Красная зима

Чашка чая с капелькой бальзама и большим куском яблочного пирога пришлась кстати. А порция сплетен – еще больше ко времени.

Явившийся в гости участковый поделился новостями, и Аня узнала, что ночью какие-то… люди нехорошие раскопали старое кладбище.

Копали сбоку, ближе к посадкам. Видимо, что-то знали, потому что вскрыли большую братскую могилу. Теперь будет криминалистам проблем – перебрать все кости. Рассортировать, обыскать… да, наверное, надо историков вызывать. А погода-то швах…

Снег пошел. Да противный такой, мокрый, вчера погода расщедрилась, а вот под утро – дала жару!

Следы?

Да какие там следы по такой погоде? Если что и было…

Говорят, два трупа нашли. Понятно, кто-то третий там был! Ящик нашли вскрытый… вот, вроде как третий сначала одного убил, потом второго… а куда делся?

Неясно.

Машину не нашли – наверное, эти двое на электричке приехали. Да тут и не слишком далеко, всего километров десять до станции.

Куда третий делся? Говорят, в деревню. Сюда-то уж вообще для галочки заглянули. И допрашивали всех для проформы. Что вы видели ночью, что слышали, что делали… спали? Вот и чудненько, вот и ладненько. Спасибо, вы свободны! А следы точно вели в деревню… ну, сколько проследить смогли. Жуть какая!

Подлые какие люди! По могилам лазить! Да ладно бы в лесу нашли… понятно, надо захоронение на кладбище перенести, отпеть, по-людски все устроить. А тут?!

Могилу разорили!

На кладбище!

Если б этих тварей уже не убили, их бы деревенские сами… в чем-то в деревне нравы и проще. Шел, поскользнулся, сел попой на вилы… случайно. Раза три.

Так не бывает?

Еще как бывает! Вся деревня в свидетелях!

Свой мир. Закрытый и замкнутый от посторонних. И этим все сказано.

Анна слушала и думала, что ей повезло. Наверное…

Но когда она поедет за сумкой, надо быть осторожной. Очень осторожной. Электричка, говорите? Десять километров?

А расписание?

То, что придется ехать ночью, Анну не смущало. Она даже оружие с собой брать не будет. Зачем?

Хелле она верила. Если богиня сказала – убивать словом, значит, так оно и будет. И никакого орудия убийства. Очень удобно…

* * *

Разъехаться пришлось пораньше.

Хотели до утра остаться… планировали.

Ага, как же!

Устроители справедливо решили, что если детей не посадить на цепь и не приковать к чему-то тяжелому, они обязательно сбегут посмотреть на кладбище.

Как тут не поинтересоваться? Как не полюбопытствовать?

Отлавливать всю эту банду никому не хотелось, а потому… проще неустойку вернуть – и отвезти всех по домам.

Целее будут!

Ведь точно и пойдут, и полезут, и навернутся куда, и что-то сломают… на фиг – на фиг! Пусть едут домой! И родителям сообщить о форс-мажоре, пусть деточек возьмут на поводок на ближайшее время. Так что Анна и Кира возвращались в город раньше времени.

Анна была довольна.

Кира ворчала.

– Испортили косплей! Не могли эти козлы в другое время полезть…

– Не могли. Не согласовали, а жаль…

– Козлы!

Позвонить обеим и в голову не пришло.

Анна как-то не принимала в расчет сотовые телефоны. Ну да, они есть, это великое благо цивилизации, но… лично она их просто не воспринимала. Не получалось.

А Кира не собиралась предупреждать. Из принципа.

Она домой едет! Пораньше, и что?

По какому поводу звонить? Это ее дом!

Впрочем, когда Кира увидела рядом с домом маленький «Мерседес CLK», ярко-красный и с уляпанной игрушками передней панелью, она помрачнела еще больше.

– Эта… Эта…

Анна положила ей ладонь на запястье.

– Кира, спокойно. Помнишь, о чем мы говорили?

– Да. Я не должна выставлять дурой себя.

– Правильно.

– Я должна выставить дурой ее.

– Умничка. Теперь осталось пойти – и это сделать.

– Ань, а ты поможешь?

– Конечно.

Не то чтобы Борис Викторович это одобрил. Но… девочку было жалко. Анна все понимала. И про браки по расчету, и про объединение капиталов, и про детей…

Но Киру все равно было жалко. Поди поживи с такой паразиткой под боком! Анне решительно не нравилась Лиза. Насмотрелась она таких во дворце – гадость редкостная. Впрочем, такие везде заводятся и везде себя мнят центром вселенной.

