Песнь мятежной любви

– Сегодня был двенадцатый, – ответил тот.

– Ты с этим точен, – рассмеялся басист и опустошил рюмку, – а у меня вечно из головы вылетает.

– Одно осталось до чертовой дюжины, – усмехнулась я и последовала примеру Саши.

– Осенью прошлого года мы выпустили альбом, – проговорил Родион, глядя на меня с мягкой улыбкой и, что самое приятное, без тени гордости.

А зря. На его месте я задрала бы нос. Выход альбома – событие! Уверена, Антон, Саша или кто другой из группы, сообщил бы мне об этом с бо́льшим воодушевлением.

– Да, я в курсе. Владислав сказал, – сдержанно ответила я. – Как называется?

– «Heart of fire»2.

– Интересно. Надо будет послушать.

Ну вот, мы уже обменялись несколькими репликами. Зачем я вообще с ним разговариваю? А с другой стороны – не молчать же, когда обращаются? Не по-человечески. Всё-таки люди существа социальные.

– Он у меня есть где-то, но лень искать, – Саша взял в руки пузатую бутылку и наполнил опустевшие рюмки. – Да и не охота сейчас свою музыку слушать.

– Не страшно, поищу в Инете, – сказала я. – Или возьму у Влада.

– Не, не пойдёт, – возразил басист. – Будет тебе диск. Собственный, фирменный. Презент от группы, – он подмигнул. – Род, у тебя память лучше, напомни мне завтра. Или сам организуй.

– Организую, – кивнул тот. – Армия наших поклонников должна расти.

Ишь, записал меня в фанатки.

– Спасибо. Я и без альбома впечатлена.

И рассказала, чем конкретно. Отметила технику каждого: потрясные гитарные партии Марса, соляги Жени, прекрасную работу ритм-секции Саши и Антона. Всех упомянула, кроме Родиона. Я настойчиво уклонялась от заслуг вокалиста в группе, но никто не заметил – все были навеселе и развесили уши от лестных слов в свой адрес.

Пока я расточала похвалы, Родион внимательно слушал, будто ждал, скажу я про него или нет. А когда не дождался, его взгляд погас. На миг у меня защемило сердце – не хорошо я с ним обходилась – ни одного доброго слова не сказала, жалко мне, что ли? Ведь мне до мурашек нравился его певческий голос. Поэтому я высказалась по текстам:

– Лирика трогает душу. Некоторые строчки пронзительно красивы и глубоки, с точным смыслом. Кто у вас текста пишет?

– Родион. Бывает, так загнёт, душу выворачивает, – ответил Антон. – Я ненадолго отлучусь, – он соскочил со стула и исчез в коридоре.

Так я и думала. Но почему сам не сказал? Едва уловимая улыбка коснулась губ парня, а серо-голубые глаза посмотрели печально, но не на меня, а в окно. Решил не дразнить заявлениями об авторстве текстов, раз я наглым образом проигнорировала его роль в группе? Какая деликатность и тонкая настройка на людей!

Захотелось плюнуть куда-нибудь, желательно ему в стакан, раздражение всколыхнулось с новой силой. Глядя на парня исподтишка, я заметила, что он, неспешно потягивая свой джин, задумчиво посмотрел на опустевшее место Антона. Уж не собирался ли он сесть рядом? Ещё не хватало!

Наверное, больше всего слов я сказала о Саше и его инструменте. В смысле, о басухе. Всё-таки коллега, брат по оружию, играем на одной гитаре. Ну, как – на одной. Каждый на своей, но это одна и та же басуха. Погодите, почему опять одна? У-у-у-у…. Мысли уже путались.

– Мне особенно понравилась басовая партия в третьей песне, – я снова вернула тему. – Интересная. Обожаю, когда не по одной струне.

– Ага, я тоже люблю сложные партии, – кивнул парень.

– Ой, встретились два басиста, – засмеялся Владислав.

