Безнадёжная любовь

Эльвира Смелик

Безнадёжная любовь

Часть 1. КРАСНАЯ ШАПОЧКА И СЕРЫЙ ВОЛК

Жила-была маленькая девочка, и звали ее Красная Шапочка. Вот однажды отправилась она к своей бабушке. Идет она лесом, и встречается ей куманек-волк; ему сейчас же захотелось ее съесть. Он и спрашивает, куда это она идет. Бедная девочка не знала, что очень опасно останавливаться в лесу и слушать, что говорит волк.

1

Они сошли с поезда и неуверенно остановились на перроне. Все вокруг было совершенно чужим и незнакомым. Даже Жанка, приезжавшая сюда лишь два года назад, сначала растерялась и не могла сказать ничего вразумительного.

– Если верить своим глазам, – заметила неожиданно оказавшаяся самой рассудительной и мудрой Ольга, – до города тут топать и топать. Будем надеяться, что здесь все-таки ходит автобус.

Автобус, конечно же, ходил. Жанна сразу вспомнила об этом, как только ей сказали, и даже вытянула из глубин памяти его номер, и не ошиблась, хотя, что толку в номере, если мимо вокзала проходил только один маршрут.

– Надеюсь, дорогу к дому своей бабушки ты помнишь? – не очень-то доверчиво поинтересовалась Ольга у подруги.

– Надеюсь, да, – немного обиделась Жанка. – Но тебе не скажу.

Ольга хмыкнула.

– Хочется верить: здесь не водятся серые волки, нам не придется уточнять у них путь, и мы избежим участи Красной Шапочки.

Но как выяснилось, по мнению Жанкиной бабушки, когда они все-таки благополучно добрались до ее дома, волки здесь водились. Добрая старушка предупредительно посоветовала им, когда стемнеет, из дома не выходить, потому как близко окраина, и всем известно, что это излюбленное место всякой шпаны и прочей нечисти. Однако, погода стояла отличная, море (по слухам) плескало всего в нескольких кварталах отсюда, а пристроечка, где они вчетвером прекрасно разместились, оказалась уютным и прохладным пристанищем. Намеков на близкое волчье присутствие не было заметно, и поэтому о них скоро и легкомысленно забыли. Но, как оказалось, ненадолго.

Вполне счастливые и довольные жизнью они возвращались с пляжа. Оля радостно размахивала сумкой, Жанна и Настя доедали мороженое, Аня любовалась окрестностями.

– Какие девочки! – из-за ограды прямо им навстречу вывернула группа молодых людей.

Они остановились одновременно. Последний кусочек Жанкиного эскимо улиткой сполз по палочке и плюхнулся на асфальт.

– Куда спешите, красавицы? – прозвучало до отвращения слащаво и томно. – Ты только подойди поближе, Лёсик. От них так и пышет жаром. Какие горячие девочки!

– В чем дело? – стараясь казаться спокойной и презрительной, спросила Ольга.

Их было человек шесть. Они стояли довольно плотной толпой и казались похожими друг на друга.

Аня переводила взгляд с одного лица на другое. Ей становилось не по себе. Случайная встреча не обещала ничего хорошего, ничего приятного.

Ане хотелось уйти. Так просто взять девчонок под руки и уйти. Но, увы, именно это и не могло произойти так просто.

Она почти не вслушивалась в отрывистый разговор. А зачем? Все давно знакомо, потому что повторяется из раза в раз, слова, интонации, жесты и взгляды, наглые, сальные, циничные взгляды, бесцеремонно осматривающие тебя с головы до ног. И вдруг…

Странно!

Аня растерялась и смутилась. Один смотрел не так, как все остальные. Он и стоял немного в стороне, определив себе роль не участника, а наблюдателя. Его глаза не выражали общего настроения, в них был другой интерес, другие чувства. Аня ощущала их, но не понимала. Зато он без труда понял ее и, многозначительно улыбнувшись и даже чуть кивнув, будто соглашаясь с проносящимися в ее голове мыслями, легко исполнил ее желание.