– Держи себя в руках, – в очередной раз предупредила она Киру.

– Слушаюсь, леди Малфой!

Они с девочкой прошли по коридору – и замерли на пороге. А в гостиной царила романтическая обстановка.

Цветы, свечи, столик на двоих… явно Киру тут не ждали.

Лиза и Борис Викторович сидели… Лиза сидела на коленях у будущего мужа – и щебетала. Тот обнимал девушку – и слушал. И даже не кривился.

Анна прислушалась. Речь шла о предложении руки и сердца.

Сейчас как раз обсуждалась дата свадьбы. Лиза хотела устроить ее летом, чтобы она вся такая воздушная, чтобы платье, фотки… зимой тоже здорово, и манто можно продемонстрировать, но – неудобно. Столько всего надо объехать, посетить, а если она замерзнет? И нос красный… И насморк?

Нет-нет!

Лето – и никаких гвоздей!

Опять же, сейчас УЖЕ декабрь! Пока платье! Пока белье, туфли, пока гости, приглашения, праздник, да и дом немного надо бы переделать для молодых…

Тут бы управиться до лета! А то ведь можно и не успеть!

И кольцо на пальце девушки. С большим, вульгарным бриллиантом. Впрочем, некоторые девушки признают только такие драгоценности.

Кира набрала воздуха в грудь, намереваясь заорать. Но Анна успела вовремя пнуть ее по щиколотке.

Девочка зашипела – и пришла в себя.

И бросилась отцу на шею.

– Папс! А мы с косплея! Нас пораньше распустили, там рядом убийство произошло!

– Кошмар! – выдохнула Лиза.

– Да, – закивала Кира. – Мародеры раскопали могилу, потом поубивали друг друга. Я точно не поняла, кто и кого убил, но нам сказали, что оставаться в поместье может быть опасно.

Борис Викторович нахмурился и кивнул головой.

– Правильно, что вы вернулись. Кира, я сделал предложение Лизе.

Если бы рядом не было Анны, сейчас разразился бы скандал. И Кира бы оказалась во всем виноватой.

Она бы раскричалась, Лиза обиделась…

Вместо этого Кира захлопала в ладоши.

– Папс! Класс! А я буду подружкой невесты?

Лиза едва рот не открыла.

– Будешь, конечно, – согласился Борис Викторович.

– Я хочу пышную свадьбу, я не каждый день отца женю! – продолжила девочка, уже откровенно развлекаясь под одобрительным взглядом Анны. – И подруг надо пригласить!

– Подруг? – наморщила носик Лиза.

– А что такого? Ты будешь частью нашей семьи, поэтому я обязана тебя познакомить со своими друзьями и учителями! Папсу вечно некогда, а ты будешь ко мне ходить на родительские собрания? У нас требуют, чтобы родители участвовали в жизни класса, а я вечно как самая лысая!

Лиза поежилась.

Школу она и сама не так давно закончила и возвращаться туда не хотела совершенно. Но Кира подобные возражения во внимание не принимала.

– Ну, мамочкой я тебя звать не хочу…

– Почему? – усмотрела возможность прицепиться Лиза. – Я понимаю, тебе будет сложно, но, может, со временем…

– Ты собираешься стать алкоголичкой? – с живым интересом уточнила Кира.

Лиза аж поперхнулась.

– А…

– Папс в курсе. У меня маман спилась – родная. Сначала до белочки допилась, потом до морга, но тебе, наверное, такое не нужно? А то притянешь судьбу? – девочка рассуждала вроде бы разумно, но Анна видела – издевается.

Копирует ее же – с косплея.

Ах ты паршивка!

– Какая ужасная наследственность! – ахнула Лиза. – Кира, ты лучше не признавайся…

– В чем?

– А то никто приличный может и не жениться…

– Когда я решусь замуж – мы ДНК-тест сделаем. На совместимость. Чтобы точно уродов не наплодить. Кстати, вы еще не?! Лиза, это надо! Я не хочу родственников с даунизмом! Или с чем похуже! Тогда на мне точно никто не женится!

– У меня в роду такого нет! – подскочила Лиза.

– Так и не надо ждать, пока появится!

– Не появится! А вот тебе такие тесты точно пригодятся!

– Я со школьной скамьи замуж не собираюсь, – отрезала Кира. – Мне надо выучиться, получить профессию, найти работу, научиться самой себя обеспечивать…

Борис Викторович довольно кивал. Лиза сморщила нос – и решила попробовать атаковать Анну.

