bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 8

– Ты знаешь тутошних предвечных? Когда вы пришли сюда, разве тут кто о нас ещё помнил? – удивился я.

– Я о вас двоих знала ещё в прежние времена, – сказала Басыр. – Бывала здесь наездами, я тоже люблю по миру-от кататься. Вы одни к дому привязаны, и ваш дом привязан к вам, хоть и странно это, однако.

– А у них странностей полно, – сказал Орсег. – У здешних…

Басыр улыбнулась, но посмотрела на меня с той же улыбкой:

– Верно ты говоришь, незнакомец. Но тем и необныковенны и места здешние, и здешние люди. Уже одно то, что их тут ажно трое народилось за тысячу лет, уже это было бы неправдоподобно, если бы не то, что здесь, под этим Великим Морем один из самых мощных на земле источников Силы.

– Я – Орсег, – сказал Морской царь, с гордостью называя своё имя и прозвание.

– Вона как, так и Морской царь к нам в гости на Байкал пожаловал…

Тем временем пришёл в себя Мировасор, возле которого оставался только Агори. Рыба и Дамэ сидели рядом на камне и спокойно следили за движением, происходившим у входа в пещеру, ожидая, чем всё это окончится.

– Что… где мы? – проговорил Мировасор, глядя на Агори. – Мы живы? Почему?..

– Очевидно, Смерть была слишком занята тем, чтобы заморочить тебя Мировасор, – сказал я.

Он уже подтянулся и сел, оглядываясь по сторонам. И с изумлением узнал Вералгу.

– Вералга… ты… жива?!..

Мы бы засмеялись, но никому особенно весело не было из-за того, что мы не поверили одному из наших, а полностью доверились воплощению Тёмной силы, что овладела нами. Хотя не вполне, я верил как раз Арику, но я не успел ни сказать ничего, ничего сделать, когда едва не произошло непоправимое. И хотя все мне твердят, что на Аяе и Арике какая-то там Печать Бессмертия, я очень сомневаюсь в дарах Повелительницы Той стороны. Поэтому я по-настоящему испугался, когда Мировасор начал швырять огонь в них, а я никак не мог их уберечь, ни остановить Мировасора, хотя мог бы, наверное, камень ему на голову скинуть… но… Я был обескуражен и раздавлен их с Аяей двойной подлостью, да и чудовищный зелёный огонь из глаз и чёрные крылья Арика не на шутку испугали и будто обездвижили меня…

Вералга подошла к Мировасору.

– А ты пострадал, мой друг? Что у вас тут случилось? – мягко спросила она, хотя мягчить уже нечего, он совершенно здоров.

– Арий сбросил на нас лавину! – сказал Мировасор, жалобно блея, вот подлец.

– Ложь! – воскликнул я. – Лавина сорвалась от твоего удара!

– Скажи ещё, что и Байкал взорвал я! – ехидно отбил Мировасор.

Но и я не лыком шит, я ухмыльнулся и ответил ему с удовольствием:

– Нет, конечно, на это тебе не хватило бы Силы.

Мировасор задохнулся от возмущения и онемел на некоторое время, я впервые увидел его растерянным, но зато Рыба и Дамэ были очень довольны, подмигнули друг другу, оживившись, и Басыр улыбалась узкими чёрными глазами. Вералга собиралась сказать что-то, наверняка, нравоучительное, уже и надулась для этого, не замечая, насколько она смешна в это мгновение со своими поучениями здесь, в дымной пещере среди людей, полуодетых в шкуры, в своей шубе и лохматой шапке. И хорошо, что она не успела открыть рта, потому что Агори, маленький и дробный, сказал именно то, что необходимо было сказать сейчас:

– Братья, сестры, предвечные! Да вы что?! – он обернулся по сторонам. – Нас и так немного на земле, нам приходится нелегко в мире, где мы сильнее, но и уязвимее всех! Давайте перестанем враждовать, отныне и навсегда и станем принимать друг друга такими, какими нам пришлось явиться в этот мир. Не судить, не обвинять, не отторгать от себя!