Настя уже отбивалась от какого-то особенно рьяного поклонника, а он негромко, но твердо произнес:

– Ну, хватит! Повеселились! А теперь дорогу освободите!

Его услышали сразу. У него не только глаза, но и голос оказался каким-то особенным. Ему никто не возразил.

Парни послушно расступились.

– А вы, девочки, проходите, не стесняйтесь! – уголки твердо очерченного рта насмешливо дрогнули.

– А мы и не стесняемся! – надменно и презрительно высказалась Ольга, и девчонки также послушно затопали по дорожке.

Аня смотрела в сторону, но, проходя мимо, не удержалась и опять глянула на него.

Он улыбнулся ей, слегка приподнял брови, словно подавал какой-то знак, а Аня сделала суровое лицо и поторопилась нагнать Ольгу.

– А бабушка была права! – после короткого периода прихождения в себя заключила та. – Делаем ноги.

2

Из всего происшедшего Аня сделала только один вывод: она бы совсем не хотела встретиться еще раз с кем-нибудь из этой компании, ну, разве что, с одним из них. И, представьте, встретилась.

– Мы, кажется, виделись вчера?

– Кажется, да.

Вечером в сумерках она почти не разглядела его, собственно, она и не собиралась тогда его разглядывать. А сейчас еще светило солнце, и они некоторое время с интересом рассматривали друг друга.

Парень был, естественно, смугл, и Аня на его фоне выглядела бледным, бескровным привидением. Сколько ему лет, она не могла точно сказать, лишь уверенно решилась бы утверждать, он ее старше. Что еще? Он имел интересное, нечасто встречающееся имя – Богдан. Аня несколько раз с удовольствием произнесла его про себя. Без сомнения, он понравился ей.

А потом появились его друзья – плотный, коренастый Чоня и совсем юный, тонколицый Лёсик. Они вели себя так, словно были знакомы с Аней с незапамятных времен. Чоня часто и приятно улыбался, Лёсик больше молчал, хитро щуря свои голубые, невинные глазки, и Ане начинало казаться, что вчера вечером она видело кого-то другого, а не этих добродушных, веселых ребят.

Но скоро Лёсик и Чоня удалились, оставив их вдвоем.

– Ты здесь первый раз? – спросил Богдан, он обладал чудесным, мягким голосом, слушать который было одним удовольствием.

– Да.

– Пойдем.

Если бы все так произносили это слово, Аня, наверное, всю бы жизнь, словно зачарованная, ходила вслед за кем-то.

Нет, лучше не за кем-то. Лучше только за ним. Именно за ним. Иные варианты наскучили и надоели.

Хотя, если честно, толпы изнывающих от любви поклонников за Аней никогда не бродили, записочками с признаниями ее не завалили, из-за нее не дрались и даже не ссорились. Потому что все те мальчики, которым она нравилась, оказывались утомительно правильными, порядочными и нерешительными. Она и сама такая, вот и притягивала себе подобных. Но общение с ними было неинтересным, однообразным и предсказуемым. Хотелось чего-то невероятного, тревожащего, немного рискованного, неведомого, сказочного. Как сейчас.

Вечер надвигался незаметно и быстро, город расцвечивался огнями, своей теплотой и блеском притягивающими взгляд. Аня улыбалась. Может, от радости, может, от не покидающего предчувствия чего-то хорошего губы сами растягивались в улыбку. Ей все нравилось вокруг: нежные сумерки, ароматный воздух, теплый свет окон и, конечно, он, неторопливо шагающий рядом и очаровывающий, очаровывающий своим голосом так, что иногда хотелось, пусть слова будут весомы, пусть они ласково касаются лица и мягко опускаются на плечи.

Богдан осторожно дотронулся до ее подбородка, повернул к себе, поцеловал. Она ласково провела по его руке.