– Слышу голос старой девы. Кира, главное для женщины – удачно выйти замуж!

– Мой отец удачно женился. Скоро вот в пятый раз – и каждый раз удачно, – согласилась Кира.

Лиза побледнела и пошла пятнами. А девочка невинно рассуждала дальше:

– Я, наверное, тебя буду называть… А правда – как? Лиза? Непонятно, кто ты мне такая… Мама? Тут мы уже решили, ты не сопьешься, правда?

Лиза квакнула нечто, принятое Кирой за согласие.

– Мамушка? Тоже не подойдет, так служанку звали. Из «Унесенных ветром». – Кира недавно посмотрела этот фильм на пару с Анной и сказала, что Эшли надо отравить. Чтобы не мучился. Но вот, запомнила… – Мамыса? Матуша? Матуха? Матка? Это уж вовсе физиология…

Лиза меняла окраски. Борис Викторович выдохнул, собираясь вступиться за возлюбленную, но не успел.

– Знаю! Будешь ненькой! В самый раз!

– Нянькой?

– Да нет же! Ненькой! Как на Украине! И ласково, и со смыслом… неня Лиза! Класс![6]

Лиза вскочила.

Надулась.

– Мы об этом еще поговорим!

– Конечно! – согласилась Кира. – Папс, вы тут помолвку праздновали? Мы с Аней тогда пойдем… только трусов на люстре не надо, ладно?

– Трусов? На люстре?

– Ну да… неня, ты не переживай! Они хоть и симпатичные, я вот вижу, красные, в кружавчиках, но в интерьер гостиной не впишутся. Да и тебе нельзя, говорят, красные трусы на люстре – к женихам. А ты уже… того. Все, жизнь кончена…

Лиза вылетела из комнаты не прощаясь.

Кира сделала знак «йес».

И была поймана за ухо родимым батюшкой.

– Ну и что это за номера цирковые? Анна, вы мне можете объяснить?

Вот так всегда. Хотя Анна тоже получила удовольствие, так что можно и пострадать немного.

– Конечно, Борис Викторович.

– Слушаю вас внимательно?

Анна сделала нарочито невинное лицо.

– Будучи невинным ребенком, Кира получила громадную моральную травму. Переживания подкосили ее, и внутренний мир девочки диспропорционировался. Вернувшись домой, она обнаружила, что ее отец, столп ее мира, собирается жениться. Будучи хорошо воспитанной девушкой, Кира проявила доступную ей долю вежливости, но, к сожалению, это вышло чуточку неуклюже. Будьте к ней снисходительны, обнаруженные по соседству трупы не способствуют душевному равновесию.

Что мог сказать Борис Викторович в ответ на эту тираду?

Ну… почти ничего.

Начиная с диспропорционирования, он честно пытался не захохотать в голос. Так что…

– Идите вы… интриганки!

Интриганки переглянулись – и пошли.

Русина, Подольск

– Как мне все это… надоело.

Тор Мелехин покосился на подчиненного, но одергивать не стал. Его тоже все… скажем вежливо – за… грызло.

Подольск, вообще вся эта ситуация, патрулирование…

Особенно последнее.

Везти в город продовольствие?

Да вот прямо и сейчас! Никто даже не собирался! На черном рынке обычная курица стоила до десяти рублей!

Десяти!

Рублей!

Для сравнения – всего год назад она стоила восемьдесят копеек!

Командир полка с ног сбивался, а только – толку? Если бы не крупа, обнаруженная на складах Подольска, давно бы его войско или голодало, или с протянутой рукой пошло, или вообще в мародеры! А кушать-то хочется!

И то…

Крупа – для людей.

А для лошадей?

Десять килограммов сена, пять кило сухой травы, семь-восемь килограммов овощей, четыре килограмма зерна…

Не нравится?

А это еще самый минимум! Нужно больше! Это строевые кони, постоянно в движении, со всадниками… и где все это взять?

Только у крестьян.

Понятно, крестьяне были против. Командир махнул рукой и выпустил облигации, по которым крестьянам обязательно заплатят. Ну вот обязательно! Стоит только вернуться законной власти…

Крестьяне оказались недоверчивыми, и вообще – пособниками освобожденцев, так что ни зерна, ни фуража, ни…

Город продуктов от них не дождался.

Илье пришлось рассылать десятки по селам, с реквизициями. Строго-настрого запретив грабить, убивать, насиловать…

Обнаружили сено?

