Сто причин сойти с ума

…здесь, в добровольной изоляции, не видя ни красоты, ни уродства, я вынужден выходить на прогулку, чтобы не вызывать недовольство доктора, искренне беспокоящегося о моём здоровье. И тогда мне приходится контактировать с остальными пациентами. Например, с прокурором. Странно, что он и в самом деле был прокурором. Ему-то не нужно примерять на себя чужую личину. Почему-то этот некогда солидный, а ныне осунувшийся, лысеющий человек испытывает ко мне неподдельный интерес, будто бы я замышляю какое-то преступление.

В первое утро он подошёл ко мне с шахматной доской. Не терпящим возражений тоном большого начальника он осведомился без всякой вопросительной интонации:

– Сыграем?

– Я играю не очень хорошо, – как мог вежливо ответил я. Мне хотелось побыстрее от него отделаться, но это оказалось не так просто.

– Бросьте, молодой человек. Это не отговорка. Главное, знаете правила.

– Но мне не нравится шахматы.

Он сделал вид, что удивился.

– Зря. Вы, я вижу, человек честный. А честные люди любят играть по правилам. В шахматах, видите ли, нельзя преступить закон. Даже самую малость.

И мне пришлось играть с ним. Вдобавок, он учинил мне настоящий допрос.

– Я вижу, вы совершенно не интересуетесь тем, что происходит за стенами нашего уютного заведения.

– В самом деле.

– Если хотите, я оставлю вам мои газеты. Доктор великодушно снабжает меня ими каждое утро.

– Неужели в них есть хоть капля правды?

– Правда? Да её-то я в них и не ищу. Мне всё известно и так. Через мои руки прошло столько свидетельских показаний, что я знаю обо всех нынешних героях больше их самих.

– Зачем же тогда читаете?

– А затем и читаю, что «развесистая клюква» – это то, что мне как раз надо. Человек нуждается не в правде, а в сказках. Ран они не лечат, но обезболивание непременно дают.

– Странно слышать это от вас.

– Что же странного? А ведь вы тоже считаете, что я совершенно здоров.

Я сделал вид, что меня задели его подозрения.

– Мне-то какое до этого дело? Я не сую нос в чужие дела.

– Да бросьте. Жажда справедливости – двигатель любого человека. А я, по-вашему, нахожусь здесь совершенно не справедливо. В лечебнице должны быть только страждущие душевной помощи, а не отставные чиновники, прячущиеся от всего света.

– И ничего такого я и не думал.

– Конечно. Вы думаете по-другому, потому что не знаете всей картины. Это, знаете ли, у нас всеобщее бедствие – видим, как извивается что-то длинное и толстое, и думаем, что это змея. А на деле это слон, чей хобот торчит из-за угла. Так и в моём случае. Вот знайте: ни одной копейки казённых денег на моё «лечение» не потрачено. Я человек не бедный, и потому самолично оплатил своё здесь пребывание. А заодно пожертвовал крупную сумму на медикаменты настоящим пациентам. Справедливо это, по-вашему?

– Нет.

Он действительно удивился.

– Это ещё почему?

– Это несправедливо по отношению к вам.

Прокурор горько усмехнулся.

– Вы прямо как доктор. Я уже устал с ним спорить. После всего, что я сделал, я по-человечески просил его: «Ну придумайте же мне какой-нибудь диагноз – только и всего! У вас же их чёртова уйма, тысячи страниц в этих ваших справочниках. Неужели ни один не подойдёт?» А он заладил: «Ваше место не здесь, а там! Вспомните, кем вы были. Вы всегда говорили только правду, делали то, что считали полезным обществу. Таких как вы – считанные единицы! И только потому, что вы пошли на принцип и стали жертвой провокации, вы сдались. А ведь вы здоровее любого из них! Это несправедливо по отношению к вам, и я хочу сделать всё, чтобы снять с вас ярмо и вернуть в строй».

– Так может, он прав?

