Тень чёрного дерева нейге

Беатия стояла перед зеркалом, одолженным у Карисены, и смотрела на своё отражение. Длинные светлые волосы, волной спускавшиеся на плечи, внимательные голубые глаза, чистенькое белое платье, перетянутое поясом на талии, сверкающие такой же белизной туфли. И серебристые крылья за спиной.

Внешне она не изменилась. Подумав об этом, Беатия печально улыбнулась и, заведя руку назад, потрогала крылья у основания. Почему раньше там было гладко, а сейчас – шероховато и самую малость болит? Беатия покрутилась перед зеркалом, пытаясь увидеть, что не так с крыльями. Она не нашла ничего – и с облегчением вздохнула. Наверное, повредила кожу над лопатками, и оно само пройдёт. А если не пройдёт, можно попросить Карисену, чтобы вылечила.

Но к ней Беатия так и не обратилась. Вылетев из комнаты, лишь задержалась перед дверью, из-за которой доносились голоса золотых фей, пожала плечами и упорхнула в триклию – там застывали сайкумы, и дрожала роса в кувшинчиках с открытыми крышками.

Беатия села за стол, положила себе сайкума на тарелку и, подперев голову локтем, уставилась в окно триклии. Снег валил кучами, и дрожавшие от преждевременного холода золотолисты были укутаны в жёлтые накидки. Беатия смутно вспомнила, как в прошлую хиеми вся Школа Белой Звезды собралась и полетела с серебристыми накидками в Аргеновую Долину. Это было так забавно – держать край накидки, вдыхая её цветочный запах, подшучивать над Ирлани и Альди, с притворной застенчивостью опускать ресницы, когда на неё, Беатию, смотрел Саймен…

Нет, не время думать о Саймене. Он мёртв, и вероятнее всего, скоро погибнет и Лэн. Если его кто-нибудь не выручит.

– Приятного аппетита тебе, Беа, – влетела в триклию Ретане, уселась неподалёку и стала разглаживать платье на коленях, а затем побарабанила пальцами по столу. Беатия искоса наблюдала за ней, поедая сайкум – что скажет эта любительница бездарных? Передаст очередной запрет Карисены – вечером из Школы не вылетать, золотолисты на всякий случай не трогать? Что эти двое ещё придумают, чтобы окончательно превратить жизнь Беатии в ад ожидания?

– Послушай, – заговорила Ретане, пряча глаза. – Я понимаю, что ты сердишься на Лэннери за обман, на Карисену, потому что она его поддержала, на меня, потому что меня приставили смотреть за тобой. Но ведь это для твоего же блага!

Беатия приподняла брови, притворяясь, что слушает, но всё, что Ретане сказала потом, ускользнуло от внимания. Сосредоточившись взглядом на белой шее собеседницы, Беатия живо представила, как сжимает её обеими руками. Как Ретане хрипит, выпучив глаза, и помирает с высунутым языком, словно рейгел Эйзек Гервелекский, которому в глотку набились черви.

– …ты меня понимаешь? – закончила Ретане.

Беатия кивнула – мол, как же тебя не понять, – и взялась обеими руками за горлышко кувшинчика с росой. Если сейчас кинуть его в лицо Ретане, та очень смешно опрокинется на пол, взметнув чёрными, как смола, волосами.

– Беа, ты как будто не здесь, – Ретане села поближе и замахала у неё перед лицом ладонью. – Очнись, Беа!

И Беатия очнулась. С дрожью вспомнила, что только что хотела убить свою соратницу, такую же, как она, фею, да ещё и пленницу обстоятельств. И самое страшное – Беатии чудилось, что гнусные мысли однажды полностью вытеснят её истинное «я». Да, она обожала мучить врагов, но нечисть, черномаги, хибри – это другое! А вот хотеть мучительной смерти Ретане или Карисены…

– Беа, – тонкая рука легла на её запястье, – ты в порядке? Ни о чём не хочешь рассказать Наставнице? Она поможет.

Беатия медленно покачала головой, и у неё вырвался недобрый смешок.