Заберите.

Но выпишите человеку облигацию – пусть потом компенсацию получит.

Что значит – корову кормить нечем? А помрет корова – и детки умирать начнут, она ж, кормилица, молочком их поддерживает…

Ах вы твари сиволапые!

Мы вас тут защищаем, а вам сена жалко!? Вы о каких-то коровах печетесь?!

Да за такое…

Расстрелять бы, да нельзя. Но вот сапогом в морду – это можно. Это крестьяне получали регулярно. Параллельно с облигациями.

Вот и сейчас…

Удалось найти несколько возов сена и забрать их, но в морду староста получил! А чего он! На колени падает, сапоги обнимает… да на эти сапоги такая кожа пошла, которую в его паршивой деревеньке отродясь не сыщешь! Разве что с него содрать!

А он их – соплями!

Коровы падут, козы… Лошадям не хватит… да не наплевать ли?!

Пусть прирежут свою скотину – да и на мясо! А не хотят сами съесть, так пусть продадут в городе! Небось заплатят… облигациями!

Это тор Мелехин и сказал старосте. А заодно и в морду ему дал. Чтобы понимал, тварь, с кем разговаривает! Староста утерся и успокоился.

По плохой дороге возы едва ползли, а возницы отгавкивались, предлагая запрячь в телеги не крестьянских коней, а кавалерийских. А чего?! Эва какие лошади! Они и повозку потянут!

Подобное предложение не вызывало симпатии у кавалеристов. Но действительно – падут крестьянские лошаденки посреди дороги, не своего ж коня в телегу запрягать? Вот и приходилось едва тащиться…

Крестьяне зло переглядывались. Молчали, но хмуро, зло…

Если бы тор Мелехин обратил внимание на их настроение, но куда там! Он же – тор! А это крестьяне! Сволота, быдло, серая плесень… чего на них смотреть? Он и не смотрел…

А когда с близко расположенной опушки ударили выстрелы…

Когда взметнулись на дыбы кони…

Когда пуля ударила в грудь, и на миг стало горячо, а потом в лицо бросился белый снег, быстро становящийся алым, а затем и черным…

Тор Мелехин даже ничего понять не успел. Он умер первым.

Остальные…

Подольск – транспортная развязка. Но леса вокруг него есть.

Хорошие леса, густые… и народ здесь частенько охотой живет. Староста лесной деревни, в которую явился тор Мелехин, был охотником. И брат его, и отец, и дед…

Староста не врал.

Что с тех бумажек толку? А козы, коровы…

Это – жизнь их детей. Жизнь семей. Станет ли он колебаться?

Да ни минуты!

Пуля из старого, еще дедовского ружья ударила в грудь кавалериста. Надо бы в голову, да побоялся. Все ж далековато…

Пятеро охотников после ухода грабителей встали на лыжи. Они-то лес знали!

Здесь спрямить, тут срезать… на месте засады они оказались часа за два до своей добычи. Хотя предупрежденные возницы и так не торопились, давая старосте время все успеть.

Пять выстрелов грянуло разом. Перезарядить – и второй раз. Как по волкам.

Как по зайцам… те еще и быстрее.

Все же кавалерийский полк Ильи – это были не бойцы. Военные, но не воевавшие. Парадные, декоративные… они растерялись. А в тягость ли охотникам перезарядить ружье?

Для умелых рук – секунда.

Двое еще успели дернуться к засаде… ну так что же? Только и добились, что пули их ударили в головы, не в грудь. Лесовики белку в глаз бить привыкли, а тут мишень крупнее.

Ржали кони, метались… староста ждать не стал. Выскочил из засады, ссыпался к дороге, увязая в грязи, которую лишь припорошил сверху первый пушистый снежок, помчался к дороге!

– Живо!!! Коней ловите!!!

Поймать удалось восемь из десяти. Двоих куда-то унесло, да и пес с ними. Зато трупы – все десять.

Мародерили крестьяне быстро. Или – восстанавливали справедливость?

Вояки были облуплены до полной наготы – нет, не до исподнего. Тоже полотно, авось да пригодится. Так что до наготы. И десять тел сложили вдоль дороги.

Пойманных лошадей привязали к телегам – тоже пригодятся. Барахло сложили прямо на сено.

И кое-как развернули возы.

Староста подождал какое-то время, пока все отъедут, и достал нож.

Ох, не хотелось ему этого делать! Нет, не хотелось…

А придется.

