РЕГИСТР

– Вы понимаете, что товарищи из солнечного Ташкента будут очень недовольны, когда узнают, что вы выиграли этот конкурс, а представительница солнечного Узбекистана пропала с одним из ваших земляков, да ещё и учащимся вашего института? Вы не боитесь, что товарищи из Ташкента могут проявить некоторую несдержанность в речах и даже поступках? Ведь слова за слово, а там и до рукоприкладства дойти может. А товарищ Рашид очень уважает и помогает республиканской сборной по вольной борьбе. Вдруг кто-то из особо вспыльчивых спортсменов возьмёт отпуск за свой счёт, купит билет, прилет к вам и найдёт одного из вас. Что тогда случится?

– А что, товарищи из органов у нас не только не могут уследить за юными и знойными красавицами, но и предотвращать возможные преступления уже разучились?

Гога пошевелил челюстью, словно пережёвывал жёсткий шашлык, мельком глянул на лысого, но тот был словно мумия фараона Тутанхамона. Гога задумался, и сразу сменил тон.

– Парни, я ведь понимаю, для вас это всё очень удивительно, просто какая-то сказка! Но вы поймите, тогда, в Таллине, был простой конкурс среди студенческих ансамблей и исполнителей со всего Союза. Вы выиграли совершенно заслуженно, и скажу честно, я слышал ваши записи, прислали мне парни из Таллина, удивляюсь, как вы на таком барахле смогли выжать такой звук! Но поймите, тут нечто большее, чем студенческий слёт! Этот конкур под эгидой Литовской партии и правительства создан специально под определённые нужды нашего времени! Что, если вы снимете свою заявку, а вместо этого товарищ…. кто-то даст вам характеристику, чтобы вы поехали без всяких проблем и проволочек на фестиваль в Сопоте в следующем году? И в этом выступить успеет на Балтийских звёздах, это недалеко, в Юрмале проходит. Вас туда доставят, разместят, если сможете выиграть тяжёлое испытание – почёт и уважение зрителей, контракт с Мелодией. С Мелодией, братцы?!

Вот тут мы и встали впервые на развилке, предопределившей нашу дальнейшую судьбу. Потом, уже после смерти Джеки, Борька как-то в гневе сказал, что этот дурак не мог по-настоящему увезти свою Дилман хотя бы в Польшу, а завис с ней в пионерлагере. Их случайно выследили милиция, полагая, что туда забрались воры или может быть наркоманы. Вломились патрульные тогда в пионерскую комнату, а там эти два….. Короче, думаю, если бы Джеки не нашли, то мы имели все шансы стать если не Песнярами, то точно Весёлыми ребятами. Но только в том случае, если бы Сова не ответил Гоге.

– Я не могу. Меня не поймут. Если я соглашусь, то тем самым подпишусь под признанием, что Джеки устроил свой абсурдный побег только, чтобы как-то повлиять на нашу судьбу. Кроме того, решать, кто выиграет, должен не какой-то товарищ, а зрители и жюри. Согласно регламенту.

– Вы не боитесь, что у жюри ваше творчество вызовет скуку? – Гога пристально глядел на Сову, не веря, что кто-то по своей воле может отказаться от такого предложения. Думаю, он не врал, когда обещал нам все эти чудеса расчудесные, зачем это ему надо было. Он просто не мог поверить, что мы, дураки, можем отказаться от билета в круг избранных. Но Сова снова повторил, ответив на весьма недвусмысленный намёк Гоги.

– Всё решает только сама музыка и люди. Если наше творчество не нравится людям, они его не слушают. Если нравится – про нас знают на дальних рубежах страны. Всё просто! Как план на ватмане.

– Ну да, вы же конструкторы, инженеры, архитекторы, созидатели нашего лучшего будущего! – В голосе Гоги появились нотки явного недовольства, которое выразил он таким образом, что заставил нас поверить, мы на правильном пути.

– Да, мы инженеры или будущие инженеры! – Встрял Боб, хотя уж он-то тут вообще был пятая нога седьмой лошади. – И для нас музыка не способ зарабатывания денег, а выражения того, что у нас внутри, того, что мы понимаем и как чувствуем окружающий мир! Хотя тому, кто живёт в таких хоромах это не понять!