– Что? – удивился Саша и его ровные, словно тронутые рукой стилиста, брови поползли вверх. – Тоже играешь на басухе, Майя? У тебя в группе, Влад? А чего молчали?

Владислав кивнул и пожал плечами, а я скромно улыбнулась. Мне были приятны эмоции Саши. Но Родиона я не удивила: он уже знал, ведь на ту злополучную фотосессию я припёрлась со своей красавицей.

– О-бал-деть, – Саша обошёл вокалиста и сел на стул, который освободил Антон.

Я вздохнула с облегчением. Нет, правда, между мной и Родионом должна находиться преграда. Любая возможная. Физическая и духовная. Все возможные препятствия, пожалуйста. Так лучше.

Кому, Майя?

Что-то потяжелело в груди, и я залпом опустошила рюмку, надеясь, что ром предотвратит разрушительные реакции в организме. Пусть лучше на меня действует алкоголь, чем серо-голубые глаза, которые снова нашли меня, стоило Саше приземлиться рядом и захватить меня в плен разговора. Зачем мне думать о Родионе, когда я могу расслабиться и поговорить о реально крутых вещах?

Александр воодушевился, и мы плавно абстрагировались от общего разговора. Голоса отошли на второй план и смазались, как пересвет на отретушированной фотографии. Интересные мне темы я могла обсуждать часами.

Вскоре мы с Сашей перебрались на комфортный диван, где и продолжили. Общение, конечно. Парень владел восьмьюдесятью процентами моего внимания, и я забывала о Родионе. Я с удовольствием смотрела в глаза Александру, потому что от его взглядов кровь не ускоряла бег, сердце не стучало в горле, дрожь не сковывала, а смущение не связывало язык. Только комфорт и раскованность.

Сумасшедший блеск глаз басиста завораживал, придавая его красивому лицу смазливое выражение, но у меня имелся иммунитет.

И он мрачнел тем больше, чем сильнее веселели мы. Замечая хмурые взгляды Родиона, я чувствовала, как скрипели и натягивались его нервы, но нарочито игнорировала, и даже в открытую выказывала ему пренебрежение. Пусть думает что хочет, мне нет дела.

Глава 8. Становится хуже

Включили музыку, и она загремела на всю комнату, помешав нашему с Сашей разговору. Чтобы слышать друг друга, приходилось сидеть близко и повышать голос. Обсуждали мы исключительно технику игры, примочки, репертуар, кто, когда и как начал учиться и прочее, но вынужденная близость и разговоры «губы к уху», обманывали восприятие. С определённого ракурса вообще могло показаться, что мы целуемся.

Во мне кипело варево из чувств: злость, радость, раздражение. Я была уверена, этот пожар разгорался из-за алкоголя. И совсем чуть-чуть из-за испытываемых чувств.

Не наоборот? Да не важно.

Вскоре и остальные перебрались на диваны и окончательно прервали нас с Сашей. Антон плюхнулся рядом так, что меня подкинуло. По скрипучему саднящему смеху я поняла, что он уже хорош.

Он прокомментировал своё появление, но я не разобрала слов – он и так говорил неразборчиво, а сейчас понимать его стало ещё труднее. Да, пить – тяжёлая работа.

Владислав, Марс и Женя расположились на диване напротив. Они принесли бутылку водки, виски, вермут и кое-что из еды. И когда успели организовать? Похоже, ребята чувствовали здесь себя как дома и без стеснения хозяйничали в баре и холодильнике Саши. Впрочем, недовольным он не выглядел. Напротив, инициативу друзей одобрил. Я улыбнулась тому, что он не жадничал.

Потому что у меня иногда это проявлялось. И аттракционы невиданной щедрости приводили меня в замешательство. Тот же Родион со своими автографами – не глупо ли, отдавать такую ценность просто так? Но против Саши я предубеждения не чувствовала – он ничем не жертвовал, и сам в охотку уплетал закуску, запивая алкоголем.