– Не отторгать отдавшихся Аду? Кем же тогда станем мы все? Его рабами? – воскликнул Мировасор.

Агори смешался под его взглядом. А Орсег словно бы подвёл черту:

– Кто изгнан, уже не вернётся, а те, что здесь, не объединиться ли нам?

Мне вовсе не хотелось ни с кем объединяться, особенно с ними со всеми, но я не стал спорить, решив посмотреть, что из этого получится.

Остальные же закивали, оборачиваясь, не кивала только Басыр, она лишь слегка улыбалась, поглядывая на всех. Определённо, она нравится мне…

– Нас здесь восемь, девятая – Арит, в Кемете, как раз то число, что нужно, если что, так, Эрбин? – сказал Орсег.

– Мне не нужно было никакое число, – ответил я. – Это Мировасор придумал ту девятку. А Смерти было безразлично, один я или с компанией, она вела свою игру.

– Ну… сие нам неведомо, – недовольно проворчал Мировасор, поднимаясь, наконец.

Глава 2. Бегство

Мы вылетели из своего убежища, застав всё ту же метель снаружи, но теперь была уже ночь и тьма, и где она гуще, неясно, потому что и внизу и в небе по-прежнему мотала метель, а чернота была перемешана с белизной. Мы летели, как и доселе, держа друг друга за руки, иначе немудрено было бы потеряться. Мы не думали, куда лететь, ясно, что пока нам нет места на Байкале, где у нас теперь не было ни дома, ни возможности его построить, потому что не было даже одежды, чтобы не околеть в первые же четверть суток, нам надо поскорее убраться отсюда в теплые края.

А потому мы неслись быстро, как могли, помогая друг другу, отталкиваясь от земли, вернее, снежных равнин, от верхушек деревьев, от камней и скал. И все же приходилось останавливаться. Потому что люди, хоть и предвечные, не птицы и крыльев у нас нет, чтобы оставаться в небесах, а расстояние огромное. Поэтому к концу дня, или когда мы уже изнемогали, Огнь разжигал костер, издали выпустив струю огня в какое-нибудь дерево, и когда мы спускались, костер уже грел нас. Согревались, дремали или спали у огня, сколько возможно, до того, как огонь прогорал, и мы начинали замерзать, и поднимались снова. Первые дни мы даже не ели.

Мы не ели, да, но мы любились при всяком привале, Огнь, словно утверждаясь этим в своих правах, и моё желание было не меньше, и не тише. И не думали о том, что оставили позади, и главное и тех, кто там остался, об Эрике. Если бы я думала об этом, я, наверное, я не смогла бы и двинуться с места. Но если Арий преступил, то я преступила больше…

Только через три или четыре дня этой гонки, мы, наконец, достигли мест, где снега начали редеть, оставляя проталины, реки и ручьи здесь уже были свободны ото льда, а кое-где по их берегам зеленела трава. И стало возможным не мчать, не останавливаясь, боясь околеть от мороза и голода, но спокойно ночевать у огня, поедая пойманную птицу или рыбу. Этот путь мы с Эрбином в обратную сторону проделали за несколько месяцев, не имея возможности лететь без самолёта, оставшегося на вавилонском холме, но зато, оставаясь ночевать поначалу в уметах, а после в палатке, что мы везли с собой вначале на конной повозке, после на санях… Тогда было лето, как сейчас, когда мы достигли Байкала. Год назад. Всего год и целый год. Сколько всего потеряно снова…

А совсем скоро начались степи, по которым ветер гнал комки перекати-поле.

– Смотри, Огнь, смотри, так и нас гонит сейчас по свету… – сказала я, кивнув на куст, который ветер толкал мимо нас.

