Аксолотль и статуэтка превращений. Часть вторая

– Аксолотль – это ключ ко всему случившемуся! Был он аксолотлем, жил себе в своем аксолотльем обличье, жрал свою аксолотлью еду и был доволен. Потом обстоятельства изменились, стало суше, и он превращается в тигровую амбистому. Но и тигровая амбистома и аксолотль – суть одно и то же. И дракон, он только внешне дракон, но он остался аксолотлем!

– Не понял! – пробормотал Илья.

– Я тоже не понял, ЧТО ты понял, – произнес Женя.

– Ну как же, как же, – продолжал бушевать Вильям, на него обрушилось вдохновение, но собрать мысли для внятного объяснения пока не получалось. – Аксолотль и твоя амбистома – один вид. Так?

– Так, – ответил Женя.

– Ну вот, а дракон – это тот же самый вид. И Шайкина, и Илья—самурай, и Громовы, которые стали моими слугами. Изменилась только внешняя сторона, а суть…. Суть не меняется. В каждом из нас есть множество вариантов, и в зависимости от обстоятельств меняется внешность. Громовы всегда были слугами, только обстоятельства сделали их семьей главврача. И у Ильи, где-то в глубине его сущности был спрятан самурай.

– А если что-то опять изменится, я превращусь в крысу? – Спросил Илья.

– Нет же! В твоей сущности нет крысы!

– Ничерта я не понял, – проворчал Илья.

– Я тоже, – сказал Женя.

– Ну как же! В каждом человеке, в каждом событии, в целом мире есть несколько вариантов возможностей, как в аксолотле. Они в них заложены изначально, так сказать: про запас. Аксолотль – это же, по сути, головастик, который живет как головастик, размножается и умирает, так и не становясь взрослым. И только, когда пересыхает водоем, он становится взрослым. Ведь так?

– Так, – кивнул головой знаток таких животных Женя.

– Тетка Алка всегда была горластой бэнши, Илья – самураем, а Громовы – рабами. И каждый дом – это немного дворец. И наша станица – это сказочный город, только спрятанный, скрытый. Понятно?

– Ни фига не понятно! – Сказал как отрезал Илья.

– Ну и ладно, – примирительно проговорил Вильям, его задор уже остыл.

Он уселся за японский столик, налил себе чаю и выпил одним залпом.

– Мужики, – воскликнул Женя после паузы. – В станице такое происходит!

– Представляем, – пробурчал Илья.– С меня хватает моего японского замка и самурайского прикида.

– Это еще мелочи! Все дома в станице во что-либо превратились: во дворцы, замки, пещеры, терема! Вместо здания администрации какой-то лабиринт, кто туда входит, обратно выйти не может, там и остается. Говорят, наш районный глава там уже заблудился. Слышали крики о помощи, но его заел какой-то Минотавр.

– Хм, – усмехнулся Вильям.

– А у меня дома мой зверинец изменился вооще! Мама увидела, чуть в обморок не упала. Вместо рыбок, мадагаскарских тараканов, веретениц, морских свинок – дракончики, мантикоры, какие-то горгульи, гремлины. Я даже название подобрать не могу! Страшные все, но меня не трогают.

– Сытые потому что, – решил Илья. – Проголодаются и тебя сожрут, и твою маму и брата твоего непутевого.

– Не сожрут. Они едят то же, что ели до этого. А центр станицы в порт превратился. Да-да, настоящий порт. Вместо асфальта – вода, а к тротуарам парусные корабли пристают, товары разные сгружают. Как раз возле службы судебных приставов. Там теперь пристань и трактир «Пристанище». Сами приставы теперь какими-то страхолюдинами сделались, бегают к людям пристают. Приставы пристают, корабли пристают.

– К пристани, – повторил Илья.

– Ага! А еще я Шайкину видел в доспехах. Больную какую-то. Ее бабка Шайкинская и Нюрка под руки вели, а следом кобель хромал, побольше коровы с седлом на спине.

– Это Шайкина с бэншей сражалась, – без удивления сообщил Илья.

– С какой бэншей? – Спросил Женя. – Про какую бэншу вы все время твердите?

– Ну, как тебе сказать, – начал Вильям. – Ты про бэнши слышал? Из кельтской мифологии. Они там песни поют и этим смерть предвещают. Так наша тетка Алка бэнши заделалась.

– Только она не поет, – продолжил Илья. – Она орет. Громче прежнего! Ты разбитые крыши и поваленные деревья видел? Так то тетка Алка своим криком разбила.

– Подумать только! – Удивился Женя. – То-то я и смотрю: деревья повалены, воронки какие-то на мостовой. Куски гигантских лягушек кругом валяются.