– Некому мне помочь. Оставь меня, Ретане, хоть на время. Если так важно проследить, чтобы я не улетела, посторожи у дверей Школы. Я просто…

– Беа!

– …не хочу тебя видеть, – стряхнув руку золотой феи, Беатия попыталась изобразить улыбку, чтобы смягчить свои слова, но вышел оскал, судя по тому, как Ретане отшатнулась.

– Л-ладно… будь по-твоему. Карисена говорила: если хочешь прогуляться, можно сделать это завтра. Если снег перестанет идти. Да?

– Угу, – Беатия уткнулась в кувшинчик с росой.

После того, как Ретане покинула триклию, что-то тёплое и пушистое забралось к Беатии на колени. Не глядя, зная, кто это, она погладила его свободной рукой и погрузила пальцы в мягкую кошачью шерсть.

– Илли, хороший Илли… что же мне делать?

Лэннери оказался прав – она опасна, в ней течёт тьма. Никому, кроме своей палочки, Беатия об этом не рассказывала, но временами её охватывала ненависть к Школе, к этим стенам, омытым светлой магией, к золотолистам в накидках и даже к блестевшим на блюде сайкумам. Беатия ела, не чувствуя аппетита – словно жевала древесные опилки, а ведь она раньше любила сок волшебных деревьев. Иногда её душила злоба, она задыхалась от бешеного желания ударить Ретане или Карисену, схватиться за палочку и выпустить в каждую из фей по смертоносному лучу. Беатия стала искать спасение в библиотеке, но и там её взор притягивали свитки с описанием ритуалов чёрной магии. Она обнаружила, что ящерицы или маа-змеи больше не кажутся ей безобразными. И почти сочувствовала Илетте Норсальской, не заслужившей такого грустного конца.

А потом всё это проходило, и Беатия вновь становилась собой. И злилась только на одного фея во всём белом свете – на Лэннери.

Чтоб его Мааль забрала! Это он во всём виноват и не дал ей, Беатии, спокойно умереть с поцелуем на устах. Разве это любовь?! Он хотел сохранить её жизнь для себя, а как бы решила сама Беатия, его ничуть не волновало!

Она стукнула кулаком по столу, и кувшинчики подпрыгнули, разбрызгивая росу. Вот и результат, которого добился Лэннери – кровь, отравленная чёрной магией.

«Расскажи Наставнице!» Беатия снова хохотнула, представив себе ужас Карисены, когда она выслушает всю правду. Пожалуй, в тот же день Беатия лишится крыльев, а спустя какое-то время её просто убьют, а тело сожгут в магическом пламени. Лэннери об этом даже не узнает, поскольку его самого ждёт погибель в Герийонских горах. «Так ему и надо!» – мелькнула злая мысль, но Беатия прогнала её. И призналась себе: обманул её Лэннери или нет, она его любила и хотела видеть живым. Да, с синяками на лице от её кулаков, но живым.

– Беа, – окликнул её голос Ретане, – такой чудесный день, невзирая на снег! Лети сюда, полюбуемся.

Беатия взяла Илли на руки и без слов устремилась к выходу. Котёнок уютно устроился у её груди и мурлыкал, совершенно не заботясь о том, светлая Беа или тёмная – вот пример настоящей привязанности!

– Смотри, на небе облака курчавые, как овечки, – поделилась сравнением Ретане. – А между ними ясное-ясное небо. Жаль только, наша Звезда облачком не прикрыта, чтобы я хоть не видела её трещин.

Беатия смотрела не на облака, а на золотистый купол, и закусила губу, думая: «А пропустит ли он меня? Ведь чёрная магия всё сильнее отравляет мою кровь. Надо вечером сделать дыру… для завтрашней прогулки… ах нет, нельзя, Карисена заметит. Она ведь не наша старая Наставница».

– Беа, о чём ты опять размышляешь? – вздохнула Ретане. – Ох и трудно мне с тобой… если бы не задание Наставницы…

«Не бойся, скоро вы обе от меня избавитесь», – Беатия ухватила котёнка поудобнее и с безразличным видом отозвалась:

– Сочувствую тебе.