Сами же мы сидели, запалив кучу таких кустов, и согреваясь в тепле пламени. Леса здесь нет, хотя бы шалаш построить, редкие корявые саксаулы. В костре на пруте поджаривалась рыбина, которую Арик поймал в одном из ручьёв острогой, что пришлось ему мастерить камнем и огнём из рук, потому что ни ножа, ни хоть какого-то орудия у нас не было при себе. У нас вообще ничего не было, только то, в чем улетели от дома, где в нас посылали проклятия вперемежку с огнём: одежда, в которой были и всё. Хорошо, что здесь ещё были деревья, хоть и редкие, из ветвей которых можно было и орудия смастерить и огонь в костре поддерживать, и шалаш построить, чтобы ночевать не под открытым небом.

Он поднял голову, взглянул на покатившийся дальше мимо нас легкий и прозрачный куст, и сказал, покачав головой:

– Ничего похожего. У этого куста нет корней, а у нас есть. И в земле, и друг в друге. Нет-нет, Яй, то не мы катимся. Мы временно улетели с нашей родины, но мы вернёмся ещё на наш Байкал, вот увидишь… А пока…

Он обнял и тряхнул меня легонько за плечо, улыбнувшись:

– Пока, думаю, нам надо обосноваться где-нибудь в горах.

– Почему непременно в горах? – удивилась я.

– Ну… – он поднял голову, вдыхая полной грудью. – Во-первых: мы там никогда не были, ни я, ни ты, ведь так? Во-вторых: нас там никто не найдёт, потому что в горах не сможет нас почуять Орсег, и Вералге тоже будет сложнее настроиться на меня. А в-третьих: в горах так много воздуха! И, кроме того, там, должно быть, очень красиво.

Я засмеялась:

– Неужели надо, чтобы непременно красиво?

– Необходимо! Долго жить там, где неказисто, очень вредно. И потом, я хочу, чтобы тебе было приятно со мной жить.

Я обняла его, «приятно», вот смешной, кабы я думала о приятном… Да я согласилась бы с ним жить, куда бы ни послала судьба, хоть в темнице, лишь бы с ним. Но вслух говорить не стала, возгордится ещё, и так столько натворила ради него…

…Я бы не возгордился, но стал бы увереннее, что, отнимая у неё весь мир и предлагая взамен только себя, становлюсь равнозначной заменой. Для меня – она весь мир и давно, но что я для неё? Что она меня любит, конечно, я не сомневался, коли бросилась защищать ото всех, рискуя всем и приравнивая себя ко мне, отныне изгою. Но насколько хватит ей любви, она так прекрасна, как никто и ничто на свете, что требовать от неё, забыть весь мир ради себя… Я поцеловал её, захватывая губами сразу весь её сладкий рот…

Я думал об этом много дней, пока мы продвигались на полдень, пока не придумал вот что:

– Яй, я вот думаю, как нам с тобой и жить неприметно, где-нибудь среди высоких скал, вдали ото всех, в безопасности и покое, но при том не становиться отшельниками, запершими себя от мира. И вот, что я надумал: мы будем путешествовать. Мы станем летать по воздуху. Мы построим самолет и полетим куда захотим, в любую точку мира, куда будет попутный ветер. Начертаем лучшие в мире карты и распространим их среди путешественников, будем спускаться в городах, на островах и улетать снова… Хочешь?

Она засмеялась:

– Не рай ли ты предлагаешь мне, Арюшка?

– Почему и нет? – засмеялся и я. – Временно весь мир взамен Байкала, согласна?

Так и было решено. Несложно было найти подходящие горы, они как раз лежали впереди по пути к югу. Множественный и величественный горный массив, трудность оказалась в другом: как выбрать место среди такой красоты, потому что она была неисчерпаема. Один уступ оказывался прекраснее и удобнее другого. Но место должно быть не очень высоко, потому что слишком высоко нечем дышать, как ни хотелось поселиться ближе к небу и солнцу и вырастить огород, к примеру, на большой высоте тоже будет сложно, и не слишком низко, чтобы остаться недоступными для людей, случайно пасущими овец поблизости. Мы останавливались то на одной скале, то на другой, то на одной межгорной равнине, то на другой. Но, то здесь оказывалось слишком открыто всем ветрам, то слишком небольшое пространство и для дома и тем более для жизни людей, а не ласточек.