– Это тетки Алкины слуги, – произнес Вильям. – Сначала они Шайкину убить пытались, а когда не получилось, сама Бэнши за дело взялась. Заметьте, ля-гу-шки! Вчера мы с лягушками что делали? Ловили, тетке Алке задарить пытались. Не наша ли это работа, что так вся станица перекорежилась?

– Вряд ли, – возразил Илья. – Мы ничего такого не делали, колдовать не пытались, никакие приборы не включали. К тому же, если бы это моя воля была, Ленка Шайкина превратилась бы в корову, а не в русалку…

– Русалку? – Опешил Женя.

– Ты русалку не видел? Ну, выйдешь из моего замка, посмотришь возле причала, увидишь. Плавает. Если только не утонула.

– Пойдемте, на русалку посмотрим, – попросил Женя. – Я русалок еще никогда не видел, тем более Ленку Шайкину. И вообще, пойдемте по станице прошвырнемся, новые достопримечательности посмотрим.

– Там Бэнши, – напомнил Илья. – Она меня с Вилькой терпеть не может. Чуть не убила.

– Чуть не считается. Пойдемте, на пристань глянете, на корабли, на дворцы.

– Пошли, Илья, – поддержал Вильям друга. – К тому же у нас книжка есть, как с бэншами обращаться и чем их травить.

– А чем травят бэншей? – Спросил Женя.

– Ядом жерлянок. Оригинально, ты не находишь? У тебя та пара жерлянок осталась, что мы вчера поймали? Ты их еще домой унес.

– Остались. Но теперь это не жерлянки, а какие-то чудовища, – сказал Женя.

– А, ну вот, – продолжал ворчать Илья. – Охота на тех жерлянок страшнее охоты на бэншу будет.

– Пошли в станицу, – потребовал Женя.

– Пошли, – согласился Вильям. – Пусть Илья свои боласы возьмет и аркебузу. Если нападет на нас Бэнши, мы ее быстро спешим. Пошли.

– Хорошо, – нехотя согласился Илья.

– Ура! – Обрадовался Женя. – Пошли, Бобик.

Это он так дракона величал.

– Фу, Бобик! – Возмутился Илья. – Такому зверю нужно грозное имя. А тут «Бобик». «Шарик», еще скажи.

Услышав это замечание, бывший аксолотль и теперешний дракон горько вздохнул. Видимо, ему тоже не нравилось такое несерьезное имя. Но, не выражая непокорства, только понурив до земли, он пошел к выходу.

Вильям и Илья встали из-за стола. Илья пошел экипироваться для выхода в свет, предполагавший наличие опасностей и множества тайн. Кроме двух самурайских мечей он взял еще аркебузу, не фитильное ружье, но особый арбалет, зарядил его камнем, намереваясь, в случае нападения Бэнши травмировать ее, но не убить. Сопровождаемые печальным драконом, они покинули японский замок…

Глава вторая

в которой повествуется о семействе Бякиных, их беспримерном героизме и стоическом смирении

Воскресное утро началось для братьев Бякиных без всяких неожиданностей, как обычно начинается воскресное утро у братьев Бякиных.

Первым проснулся Лехоша, вскочил на ноги, отбросив на пол одеяло, и стал на кровати прыгать, доставая макушкой до низкого потолка.

– Прибыла в Одессу банда из Амура, в банде были урки, шулера! – Вопил Лехоша на весь домик, не музыкально, но вызывающе громко. – Банда занималась темными делами, а за ней гонялась ГубЧеКа….

Любил Лехоша песни уголовной тематики, да кто эти песни в девяностые годы не любил. Все прямо таки балдели от хриплоголосых певцов и певиц, услаждающих слух тюремной романтикой.

– Заткнись, Гнида! – Взвыл разбуженный Саша и запустил в брата подушкой. Не попал, а Лешка сразу сменил песню

– Сантёр-монтёр, штаны протёр, новые надел и те пропердел! – Выкрикивал Лешка, продолжая прыгать.

А Саша был не в настроении. После ночных блужданий в компании призрака известного бандита Жглота, после преподанных этим призраком уроков бандитского мастерства Саше хотелось спать. Сильно хотелось. Ночные приключения теперь казались просто ночным кошмаром, одним из многих, приснившихся Саше Бякину за его жизнь. Кошмаром больше – кошмаром меньше, но спать-то хочется.

– Сантёр баран с полки на пол упал! – Вопил Лехоша, сочиняя свои дразнилки прямо на ходу. – У Сантёра рожа на горшок похожа! Сантёр-монтёр штаны протер…!