Пришедшие расселись. Родион замешкался и остался без места. Хотя, с его худощавой фигурой, он легко мог втиснуться между Владом и Женей, или между Антоном и мной. Ну, уж нет! Пусть сидит на подлокотнике дивана.

В груди всё перевернулось оттого, с таким удобством он сел. Согнул ногу в колене и подтянул к груди, другую свесил вниз, а сам разлёгся на спинке. В левой руке он держал широкий полный джином стакан.

Я мельком посмотрела на торчащее из разорванной штанины колено, на узкую грудь, просвечивающую в дырах майки, на худую костлявую руку. Кто, мать вашу, разрешил ему быть таким привлекательным и сексуальным? Он просто сел, а у меня уже крышу снесло. Что в нем такого особенного? Тощий темноволосый музыкантишка с низким голосом и сногсшибательной улыбкой! Это нечестно!

Но кто сказал, что любовь справедлива?

Родион расслабился и опустил голову на спинку. Длинные пряди смотрелись так изящно и красиво на кожаной обивке, что я засмотрелась на них, на прямой профиль, на подрагивающие ресницы, на чувственную линию губ, уголки которых приподнялись в тающей мечтательной улыбке. Я так прониклась моментом, что ослабила бдительность, и, когда Родион открыл глаза, я смотрела на него с идиотской лыбой.

Захотелось громко и смачно выругаться. Парень взглянул на меня с грустью и разочарованием, достиг взглядом дна души и отвернулся.

Снова деликатность? Или ответ на пренебрежение? Я чувствовала себя поганкой, портящей суп. Глупая Майя. Не смотри больше на Родиона! Пусть висит себе на подлокотнике, тебе какое дело!

Саша убрал ногу с колена и случайно пнул пустую бутылку, стоящую возле ножки дивана. Позвякивая, та покатилась по паркетному полу.

– Эта откуда ещё? – удивился он.

– А ты святой, что ли, удивляться пустой таре, – Антон раскинул длинные грабли и задел моё плечо.

– И то верно, – хмыкнул басист и поднялся с такой лёгкостью, точно и не выпил полбутылки рома. Танцующей походкой направился в бар, на ходу подкидывая катящуюся бутылку в ведро. – Вот твоё место, нечего прятаться под диваном.

– Род, ты сейчас свалишься на меня или обольёшь джином, – пожаловался Марс, над головой которого разлёгся Родион.

– Не свалюсь, – отозвался тот. – И стакан держу крепко. Это у тебя руки дрожат.

– Ну и пусть, – Марс посмотрел на него мутным взглядом, – не я же лежу на спинке дивана у тебя над башкой. Тебя надо отсюда выкурить, – он пихнул локтём ногу друга, из-за чего тот едва не потерял равновесие. – Вот, видишь? Из-за тебя я нервничаю.

Я прыснула. Нервничающий Марс – картина маслом. Тот ещё непоседа – начал страдать ерундой! Пока не пытался спихнуть Родиона, тот никому не мешал.

– Марс, ты просто сам сиди спокойно, – сказал Женя, и я была согласна.

Но тот снова обернулся, оценивая шаткое положение вокалиста, и вынес вердикт:

– Кыш отсюда, это не жёрдочка. Вон же, на диване свободно.

– Сашка потеряет место, – загоготал Антон.

– Да ниче, – тот в это время рылся на полках стеллажа. – Род, располагайся, я пока не сяду. Ищу кое-что.

– Иди, давай, – Марс снова пихнул Родиона, уже принявшего вертикальное положение.

Радостным тот не выглядел. Ещё бы – выгнали, когда сидел спокойно.

Но только Родион двинулся к дивану, меня как бейсбольной битой огрели. Саша сидел рядом со мной, и как я упустила? Засмотрелась на их комедию с перестановкой, театр да и только. Но заметь я раньше, и что? Возмутилась бы и запротестовала? Я живенько перебрала в голове аргументы, и не нашла ни одного веского против!