И всё же, наконец, идеальное место нашлось. Высоко, но в переделах жизни, нам неожиданно открылась большая долина, а в ней площадка, защищённая с севера большой обрывистой вершиной, и с трёх сторон открытая в широкую чашеобразную долину, защищённую со всех сторон скалами. Обширная, почти идеально ровная площадка, с небольшим уклоном, и там обрывающаяся отвесно, но не в пропасть, нет-нет – сажени на три ниже расширялась долина, в середине её блестело гладким зеркалом небольшое округлое озеро. Озеро не замерзало, как оказалось, потому что по берегам, и в глубине, под толщей воды на дне, били горячие источники. Вокруг росли редкие и чахлые деревья и кусты, которые с годами стали пышным лесом и цветущими кустарниками и лугами.

А ещё, оставшись здесь, мы узнали, что разнообразные горные козлы и снежные барсы забредали сюда, в эти прибрежные заросли нарочно к воде. Залетали и птицы, с годами их стало больше. И снег здесь вокруг озера не лежал, и вообще здесь было теплее, чем везде, потому что скалы защищали от ветров, а вода согревала воздух, она парила зимой, оседая пушистым инеем на ветвях деревьев, растущих по берегам, делая их сказочно красивыми. Вот только рыба в чудесном озере не водилась из-за странностей с водой. Зато её было предостаточно в ручьях выше и ниже по склонам…

Приземлившись на этой площадке, словно специально задуманной и созданной для нас двоих, мы с Аяей смотрели на озеро, на высокие снежные вершины вдали, казалось, они совсем рядом, на эту площадку и утёс, закрывающий её, мы молча смотрели на всё это, понимая, что нашли своё место, где будет наш дом в ближайшие годы. И кто знает, сколько лет. Я взял её руку в свою. Много дней мы были в пути, нас изгнали и мы бежали, поддавшись силе исторгшей нас из ряда себе подобных. А теперь, похоже, мы достигли места назначения. Аяя ответила на моё пожатие и сказала тихо-тихо:

– Будто для нас, Ар, а?

Раньше, в нашей с ней прежней жизни, она не называла меня «Ар», как Эрик. Тогда звала Арюшей, ну и Огником, как и теперь, откуда-то в ней всплыло это прозвище, а вот «Ар» – так звали меня в моей семье, это от Эрика.

Эта мысль кольнула меня, но я тут же отвёл её, словно рукой, только не позволить этому лёгкому зёрнышку ревности не только укорениться, но хотя бы задержаться на время, это легчайшее парящее семя превратиться в свинцовый неподъёмный груз. Я знаю, каково это, я уже ревновал её к прошлому, которого уже не было, сводя с ума себя и её. В таком далеком прошлом, которого она вовсе не помнит. Теперь всё хуже – Эрик жив и здоров и так же вечен, как и мы, и если мы свидимся снова, кто знает, не захочется ей снова быть с ним? Одна надежда, что самому Эрику к тому времени не захочется этого. И хотя эта надежда была очень слабой, я всё же решил культивировать её, потому что помнил, что мой брат легковесен и привык к счастью и удовольствию от жизни, любовные страдания не для него, к тому же он отлично может, и мог держаться с Аяей по-дружески, или по-братски, как ни назови.

Только бы сама Аяя не пожалела о своём выборе и чувствовала, что со мной ей куда лучше, чем с Эриком. А вот это сложно. Эр – прирождённый муж, ласковый и внимательный, заботливый, и даже верный. Я, к слову сказать, тоже был неплохим мужем своим давним жёнам, нетребовательным и отстранённым, я всегда был холоднее с моими жёнами. И я совсем не помню никого их, даже тех, кого, как мне казалось, я любил, они слились для меня в одно пятно, светлое, надо отметить. Но Эр, думаю, помнит многих. Он принимал их в сердце, раскрывал душу. Как и детей. Я – нет, с меня мои семьи соскальзывали как лёд с рек, без следа. Плохой, я, выходит, человек…