– Нет, юноша. Он не прав. То есть, в общих чертах, это, разумеется, похоже на правду. Но не в сути проблемы. Я действительно был неподкупен. Все взяточники и казнокрады города боялись меня, как огня. Я знал о них всё: кто, когда, с кем и сколько. И я не остановлюсь не перед чем, чтобы отправить их всех за решётку. Я не просто боролся с коррупцией. Я хотел искоренить её. И плевал я на доводы, что это извечная наша русская беда – так говорят только бездельники, которые хотят не решать проблему, а кормиться за счёт простых граждан. Я знал, что плюю против ветра, и никогда не боялся нажить себе влиятельных врагов. А их-то у меня было как раз предостаточно! Сколько раз они пытались свалить меня с должности! Строчили доносы, подбрасывали улики, чернили в продажных газетёнках. Ничего не выходило. Весь город знал, что я чист. И знаете, я стал эдаким живым символом Честности. Можно, наверно, делать правое дело тихо и незаметно, вот только лично я не знаю как. А я должен был говорить, обличать, срывать маски. Повторю, я ничего не боялся. Нет, я конечно, не камикадзе, и мне знакомо это чувство, иначе я действительно был бы почти сумасшедшим. Но по-другому я не мог: если тобой движет идея, она сильней инстинкта самосохранения. Я чувствовал невероятную силу, ведь я был не один – со мной все лучшие люди города. Я не мог дать слабину! Но они дождались своего часа. И какого! Когда все главные хищники затаились, на взятке попался один мелкий чиновник. И взял-то он совсем ничего – по нынешним меркам копейки. Но я набросился на него со всей яростью, вцепился в горло. «Как посмел ты нарушить клятву и обмануть доверие народа? Ответишь по полной, чтоб другим неповадно было!» И он ответил. В суде я запросил ему максимальный срок, и его посадили – такой я был тогда авторитет, что никто не сомневался в моей справедливости. А потом выяснилось, что взял он не ради своей корысти, не ради обогащения. А ради маленькой девочки, его племянницы, которой требовались деньги на лечение за границей. Так бывает, что бюджет на нашу медицину разворуют, вот и приходится лететь в иностранные больницы, где оборудование лучше. Так что вы думаете: я был слишком строг к этому чинуше? Надо было во всём разобраться и принять смягчающие обстоятельства? Он ведь единожды оступившийся, может, простить его? Да ничего подобного! Я прав и нисколько в этом не сомневаюсь!

Я хотел было перебить его и заметить, что прокурор скорее пытается убедить себя в этом, но решил промолчать.