Саша некоторое время терпел, пытался заткнуть уши, пытаясь принять такую позу, чтобы Лехошины вопли звучали тише. Но все без толку.

– Ну, Гнида, держись! – Проревел Саша Бякин, вскакивая с кровати. Одним движением ноги Саша сбросил своего младшего брата с постели. Не ожидавший такой атаки Лехоша отлетел в противоположный угол комнаты и ударился спиной об стену.

Героическая тематика в его голосе сменилась тематикой трагической. Лешка больше не пел, распахнул рот во всю ширь, напряг глотку и голосовые связки, и полетел во все стороны могучий и пронзительный визг придавленного поросеночка.

– Что, получил, помойка?! – Сказал Саша Бякин и вернулся в свою постель.

Лехоша выл долго. Обычно в таких случаях на его вой приходила бабушка, начинала квохтать и возмущаться, обещая Сашу пороть. Но бабушка почему-то не пришла. Без соответствующей поддержки Лешкин вой стал постепенно стихать, перешел в плач и затих.

– Еще получишь, Сантёрина, – пообещал Лешка Бякин, вытер слезы и в одних трусах вышел из комнаты. Постель заправлять он не стал, в их семье подобная процедура не практиковалась.

Вскоре покинул свою кровать и Саша. Лехоша окончательно перебил весь утренний сон, и пробудил голод. А в таком состоянии никаких сладких сновидений не увидишь.

В доме и во дворе все было по-старому, без всяких сказочных излишеств. Возможно, неизвестная сила, странным образом изменившая мир, вся израсходовалась на отделение бякинского двора от коренного грунта и поддержание его в таком подвешенном состоянии. Никто из обитателей на улицу не выходил, да и густо растущие по всему двору деревья не позволяли разглядеть из окон все волшебные изменения. Короче говоря, все пребывали в счастливом неведении.

Ну, может, не совсем счастливом. Встав поутру, старики вдруг обнаружили, что в доме нет ни воды, ни электричества, ни газа, что в наше цивилизованное время является настоящей катастрофой, не работал телевизор – воскресная отрада, а подле размороженного холодильника собралась большая лужа воды. По этой причине у деда с бабкой разгорелся жаркий скандал. Больше всего деда Степана возмутило отсутствие воды и газа, вследствие чего отсутствовал и завтрак.

– Сорок лет назад в доме ни газа не было, ни водопровода, – сварливо ругался старик. – Воду из колонки на улице ведрами носили, а жрать на печи во дворе готовили! И жили себе, все успевали!

– Ты мне печь сложил? – Гневно вопрошала баба Муня. – Воды принес. Будет вода, будет печь – будет и завтрак.

– Что, есть нечего? – Разочарованно спросил Лехоша. Он уже не плакал, даже позабыл о своих неутешимых страданиях и горьких слезах, пролитых пару минут назад. Стоял возле деда с бабкой, не понимая сути разгоревшегося спора.

– Лодырь, оболтус, – ни с того ни с сего напустился старик на внука. – На всем готовом, дармоед, живешь! Дед с бабкой из силы выбиваются…!

– Что случилось? – Спросил вышедший на шум Саша.

– И этот лентяй пожаловал. Я вам обоим покажу, как жизнь трудна. Возьму хворостину и задницу надеру!

– За что? – Удивились братья Бякины.

– Ты Алешку маленького не трожь! – Потребовала от старика баба Муня. – Он маленький еще. Сходи лучше узнай, почему ни газа, ни света, ни воды нет.

Старик, собиравшийся сорвать свое дурное настроение на внуках, закрыл рот, не решившись длить скандал. Он быстро направился к телефону, поднес к уху трубку, несколько раз ударил по клавишам.

– Телефон тоже не работает, – сообщил он растерянно.

– Так на вулицу выйди, – проворчала баба Муня. – Мне, шо ли, тебя учить?!

Старик громко чертыхнулся и вышел из кухни.

– Вот шо, унучики, – обратилась баба Муня к своим внукам. – Есть у нас нечего, пить тоже. Там у холодильнике масло «Рама» имеется, у серванте – хлеб. Намажьте себе масло на хлеб. А Сашка пущай у погреб за вишневым узваром спустится.

Выполнить задание внуки не успели, во дворе громко и перепугано завопил дед Степан.

– Господи, божеть мой! – Вздрогнула старушка. – Шо там еще случилось?!

И побежала во двор. Саша и Леша устремились следом. Вопящего деда Степана они обнаружили в странном положении, висящим на открытой калитке. Перепуганный старик всеми конечностями вцепился в калитку, словно хотел на ней покататься.

– Закройте калитку! – Прохрипел дед Степан.

Баба Муня подбежала к нему и в испуге отшатнулась назад:

– Господи!