Он, хоть и сын родителей с большими связями и уважаемыми людьми в городе, жил со своей женой в её комнате, в общаге на Энгельса. Потому и выдал экспромтом свою ленинскую мысль, заключённую в тезис, что не может быть богатых в стране бедных. Гога сжал губы и процедил.

– Ну, ребятки, я вам предложил. Вы отказались. Если на то будет воля высших, то вы выиграете этот конкурс. Но что с вами будет потом? Кому вы будете нужны? Подумайте над этим.

Показывая, что разговор окончен, не прощаясь, Гога повернулся к лысому и начал что-то говорить про какого-то их общего знакомого, или просто известную в узких кругах личность. Некто Саша, который придумал новый способ удовлетворения, когда одну партнёршу связывают по рукам и ногам, затем привязывают к потолку, к крюку для люстры, и раскручивают, между тремя партнёрами мужского пола. Мы были тогда в этих вопросах несведущими, потому решили, всё это не для нас. Но Боб оставался Бобом и, хотя его схватил за руку Сова, крикнул Гоге.

– Ещё и пятьдесят кусков захотел! Буржуй!

И поднял кулак в приветствии, как кубинский барбудос. Гога аж челюсть едва не потерял.

– Какие пятьдесят кусков? – В его облике всё говорило, он был несколько удивлён словами Боба. Тот повторил, Гога нахмурился.

– Положим десять тысяч я бы вам выделил, чтобы компенсировать ваши потери, репутационные прежде всего. Но платить вам пятьдесят тысяч?! Вы немного аппетит свой умерьте, молодые люди!

– Постой. – Боб тоже был слегка ошарашен. – ТЫ ведь просил с нас пятьдесят кусков, чтобы пустить на конкурс? Так или не так?!

Гога был возмущён настолько, что некоторое время только пыхтел, и налитый кровью сидел молча. Даже товарищ из органов рот открыл, отчего стал выглядеть совершенно глупо.

– Нет. Я никогда не прошу ни у кого денег. Чтобы выступать или чтобы кто-то снялся. Я сам плачу.

Мы переглянулись, но всё же не стали бить Борьку при посторонних. Впрочем, тот что-то такое заподозрил, потому ушёл первым, можно даже сказать убежал. И до самого отлёта не появлялся. Видимо у Инги Адольфовны отдыхал. А мы всё же выиграли конкурс. И убыли довольные собой, не предполагая, что больше ничего подобного в нашей жизни не будет.

С. Андриянов.

Середину пути ты попробуй пройти, не запятнав своих ног, не испачкав души…

– Было тяжело первые месяца два, а потом привык, притёрся. Это ведь как с новым механизмом, ему надо притереться, больше смазки на двигающиеся механизмы, и вперёд, на стройку коммунизма! Или здание, ему нужно время, чтобы осесть, чтобы выявились недостатки, иногда проходит год, два, и неожиданно через всю стену идёт трещина. Сразу не поймёшь, как ты будешь себя чувствовать в новом коллективе, но поскольку тут нет сложившейся иерархии, все люди молодые, кроме руководства, никаких особых трений не возникало. Просто я привык быть в определённом вакууме, либо самостоятельно двигать мир ногами от себя. А ту работа в коллективе, причём твоё мнение не является доминирующим. Если бы у меня не было опыта работы с клубом студенческой самодеятельности, с Консонанс, а потом не создал бы я Регистр, мне было бы совсем невмоготу. Однако, теперь я занял своё место в ряду работников II разряда, и смотрю с оптимизмом в будущее.

А. Совин, поэт, музыкант, сотрудник института промышленного дизайна Минстроя. Заметка в Вечернем Гудке, от 22 июля 78г. Молодые специалисты идут в жизнь.