Он опять понимал ее мысли и делал так, как хотелось ей. Его прикосновения были легки и едва осязаемы, пока она сама не почувствовала, как хочется ощутить ей его силу и неудержимость настоящих ласк. Тогда он обнял ее, а она положила руки ему на плечи.

Он заглянул в ее доверчивые глаза.

– Ну, как тебе здесь?

– Хорошо, – она опять улыбалась и, не удовлетворившись краткостью одного слова, по-детски подробно принялась объяснять. – Тепло. Мне нравиться, когда тепло. Я не люблю зиму. Конечно, красиво – снег, иней, узоры на окнах. Но обязательно нужно надевать шубу, шапку. Терпеть не могу шапки, и вообще, когда много одежды.

Он посмотрел немного странно. Наверное, удивился, почему она вдруг вспомнила о зиме.

И опять, неизвестно откуда, появился Чоня, предстал перед глазами, словно сказочный Сивка-Бурка, вызванный в срочном порядке нетерпеливым свистом требовательного хозяина, по-доброму улыбнулся Ане. Богдан немножко отстранился и спросил ровным, безразличным голосом:

– Слушай, у тебя нет на примете местечка, где бы нам никто не мешал?

Даже Чоня удивился равнодушной циничности его слов, а может, и не только этому, взглянул на Аню. Та только что беззаботно поправляла волосы, да так и застыла, пораженная, повернулась к Богдану.

– Нет сегодня, – хмуро доложил Чоня, разочарованно развернулся и ушел.

У Богдана губы неприятно дернулись, он чужым, холодным взглядом посмотрел на Аню и увидел в ее глазах не только ожидаемые им обиду и смятение, но и нечто другое – презрение.

– Ну и что? – насмешливо произнес он. – А ты думала…

Она думала, что он такой чудный, удивительный, особенный, непохожий ни на кого из ее прежних знакомых, а этот вечер – эпизод из великолепного фильма, слагаемой каждым чудесной повести, то, о чем хочется мечтать и грезить, романтическая сказка с замечательным героем, который так нежен, так ласков, так мил, и быть с ним одно удовольствие. И именно таким, только таким, ты представляла своего первого мужчину, и ты без колебаний с великой радостью уже готова была отдать ему всю себя… Но он сам потребовал этого, уверенно, цинично и грубо, не забыв выдать обязательный набор дурацких, унизительных фраз.

– Что ты смотришь на меня оскорбленными глазами? Для тебя это ново? Обычно в твоем возрасте уже не помнят, что такое невинность, и прекрасно понимают, чем обычно заканчиваются подобные вечера.

– Заткнись! – нужно стать такой же нахальной и грубой. – Все равно у тебя ничего не выйдет.

– Да ну? Ты, кажется, забыла, что кое-чем обязана мне? Ты и твои подруги, – его голос раздавался, по-прежнему, нежен и прекрасен.

У Ани на глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок.

Ах, эти удивительные глаза в толпе одинаковых, противных лиц! И зачем только она увидела их?

– Ты…

Он улыбнулся, заранее угадав смысл готовых сорваться с его губ слов.

– Черт! Мне нравится, когда ты такая. Как вчера. Смотрю – стоит девчонка, сердитая, надутая. Ничего девчонка, интересная. А что если… И я сделал доброе дело из расчета, что потом, томимая чувством безмерной благодарности, она будет сговорчивее. Все просто!

Он был подонком и гордился этим. А еще у него было довольное лицо, по которому очень хотелось ударить.

Аня сдержала слезы.

– Я, кажется, безмерно благодарна, но…

– Да, ладно. Что ты разволновалась? – его голос вдруг зазвучал примирительно. – Раз сегодня и правда ничего не выйдет, – он невинно пожал плечами. – Пойдем, я отведу тебя домой.

– Нет! – Аня мотнула головой, стараясь стряхнуть с себя его взгляд и паутину слишком осязаемых слов.

