Никогда не кончится июнь

– Что? – спросила я, присаживаясь в плетеное кресло-качалку, стоящее у стены.

– Ноты! – выпалил парень и резким движением отбросил со лба длинную светлую челку.

«Ноты…» – повторила я медленным шепотом, словно это могло что-то прояснить в моей ситуации.

Но, кажется, ничего не прояснило.

– Какие ноты? – уточнила я.

– Не знаю… Я не разбираюсь в музыке, – ответил Степа. – Но это точно ноты.

– Покажи, – попросила я.

Степа приподнялся на цыпочки и достал с верхней полки длинную нотную тетрадь в красивом переплете.

– Вот. Это она каждую ночь сама собой появляется на столе. А к утру в ней добавляется несколько новых строк… Я заметил… Слушай! – Он вдруг с безумными глазами вцепился в меня, как клещ. – Давай сегодня у тебя переночуем?! Я больше не могу. Я с ума сойду!

Я взглянула на протянутую тетрадь. Действительно, ноты. Написаны черными чернилами, как и письмо, свалившееся с неба прямо мне под ноги.

Я пристально всмотрелась в замысловатые строки.

И поняла, что произведение предназначается для исполнения на гитаре.

А что если сыграть то, что здесь написано?..

– Сыграть тебе на гитаре? – предложила я.

В ответ на Степину мольбу переночевать у меня эта фраза совершенно случайно прозвучала издевательски. Он посмотрел на меня как на врага.

Я вспомнила, что парень не в курсе, что я гитаристка.

– Если бы у меня были деньги… – задумчиво произнес он, проигнорировав предложение, – я бы снял гостиницу на эти сорок… тридцать пять… нет, тридцать четыре дня.

Вот влип, бедняга… – подумала я, глядя на его несчастное лицо, и в мозг вдруг снова впились последние строчки письма.

…И помни – у НИХ в плену остается

Одна юная жизнь.

Тело внезапно стало тяжелым. Руки и ноги будто налились свинцом.

Я поняла, что и Степа оказался здесь не случайно.

Он и есть эта юная жизнь!

И никуда ему отсюда не деться – он связан со мной и собственным покойным дядей незримой нитью. Он тоже звено всей этой безумной цепи.

– Нет, – я положила свинцовую руку на спинку кресла. – Будем ночевать здесь. Вместе. Скоро этот кошмар закончится…

Степа посмотрел на меня с нескрываемой надеждой.

И, помолчав немного, застенчиво произнес:

– Я картошку пожарил с грибами. Пойдем?..

Я вспомнила неудавшийся завтрак и улыбнулась.

Может, хоть совместный обед состоится?..

– Пойдем.

Совместный обед состоялся, и, пожалуй, утром я была неправа в нелестных высказываниях о кулинарном таланте парня. Картошка с грибами явно удалась!

Шеф-повар категорически не разрешил мне мыть посуду.

– Я сам помою, а ты посиди, – заявил он.

Я согласилась, окидывая взглядом узкий подоконник.

– Интересно, а где у него губки с железками?.. – тихо, словно самому себе, задал вопрос парень.

– В столе, на средней полке, – быстро сказала я.

Степа повернулся и странно взглянул на меня. Потом медленно вытащил губку из глубины полки, на которую я указала.

Возникла напряженная тишина.

И мне почему-то тоже стало не по себе.

Чувствуя легкий приступ удушья, я перевела взгляд на окно и снова увидела стоящий в углу, за горшком с алоэ, эфедрин.

Сама не зная почему, я обратила на него долгий и пристальный взгляд.

И вдруг под побеленным потолком пролетела темная бабочка.

Она слегка покружилась вокруг маленькой люстры и вылетела в открытую форточку.

И в тот же миг где-то высоко прозвучал, отдаляясь, тихий-тихий голос.

Я успела поймать окончание улетающей на шумную улицу фразы.

«…Болею я, Дарьюшка. Сегодня ты пришла в последний раз…»

Я невольно вцепилась в стул.

Из памяти восстали эти слова, будто я совсем недавно их слышала – точь-в-точь в таком порядке…

– Ты что, бывала у него, что ли? – подозрительно спросил Степан и, не услышав ответа, повернулся, и я увидела, как расширяются его глаза.

– Ты что такая белая?! Может, лекарства какого-нибудь накапать?

И он кинулся к эфедрину.

– Это не подойдет?..

– Нет! – взвизгнула я не своим голосом.