– Прошло три года, с того момента, как мы вышли из института. Впереди тогда нам казалось, будет всё хорошо, нас ждёт открытый мир, где мы будем изменять окружающий мир. А мы оказались просто очередными винтиками. Это сильно нас осадило. После Вильнюса, после победы над взрослыми дядьками из Минска и модными парнями из Праги, мы готовы были к новым испытаниям. Но больше нас никуда не звали, а мы сколько не писали, звонили, отсылали телеграммы, не получали ответа. Нас просто вычеркнули из списка ВИА. Даже младшие, шедшие после нас, Арбитр и Походы, уже приглашали в Москву, в Тбилиси. Нас же все забыли. Попытка рассылать кассеты с записями провалилась. После первой крупной рассылки по всему Союзу, ко мне, я тогда отсылал большую партию с Главпочтамта, пришли товарищи в штатском. Отвезли на Толмачева 2. В Серый Замок, как у нас называли эту контор глубокого бурения местного масштаба. Долго меня вежливо допрашивал человек, по фамилии Гасанов. Ни звания, ни отчества я не помню, помню только яркий кавказский образ, акцент и фамилию. Хотя кроме этого, мне ничего не предъявили, не выписали штраф. Но каждый раз вот так проводить своё время мне не хотелось. А на следующее утро я узнал, когда пришёл на работу, что к Сане тоже приходили.

– Привет. К тебе приходили?

– Привет, Сова. Не просто приходили, а пригласили в Серый Замок.

Он замолчал, помрачнел, и стал нервно затягиваться. Затем понизив голос сказал.

– Меня вызвал сначала Селифанов, наш первач. Потом позвонили из института, где работал отец, пригласили для какой-то экспертизы. Ну, я отпросился, вышел, добежал за минут двадцать до Кузнечной. Иногда отец просил меня забрать какие-то материалы, чтобы немного дать мне поработать над чем-то интересным. Всё делалось официально, просто его начальник, Гошман, относился к этому спокойно, полагая, что свой человек в министерском подчинении ему не помешает. Прихожу я туда, а там отец бледный стоит, Гошман потом исходит и трясётся, и три человека стоят. Один сразу ко мне, с улыбкой, протягивает бандероль и с ухмылочкой такой спрашивает – Это ваше? Вы отсылали? Ни здрасте, ни представиться, а сразу в карьер.

– А что, нельзя что ли? Да и чего такого? Меня вон вызвали, но ничего не сделали.

Я рассказал вкратце, своё приключение, или скорее бездельное времяпровождение. Он слушал внимательно, нервно курил, молчал. А когда я закончил, он сиплым голосом и говорит.

– Мне же сказали, что могут отца уволить. Что он использовал служебное положение, предоставил мне доступ к секретной аппаратуре. Секретной! Кассетник и плоттер у них секретная аппаратура! Однако из-за меня у отца неприятности. Его могут снять и даже уволить по статье.

– Да что мы такого сделали?! Кто им дал право?! Надо жаловаться Андрею Никитычу!

Тут надо сделать небольшое отступление, Андрей Никитыч был знаком с отцом Совы с неизвестно какого возраста. В то время он был депутатом в Совете, и был техническим директором на Химпроме. И при небольших проблемах всегда кто мог, звонил ему, и он по мере возможности помогал просившим, совершенно бесплатно. Но Сова покачал головой и сказал вот такую фразу, что я сразу подумал, тут дело нечистое.

– Этот криворотый меня в сторону отвёл, под локоток и так доверительно добавил, понизив голос. Не советую вам звонить товарищу Кучкину, мало вам проблем, которые вы устроили вашему отцу и его начальнику, вы ещё и депутата Совета под статью подвести хотите? Так и сказал, под статью! Скажи, Серёга, что мы такое сделали?!

– Да ничего мы такого не сделали! Это всё происки врагов!

– А кто у нас враг? – Саня спросил тихо и так спокойно, что я вдруг задумался и единственное имя которое всплыло, это имя того импозантного и звездного столичного барина, с которым мы пересеклись тогда, в Вильнюсе.

– Гога. – Мы почти одновременно произнесли его, и уставились друг на друга, а потом залились смехом.