Конечно, Лэннери велел ей не лететь за ним под угрозой лишения крыльев, но чем дальше, тем меньше Беатия считала себя обязанной держать слово. В конце концов, сам-то он обманщик и лжец!

Вечером Карисена позвала Беатию к себе, оглядела с ног до головы пронзительными светлыми глазами, потрогала крылья, отчего Беатия чуть не вздрогнула:

– Как ты? Ни на что не жалуешься, ничего у тебя не болит?

– Нет, – Беатия покосилась в угол, где стояли сосуды с жиром Аргалена и хвостом чудовища. Почему-то смотреть на них было приятнее, чем в суровое лицо Карисены.

– Очень странно, – пробормотала Золотая Наставница, ещё раз дотронувшись до злополучных серебристых крыльев, издавших лёгкий шелест. – У тебя там серое пятно. Тёмно-серое… с небольшой язвой посередине.

Беатия и думать забыла о сосудах в углу.

– Что?!

– Не бойся, – Карисена чувствительно сжала её плечи сильными руками, – мы тебя исцелим. Должно быть, действует то проклятое зелье. Я буду каждый вечер читать над тобой заклинание.

Беатия прикрыла глаза, желая уткнуться Карисене в плечо и разрыдаться, поведав о своих бедах. Интересно, это у всех Наставниц общее – вызывать такие чувства?

– И ничего не делай без моего разрешения, – Карисена отпустила её. – Всё будет хорошо, Беа, не бойся. Мы не оставим тебя в беде, ты же одна из нас.

Беатия всхлипнула и хотела рассказать о своих наваждениях, как в дверь настойчиво заколотили палочкой:

– Карисена! Наставница! Там снаружи… к Школе подбирается нечисть!

– Я сейчас, – оттолкнув Беатию, Карисена рванулась к выходу, на лету извлекая палочку из-за пояса. – Беа, отправляйся к себе в комнату! Немедленно! Мы с Ретане справимся вдвоём!

– Но… я хочу вам помочь, – растерянно проговорила Беатия, прижимая кулаки к груди. Ей будто плеснули ледяной воды за шиворот:

– Мы не можем тебе доверять. Ты отравлена чёрной магией – посмотри на свою спину!

Беатия опять закусила губу, глядя, в какой спешке улетают золотые феи, и опомнилась, только когда ей стало больно, а на подбородок сползла капелька крови.

– Не доверяют они мне, – Беатия ожесточённо вытерла подбородок. – Ишь ты!

И помертвела, не сводя широко распахнутых глаз со своей руки. На ладони размазалась кровь – тёмная, ещё не чёрная, но уже и не алая фейская кровь. Рыдая, Беатия полетела в свою комнату и захлопнула дверь так, что она чуть не слетела с петель.

– Во имя справедливости! – зазвучал во дворе низкий голос Карисены, и, размазывая по лицу слёзы, Беатия посмотрела в окно.

Внизу, перед куполом, толпилась нечисть и безуспешно пыталась его пробить. Странные, невиданные доселе твари – они походили на волков, только морды круглые, глаза горели красным огнём, и стояли дети Мааль на задних лапах. Когти у них были длинные и острые с виду, как ножи, а размерами твари, пожалуй, превосходили обычных волков. Хотя Беатия уже не смогла бы сказать точно.

– Во имя Кэаль! – проревела Золотая Наставница и принялась забрасывать врагов лучами. Они выли, падали, корчились в лужах крови, но не отступали. Всё царапали когтями по куполу, и взволнованной Беатии, прижавшейся к стеклу, померещилось, будто купол дрожит. Ох, только бы не пал!

– Во имя погибших сестёр и братьев! – крикнула Ретане и довершила начатое Карисеной дело. Теперь все отродья Мааль лежали и издыхали, оглашая окрестности жуткими завываниями. Когда запылали жёлтые костры, Беатия, наконец, отлепилась от окна.