– Тут еще валерьянка есть… – деловито сказал парень, перебирая пузырьки.

Я вскочила.

– Мне ничего не надо… – И голос резко сорвался, будто рухнул с обрыва.

– Ладно, ладно, – махнул рукой племянник, – как хочешь… Тогда на вот, водички попей.

«Бабочки… – подумала я. – Бабочки приносят голос Бориса Тимофеевича…»

И почувствовала, что схожу с ума.

– А ты что, действительно умеешь играть на гитаре? – неожиданно спросил Степа, держа у моего рта стакан с теплой водой.

Я медленно, по глотку, выпила всю воду, прежде чем ответить:

– Ну да, я музыкальное училище заканчиваю по классу гитары.

И почему-то никак не могу закончить…

– Ниче себе! – Степа отбросил со лба челку и восхищенно посмотрел на меня. Я увидела россыпь веснушек на его круглом лице. – А может, тогда правда поиграешь те дядь Борины ноты? Давай, тащи гитару!

Парень заметно воодушевился, предвкушая вечер классической музыки.

Но настроение у меня резко упало, надо мной все еще витал обрывок улетевшего голоса, опускаясь на дно памяти тяжелым осадком, и я почувствовала, что все больше запутываюсь в какой-то невидимой паутине.

А тут еще эти ноты, которые сами собой пишутся по ночам, как какой-то чертов «Реквием»…

– Не буду я их играть, – грубо сказала я, ставя на стол пустой стакан. И твердо добавила: – Ни за что!

Степа помолчал, потом убрал стакан на полку и расстроенно промолвил:

– Ну ладно…

Незаметно на город опустился теплый летний вечер, и неумолимое приближение ночи почему-то вызвало болезненную, щемящую тоску.

Видя, как сгущается за окном темнота, я внезапно испытала острый прилив отчаянья и, сама того не осознавая, вдруг вцепилась в Степин локоть, безумно боясь его отпустить. Словно в это мгновение только его рука держала меня на земле, а выпустив ее, я, как шар, наполненный гелием, взлечу в темное небо, и назад мне уже не вернуться…

В полумраке комнаты я повернулась к рыжему мальчишке и уставила на него умоляющие глаза.

– Будь рядом! Всегда! Понял?

И сама поразилась своей интонации.

Он, кажется, ничего не понял, но ухмыльнулся и сказал:

– Понял, принцесса!

Я, по-прежнему не отпуская, держала его руку в своей.

Что ж, мне достаточно и этого обещания.

Глава девятая

На этот раз сон смежил веки, стоило мне только забраться под тонкое одеяло и пожелать Степе спокойной ночи. Не знаю, сколько времени я проспала как убитая, но через какое-то время покров сна стал истончаться, словно его подтачивала какая-то внешняя сила. Наконец, он стал легким, как клочок прозрачной ткани, и эта неведомая сила сдула его с моих ресниц.

Я открыла глаза и повела ими вокруг, оглядывая темную комнату – белеющее в ногах одеяло, пятно ковра на стене, очертания Степиной неподвижной фигуры в кресле рядом…

И светящую в окно огромную луну.

Из-за чего это я вдруг проснулась среди ночи?..

У меня возникло необъяснимое ощущение, будто кто-то меня позвал.

Но не голосом, а как-то иначе.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я вновь ощупала взглядом просторную спальню. И вдруг из глубины груди вырвался тихий возглас.

Я увидела прямо перед собой сидящую на спинке кровати, уцепившись лапками за французскую шишечку, большую бабочку с темными крыльями.

От моего непроизвольного крика Степа вздрогнул, пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок.

Бабочка посмотрела на меня – казалось, она пронзила насквозь мои черные зрачки – потом медленно поднялась, взмахнула крыльями, как опахалами, и подлетела к раскрытой форточке.

Я села на постели и остолбенело уставилась на нее.

Оказавшись снаружи, существо не улетело, а продолжало виться вокруг бледных оконных рам, будто плясало в прозрачном лунном сиянии.

И этот удивительный танец неудержимо притягивал и влек меня к себе.

Словно невидимым магнитом прикованная к этому зрелищу, я вылезла из-под одеяла и, ступая неслышно, как тень, подошла к высокому окну.

Странная бабочка как будто одобрила мое приближение, взмахнула крылом, точно маня за собой, и начала медленно опускаться вниз.