Значит, судьба. Когда Антон освободил стул, Саша спас меня от нежелательного соседства, и сейчас он же подвёл меня к нему. Наша жизнь – череда случайностей. Но я протестую! Не хочу, чтобы Родион сидел рядом, касался меня худым бедром или обнажённым плечом. Одно дело – смотреть издали, и другое – чувствовать рядом.

Справлюсь ли? Он сделал всего шаг, а я уже подобралась. Тот же печальный взгляд, отсутствие улыбки, но будто намек на неё, как тень облака на земле, как предвкушение чего-то, надежда… Не знаю, мысли уже сосредоточились на побеге.

Я решила ретироваться, как только Родион займёт место. Его неосознанное влияние на меня губительно. Умудрилась же вляпаться, с беспечной лёгкостью поддалась чувствам к длинноногому, узкоплечему созданию с изумительными, цвета хмурящегося неба глазами и улыбкой, способной заставить сердце петь. Так хорош, что аж бесило!

Он раздражал меня.

Я раздражала сама себя.

Холодным и укоризненным взглядом я пронзила Родиона как пикой. И мне снова удалось задеть его – тень улыбки пропала, как сдутое ветром облако.

Он спокойно и отстранённо посмотрел на меня. Замедлился, раздумывая садиться или нет. В руках всё ещё держал злополучный стакан. Родион поболтал джин, кубик льда несколько раз отскочил от стенок, и стекло мелодично запело. Он нарочно нагнетал?

Я получила от него взгляд, полный странной тоски, острой как жало осы, на которую случайно наступаешь босой ногой. Парень залпом осушил стакан и поставил его на стол так, что тот обиженно зазвенел, а Родион, наконец-то, опустился на диван, переместив корпус в противоположную сторону, чтобы ненароком не задеть меня.

Так паршиво мне ещё никогда не было. Как тебе такое обращение, Майя? Это же то, чего ты хотела. Довела парня. Но почему теперь так херово?

Сейчас Родион находился ко мне ближе, чем когда-либо, но я оттолкнула его так далеко, как могла. Я резко поднялась.

– Эй, чего соскочила, как укушенная! Напугала, блин! – Антон обернулся на меня, как на дикого зверя, выскочившего из клетки, которую забыл закрыть надравшийся смотритель.

– Извини. Мне надо… – залепетала я, отчаянно придумывая причину. Кажется, на меня посмотрели все, – отойти, – и я шмыгнула на выход, едва не запутавшись в ногах Родиона.

Саша обернулся и проводил меня странной улыбкой. Все мы были уже не трезвыми, но я растерялась и остановилась. Сердце глухо билось, отдаваясь в висках.

– По коридору и направо, – ответил хозяин квартиры.

– Спасибо, – я спешно ретировалась.

Теперь можно выдохнуть. Я медленно пошла по тёмному коридору в указанном направлении, дыша глубоко, чтобы утихомирить разошедшееся не на шутку сердце. Так не пойдёт, сейчас ты успокоишься, Майя, вернёшься, сядешь, мать твою, рядом с Родионом и с невозмутимым видом просидишь так до конца вечеринки. Единственный выход из этой ситуации – просто игнорить его.

Я закрылась в туалете и посмотрела в зеркало. Да, дорогая, любовь тебе «к лицу» – выглядишь измотанной. И не только физически, но и морально – борьба с соблазном вытягивала все силы. Ева, блин, в Райском саду, искушаемая змием.

Я отбросила волосы со лба и освежила холодной водой пылающее лицо, стараясь не размазать поблекший макияж. Зато глаза горели, как у кошки в темноте. Я выскочила в коридор, как чёрт из табакерки, и чуть не столкнулась с Женей, который разговаривал по телефону. Напугались оба, извинились.