«Мирана, как же я теперь проделаю дыру в куполе? – обратилась она к палочке. – Даже если Карисена не заметит… вдруг я не смогу залатать отверстие снаружи, как следует? И из-за меня Школа Золотой Звезды будет разрушена? Но если я не улечу отсюда, мне станет хуже, и я могу накинуться на Карисену или Ретане! Лучше улететь, не дожидаясь прогулки!»

«Тебя пообещали лечить, – сухо напомнила Мирана, прежде болтливая и жизнерадостная, – вот и сиди тут. Куда ты полетишь? Зачем?»

Беатия глубоко вздохнула.

«Не вылечат они меня, Мира. Я поняла это, как увидела новый цвет своей крови. Если кто и сумеет помочь, так это феи Алой Звезды. Эйериса придумает что-нибудь, вон какое зелье они с Доардом сделали!»

«Ценой многих лет, – проворчала аргеновая палочка. – Думаешь, из-за тебя они ещё раз уменьшат срок своих жизней?»

Беатия промолчала. В мыслях всё было просто: летишь на Рубиастрию, исцеляешься, берёшь с собой несколько фей и летишь в Герийонские горы – спасать Лэннери. Вдруг он ещё жив! Черномаг может сразу не убить его, а мучить, как Наставниц или покойную Дейлени.

В реальности, конечно, всё окажется гораздо сложнее. Но когда это трудности отпугивали Беатию, самую решительную и бескомпромиссную фею Белой Звезды?

«Ты неправа», – только и сказала про себя Беатия. Ложась спать, она уверяла себя, что найдёт иной способ, кроме пробивания дыры в куполе. Слишком уж это… неправильно!

…Беатия вдруг проснулась посреди ночи. Обвела комнату ясным взглядом и подивилась тому, как могла столько медлить. Взмахом палочки фея материализовала на себе одежду, поплыла к двери, бесшумно толкнула её и спустилась вниз. Прислушалась – тихо, мирно, золотые феи спали, и кто-то из них даже похрапывал.

«Ты чего?» – настороженно поинтересовалась Мирана, но Беатия её не расслышала. Мыслями она уже была рядом с куполом. Выскользнув из Школы, фея обошла её кругом, приблизилась к куполу, сморщила нос – как она раньше не замечала, что тут воняет? Приторный запах щекотал ноздри, вызывая неудержимое желание чихнуть. Беатия зажала нос пальцами и услышала робкое мяуканье. Илли? Бедолага, Ретане забыла принести ему мяса и молока, и он весь день сидел голодным. Теперь он сидел рядом с выкрашенной в жёлтый цвет голубятней, где мирно спали птицы, и тоскливо на неё поглядывал.

– Взять, что ли, тебя с собой? – задумалась Беатия, направляя палочку на купол. – Ладно, давай, – она снизилась, протянула к котёнку свободную руку, и он взобрался к ней на плечо, царапая коготками, – полетели со мной. Если Кси жива, я верну тебя ей… а потом вы уберётесь с глаз моих долой!

Беатия спохватилась, что не взяла с собой запасы сайкума и росы, но тут же махнула рукой – лучше отведает человеческой еды по пути. Наверняка та окажется вкуснее, а от росы в последнее время остро пахло растениями, с которых её собирали. Или это нюх Беатии сделался таким чувствительным.

– Так, – пробормотала она себе под нос, – как там… дэй-фен-си наоборот? Си-фен-дэй!

Она трижды повторила антизаклинание, и купол начал истончаться, пока не образовалась дыра с неровными краями. Небольшая, но чтобы вылететь беспрепятственно, её хватит. Конечно, Беатия могла рискнуть и с разгону врезаться лбом в купол, а потом рухнуть на землю и валяться там до утра, пока не проснутся золотые феи. Но тогда бы ей грозило разоблачение… а так… они ведь не знают, что у неё уже и кровь тёмная, а то заперли бы в комнате, как последнюю нарушительницу.