Не ведая, что творю, я, как была, босая и в белой рубашке до пят, бросилась к двери, распахнула ее и по освещаемым откуда-то снизу ступеням стремительно побежала вниз.

И ничуть не удивилась тому, что она встретила меня там своим бесшумным полетом и, продолжая указывать путь, устремилась вперед по ночной улице.

Я побежала за ней, слыша, как со свистом цепляется воздух за широкий подол рубахи.

Наконец, когда счет времени был уже давно потерян и силы начали иссякать, а от мелькания маленькой летящей тени зрение стало терять окружающие очертания, я замедлила бег и увидела, как сужается незнакомая темная улица и вдали из мрака вырастает вытянутый, как башня, ярко освещенный дом.

Подлетев к его входу, бабочка широко махнула крыльями и исчезла внутри.

Я подошла вслед за ней и сощурилась от неожиданно яркого света окон четырех этажей и одного высокого фонаря, стоящего возле распахнутой входной двери, которая вела в кромешную темноту.

В окнах мелькали цветные силуэты, раздавались возбужденные выкрики и вульгарный женский смех.

Бросив краткий взгляд вокруг дома, я удивилась одной необъяснимой странности. Он стоял словно сам по себе – пространства около него будто не существовало вовсе.

…Не препятствуй ничему, что покажется невероятным…

Поколебавшись всего одно мгновение, я вошла в мрачный дверной проем и сразу провалилась в глухую тьму. Бабочки, как путеводной звезды, больше не было надо мною, и я, натыкаясь на какие-то углы, на ощупь пошла по внезапно ставшей холодной и какой-то странно рыхлой, напоминающей песок, земле.

«Я ничего не вижу, это опасно…» – подумала я, и в то же мгновение рыхлая земля под ногами оборвалась, и, не успев уцепиться хоть за что-нибудь, я ощутила необыкновенный полет и приземление в ворох чего-то мягкого, похожего на гору старых тряпок.

Выпутавшись из-под подола рубахи, я подняла глаза и увидела, что метрах в пяти от того места, куда я упала, из щели в полу льется узкая полоска света.

Слыша бешеный стук собственного сердца, я осторожно приблизилась к ней и прислушалась к тому, что происходило за дверью.

– Ну ты будешь бить или нет?! – послышался из-за двери грубый мужской голос.

– Сейчас… сейчас… – ответил другой, послабее и потоньше.

– Похоже, не фартит тебе сегодня!

– Похоже, так…

Придвинувшись вплотную и замирая от страха, я приблизила глаз к узкой щелке неплотно притворенной двери, и взору моему предстала, как на ладони, картина: в маленькой комнате за квадратным столом играли в карты двое мужчин, а вокруг них толпились еще несколько человек, заинтересованно следя за ходом партии.

Один из играющих, невысокий мужичок, растерянно почесал в затылке. Я подумала, что именно ему сегодня не везет.

– Давай, давай!.. – грубым басом поторопил его напарник – волосатый мужлан в тельняшке, и тот, другой, наконец, сжав до белизны тонкие губы, дрогнувшей рукой положил на стол карты.

– Да нечем мне… – раздался робкий голос.

Наблюдатели безмолвно ахнули и переместили взоры на второго.

Под низким потолком прогремел его жуткий, леденящий душу, смех, и, похожий на циркового борца, огромный волосатый человек в тельняшке рубанул по столу рукой, держащей карты.

И они горой высыпались на его неровную поверхность.

– Ха! – рявкнул он довольным голосом так громко, что чуть было не выплеснул пиво из стоящей на углу стола высокой стеклянной кружки.

Зрители злобно загоготали, и от их оглушительных криков я зажала уши.

– Ну что, еще партейку? – довольно спросил толстяк, сгребая колоду волосатой рукой.

– Нет… – Проигравший попытался вылезти из-за стола, но сгрудившаяся толпа не дала ему этого сделать.

В комнате вдруг стало очень жарко – жара просочилась даже за дверь, где, прильнув глазом к щели, стояла я, упираясь босыми ногами в мягкое тряпье.

– Давай, давай еще разок!.. – принялся подначивать волосатый громила, и в толпе раздались громкие разношерстные выкрики:

– Давай!

– Еще партейку!

– Отыгрывайся!

Отчаявшись выйти, бедолага уселся обратно на свое место.

– Что на кону? – Из толпы вывернулся тощий небритый мужичок скользкого вида.

– У меня больше ничего нет… – бесцветным голосом произнес маленький человек за столом.