Я посмотрел на Аяю. Она одна для меня не просто важна, она мой свет, мой воздух, моя кровь, вся моя жизнь. Сказать ей «люблю», это так же мало, как солнечный блик на капле росы утром от света всего солнца. Я притянул её к себе. Всё это время, что мы бежим, мы предавались любви, на каждом привале, при каждом случае. Никто и ничто не мешало нам, ни снега и льды в начале пути, ни после, когда мы спали почти на подстилках из веток, мы не мёрзли в объятиях друг друга, несмотря на то, что у нас прикрыть наготу толком было нечем, мы торопились долететь куда-нибудь, где обретём, наконец, пристанище. И вот мы нашли такое место…

…После всего произошедшего, пока мы мчались сюда, я не думала ни о чём, кроме опасности, что как мне казалось, гналась за ним после огненных шаров Мировасора, после всеобщего внезапно возникшего отчуждения, что обрушилось на Арика, когда каждый готов был к нападению и тем паче власти Князя Тьмы, которую Ар признал над собой. Я боялась, как бы Прародитель Тьмы не осознал своей промашки, и не создал бы на нашем пути новой непреодолимой каверзы, подлой ловушки, али тяжкого испытания. И я, напуганная всем этим, кажется, оглядывалась всю дорогу сюда. Я вовсе забыла, как это, расслабив спину, и закрыв глаза, в блаженстве целоваться, лёжа спиной на мягкой траве и запустив пальцы в его волосы ни о чём больше не думать…

Но, конечно, Арий хотел не только целоваться, и здесь на мягкой траве этого луга, выросшего так высоко, что никакие овцы не могли сюда прийти с отарами, где воздух прозрачнее, чем везде, где солнце ярче, а вода в озере, никогда не тронутая человеком настолько чиста, что видно дно, а неподвижном её зеркале отражается небо, окружающие деревья и горы, словно создавая тут дверь в какой-то другой мир, где всё чище, прозрачнее, красивее, чем в нашем…

– Ты любишь меня?.. любишь? Яя… Аяя… – горячо и жадно спросил он, целуя меня, то смыкая веки, то горящими широкими зрачками своих светло-голубых, прозрачных глаз, всматриваясь в мои, задыхаясь, словно в лихорадке. – Люби меня, Яй… только люби… Люби!

Я отвечала сразу и ответила после, когда мы уже лежали рядом, снова вернувшись на луг, после того как, растворившись совершенно друг в друге, позабыли всё, теряя зрение и слух на краткие, но такие сладостные мгновения.

– Веришь теперь, что я не оставлял тебя? Что я ни мига не прожил вдали от тебя, не мечтая о тебе, не пытаясь придумать, как же вырваться? Веришь, Яй?

– Верю, – прошептала я. – И люблю. Я сразу и поверила, чего там… токмо думалось, опоздал ты. Но… не удержали мы с тобой коней-от ретивых…

– Так нешто их удержишь? – счастливо засмеялся я.

– Дак тебя, верно, не удержишь, табун остановить легче. Но я о себе… Устоять должно было противу соблазна. Да где там… люблю тебя… так люблю, ажно земля с под ног уходит… Вот знай: жалею, что предала мужа, что так с Эриком поступила, он достоин лучшей жены, а не могла иначе. И впредь никогда не смогла бы, застишь ты мне весь свет…

– Меня не удержать вдали от тебя, потому что ты все для меня, Яй. Ты это тоже помни теперь, ежли ране не знала, – я обнял её, притягивая к себе. – Без тебя я даже не дышал.

– Так уж и не дышал? – тихонько засмеялась Аяя.

– Совсем… – выдохнул я, прижимая её, и закрыв глаза.