– Ты и есть нарушительница, причём давно, – сказала Беатия и хмыкнула. Илли испуганно мяукнул и прижался к её голове.

«Зря ты это сделала», – обречённо промолвила Мирана, а затем кто-то ахнул за спиной. Беатия развернулась, внутренне похолодев, и увидела Ретане. Золотая фея вылетела из Школы в явной спешке, но палочку прихватить не забыла – и теперь вскинула её на уровень груди. Сейчас усыпит или сознания лишит! Злоба вспыхнула, ослепила, заслонив собой всё остальное, и Беатия швырнула в противницу лучом:

– Пер-кусса!

Ретане выронила палочку и упала навзничь, раскинув руки. Медленно, не веря себе, Беатия подлетела к ней и увидела, как жёлтое платье потемнело на груди. Золотистые глаза Ретане смотрели в небо, волосы чернотой расплескались вокруг головы, изо рта змеилась струйка крови.

Осознание было как удар тупым предметом по голове. Беатия спустила котёнка на землю, кинулась к Ретане и стала трясти её, тихонько приговаривая, чтобы не разбудить голубей:

– Ну, приди же в себя! Скажи что-нибудь!

Напрасно – Ретане молчала. Кровь у неё остановилась, руки начали холодеть. Беатия приложила ухо к груди золотой феи – сердце не билось.

Котёнок жалобно мяукал, а за спиной Беатии мерцал разорванный купол. Всё кончено. Она поддалась искушению и стала преступницей, тварью, как дети и слуги Мааль.

Беатия не заметила, как села на холодную землю и обхватила голову руками. Слёзы капали у неё из глаз, сердце готово было разорваться от раскаяния и стыда. То, что она натворила – настоящая измена, и после смерти Беатию ждут мучения, если только Кэаль не смилостивится и не сделает её Светлой Душой в храме.

Если к тому времени храмы ещё будут стоять на земле, и мир не поглотит тьма.

«Ты уже убила её, хватит сокрушаться, – трезво прозвучал в ушах голос Мираны. – Теперь избавься от трупа и снаружи заделай дыру, чтобы Карисена не поняла, что случилось».

Верно. Узнай она правду, немедленно пошлёт голубя в Школу Алой Звезды, и не видать Беатии исцеления, как своих ушей.

Она собралась с духом, вытерла слёзы и успокоила Илли. Сожгла тело Ретане, собрала пепел в подол своего платья и крепко завязала узел. Вылетев за пределы купола с котёнком на плече, Беатия залатала дыру так старательно, как только могла, а потом набрала высоту и, пролетая над каким-то лесом, развеяла прах Ретане по ветру. Вот и всё, следы преступления заметены.

А теперь – на Рубиастрию!

Глава V

Герийонские горы – снежные, ослепительные в своём великолепии – раскинулись перед летящими феями. Напрягая уставшие крылья, Лэннери приметил внизу ирголевый лес: нарядный, бело-зелёный, и хвоя издалека казалась ярким ковром, манила прилечь и отдохнуть. Может, людям она и стала бы удобной постелью, но Лэннери и его спутники предпочли искать мох. Благодарение Кэаль, мха в лесу тоже хватало, а на поляне, по краю широкого пня, раскинулась поросль мягких белых грибов. Когда Ксилина, прижав к себе свиток с заклинанием поиска, плюхнулась на них, грибы жалобно чавкнули. А тем временем Лэннери и Дергилай поддевали палочками зелёный мох на стволе ирголя.

– Только один сайкум и кувшинчик с росой остались, – огорчённо произнесла Ксилина, заглянув в котомки, брошенные на пень. – И пара пустых кувшинчиков.

– Всё, что осталось, разделим на троих, – бросил Лэннери, соскребая лучом ещё немного мха.

В лесу царил сумрак, и даже лучи Алой Звезды не могли пробиться через плотно сомкнутые кроны деревьев, прикрытые снегом. Скользнув взглядом по стволу ирголя вверх, Лэннери заметил, что верхние ветки напоминают сложенные вместе руки с острыми локтями. Следа чёрной магии в этом лесу не было, но уютным его не назовёшь: чем больше присматривался Лэннери, тем больше ему чудилось нечто человеческое в очертаниях ирголей. Да что там, и мох шевелился в руках, как живой. Или это разыгралось воображение перед встречей с черномагом?