– Тогда пари! Пари! ПАРИ! – загоготала толпа.

– Пари… – голосом, затухающим, как слабый огонек свечи, согласился тот.

Слово «пари» из его помертвевших уст прозвучало равносильно слову «смерть».

Тот, что был в тельняшке, уверенной рукой начал быстро тасовать колоду. Проигравший следил за движением его рук, и полные безысходности глаза его ходили туда-сюда. Наконец, удачливый игрок закончил раздачу. Заглянув в свои карты, он довольно крякнул и изрек:

– Начнем?

– Начнем… – эхом откликнулся его соперник, ставший бледнее, чем моя рубаха.

Толстяк же, напротив, совсем не разделял его уныния. Он ловко выкинул на стол карты, которые бедняга принялся было покрывать, но следом полетели еще и еще, и, наконец, маленький человек сдался, сгреб все в кучу и начал разбирать ее дрожащими руками.

Внезапно игра побежала быстро-быстро, как будто кто-то нажал на кнопку перемотки.

И вдруг над столом пролетел громовой бас:

– Смотри, КАКИЕ у меня козыри!

Мужик в тельняшке растопырил грязные пальцы и показал десятку, валета, даму, короля и туза – всё масти треф.

Довольный хохот сотряс его крупное тело.

– Если бы мы играли в покер, я бы сказал так…

Возникла короткая пауза, во время которой я услышала, как прерывисто дышит проигравший.

Его дыхание перекрыл тот же бас, грянувший вдруг в самое ухо:

– КОРОЛЕВСКИЙ ФЛЕШ!!!

И огромный мужик в засаленной тельняшке выскочил из-за стола. Толпа бешено заулюлюкала, раздался бесноватый смех, сокрушающий стены, и маленький человечек с потухшим взором вдруг качнулся, глаза его помутнели, и из рук выпала горстка мелких карт.

– Пари! Пари! ПАРИ!!! – раздались отовсюду безумные выкрики, такие громкие, что мне снова пришлось изо всех сил зажать уши.

Вдруг что-то тихо коснулось моего оголенного плеча.

Я повернула голову и различила в свете, льющемся из дверной щели, очертания темных крыльев. Они порхнули возле самого моего лица, и где-то над ухом послышался тихий выдох:

– Пора…

Разрезая разрывающий уши смех, из соседней комнаты вдруг донесся голос:

– Там кто-то есть!

Внезапно все звуки за дверью разом стихли, и наступила тишина – такая неестественная, словно всех, находящихся там, вдруг накрыла своим покрывалом смерть.

Но это была обманная тишина – неожиданно голоса раздались с новой силой, и дверь, за которой я стояла, начала медленно открываться. Свет потоком хлынул из нее, и душа моя ушла в пятки – сейчас я в одной своей белеющей в темноте ночной рубашке предстану перед страшной оголтелой толпой…

И в тот момент, когда из щели высунулась огромная волосатая рука, меня, объятую невыразимым ужасом, вдруг подхватил поток воздуха и, подхватив, обнял и завернул, как в простыню, в легкое темное крыло.

И, сжатая в этом крыле, я взлетела, чувствуя, как стремительно поднимающихся ввысь ступней вскользь коснулись чьи-то липкие горячие пальцы. Глубоко внизу, хрипло ругаясь, наперебой закричали голоса, но постепенно они начали отдаляться и вскоре остались где-то далеко, в наплывающей удушливой жаре, а мимо меня пронеслась светлеющая улица, длинные волосы развевал ветер, и свободный воздух забивался под вздымающуюся парусом рубаху.

Неожиданно перед глазами промелькнули интерьеры комнат, и я поняла, что, без труда пролетев сквозь стены, опускаюсь на раскинутую на постели простыню.

Коснувшись головой светлого пятна подушки, я вдруг почувствовала невероятную усталость и невозможность шевельнуть ни рукой, ни ногой. Очертания комнаты начали расплываться и очень скоро исчезли совсем, уступив место убаюкивающей темноте.

Глава десятая

…– Даша, ну сколько можно спать!

Отгоняя чей-то навязчиво бубнящий над ухом голос, я, наконец, разомкнула тяжелые веки.

– Одиннадцатый час! – укоризненно произнес стоящий посреди комнаты Степа. Он был в спортивном трико и майке-борцовке. – Завтрак на столе.

– Какой завтрак?.. – пролепетала я, с трудом поднимаясь на локте и сгоняя со щеки длинную русую прядь.