И вот я вижу её, её лицо, волосы, завившиеся от пота, на фоне бескрайнего неба и снежных вершин гор. Аяя, застилающая весь мир, потому что она весь мир. Весь мир… Аяя, как много лет, столетий, я шёл к ней и к тому, чтобы видеть вот так, обнажённой, горящей от страсти, смотрящей мне в лицо этими сияющими желанием глазами. Я смотрю на неё на фоне этого бездонного ярко-голубого неба. Я поднялся, садясь, чтобы обнять её и прижать к себе, не размыкая, не прекращая слияния…

Мы добрались до рая, и даже, если он не возможен на земле, мы нашли его…


…Я же от рая был далёк как никогда. Я был в кругу своих, Вералга перенесла нас всех в стойбище в долине, потому что площадка у пещеры была слишком занесена снегом, там было даже не устоять в снегу, свалившемся с вершины, к тому же метель взялась с новой силой набрасываться на гору. Поэтому мы были теперь в стойбище, что так радушно принимало нас дондеже. Мы вошли в чум, где Басыр оказалась хозяйкой.

– Не усмехайся, Белый Великан, приходится отводить глаза людям и своим и чужим, – улыбнулась Басыр.

– Да-да, я это понял… – сказал я.

Мы, замёршие и усталые, расселись вокруг очага, Басыр угостила нас нежно вяленой рыбой и сваренными в молоке сладкими кореньями.

– Я заготовила их давно, ещё до того, как пришла сюда, к этим людям, – сказала Басыр.

– Так они не твои соплеменники?!

Басыр покачала лунообразной головой. Вот всем она прекрасна, а я не чувствую к ней ничего, даже меньше, чем, когда в её чуме ночевал с ней …

– Нет, как раз мои соплеменники, но племя кочует многие и многие годы и столетия, медленно продвигаясь за своими стадами. Но я тоже кочую, по всему миру, ухожу и возвращаюсь. А как же? – усмехнулась Басыр, посверкивая чёрными глазами в прорезях удивительных изогнутых век.

– Так ты можешь прикинуться кем хочешь?

Она покачала головой:

– Нет, только старой. Какой, я, возможно, стала бы, имей способность стареть. Как твой брат, прикинуться кем угодно – нет, этого я не могу.

– Мировасор ещё может так, – сказал я, – верно, Мировасор?

Я взглянул на него. Мировасор поднял голову и ответил:

– А… нет. Нет-нет, Эрбин, я только, как и Басыр, могу показываться людям стариком, а как твой брат любым человеком – нет, это мне недоступно. Это, видимо, подвластно только тем, кто отдаётся Тьме.

– Арик никогда не отдался бы Тьме, в это я не верю, – твёрдо сказал я, выпрямляясь во весь рост и оглядев остальных свысока, пусть возразят мне, пусть и меня изгонят, я пойду искать Арика с Аяей…

Мировасор поднялся от очага, к которому успел усесться и протянуть к нему озябшие руки.

– Ты же всё видел! Ты не веришь собственным глазам?! – воскликнул он, бледнея от злости.

На это мне легко было возразить:

– Ну, глаза легко обмануть, Мировасор. И то, что Вералга по-прежнему с нами, сидит у очага, улыбается и угощается рыбой и этим странным местным отваром то ли из мха, то ли из коры, а не лежит хладным трупом, погребённой под лавиной возле нашего дома, уже говорит мне, что не стоит верить всему, что видят мои глаза. Глаза не всегда зрят истину…

Вералга поднялась тоже, оставив трапезу, за которую взялась было с таким аппетитом.

– Мир, Эрик, прошу вас, не надо! Не надо ссориться и спорить теперь, когда мы едва выбрались из такой передряги! – взмолилась она, глядя на нас попеременно.

– Давайте подкрепимся и подумаем, как убраться отсюда, – подал голос Викол.

– А мне стоит поторопиться, иначе ваше Великое Море снова возьмётся льдом и мне придётся проситься к вам для перемещения отсюда в тёплые края, – сказал Орсег, улыбаясь, большие белые зубы нерадостно сверкнули меж тёмных губ. – Право, это так замечательно, не ожидал, что рыбу можно приготовить так вкусно! Ты просто колдовскими чарами обладаешь, а, Басыр?