– Думаю, мха достаточно, – Лэннери бросил на пень последнюю охапку и сел. – Давайте теперь делить сайкум и росу!

Когда всё было честно поделено, съедено и выпито, а мягкий сумрак ирголевого леса превратился в ночную тьму, феи стали укладываться спать. Видя, как зевает Ксилина, Лэннери решительно проговорил:

– Сторожить этой ночью буду я.

– Почему не я? – Дергилай ожесточённо чесал то одну, то другую руку. Давно бы уже содрал кожу, но та, скорее всего, окаменела; Лэннери с горечью замечал, что алый фей устаёт подолгу держать палочку, ест через силу, и даже крылья его утратили прежнее сияние. Как бы и на них не перекинулась каменная хворь! Тогда Дергилай не сможет летать.

Удивительно, что ногти его так и остались нетронутыми. Возможно, феи болеют как-то иначе, нежели простые смертные.

– Потому что… так надо, – Лэннери помолчал. – Отдыхайте – оба. Я и спать-то не хочу.

Он сел поудобнее на краю пня, выставив перед собой палочку, и слушал, как ворочается Ксилина, с шуршанием отодвигая в сторону свиток пергамента, и кряхтит, словно древний старец, Дергилай. В просвете между ветвями ирголей был кусочек чернильного неба, и Лэннери устремил к нему взгляд, не забывая прислушиваться и принюхиваться – вдруг повеет вражеской магией.

– Дерево нейге… где же оно может быть? – вполголоса спросил Лэннери самого себя. К Айе не обращался – та давно с ним не беседовала, сердилась. И вряд ли могла знать ответ на этот вопрос.

Что-то ускользало от Лэннери, мешая ему прийти к выводу, где могла бы жить Хранительница. Некое убеждение, что там ей точно не место. Какая, однако, самонадеянность – думать, что он может решать, где место или не место самой могущественной фее на свете! Лэннери хмыкнул и тут же замолчал: соратники заснули, а он не хотел их будить. Дыхание Ксилины было спокойным, ровным, а вот Дергилай спал тревожно. Удивительно, что вовсе сумел заснуть – с зудящими-то руками.

Лэннери продолжал размышлять. Если о тайном убежище Хранительницы никому не известно, то как Наставницы провожали её туда? Здесь что-то не так. К сожалению, и от Лейзаны юный фей ничего не добился – та развела призрачными руками и заявила, что в её времена обиталище Хранительницы было окутано серым туманом точно так же, как и сейчас. И спрашивать о нём запрещалось под страхом наказания.

– Туман, – повторил Лэннери. Что, если это не красивая метафора, а именно в густом тумане и прячется Хранительница? Додумать эту мысль Лэннери не успел. Его отвлёк странный звук внизу, у пня, а затем хвоя брызнула во все стороны, земля разошлась трещинами, и оторопевший Лэннери, чувствуя, как по лесу поплыла знакомая вонь, увидел длинные извивающиеся корни. Они щупальцами рванулись к юному фею, и не успей он выстрелить и обрубить их, оказался бы в плену.

Отсечённые корни упали, но тут же выросли другие. Лэннери снова и снова резал их лучами; он услышал, как за спиной у него зашевелились Дергилай и Ксилина, и крикнул им:

– Хватайте палочки!

Вспышка луча. Шевелящиеся на треснутой земле древесные щупальца. Новые, взметнувшиеся вверх…

– Рубите их! – велел Лэннери, отбивая атаку. – А я, – он взлетел, – отыщу дерево, которое забралось корнями так далеко!

Разозлённый, он хотел покончить с этой дрянью и отдохнуть, а не искать новый лес или речную долину. Ксилина и Дергилай не стали отвечать – они были заняты, в лесу то и дело звёздами загорались и гасли алые лучи. Не оборачиваясь, Лэннери полетел искать дерево, ставшее причиной боя.