– Гречневая каша с молоком. А чего бы хотела принцесса? Икры и шампанского?

Я вдруг вспомнила свое ночное путешествие.

– Подойди сюда, – позвала я парня, не отрывая взгляда от шишечки на спинке кровати.

Той самой, где сидела удивительная бабочка.

Степа настороженно приблизился.

– Как ты спал?.. – осторожно спросила я.

– Слава богу, нормально. Наверно, дядя дописал ноты, – прибавил племянник, понизив голос и покосившись на приоткрытую дверь.

– Тебе ничего… странного не снилось?.. – опять задала я вопрос, чувствуя учащенное биение сердца под тонкой рубашкой.

– А что? Тебе приснилось что-то?

Я посмотрела сквозь Степу.

Перед глазами отчетливо всплыла подземная комната, и тишину словно вновь прорезал леденящий душу громоподобный крик:

– КОРОЛЕВСКИЙ ФЛЕШ!!!

– Мне? Нет… Такое чувство, что не приснилось. Что я была там… наяву.

Неожиданно Степа рассмеялся.

– Нигде ты не была наяву! Спала как убитая!

– Откуда ты знаешь? – насторожилась я.

Степа покраснел и ничего не ответил.

– Ну, говори! – поторопила я.

Парень помялся, потом неохотно произнес:

– Ну, в общем, я тебя брал ночью за руку, как ты просила – помнишь? Ну, чтоб я тебя не отпускал.

– Ну?

– И знаешь, ты почему-то была очень холодная. Даже пульса почти не было. И дыхание такое легкое-легкое, еле уловимое…

Я помолчала. Потом вновь посмотрела на светловолосого мальчишку.

– А что ты красный такой?

Степа опустил глаза, и, наконец решившись, признался:

– Я испугался, наклонился и стал слушать дыхание, и… в общем, я тебя поцеловал. Как-то незаметно… Ты была такая красивая, прямо как панночка! Лицо белое, волосы распущенные… Ну, и… А ты лежишь себе, как статуя… и почти не дышишь…

От услышанной новости я даже забыла, с чего начался разговор, и сурово взглянула на рассказчика.

– Ты что это себе позволяешь?!

Степина скромность вдруг куда-то девалась.

– А что? – неожиданно бессовестно заявил нахал.

Я вылезла из постели.

– А ну прочь отсюда, я оденусь!

Степа склонился в дурашливом поклоне.

– Будет исполнено, ваше высочество…

Я быстро надела оливковый сарафан и туфли и, не глядя на него, пошла через зал к выходу.

– А каша? – донеслось в спину.

Реплика прилетела вслед за хлопком входной двери, и я услышала ее уже с лестничной площадки.

«Вот негодяй!» – закипела я праведным гневом, открывая дверь своей квартиры и слыша, как опять разрывается настойчивым звонком телефон.

– Дашка, выручай! – раздалось из трубки, когда я, нахмурившись, бросила на пол пакет с ночной рубашкой и поспешила к аппарату. – Это Марк Смилевич!

Чем, интересно, я могу выручить однокурсника Марка?..

– Что случилось?

– Понимаешь, такое дело… Срочно нужна гитаристка, и не простая, а супер-пупер. Ну, в общем, такая, как ты.

– Зачем? – поинтересовалась я, чувствуя, как начинает посасывать под ложечкой. Зря я отказалась от каши. Надо было сначала поесть, а уж потом уйти с гордо поднятой головой…

– Нужно срочно сыграть на свадьбе. Да там ерунда… – начал увещевать Марк.

– Какая ерунда?.. Говори яснее, – потребовала я, и Марк стал сбивчиво излагать суть дела.

– Сегодня у одного крутого мэна состоится свадьба. Жених приготовил невесте подарок – музыкальную шкатулку, а внутри – две крохотных статуэтки: жених играет на скрипке, а невеста – на гитаре.

– Интересно… – пробормотала я, хотя мне было совершенно неинтересно.

– И после вручения подарка он хочет, чтобы шкатулка типа ожила. И тут появляетесь вы…

– Кто – мы? – уточнила я.

– Ты и Димка Кортнев. Нужно, чтобы пара была очень талантливой и очень красивой. Они заплатят прилично, в обиде не будешь!.. – продолжал убеждать Марк.

Проигнорировав замаскированный комплимент, я выслушала предложение с кислой миной на лице.

– Ты знаешь, у меня сейчас другие проблемы… – начала я.