Деревню он подставить не может, значит, надо дать другого подозреваемого. Какого? А чего искать-то? Да здравствует Освобождение!

Вырезать ножом на груди одного из солдат символ Освобождения было несложно. С ним и безграмотный справится.

Символом Освобождения стала роза ветров – восьмиконечная звезда. Или восьмиконечный крест, тоже сойдет на первое время…

Староста постоял минуту над трупами, вздохнул…

Если б не нужда горькая… а все одно! Нечего тут!

Одни налетят, ограбят! Вторые налетят, ограбят… Да ему плевать, кто там в том Звенигороде кресло задом мнет! Хоть Петька, хоть Гаврюшка, староста их отродясь не видел и видеть не желал. Оно понятно! Языком махать – не камни таскать! В мягкое-то кресло каждый хочет, а ты в поле поработай! Сено!!!

А ты то сено косил?! Ты его в скирды сметывал, ты его сушил, ворошил, возил? Да тут в каждую копёшку столько труда вложено, сколько вам, скотам, за год не одолеть! И отдать!

Да за красивые слова, да еще и в морду… а вот перебьетесь! Староста собирался выступить перед крестьянами. И предложить перебраться в лес, на хутора. Такие, считай, у каждой третьей семьи были. Кто пчел водил, кто сено на лесных лугах косил, кто охотился да заимки ставил… Худо ли, бедно, а перезимовать там можно будет! Потеснятся, втрое упрутся… справятся!

Дома оставить?

Добро?

Никто добро и не бросает, и не предлагает. Но надо уходить, пока снег плотно не лег, чтобы следов не оставить. Сейчас по лесу милое дело ходить – с собаками не разыщут! Кто захочет оставаться – их воля, а только… нет! Не будет в деревне сейчас жизни!

Пока вот это все не пройдет – не будет! Тут и думать не о чем! Один налетит, второй, третий… ежели кто оставаться вздумает, только на свой страх и риск. А староста и сам не останется, и своей родне остаться не позволит.

Лес – он все скроет. Всех укроет. Прокормит… это городские неумехи в лесу с голоду подохнут! А коли у человека руки из нужного места растут… выживет! Выживут! И семьи вытянут… да, только лес.

Приняв решение, староста сплюнул на дорогу – и развернулся за возами. Через час о случившемся на дороге напоминали только десять трупов.

* * *

– …!!!

Илья ругался вдохновенно. А толку?

Это был уже третий случай за последние две недели. Народ вокруг Подольска жил крепкий, решительный…

Стреляли без предупреждения и особо не сомневались.

Уходили целыми деревнями… да и пес бы с ними, с крестьянами, но жить-то как?

В голову тора Алексеева закрадывалась мысль, что крестьяне без торов прекрасно проживут. А вот торы без них – вряд ли.

– Илюша…

Скрипнула дверь.

Маргарита…

Илья встал из-за стола, подошел к девушке.

– Да, солнышко?

– Во сколько обед подавать?

Илья бросил взгляд на большие часы.

– В два, Маргоша.

Все равно ничего он толком не решит! Ничего!

Почему медлит Валежный?!

Русина. Ферейские горы

Барза-бек поежился.

Одно дело – подначивать мужчин. Другое – самому идти в набег.

Вот подначивать – это он всегда пожалуйста! Речи произносить, обличать, осуждать…

А вот в атаку…

Там же убить могут! А свою жизнь Барза-бек весьма и весьма ценил! Не в пример фереям. Те считали, что Единый Отец все видит и знает. Легче пера будет смерть праведных и тяжелее горы жизнь отступников. А коли так…

Барза-бек добился своего.

Фереи пошли… пока – не в походы. В набеги.

Медленно, осторожно, памятуя о стоящем неподалеку Ферейском полке, они начинали прощупывать Русину. Шаг за шагом.

Сначала увести скот.

Потом совершить набег на селение.

Потом…

Третьего этапа – а именно крикнуть на все горы, что русины ослабели и можно их рвать безнаказанно, – не получилось. Что-то нехорошее произошло, недоброе…

Сначала в набег ушли пятеро юношей – не вернулись.

Потом узнать, что с ними, ушли еще десять мужчин. Покрепче, более взрослых. И тоже – как корова язычком слизала.

Старейшины заволновались. Если бы не Барза-бек, они бы вообще поступили, как приличный ежик: свернулись в шарик и сделали вид, что это такой клубок ниток у дороги валяется. Но провокатор был настойчив!

Он давил и давил, подначивал и разжигал недовольство…

Пятнадцать человек пропали!