– Ничто не оправдывает преступления! Никакие благие намерения или ложь во спасение. Стоит один раз нарушить закон, как цепочка потянет к большим и большим злодеяниям. И её уже не разорвать, уж поверьте мне! А что до его беды – так можно решить её в рамках закона. Можно и попросить в конце концов. Всем миром и помогли бы, наш народ сердобольный и копейку последнюю отдаст, главное, чтобы честно. Но нет – надо обязательно злоупотреблять служебным положением. Так что я нисколько не пожалел о своём решении. А мыслишка всё-таки закралась. Капля воды и камень точит. Не сразу, конечно, а постепенно – кап, кап, глядишь, скала и обрушилась. Вот и я проснусь иногда и думаю: что если ты, Нестор Нилович, пережиток прошлого? Так сказать, динозавр в мундире? Потому-то человека ты не понимаешь. Для человека, наверно, естественно где-нибудь схитрить ради своей пользы и пользы своей семьи. «Хочешь жить – умей вертеться», так, кажется, говорят народные мудрецы. Да и времена сейчас тяжёлые, каждый выживает, как может. А законы, на которые ты молишься, они для того только, чтобы толковые люди с умом их нарушали. Законами одними сыт не будешь, в честь да репутацию детишек не оденешь. Хочешь для них добра – смотри на всё это сквозь пальцы и с принципами своими не приставай. К тому же ты сам хорош – на этих людей тебе наплевать, а горностая из себя строишь из одной гордыни. У одних «мерседесы» без единой пылинки, а у тебя – репутация без малейшего пятнышка. И бережёшь ты её пуще зеницы ока ради своего только удовлетворения. Вот только сохранил я эту свою репутацию? Да чёрта с два! Сами знаете, сколько у нас в народе всезнаек, любителей «резать правду-матку». Вот эти светлые головы и подумали: раз я с таким остервенением набрасываюсь на жалкого, безобидного клерка, ухватившего-таки копеечку, то сколько же должен брать я сам! И им поверили. Поверили не мне с моей кристальной репутацией, а газетным пустобрёхам и мудрецам со скамеек! Не мне, с моей Правдой, а им с их «мы то уж знаем!» И вот тогда я был выбит из седла. Я ослаб. Кто теперь верит в мою честность, в мою бдительность, в мою непримиримость к подлости, лжи и стяжательству? Да никто, кроме меня самого! Как вы догадываетесь, мои враги, которых у меня по известным причинам больше, чем на сучке блох, не замедлили этим воспользоваться, и стали в наглую меня травить. А дальше было то, что вам хорошо известно. Пресс-конференция, ехидно ухмыляющийся журналюга, буравящий меня своими свиными глазками, будто бы видит меня насквозь. А что он видит? Только то, что хочет видеть его купленная-перекупленная душонка, и то, что ему заказали хозяева-толстосумы. Вот я и швырнул в него микрофоном. С каким смаком он впечатался в его ошалевшую от неожиданности физиономию! Всю жизнь буду гордиться своей меткостью. Теперь вы продолжаете считать, что общество так уж во мне нуждается?

Я не знал, что ему ответить. За игрой я давно уже не следил, да и прокурор до сих пор не поставил мне мат лишь для того, чтобы я не мог от него улизнуть.

– Понятия не имею, Нестор Нилович. Но, наверно, всё-таки да.

– Вот и доктор всё пытается меня реабилитировать. Только зачем? Вдруг тот, кого назначили вместо меня, окажется ещё лучше? Вряд ли, конечно. Но вероятность есть.

– Может быть, вы вернётесь. Пусть не на прежнюю должность, но есть же другие места. Ведь люди-то вас всё-таки ждут.

– Нет. Я уже не прокурор. Я не боец. К тому же, я в этом абсолютно не уверен. Всё, чего от меня ждали, я уже выполнил. Посадил энное количество коррупционеров, заставил уважать закон, дал в морду журналисту и сошёл с ума. И, находясь здесь, я продолжаю всех удовлетворять.

– А если кто-то ждал от вас не этого? Если кто-то мечтает о той справедливости, которая очистит мир от обмана, грязи и лжи? Мечтает о луче света, который пробьётся сквозь тучи?

– То есть вас? – Он хитро прищурился. – Нет. В этом я тоже сомневаюсь. Вы уверенны в том, что каждый человек хочет этого света? Вы уверенны в том, что большинству так уж не нравятся тучи, затянувшие небо? С одной стороны, конечно же не нравятся. А с другой, для того чтобы луч света пробился к земле, тучи нужно раздвинуть руками. А для этого нужно пытаться дотянуться до неба. Небо высоко. С него больно падать. Так не спокойнее было бы смириться как и с тучами, так и с отсутствием света?

Тут он заметил, что я сам ставлю свои фигуры под удар, и сухо рассмеялся:

– Ладно, не стану вас больше пытать. Хватит. На сегодня.

И он понуро поплёлся в свою палату, зажав доску под мышкой.

Зачем же я спорил с ним, когда и сам мучаюсь этими вопросами? Как и многие старики, он пытается вдохнуть в молодёжь надежду. Но разве их печальный опыт не доказывает, что её нет?