Я вернулась в комнату. Тут ничего не изменилось: Саша по-прежнему рылся на полках, народ разговаривал, звучала музыка. Родион откинулся на диване с полным бокалом. Антон вальяжно развалился, претендуя на моё бывшее место. В нынешний промежуток между молодыми людьми я никак не втиснулась бы без дискомфорта.

Хмыкнув в растерянности, я заметила, что рядом с Владом свободно – Евгений же вышел в коридор. Прости, друг, как вернёшься, придётся искать другое место обитания. Я шмыгнула и уселась рядом с Владом, где залпом выпила следующие две рюмки.

Нет, со мной всё будет хорошо. Я никогда прежде не напивалась до состояния «ничего не помню». Не нравится мне это «прежде». Сегодня всё будет чинно и благородно. Не полезу же я к Родиону целоваться. Или к Антону, что хуже.

Я на секунду закрыла глаза и представила, что прошла не секунда, а несколько минут или даже часов, и все это время я не отдавала себе отчёта в действиях – мозг отключился, тело жило своей жизнью. Представила, что открою глаза и увижу перед собой Родиона. И он будет целовать меня. Вот это поворот, а?

Я распахнула глаза, но всё было нормально. Однако становилось хуже, если я грезила о поцелуях.

Парень спокойно смотрел в окно. Какую даль он видел в темноте своих мыслей? Молчаливый, меланхоличный и загадочный. А на самом деле просто пьяный.

– Саш, сколько можно копаться в этом хламе? – не выдержал Антон, перекричав громким невнятным голосом музыку. – Что ты ищешь?

Басист остановился и в задумчивости почесал затылок.

– Ноты одной песни, – он повернулся и кивнул на чёрного притаившегося в тени зверя, будто это он заставлял его рыться в полках, – сейчас сыграли бы.

– Ноты, – заржал Марс, – а Инет тебе на что?

– Да они были где-то здесь, совсем недавно попадались на глаза, – Саша снова повернулся к стеллажу, взял и перелистал стопку нотных тетрадей. – А потом уже я пошёл на принцип. С планшета неудобно, но видимо придётся, – он отправил ноты обратно.

– Какую песню искал? – поинтересовался Марс, доставая гаджет.

– «Motley Crue» – «Home sweet home».

– Ёжкин кот! Что ж ты сразу не сказал, – парень поднялся, – я её знаю.

– Я тоже помню ноты, – очнулся от прострации Родион.

Саша посмотрел на них и рассмеялся.

– Битый час потратил на поиски, – он упёр руки в бока и покачал головой. – Этот стресс нужно запить, – он налил полстакана виски и залпом опустошил. – Идёмте, поиграем.

– Начинается самое интересное, – возвестил Владислав, потирая руки.

И я была склонна верить.

Глава 9. Кровь

Парни прошли к роялю. Саша поднял крышку, и заскучавший инструмент глухо откликнулся, приветствуя хозяина. Марс с умным видом уселся на стул. Родион поднялся, его качнуло, как травинку, но он быстро выровнялся. Подошёл и ласково коснулся инструмента. А может, и не испытывал восторга или уважения к роялю, а просто нашёл точку опоры. Потому что, когда он откинул волосы, мне показалось, что он уже наполовину спит, и голова ужасно тяжела.

Наблюдать за пьяным Родионом было интересно, он не буянил и вел себя спокойно. Значит, из тех людей, кто, надравшись, ложился спать и не искал приключений на задницу.

А играть-то сможет? Скорее всего. Многие музицируют, вмазавшись. Способность играть без ошибок в таком состоянии – не доказательство, что ты настоящий музыкант. Пальцы помнили правильные позиции, даже когда голова «поплыла». На звук влияла только подвижность пальцев.

О да, философские рассуждения после пары стаканчиков, ты это любишь, Майя. Отставить! Будем беспристрастными зрителями.