И никого это не волнует?

Да что это за старейшины такие?!

Понятно, старейшинам такой подход не нравился. Но Барза-бек был неумолим!

– Неужели мы хуже равнинных шакалов? Неужели мы бросим своих братьев в беде?! Неужто дожил я до горького момента! Истончилась тетива наших луков, затупились острия наших копий… о горе мне! Вижу я печальный конец народа фереев! Выродимся мы и станем такими же, как жалкие равнинники…

Барза-бек талантливо причитал и вздыхал. И скромно умалчивал о том, что на равнине уже пропали без вести больше десяти горцев.

Без следа.

Или равнинники не такие уж беспомощные, или что-то непредвиденное случилось… но какая Барзе была разница? Побьют равнинники горцев? Чилиану хорошо! Побьют горцы равнинников? Чилиану еще лучше! Когда два твоих врага дерутся, чего ж мешать-то?

А если эти враги еще на одном языке говорят, так и вовсе замечательно! Брат на брата… а чилианцам добивать меньше!

Горцы зашумели, заволновались. Старейшины переглянулись, и один из них, которого Барза-бек не любил больше остальных, поднял руку.

– Мы слышали! И слышим голос нашего рода!

Сложно бы не слышать – половина гор слышала!

– Мы приняли решение! Ты поведешь воинов нашего рода в набег на равнины!

Барза-бек якнул, бякнул… и замолчал.

Тут уж не откажешься: или ведешь, или – катишься. Кувырком. С гор. Спустят и не заметят. Пришлось соглашаться. А не хотелось…

Выбора не было.

Старейшины переглянулись – и принялись отдавать приказания, лишая несчастного последней надежды на побег.

Русина, предгорья Ферейских гор

– Какой улов?

– Уже около двух сотен дурачков, – отчитался корнет.

Антон Андреевич Валежный довольно кивнул.

– Никого не упустили?

– Никак нет, ваше…

– Без чинов, голубчик.

– Никак нет!

– Отлично. Ты вот эту записочку полковнику передай, будь любезен.

С нижними чинами Валежный всегда был безукоризненно вежлив. И это давало свои плоды.

Корнет расцвел, прижал к сердцу лист бумаги с личной, Валежного, печатью и умчался. Антон Андреевич с нежной улыбкой посмотрел в сторону Ферейских гор.

Зима на пороге.

Зимой горцы не воюют, но ведь и Борхум зимой не воюет! А у него… у него нет выбора! Если здесь и сейчас не дать по жадным чилианским лапкам, которые зашевелились за горами, то весной…

Весной Русину разорвут на части.

Освобожденцы?

Знаете что, господа?!

Идите вы…

С миром, но туда, где темно и узко!

Здесь и сейчас Валежному дважды плевать было на Освобождение! Он спасает страну для таких, как Пламенный? Для Гаврюши?

Нет.

Он просто спасает страну.

Для таких, как его отец, братья и сестры, племянники и племянницы, для тех, кому некуда бежать. Для тех, кому бы просто жить…

А для этого надо спровоцировать фереев здесь и сейчас. И дать им по рукам.

Чилианцы начали подталкивать горцев. Отлично!

А теперь представьте – уходят люди и пропадают. И ни известий от них, ни звука, ни слова… нет, как не было! Горцы заволнуются! Пойдут в набег!

И тут-то Валежный сможет с полной отдачей обрушиться на них. И сделать так, чтобы им в ближайшие лет пять не до войн было.

А что Петер приказов не отдает…

Вот уж для войны это и лучше! Валежному те указания из генерального штаба давно поперек горла стояли! Он бы давно и горы перешел, и половину Чилиана откусил, и плевать, что там визжать будут! Пусть в Лионессе хоть ежа родят! Поперек шерсти!

Ан нет!

Политика!

Вечно эти дипломаты мешают честным людям воевать!

Валежный хмыкнул – и направился обратно в расположение войск. И…

Оп-па!

А это что у нас за выступление? Концерт самодеятельности?

– …такие же братья! И они так же хотят свободы! А мы их держим в плену! Мы хотим прийти на их землю! А фереи могут жить своим умом! Могут решить сами для себя! Могут…

Оратор понял, что стоящие кругом люди не столько слушают, сколько смотрят, икнул – и обернулся. И встретился взглядом с нежной улыбкой Валежного.

– Да ты продолжай, жом, – почти ласково попросил генерал. – Не стесняйся. Кто там и как жить может? А мы послушаем!