– Что «нет»? – удивился он.

– Я никуда с тобой не пойду. Я пойду одна, – она старалась твердо произносить слова.

– Заблудишься, – он стал до отвращения заботлив.

– Ну и пусть! Тебе какое дело?

– А вдруг попадется кто-нибудь еще хуже, чем я, который не станет много говорить?

Он протянул руку, но Аня отшатнулась.

– Не трогай меня!

– Ну, ладно, ладно. Чего ж так орать? Пойдем, – он произнес это точно так же, как в самом начале, то же слово, тот же голос, но все было совсем по-другому, и Ане захотелось заткнуть уши и бежать, бежать в абсолютно противоположную сторону.

Какое ужасное зрелище – жалкие осколки обманутых надежд.

3

Аня купила огромную грушу и с удовольствием надкусила ее желтый, крутой бок. Сок брызнул и потек по пальцам липкой струйкой. До дома оставалось несколько шагов. Короткие сумерки грозили внезапной ночью.

– Анечка, солнышко, привет!

Она обернулась, увидела Чоню и Лёсика.

– Гуляешь?

– Домой иду, – она уже не боялась их, однако ее несколько смутило столь бурное и ласковое приветствие.

– Выдумала тоже. Пойдем лучше с нами!

– Куда? – Аня мгновенно насторожилась и напряглась.

Чоня рассмеялся.

– Ну, чего ты, испугалась что ли?

– Вот еще! – Аня возмутилась правдивости его слов.

– Пойдем! – Чоня выглядел каким-то уж слишком радостным и довольным, и глаза его светились очень и очень по-доброму. – Навестим Богдана.

Странный! Он выбрал именно тот аргумент, который, скорее всего, заставил бы Аню отказаться от предложенного путешествия, но, вопреки здравому смыслу, крайне пораженная выражением его лица, она послушно пошла вслед за Чоней. Лёсик плелся сзади.

Выросший из темноты светлый прямоугольник заставил Аню задуматься и остановиться.

– Что это?

Из-за ее спины раздался хрипловатый голос.

– Раньше здесь то ли склад был, то ли мастерские, – объяснил Лёсик. – А теперь мы здесь живем.

– Живете? Здесь? Вы?

Вот уж заявление воистину таинственное и пугающее! Аня решила, что не сделает больше и шага.

– Да. Идем! – нетерпеливо потянул ее за руку Чоня, и она опять покорилась, хотя, по разумным соображениям, должна была развернуться и броситься наутек.

Он открыл маленькую дверь в огромных железных створках, и, невзирая на царившую внутри тьму, уверенно потащил Аню по какому-то коридору.

– А это – Богданова берлога. Вот он обрадуется! – Чоня распахнул дверь.

Лесик, пролезший вперед, присвистнул.

– Облом! Он в отключке.

Богдан, раскинувшись, лежал на куче разноцветных одеял, и в его позе, в тяжелом дыхании читалось что-то тревожное, неестественное.

Какое-то время они втроем бессмысленно пялились на лежащего, словно видели его в первый раз. Потом Чоня склонился, словно заботливая мамаша, внимательно вгляделся в напряженное во сне лицо и тихонько ткнул кулаком в плечо.

– Это надолго, – констатировал он.

Но словно нарочно, в пику его словам, Богдан открыл глаза, обвел всех мутным взглядом. Казалось, он не узнает никого, да и вообще не понимает, где находится и что с ним.

Ане стало неприятно и стыдно, будто она подсматривала за кем-то, а Богдан все с тем же отсутствующим видом сел. Быстрый, осмысленный взгляд блеснул на мгновенье, и тут же Аня почувствовала, как уверенная рука сжала ее запястье.

– Иди сюда!

Она попыталась вырваться, отпрянула, но он с силой потянул ее к себе. Аня потеряла равновесие, плюхнулась на колени и ткнулась губами ему в плечо. Великолепная сцена! А он мрачно и равнодушно, чуть морщась, бросил Чоне и Лёсику:

– А вам чего здесь надо?

