие» греи, а есть и «плохие». Я с этим еще не до конца разобрался. У них счет совсем другой, Саша. Например, какое-то открытие год назад сделать позволить рано, а уже через пару лет, например, – можно. Логику Серых мы никогда не поймем, потому что они – высшая раса. Некоторых забирают с собой, некоторых ликвидируют, между тем делятся с людьми той информацией, которую считает необходимой. Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация. Мы для них, как рыбки в аквариуме, не более того. Когда какая-то рыбка, даже золотая, пропадает, рыбки лишь строят гипотезы, от чего этого произошло, но сути не видят.
– Ты это всерьез сейчас, Андрей? Или разыгрываешь? Скажи, что шутишь, – не выдержал Нахимов.
Но Синицын не ответил на вопрос, а лишь продолжил:
– Поэтому надо осторожней, Саша, не высовываться, тише травы, ниже травы. Залезешь на минное поле, и ищи-свищи потом тебя.
Нахимов ни секунды не верил в то, что мелет Синицын, но на всякий случай спросил:
– Ты их видел, Андрей?
Тот промолчал, не желая отвечать на вопрос, и сделал неопределенное движение рукой, как бы давая понять, что есть секреты.
Нахимов выждал, не скажет ли еще что неуемный экстрасенс. Затем спросил:
– Ты говорил, что еще две версии есть? Какие?
– Нет, Сашка, про них ничего не скажу, они мирские, и корни-то не в миру, а у Серых. А тебе советую забыть про все это и не рыть. Ты ничего не изменишь, а Серым можешь не угодить. Такой мой совет как старшего.
Синицын снова лег на кровать, словно выданный им монолог отнял у него много сил и закрыл глаза, показывая этим, что аудиенция закончена.
По неведомому, но точно существующему закону совпадения смыслов Вселенной БГ именно в этот момент начал петь «Видел ли ты летающую тарелку над домом своим, над крышей своей? Тарелка приносит в наш быт забвенье душевных обид, и темой для светских бесед мы обязаны ей…»
Нахимов, ошарашенный, покинул комнату экстрасенса. Он ожидал услышать от него все, что угодно, только не россказни про неких серых правителей мира, то ли прибывших с других планет, то ли все это время проживающих рядом с нами. Единственное, с чем согласился Нахимов, так это с тем, что мистический элемент в смерти Весника, несомненно, присутствовал.
Он вернулся в комнату, как будто чувствуя на спине чей-то взгляд. Нечто невидимое давило на него. Это Синицын своими флюидами действует, усмехнулся он. Умеет мозги запудрить, не зря Славик без ума от него.
На всякий случай глянул по сторонам, затем отпер дверь и вошел в комнату. Ключ не поможет, думал он. Дверь была заперта, между тем некто невидимый и ловкий проник в комнату и рылся в его вещах…