– Я понимаю, что деньги тебя мало интересуют, – перебил Марк. – Ну выручи тогда Димку! Он не может найти пару …

Я с тоской глянула на полку с дисками. Тебе-то хорошо рассуждать…

«Марк Смилевич, браво, браво!..» – вспомнила я восторженные возгласы Артема Витальевича.

– Возьмите Кузьмину, она красавица, – предложила я, зевнув.

– Но ведь надо еще здорово на гитаре сыграть! – напомнил Марк. – А ей до тебя далеко…

– Тогда Болященскую, она неплохая гитаристка… – Такое ощущение, что я совсем не выспалась.

– Но она слишком тощая… – заканючил Марк.

– Невесты разные бывают, – ответила я и положила трубку.

Как же хочется есть!..

Я подошла к холодильнику и заглянула в него. Н-да… Придется тащиться в магазин.

Открыв шкаф, где лежали деньги, оставленные родителями, я обмерла.

Денег – сложенных стопкой, и довольно внушительной – в шкафу не было.

Батюшки, обокрали!.. – ахнула я и ощутила приступ сильного головокружения.

Сердце подкатилось к горлу, и, чтобы не упасть, я ухватилась за скрипучую спинку кресла.

«Да нет, не могли обокрасть… – каруселью завертелись в голове мысли, – у нас же фирменные замки, сделанные на заказ в единственном экземпляре, их невозможно открыть ничем, кроме родного ключа…»

Все еще не веря в случившееся, я судорожно пошарила ладонью по полке.

И все-таки денег на месте не было.

Через десять минут, слегка отойдя от шока, я набрала номер Марка Смилевича.

А еще через полчаса синеглазый брюнет, первый красавец курса Марк Смилевич уже деловито затягивал на моей спине корсет длинного свадебного платья.

– Ну вот, просто конфетка! – довольно потер он руки, закончив работу и посмотрев на меня со стороны. – Значит, так. Свадьба начнется в восемь вечера в кафе «Лабиринт», но вы понадобитесь позже. Сыграть надо пьесу для скрипки и гитары какого-то неизвестного автора. Вот ноты. Через час приедет Димка, позанимаетесь. В девять подадут машину. Деньги попросишь у жениха вперед, сразу по приезде. Часиков в одиннадцать сыграете, после чего вам вызовут такси и отправят на все четыре стороны. Вопросы, пожелания?

– Пожелание, – сказала я. – Пусть Димка привезет пиццу и салат. Есть очень хочется.

– Будет сделано, жди!.. – крикнул Марк и испарился.

А я взглянула на лежащие передо мной ноты.

Какие они загадочные – ни названия произведения, ни автора…

Потом медленно взяла в руки гитару и начала играть…

Над комнатой вдруг поднялись и взлетели звуки необыкновенного танго. Они то рассыпались дождем, то шелестели травой, то летели неведомыми птицами, то уходили в туман одиноким ночным поездом…

И трепет объял меня от этой необычной, чарующей, волшебной музыки…

Когда я доиграла до конца, на лбу выступила испарина.

Будто исполнение отняло у меня все силы.

Отложив гитару, я уставшей, неподъемной рукой еще раз пролистала ноты – может быть, где-нибудь указано имя автора?.. Это же невероятный талант!.. Еще ни от одного произведения меня так не бросало в дрожь.

Я никогда не слышала и не играла такой музыки…

Но даже инициалов нигде указано не было.

Я отложила ноты, но танго не шло у меня из головы. Казалось, в скрытом от глаз уголке мира вдруг открылась потайная дверь, и я вошла в незнакомый город и ясно увидела эти падающие на него сумерки, трепетание птичьих крыльев под проливным дождем, бьющим по мостовой, и чей-то страстный ночной танец, словно наперекор судьбе…

Время пролетело быстрой, острой стрелой, и я даже не заметила, как появился облаченный в черное скрипач, и в аккомпанемент гитары вплелся высокий голос скрипки.

И танец на лезвии ножа вдруг обернулся ласковой рекой и перетек в песню влюбленных, которым предстоит разлука до конца жизни.

Или смерть.

Я увидела, как, заламывая руки, бежит по мостовой девушка в длинном сером платье, и по ее бледному лицу, смешиваясь с дождем, текут слезы. И, отдаляясь все дальше и дальше, что-то отчаянно кричит ей юноша, и ломающийся голос его пронизан невероятной мукой…