Искать пришлось недолго. Поднявшись ввысь, юный фей увидел на самом краю леса старый, накренившийся ирголь, в отличие от других, не покрытый толстым одеялом снега. Его многочисленные, похожие на взбухшие пальцы корни уходили под землю и беспрестанно вздрагивали.

– Им-при, – медленно приближаясь к ирголю, произнёс Лэннери. Магия дымкой прочертила по воздуху след, и вёл он прямо к старому дереву. На расстоянии двадцати-тридцати крыльев Лэннери прицелился в отродье Мааль, но тут ирголь заскрипел, как живой:

– Стой.

Лэннери недоуменно приподнял брови: он привык к говорящим деревьям, но то были волшебные аргена, золотолист и коэцин, а не подобная мерзость.

– Я – не просто дитя Мааль Запретной. Я – дерево, которое способно прозреть будущее. Скажи мне, чего ты ищешь, – потребовал скрипучий голос.

Лэннери нахмурился. После того, как он разыщет черномага и убьёт, юный фей планировал заключить священный союз с Беатией и найти своих родителей. Но не созданию же тьмы об этом рассказывать?

– Вижу, вижу все твои мысли, – проговорил старый ирголь. – Запомни: что найдёшь ты, потеряешь, но беда твоя обернётся спасением для всего мира. Ты близок к разгадке одной тайны, но ошибёшься в другом. Твоё сердце станет осколком льда…

Лэннери едва не расхохотался. Выдавать за предсказания весь этот набор мутных фраз? Да такое можно сказать любой фее, сражающейся с детьми и сторонниками Мааль – за исключением, пожалуй, последнего. Тёмный ирголь ещё что-то говорил, когда сияющий, удлинившийся, словно клинок, белый луч рассёк его пополам от верхушки до самых корней. Половинки дерева, захлебнувшегося своими же нелепыми пророчествами, свалились в разные стороны.

Лэннери брезгливо ткнул палочкой в ещё живые корни, и вскоре их охватило белое пламя.

– Что найдёшь ты, потеряешь, – пробурчал он себе под нос. – Осколок льда… Несомненно, мудрые речи!

Вернувшись к пню, юный фей обнаружил, что новые корни из-под земли не лезут, и порадовался этому. Дергилай и Ксилина в бою не пострадали и снова улеглись спать, а Лэннери занял своё место и тщетно пытался вспомнить, пришёл ли он к какой-либо мысли насчёт Хранительницы, пока землю не взорвали корни. Увы, голова стала тяжёлой, невыносимо захотелось спать, а не думать, и всю оставшуюся ночь Лэннери боролся с желанием лечь на мох.

Утром он почувствовал жажду, слетел с пня и, набрав снега с ирголевой ветки, сунул его в рот. Снег обжёг холодом и свежестью.

– Что ты там жуёшь? – сонная Ксилина потёрла глаза кулаком. Лэннери выплюнул снег и кисло ответил:

– Ничего.

Он присел обратно на мох, наблюдая за тем, как соратники потягиваются и неохотно встают. При тусклом утреннем свете было видно тёмные круги под глазами Дергилая, и несмотря на сон, фей не выглядел отдохнувшим. Отведя от него взор, Лэннери сосредоточился на жизнерадостно-сиреневых волосах Ксилины:

– Мы всё ближе к убежищу черномага. Давайте обговорим наш план.

Свиток лежал неподвижно. За ночь он, конечно же, успел истощиться, но это не пугало Лэннери: у него оставался ещё один. И бутылочка.

– А что обговаривать-то? – Ксилина легкомысленно махнула рукой. – Как только свиток укажет на пещеру черномага, я вас уменьшу, и мы влетим туда…

– Пещера наверняка скрыта чарами, – возразил Лэннери. – Нам придётся подождать, пока они спадут. Надо подумать, что мы там есть-то будем. Сайкумов и росы у нас больше нет, значит…