Она лишь пожала плечами непринуждённо.

– Ничего тут особенного нет, рыба в Великом Море сама дар Богов, ничего с ней особенного делать не надо, да, Эрбин? Ты байкалец, знаешь… А ты, Орсег, не подольщайся и не подкатывай к моему берегу свои корабли, я тебя не выберу, с тобой, водяным, мне несподручно, мне под воду ходу нет, стало быть, в разлуке быть, зменять станешь, я того не люблю. Да и в снегах моих родных околеешь! – засмеялась Басыр и снова лукаво посмотрела на меня.

Похоже, положила на меня глаз. Но сейчас это совершенно не тронуло меня, хотя должно было польстить, Басыр, как видно могущественная волшебница, если так можно называть предвечную, и красавица к тому же. Пусть она простит меня, но я совсем не испытываю желания к ней, я даже не помню, как это было некогда между нами… ничего, даже, когда именно это было. Я и запомнил её имя потому, что она странные речи позволила себе, и после… я думал, приснилась. Но нет, вот она, и настоящая, и к тому же, как и все тут, у этого очага, предвечная. Вот беда-то для меня, приглянуться предвечной, к которой вовсе не лежит моя душа.

Всё бы ничего, и я, должно быть, даже поддался бы её притяжению, но в душе у меня сейчас зияла громадная пустота, настоящая дыра без дна, в которую улетали все чувства. Ара нет и нет её, Аяи, опять я потерял их обоих. Без Арика было плохо в своё время, но без Аяи… Я не могу даже представить. Кроме всех чувств, которые я сейчас старался прятать куда-нибудь поглубже, потому что быть опозоренным, а тем паче жалким, мне не хотелось, хорошо, что всеобщее потрясение выбило из сознания то, что было перед лавиной. Но что я стану делать, когда проснусь завтра, а Аяи нет…

Я сел к очагу рядом с Дамэ, а Рыба присела с другого бока, не обращая внимания на жгучие взгляды Басыр. Рыба наклонила голову ко мне.

– Эрбин, ежли хочешь с энтой… как её там… э-э… Басыр, я мешать не стану, токмо видится, ты не расположон? А? – тихонечко проговорила Рыба, стараясь не привлекать внимания окружающих, и осторожно взглянула мне в лицо.

– Спасибо, Рыба, – ещё тише проговорил я, чуть склонившись, делая вид, что я тянусь за очередным куском рыбы, чтобы остальные, радостно жующие и оживлённо сокотавшие между собой, не слышали нас. – Держись около, как в прежние времена.

– А… А Дамэ позволишь тож?

Я усмехнулся, мельком взглянув на него.

– Сроднились, гляжу? Пускай, так-то всегда лучше, – кивнул я.

– Может, найдём иде Аяю-то с Арием? – себе под нос поговорила Рыба.

– Поищем, как же быть… как ещё… как обычно. Только этим и занимаемся, которое столетие…

Тем временем Вералга выпрямилась, очевидно, достаточно подкрепившись и вытянув шею, проговорила:

– Предвечные! Скоро ночь, мы утомлены сегодня и, думаю, лучше отложить до завтра обсуждение наших дел. Вы согласны?

Никто не стал спорить, не стал и я, подумав про себя, уж не в сговоре ли Вералга и Басыр, которая, конечно, оказалась возле меня немедленно после того, как все улеглись вокруг очага и очень быстро начали посапывать. День выдался тяжёлый и длинный как никогда, потому и заснули сразу, едва закончили трапезу и кое-как отползли от котла с едой. Только мне, похоже, не спалось. Да ещё Басыр, которая, оглядевшись и убедившись, что все сопят во сне, быстро-быстро стянула тельник из мягкой кожи оленят и, совершенно обнажённая, юркнула ко мне по одеяло из лисьих шкур, самого лучшего, что нашлось…

На страницу:
2 из 8