Не лучше и в самом деле смириться? Но не так просто смириться с тем, что смирился весь мир. Их вполне устраивает небо, затянутое тучами. А всё потому, что свет не может светить только для одного человека, в то время как тьма может быть у каждого своя. Все мы так не любим чем-то делиться…

– О, шесть часов. Пора бы и на обход, – произнёс мой наставник, отставив опустевшую бутылку в сторону. – Перейдём от приятного к интересному.

За эти несколько часов мы уже успели с ним почти сродниться. Хоть душа доктора Антипенко была и грубовата, но в ней определённо чувствовалось что-то родственное моей. Мне нравился его взгляд на мир – он явно относился к жизни со вкусом и умел извлекать из неё простые удовольствия. Потому-то ему не грозило когда-нибудь занять место в палате нашей лечебницы. Он не жаждал нахватать с неба звёзд или переделать мир, что обеспечивало ему хладнокровное спокойствие, которого так недоставало главврачу Дроздову. Конечно, он был вполне заурядным лентяем, но такие лентяи вызывают уважение и зависть, ведь удобно устроиться без лишних энергозатрат тоже своего рода искусство. Да и заурядность их вполне импонирует тем, что на их фоне не чувствуешь себя круглым дураком.

Чтобы удовлетворить моё истомившееся любопытство, Антипенко сразу же повёл меня к Нерону. У приоткрытой двери в его палату он остановился, глянул в щель и прошептал:

– Вот-с, полюбуйтесь-ка. Но лучше издалека. Понаблюдаем его, так сказать, в естественных условиях.

Я заглянул в палату и увидел плотного мужчину средних лет, похожего на большого капризного ребёнка. Он сидел на табуретке, обёрнутый в простыню на манер тоги, высоко подняв круглый подбородок, скрестив пухлые руки на груди и демонстративно отвернувшись от медсестры. На неё было жалко смотреть – с мольбой в голосе она пыталась его образумить:

– Ваше величество, доктор просит вас…

– Ваше величество? Пф! Вы книжки вообще читаете?

– Да… Чем я могла вас прогневить?

– Да бросьте вы ваши речевые обороты. Свои люди, я вам прощаю. Если бы вы читали книжки, то обращались бы ко мне хотя бы «Аве цезарь!» А то «ваше величество!» Людовик Четырнадцатый небось в соседней палате? А раз так, то лучше никак ко мне не обращайтесь. Так чего просит доктор?

– Доктор просит вас… Ехать домой…

Нерон от души рассмеялся.

– Вот ещё! Я, домой? Пф! Да вы сегодня юмористы! Я ведь больной.

– В таком случае… нам очень не хочется… но мы вынуждены будем сделать вам укол…

– Тоже не оригинально. Не будете вы мне делать никаких уколов.

– Почему вы так думаете?

– Да не нужно обладать моим умом, чтобы так думать. Во-первых, вы вся бледная. Вот если бы у вас был шприц в кармане, по другому бы со мной разговаривали, и обращения уважаемому Людовику я бы от вас не услышал. Во-вторых, уважаемый доктор заботится о своей репутации. У него же не карательная психиатрия, и такие пациенты как я, уколов не удостаиваются.

Даже ангельское терпение медсестрички приближалось к нулю.

– Такие пациенты, как вы, должны сидеть дома и не отвлекать врачей от работы!

– Ошибаетесь, милая плебейка. И вам совершенно не обязательно на меня злиться. В какой-то степени вы выполняете свою работу, а я выполняю свою.

– Что вы имеете в виду?

– Всё предельно просто. Если существует клиника для таких пациентов, как я, то почему я должен сидеть дома? В таком случае я помогаю вам исполнять свои обязанности. Вот и всё. Вы даже во мне нуждаетесь. Хотя, будьте уверенны, это не основная причина, которая заставляет меня вновь и вновь возвращаться в вашу чудесную клинику.

– Вы не будете так добры, скажите, какая же главная?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Надпись на вратах ада в «Божественной комедии» Данте гласила «Оставь надежду всяк сюда входящий…» «Познай сам себя» – надпись над входом в храм Аполлона в Дельфах.