Отсмеявшись и вытерев слёзы, мы задумались, что делать. Но сколько не думали, ничего придумать не могли. Оставался один старый проверенный способ, передача кассет лично в руки людям, кто вхож в столичную тусовку музыкального андеграунда. На том и остановились, решив собраться в тот же вечер у Борьки. Он жил совсем рядом с домом родителей Совы, да и моим тоже, кроме того, остальным членам команды не надо было далеко ехать, возле его дома была троллейбусная остановка, откуда можно было уехать, куда надо всем – на север, запад, юг.

Созвонившись со всему заинтересованными лицами, я погрузился в работу, уже и не помню, что там делал. Сова пару раз мне попадался в тот день, но мы даже не разговаривали, погружённые каждый в свои проблемы. Вечером я немного задержался, и когда выходил через проходную, оказалось, что Совин А. покинул здание. Мне пришлось вприпрыжку бежать под дождём, зонта нет, куртка летняя, и пока я добрался до нужного дома, весь промок. Остальные были в сборе, Борька не стал выделываться, позволил пойти в ванну, нарыл что-то из своего одеяния, с обязательным условием вернуть всё завтра вечером. Я согласился, хотя хотел напомнить, как Борька так и не отдал мне японский фотоаппарат, пока я не припёр его к стенке. Когда же он вернул мне его, оказалось, внутри была плёнка. Из чистого любопытства я решил проявить её, после чего узнал много нового из жизни не только Борьки, но и одной весьма строгой дамы из городской администрации. Была там ещё какая-то тёлка, но мне совершенно не знакомая.

Когда я вышел, одевшись в одеяния, принесённые мне в ванну женой Борьки, снова беременной, в большой комнате разгорелся спор. Все были на взводе, Борька виновато молчал, Саня зло ходил туда-сюда. Слова взял Мамаев Петька.

– Помяните моё слово, мужики, всё, что вы пытаетесь сейчас сделать – полная утопия! Против системы не пойдёшь! Вот что ты предлагаешь им всем, Саня?

– Надо послать официальный запрос в министерство культуры и в КГБ! Пусть дадут справку на гербовой печати, что мы запрещены, тогда и будем расходиться. Или не расходиться. Но вот так нельзя! Это противозаконно!

Борька заржал, но тут же себя оборвал. Встал Антон Мелюзко, Тоша, новый участник нашего кавардака и сказал, слегка запинаясь.

– Парни, я вот-т, что д-думаю! Н-надо прост-о на в-время прекрат-тить всячес-ское м-музыкальное действо! И т-тогда от-станут!

– Не-а. не отстанут. Они же не сами по себе прицепились, их из Москвы пинают. А в Москве пинает кто-то из высшего руководства. Кто там ходит в любимчиках, не Гога случаем? Пока он в фаворе – нам надеяться на что-то бесполезно!

Боб был прав, а мы только скрипели зубами. Тогда подал голос обычно молчавший Бусаков. Он имел внешность Джорджа Харрисона и повадки Леннона. Однако ударник был что надо. И умный.

– Я думаю, надо составить некий план действий на два месяца. Все присутствующие должны будут подписать его, либо уйти из группы. Смысл плана в том, чтобы не обращать внимания на погоны, а начать заниматься созданием полноценного альбома. У нас порядка тридцати композиций, а пишем что найдём. Ну куда это годиться? Можно записать на телерадиоцентре альбомчик, они даже бабок всяких пускаю, и пионеров с их визжащими голосами. Надо только выбрать нейтральные, не опасные треки. Потом, через нашу киностудию сделаем короткометражку, из жизни инженеров и архитекторов, которые играют музыку для себя. У них выпускники журфака так дипломы делают. И снимем маленький фильм, нашу Пусть будет так! Ну, кто против, кто за?

Все стали усиленно обдумывать его план, который при вроде бы простоте своей имел неприятные подводные камни. Как всем собраться вместе да ещё на несколько часов? И как уломать трусливых молодых журналюг, что с нами можно работать? Что никто их за это в Гаринские болота не сошлёт, вести учёт трудовых будней колхоза имени Калинина, а в промежутках писать за местного райкомовца нудные тексты партийного назначения. Сова подумал, и встал, вышел на середину комнаты и сказал.

– Мысль интересная, но сырая. Кроме альбома и фильма, надо ещё добавить такой пункт твоего плана. Кто-то должен запустить сеть в столицу, процедить слухи, найти, наконец, кого-то, кто может помочь обойти нашего недоброжелателя.