Аня вскипела, захотелось вскочить и крикнуть что-то резкое и обидное. И пусть он уберет свои лапы!

А он уже вовсе и не держал ее и, словно специально угадав момент, когда она вот-вот стремительно распрямиться, твердо попросил, скорее даже приказал:

– Сходи – запри дверь!

Аня с досады чуть не села назад. Получилось так, будто она, сломя голову, ринулась исполнять его желание.

– Зачем? – возмущенно воскликнула она.

– Чтобы еще кто-нибудь не влез.

Богдан плотнее закутался в одеяло, и только сейчас Аня заметила, что его бьет дрожь. Мгновенно пожалев и простив, она дошла до двери, повернула ключ в замке, и кто-то с той стороны, легкомысленно уступив ей последний момент, вдруг, опомнившись, торопливо дернул ручку.

– Не открывай!

Лёсик и Чоня еще стояли под дверью, словно послушные джины, испарившиеся по первому требованию, они теперь не знали куда идти и в раздумье толкались на пороге. Между ними, демонстративно не замечания никого и ничего вокруг (что ей за дело до жалких деталей интерьера, сиротливо темнеющих в полумраке), проплыла девушка и уверенно взялась за дверную ручку.

– Опоздала, хорошая моя, – сочувственно протянул Чоня. – Богдан занят.

– Неужели? – девушка насмешливо сощурила глаза.

– Девочка у него, – злорадно уточнил Лёсик.

– Что?

– С девушкой он, – подтвердил Чоня. – Я же предупреждал тебя, Лолочка. Ну, что ты в него вцепилась? Идем лучше со мной! – Чоня попытался обнять девушку, но та брезгливо передернула плечами, сбросила его руку.

– Да пошел ты!

4

Богдан, все еще кутаясь в одеяло, застегнул куртку по самый подбородок. Он с трудом сдерживал одолевающую его дрожь. Аня присела на краешек стоящего возле многочисленных пустых стеллажей письменного стола.

– Слушай, там где-то вода была.

Аня без особого желания отнесла ему стоявший на столе стакан и сразу отвернулась, снова направилась к столу, а, подойдя, обнаружила на нем, прежде прятавшийся за стаканом, прозрачный пузырек с таблетками.

– Что это?

Богдан, не глядя, равнодушно бросил:

– Попробуй.

Аня взяла пузырек, открыла, достала белый кружок.

– Терпеть не могу лекарства.

Он посмотрел с интересом, и она подумала, сейчас скажет что-нибудь о ее последнем, брезгливом замечании, но он насмешливо дернул углом рта и произнес:

– Что ты там прячешься? Боишься?

– Аня возмущенно хмыкнула

– Да иди сюда. Не трону я тебя. Думаешь, у меня и мыслей только, как с тобой переспать?

Аня резко вскинула глаза и тут же отвернулась.

– Эй! – услышала. – Вот так святая невинность! Недотрога обиделась, что кто-то отказался от желания обладать ею? Ну, извини. Сегодня, сама видишь, от меня мало толку. Как-нибудь в другой раз.

– Заткнись! – наконец-то удалось выговорить Ане, но он уже и сам замолчал, и лишь через какое-то время вновь раздался его голос:

– Там где-то сигареты на полках…, – и опять с такой интонацией, будто она обязательство подписала исполнять все его желания. Нашел золотую рыбку!

– Я тебе в служанки нанялась?

– Что тебе, трудно? Ты же видишь: я сам ни на что не способен, – он говорил так, будто считал это своим достоинством.

Она принесла ему сигареты (отчего-то не догадалась бросить прямо от полок) и больше не стала возвращаться к столу.

– Садись, – он протянул ей пачку.

Аня отрицательно мотнула головой и села на край полосатого матраса.