На Сашу, наконец, подействовало всё, что он старательно в себя вливал, и свечи в громоздком канделябре он зажёг только с третьей попытки. Я с опаской подумала, стоило ли. Свет нужен чтобы играть, но огонь? Ладно, сами разберутся. Хорошо, что канделябр стоял не на блестящей поверхности, а на салфетке. Хотя, если кто-нибудь свалит эту махину, инструменту не избежать украшения в виде царапин или сколов.

Саша приземлился рядом с Марсом. Родион остался стоять. Пока музыканты обсуждали, кто будет играть, а кто петь, мы перебрались поближе. Я забралась на высокий барный стул и свесила ноги. В этой части комнаты царил полумрак, ореолы трёх горящих свечей загадочно мерцали, рассеивая тьму вокруг рояля. Отсветы падали на лица парней, усиливая ощущение таинственности.

Отклик клавиш, когда проверяли настройку, и тихий разговор музыкантов, собравшихся вокруг старинного инструмента, преобразился в моём воображении в мистическую картину: будто три сверхъестественных существа (любых на выбор, главное, чтобы любили музыку) обсуждали предстоящее выступление. Присутствие мистики окутало меня странным уютом. А в реале три в дрова пьяных парня собирались продемонстрировать нам своё умение играть.

Саша нот не знал и решил петь. Родион забыл слова, зато превосходно помнил ноты. Марс помнил и то и то, и собирался быть на подхвате. Жаль, мне хотелось послушать пение Родиона ещё раз, почувствовать мурашки по спине.

Казалось, парень едва стоял на ногах. Едва он убрал руку с крышки рояля, как его занесло, но он уверенно простёр ладонь над клавишами, готовясь вступить. Целостный, несокрушимый, непокорённый – так я подумала о нём тогда. И мурашки всё-таки пришли.

– Поехали, – Марс возомнил себя Гагариным и начал.

Он коснулся клавиш на удивление мягко и ритмично, начав наигрывать трогательную и красивую мелодию. Родион тоже вступил, делая яркие акценты на определённых нотах. В сравнении с Марсом, он играл импульсивнее, порывистее, резче, а иногда с чрезмерной силой давил на клавиши, что меняло общий характер мелодии с плавной и лёгкой на экспрессивную и эмоциональную.

Темперамент и страсть, пыл и экспансия – это был Родион, а нежность, сдержанность и умиротворение – Марс. В этом противопоставлении они дополняли друг друга. Игра в четыре руки отождествляла чувственную и разумную составляющие, которые всё никак не найдут согласие между собой, но и друг без друга не могут, противореча даже в гармонии.

Меньше всего я ожидала от Родиона чего-то подобного. Он снова поразил меня, развёл на эмоции. Я зауважала его с новой силой, ошеломлённая, поняла, что ещё больше влюбляюсь.

Хорошо, что он всё-таки не пел, впечатлений с лихвой хватало от его игры. Пел Саша. Сильно, уверенно, стройно. Голос выше тембром, в другой тональности. Ноты тянул хорошо, все одинаковой высоты, не скакали, местами даже проступали интересные вокальные фишки, но всё-таки его голос звучал не так профессионально, как у Родиона.

Диапазон Саши казался небольшим и превосходным для бэка. Не думаю, что он учился искусству пения. Хотя я могла ошибаться. Не хотелось обижать Сашу, мне понравилось, как он пел. К тому же он искренне наслаждался процессом: это читалось по мимике, жестам и чувственности в голосе. Будь я сентиментальнее, наверное, разрыдалась бы, но и так меня до глубины души тронули и игра, и пение.

Кроме того, в памяти всплыли мои уроки сольфеджио и теории музыки. Воспоминания грели душу, я почти ощутила клавишы под пальцами.

И ещё меня порадовало, что и Родион, и Саша знали ноты, без проблем играли и пели по ним. Нечасто встретишь хорошего музыканта, для которого песня, расписанная нотам, а не табулатурой, не превращалась в неразрешимую головоломку.