Иваницкий с торжественным видом обещал всем нам, что берёт эту часть на себя, уповая на своего дядю. Кроме того, он мимоходом добавил, что неплохо бы начать гастролировать, деньги зарабатывать. Мы недоумённо уставились на него, а Бориска тут и погнал лошадей.

– Вот ты, Саня, сколько зарабатываешь в своём институте?

– Во всяком случае, больше, чем ты в своём комбинате.

– Ха! Намёк понял, не баянист, два раза повторять не следует. Уши имею и серое вещество между ними.

– Чего ты тут баянистов хаешь?! – Подал голос Застыра. Он хотя и ушёл из группы, но по такому случаю припёрся, как и Мамаев. Всё же три года своей жизни они отдали группам в институте.

– Ладно, ладно. Не балалаечник. Балалаечников тут нет, надеюсь? Вот и славно! Так вот, я работаю в этом сраном комбинате лишь для видимости! Директор списывает мою зарплату себе, вот и всё!

– А на что же ты живёшь? – Удивился Саня. Он-то точно не подрабатывал левыми заказами. Борька самодовольно хмыкнул и вынул из пиджака, который был на мне пачку трёшек. Все замолчали, даже жена Борьки. Она как раз принесла чайник и торт, купленный Застырой. Впрочем, она же первая голос и подала.

– Вот ты гад подлый! А у отца клянчил сотню, чтобы отдать за сервант!

– Успокойся, милая! Всё будет в порядке. И отцу отдам всё, и всё остальное оплачу. Только не мешай, хорошо? Так вот, есть у меня идея, от которой у вас ноги подкосит! Все сидите на своих местах?

Поскольку его трёп уже всем надоел, Мамаев как бы между делом слегка ткнул его своим кулаком. Мелюзко хихикнул, поправил очки, и стал разминать пальцы, он в отсутствие Петьки на клавишные засел. Борька с видом оскорблённого достоинства брезгливо отодвинулся от Петьки, от которого и в самом деле разило перегаром.

– Значит тут собрались одни мужланы и хамы?

– А меня ты к кому отнесёшь, дорогой?

– Тебя моя милая я отнесу на пьедестал из золота! Ты же моя краля, птица моя ненаглядная, зайка пушистая, птенчик золотая! Иди к ребёнку, мужчинам надо поговорить?

– Опять про баб, что ли? Я думала, ты на самом деле что-то выдающееся сделал, нашёл, как заработать. А ты выходит только с богатой бабой подсуетился! Альфонс, примак! – Жена его скривила лицо в гримасе неприязни, но вышла из комнаты, хлопнув дверью. Борька победоносно оглядел нас.

– Видели? Вот как я их! – Он сделал неприличный жест рукой и встал на середину. И в самом деле, его удивительная популярность у женщин была просто притчей во всём городе. Как-то ещё на первом курсе он умудрился за один день познакомится, пригласить и полюбить сразу двух женщин. Одна оказалась женой профкома, вторая – врачом нашей поликлиники. Но в тот момент наши умы, серьёзно искалеченные поисками денег, с вниманием устремились на руки нашего дон Жуана. Тот же убрал деньги в тот самый пиджак, что был мне выдан, словно говоря, что он всем доверяет.

– Так вот, парни, есть предложение заработать кучу денег! Надо сыграть тридцать концертов, будем лабать по городам и весям нашей необъятной, и когда….

– У меня уже отпуск отгулян. Ладно, ты у нас специалист высокого профиля, на работе никому не нужен, кроме твоего взяточника-начальника, но у нас нет свободного времени!

– Не бойся, старик! Всё продумано! Ты можешь взять отпуск за свой счёт!

– Не более раза в год. Забыл, что мы не в ДРСУ работаем! – Саня никак не мог вникнуть, хотя остальные, даже я, уже понимали схему Борьки.

– Старик, сколько у тебя есть тяжёлой работы? Трудной, многодневной? Тебе обязательно её творить только на работе? Домой ты не можешь её брать? Это же не ДСП!