– Здесь раньше склад был?

– Не знаю. Наверное. Во всяком случае, матрасами и одеялами здесь целая комната была набита. Так что мы – со всеми удобствами.

На Аню поползло белое пахучее облачко табачного дыма, и она отмахнулась от него рукой.

Богдан перестал кутаться в одеяло, и оно плащом спадало с его плеч.

– Я, вообще-то, тоже не курю. И сигареты не мои.

– Да ладно оправдываться-то.

Осторожно он уперся подбородком в ее плечо.

– Эй! Ты чего сюда пришла?

– Не знаю.

Он отодвинулся.

– Глупая девчонка! Совсем недавно едва не рыдала, возмущалась, злилась, а сегодня сама явилась. Ты, вообще, представляла, что делала?

– Нет, наверное.

Богдан отвернулся, выпустил очередное облачко дыма, стряхнул пепел прямо на пол.

– Слушай…

Уже по первым звукам ставшего твердым и уверенным голоса она определила, что последует дальше.

– А ты не мог бы перечислить все сразу, одним списком? Чтобы мне не бегать бесконечно туда-сюда.

Он рассмеялся.

***

Она ушла лишь утром, и случайно встреченный по дороге Чоня старательно делал вид, будто он не знает, чем она занималась всю ночь. Наивный, он, действительно, ничего не знал. Ему и в голову не могло придти, как все на самом деле происходило.

Аня сидела, прислонившись спиной к стене, гладила растрепанную голову и молчала, а Богдан все говорил и говорил, разные глупости и несуразности. Ей нравилось слушать его голос, но она почти не воспринимала смысл сказанных слов. Она внимала лишь ощущениям собственных пальцев, касающихся мягких волос и горячей кожи, и совсем не заметила, как заснула.

– Аня рано проснулась в непривычном, чужом для нее месте. Богдан спал, повернувшись к ней спиной, все так же в наглухо застегнутой куртке. Она тихо встала, направилась к двери, повернула ключ.

– Ты куда? – раздалось за спиной.

Аня обернулась. Богдан сидел, обхватив колени.

– Домой.

Он промолчал, вопреки ее ожиданиям. Тогда она медленно открыла дверь и вышла, а он упал на кучу одеял и подумал: почему ничего не сказал, почему отпустил ее? Хотя… Почему следовало ее задержать?

Какое-то время он маялся между сном и явью, лежал с закрытыми глазами, вслушивался в случайные звуки и внушал себе, что спит, пока что-то внутри, не терпя возражений, твердо не скомандовало: «Надо встать!». И он встал, снял куртку (ну да, все утром одеваются, а он раздевается), и, словно специально дождавшись этого момента, дверь распахнулась.

– Как дела? – нежно прозвучал обычно резкий голос.

Он отвернулся, досадливо поморщился.

– В порядке. Тебе чего?

Лола уловила недовольные интонации, подошла совсем близко, заглянула в глаза.

– Богдан! – она никогда так ласково не произносила его имя. – А как же я?

– Ты? Что ты? – он не хотел замечать тревогу в устремленном на него взгляде, не хотел понимать. – Ну?

Безнадежно разбившись о стену мрачного равнодушия, ласка съежилась, мгновенно трансформировалась. Извивающаяся в причудливом, завлекающем танце змея взметнулась и показала ядовитые зубы.

– Кого ты привел вчера? – глаза у Лолы привычно сузились, а нежность в голосе сменилась металлом.

– Что ты психуешь, детка? – Богдана, казалось, порадовала резкая перемена, произошедшая с подругой, и он даже благосклонно приобнял ее.

– Как ты мог?

– Ну, будет! Разреши мне немножко поразвлечься. Отдохнуть. От всего. От тебя. Это же временно. Сама подумай. Потом я все равно вернусь к тебе.