К примеру, наш собственный барабанщик понятия не имел, что такое ноты, да и Влад – недоучка, однако легко настроит инструмент на слух и на раз-два подберёт мелодию. Иметь гармонический слух – отлично. Не хочу приуменьшать значимость нотной грамоты, но не всегда плохо её не знать. И наоборот – уметь их читать не показатель, что человек – бог и ас музыкального мира. Ноты – всего лишь один из инструментов письменной передачи звуков. Майя в своём репертуаре – отвлеклась на рассуждения о музыке.

Я заставила себя прекратить и повернулась к играющим. Песня заканчивалась: Саша замолчал, парни доигрывали. В последние секунды я любовалась склонённой головой Родиона, его тёмными волосами и сосредоточенным лицом. Красив настолько, что казался нереальным. Как можно быть таким уникальным?

Я вздохнула. Мой вздох задрожал в тишине затухающей вибрации отзвучавших нот.

Секундная пауза, а после – гром аплодисментов и одобрительных возгласов. Я хлопала неистово. Исполнителям понравилась наша реакция. Настолько, что они сыграли ещё пару песен.

Но откровенно говоря, их музыка хорошо воспринималась только поначалу – мы быстро впали в дрёму. Музыканты тоже. Пропускали ноты, сбивались с ритма, откровенно косячили. Вскоре и сами поняли и прекратили мучить наши уши.

– Надо промочить горло, не могу так петь, – Саша поднялся со стула и подхватил пустой стакан. – А это, между прочим, опасно. Давайте на сегодня закруглимся?

– Поддерживаю, – Марс тоже поднялся. – Концерт окончен, господа!

– Сыграли отлично! Очень понравилось! – воскликнул Владислав.

– Супер! – кивнула и я, поймав взгляд Саши.

Довольный похвалой он широко улыбнулся. Нельзя сказать, что парень обладал такой же заразительной улыбкой, как Родион, но удержаться и не улыбнуться в ответ при такой открытости оказалось невозможным. Я подшёрстком чувствовала, что Родион смотрел на меня. Плевать, пусть видит, как мило и поощрительно я улыбаюсь его другу.

Но перебарщивать тоже нельзя – не нужно давать лишних намёков Александру, не стоит переходить грань. Но тут всё норм, меру я знала.

«Конечно, – тут же съехидничал внутренний голос, – много ты знала, когда тощий парнишка в фотостудии глянул на тебя серыми глазюками, и ты растаяла как масло на блине». Ладно, мысли прочь. Отвела взгляд от Саши и уткнулась в полупустой бокал. Жидкость плещется, одуреть, как интересно! Однако я все ещё чувствовала взгляд Родиона, приклеился он ко мне что ли? И ощущался остро, жгуче.

Так, пора закругляться, Саша чертовски прав. Я уже клевала носом. Но должен был случиться апогей вечеринки.

В обычном ритме все продолжалось недолго. Я уже плохо воспринимала шутки ребят и подумывала, не покинуть ли сборище, когда случился небольшой инцидент. Я говорю небольшой, но перепугалась я тогда знатно.

Не ясно, кого проклинать больше – Марса или стекольный завод. При очередном массовом тосте, Марс так разошёлся, что саданул по бокалам со всей силы, идиот. В итоге стакан Родиона не выдержал напора и раскололся у него прямо в руке.

Джин-тоник, или чем он там напивался, выплеснулся на майку и джинсы. Парень попытался удержать рассыпающийся бокал и зачем-то сжал ладони (что он там, пьяный соображал), чем добился, что осколки засели в его ладонях.

Паника началась, когда вместе с джином на пол закапала кровь. Чёрт побери, меня заколотила такая дрожь! Род поранился, ему срочно нужна помощь!

Из меня в одночасье выветрился хмель. Парень разжал руки и несколько осколков, звякнув об пол, завершили своё путешествие. Лицо Родиона подёрнулось болью. Не думаю, что порезы были глубокими, но всё равно неприятно загнать стекло под кожу.