– Калитку! Скорее калитку! – Хрипел дед Степан.

Саша и Леша подбежали к старикам. И застыли…. Их удивленному взору предстал волшебный пейзаж. Их двор находился где-то наверху, а внизу простирался берег морского залива, лазурного, волнительного, с пенными барашками на поверхности и чайками над волнами. По правую сторону, на берегу стоял смутно знакомый городок, с крытыми черепицей домиками, дворцами, фонтанами. Не то, чтобы было очень высоко, но любоваться открывшейся картиной было приятно. Зелень садов радовала глаз. А возвышенное положение двора вселяло мысль о безопасности и безнаказанности в случае совершения какого-нибудь бякинского правонарушения.

– Ух—ты ж! – Восхитился Лехоша.

– Оба-на! Прикольно! – Обрадовался Саша.

– Закройте калитку! – Напомнил дед Степан.

Но было уже поздно. На Сашу уже снизошло его знаменитое состояние, когда от удивления он отключался от всего сущего, выкатывал глаза, открывал рот, и каталептически взирал, напряженно переваривая узретое. Открывшиеся Саше непонятные изменения в окружавшей родимый дом обстановке требовали напряженной мозговой работы, и такой пустяк, как зависший над землей дедушка, не мог его потревожить. Лехоша увиденное не осмысливал, он просто радовался, впав в щенячью эйфорию, стал подпрыгивать и тоненько повизгивать.

– Калитку! – Истерично провыл дед Степан. Несмотря на крепкий захват, он уже начал съезжать вниз по металлической поверхности.

Бабушка Муня отвесила внукам по подзатыльнику, дабы привести их в чувства и излечить от удивления и радости. Помогло. Саша очнулся, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Перестал прыгать и Лешка. Затем они втроем закрыли калитку, втащили во двор деда Степана и уронили на землю. Старик даже не сетовал на поздно оказанную помощь. Он просто растянулся навзничь на асфальтовой дорожке двора, стараясь отдышаться и прийти в удовлетворительное состояние.

Саша и Леша между тем снова принялись радоваться, предававшись этому приятному занятию со всей детской непосредственностью и по-бякински прямолинейно, не оценивая всей двусмысленности своего положения, не понимая возможных опасностей. Саша уже не застывал с открытым ртом, а бегал вдоль забора, забирался на перекладины и смотрел вниз со всех удобных точек, следом бегал Лехоша.

– Круто! – Восторженно кричал Саша. – Теперь можно камнями по людям кидать, а они нам ничего не сделают.

Возможность бросать камнями по живым мишеням без тяжелых последствий было еще одной Сашиной мечтой, наряду с желанием вступить в мафию.

– С голоду подохнем, – простонала бабушка Муня, возвращая внуков к жестоким реалиям. – И от жажды. Или разобьемся, когда униз спускаться станем. Ни хлеба не купишь, ни «скорую» не вызовешь. А как вы у школу ходить будете?

– Ну в школу можно и не ходить, – вкрадчиво напомнил Лехоша.

– А за молоком? Ты за раз литру молока выпиваешь.… С помидорами!

– Ага, – догадался вдруг Леша, почесывая затылок. – Теперь ни молока, ни помидоров!..

– Теперича голодовать станем, – простонала бабушка Муня.

– Зато от Лехошиного поноса избавимся, – предположил Саша.

Увидев, что его любимая бабушка растянула губы и собралась плакать, сменил тематику и Лехоша. Он вдруг понял, что может лишиться любимого молока и любимых помидоров, а уж это – трагедия. Лешка горько, по-коровьи вздохнул и печально заныл, панорама вниз его уже не радовала.

– Цыц оба! – Прикрикнул на них пришедший в некоторое удовлетворительное состояние дедушка Степан. – Хватит стонать, бабка. Пойди, за дочкой сходи, нужно обмозговать семейно, что с нами случилось, и что теперь делать?

– Ох, ох, ох! – Продолжала стонать бабушка Муня, но в дом за дочкой пошла.

Как оказалась, Альбина ночевала в доме не одна. Каким-то странным образом в ее постели оказался незнакомый старикам мужик, невыразительной наружности с невнятным голосом и отсутствием всякого вкуса в одежде. В другое время старики и возмутились бы такому открытию, устроили бы скандал и выяснение личности очередного, незарегистрированного кавалера их тридцативосьмилетней дочки. Но сейчас они даже обрадовались такому подарку судьбы, надеясь, что сильная, мужественная рука поможет им выбраться из передряги. Однако кавалер стариков не обнадежил, вместо того, чтобы спасать, он стал спасаться, устроив большую и слезливую панику.