Лола оттолкнула его бесчувственную, холодную руку. Он издевается над ней! «Отдохнуть… временно… разреши…». Ему не нужно ее разрешение, он себе сам все давно разрешил. И бесполезно спорить и говорить о чувствах. Он не знает, что такое чувства. И он уже никогда не вернется к ней.

Лола остановилась.

А может, и вернется.

5

Аня не видела Богдана два дня. Она пообещала ему никогда больше не совершать самостоятельные экскурсии на бывший склад. Красной Шапочке не полагалось забираться в логово страшного серого волка, пока он сам коварством и обманом не завлечет ее туда. Но видимо страшный серый волк, вопреки всем предсказаниям, был сыт или находил себе другие жертвы. Нельзя сказать, что Аня ни капельки не обижалась на него. Она даже приготовила строгую, осуждающую речь, которую планировала произнести при встрече, и не произнесла.

Как обычно, утром они отправились на пляж и, петляя среди аккуратных домиков, совершенно случайно наткнулись на живописную парочку.

Два человека шагали рядом. Лицо Богдана было мрачно и слегка перекошено, как будто у него болели зубы. Лёсик прятал хитрые глазки и периодически втягивал щеки, отчего физиономия его смешно удлинялась.

Девчонки с независимым видом проследовали вперед, Аня остановилась.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да так, – лаконично и неопределенно ответил Богдан, а Лёсик, скромно улыбнувшись, объяснил:

– Понимаешь, я Богдану на голову ведро уронил, – за что получил в награду довольно свирепый, не сулящий ничего хорошего взгляд.

Аня хихикнула и заботливо поинтересовалась:

– Все в порядке?

Богдан посмотрел на нее обиженно и разочарованно.

– Издеваешься?

– Нет, что ты! – Аня мгновенно сделалась серьезной. – Просто… – она хотела сказать, что всего лишь представила это ведро и его, и уголки ее губ вновь поползли вверх.

– Ну, ладно! – он не дал ей договорить. – До вечера.

Что он сказал? До вечера?

Аня вопросительно посмотрела на него, захотелось спросить: «Ты уверен? Ты не ошибся? Действительно, до вечера? Значит, ты придешь? Придешь ли? Тебя долго не было, и уже начинало казаться, будто ты совершенно забыл о том, что здесь, совсем близко, есть я. До вечера?»

***

Утром, когда предательски брошенное Лёсиком ведро, гулко ударило где-то в районе макушки, и вибрирующий звон (ему казалось, звенело не ведро, а его голова) расшвырял и вытряс наружу все даже самые смутные и потаенные мысли, преодолев первый приступ великой злобы, он вдруг осознал, что больше всего на свете желает покинуть этот мир. Нет, он вовсе не собирался покончить с собой из-за случайно упавшего на голову ведра. Просто он хотел уйти от того, что считалось и смело называлось окружающими его жизнью, в которой ему приходилось укрываться зелеными и красными одеялами, помеченными в уголках белыми бирками с инвентарными номерами, в которой на множестве полок его совсем не его комнаты лежала лишь пачка чужих сигарет, в которой на голову падали дырявые жестяные ведра. Опять ведра! Вообще-то, оказывается, это ужасное потрясение.

Звон и вибрация раскололи сознание на две части, тут же поссорившиеся друг с другом.

Эй! Тебе захотелось красоты и уюта? Тебя не устраивает жестяное ведро? Ты думаешь, что гораздо приятнее было бы, если бы тебе на голову упала прекрасная греческая ваза с изображением фрагментов из древних мифов? Глупец! Представь, сколько бы тогда было черепков. От рукотворного великолепия, пережившего множество поколений людей, и от неразумной, сотворенной природой головы, которая не ценит свой и без того короткий век. А тут – оба практически здоровы и отделались лишь непродолжительным звоном в ушах и покореженных ушках. И, чувствуешь, после хорошенькой встряски все встало на свои места, и ты наконец-то осознал, как никчемна и глупа твоя жизнь, и пора бы исправиться, взяться за ум.