– Но…. – Саня запнулся, и уставился на Иваницкого. Тот торжествовал.

– Значит, то, что не требует особых навыков, скидываем через меня! Я нахожу вам опытных и голодных сотрудников, они выполняют черновую работу, а вам останется только сделать отчёт, окончательный, можно и без вас даже его сделать. Но всё упирается в цену. На первый раз попытайтесь объяснить руководству, что неплохо бы дать вам возможность выступить перед студенческими отрядами на стройках века! А работать можно и в поездке. Что, ваш Зинох не пустит что ли сопляков?

Мы переглянулись, в общем-то Сергей Павлович был человек неплохой, но не все работали в институте. И тут Иваницкий применил тяжёлую артиллерию.

– Я сумею договориться с одним стариканом, славным малым, директором механического завода, трёшки, с Арутюновичем, у меня есть связи, через его невестку, Ирку. Очень хорошая связь!

Мы промолчали, поскольку в устах Борьки связь через невестку звучала как-то слишком двусмысленно. Уж для меня, увидевшего его выкрутасы на той злополучной плёнке точно всё было ужасно. Я представил Ашота Арутюновича Чакабаляна, седого и щуплого старика, голого и …. Нет, одно только видение голого Чакабаляна ввело меня в ступор. А уж про роль Борьки и связи с ним и думать не хотелось! У остальных видимо картины были не лучше. Борька вроде и не замечал наших настороженных взглядов. Продолжая трещать про открывающиеся возможности работы над созданием филиала механического в Красном, он немного отвлёкся от основной темы нашего внепланового заседания. Я ему напомнил, что его слегка вывело из нормального состояния.

– Что? Ах, да! М-м-м. Так вот, мы работаем над планом филиала, договор заключит завод с институтом завтра, обещаю. И уедем на месяц на вольные пастбища, где ходят молоденькие….

– Ближе к делу. – Мамаев был пьян, зол, хотел спать, и ему было совершенно не интересно узнать, что Борька будет делать с молоденькими кем-то там.

– Да-да, вы правы, меня немного занесло. Так вот, мы работаем месяц, может меньше, и вы сможете заработать столько же, сколько за год не заработаете на своих пыльных ватманах и кульманах! Все ваши желания будут материализованы!

– Сколько, дорогая наша фея? – Застыра был предельно прост в своих желаниях, и имел приземлённые понятия о богатстве.

– По семь сотен на каждого. Питание и проживание, транспорт сюда не входит. Это за счёт организаторов.

Мы задумались. И с одной стороны хотелось оторваться от серости, наконец, поиграть всласть, не зависеть от настроения жены, от наличия денег в карманах. Но с другой, Борька это Борька, он может любую хорошую идею провалить на этапе планирования. И мы это тоже очень хорошо знали. И его попытку срубить денег с Гоги тоже не забыли. Саня сумрачно почесал лоб, и сказал.

– Я-то ладно, благодаря тебе жены нет. Но у остальных есть семьи, дети. Как им всё бросить, поехать неизвестно куда? Как это будет выглядеть?

– Как попытка заработать семье на достойную жизнь! Ты пойми, вы же тут быстро сгниёте, в своих пыльных кабинетах.

– А что там с филиалом? – Бусаков хотел иметь твёрдый тыл, не желал идти, как Борька через болото с завязанными глазами и без шеста. Борька фыркнул, и махнул рукой.

– На проект необходимо минимум три года, сам понимаешь. А за это время что-нибудь успеем сделать. Если сильно прижмёт, то воспользуемся каким-нибудь готовым проектом! Только топографическую съёмку провести, там привязку сделать, разнести сеть, или как это называется….

– Ты же у нас дипломированный специалист, а имеешь такие отвлечённые знания об этапах проектирования и строительства.

– Да тебе то, что от этого, Бусаков?! Твои что ли рубли тратятся?! Завод тоже заинтересован, чтобы у него был филиал, это вызывает у них особенный денежный приток из министерства! Вот наш Арутюныч и задумал давно уже, года два носится с идеей построить филиал где-нибудь не очень далеко, но не в городе. Чтобы подольше строилось, не сразу в строй пустили. Понимаешь?

– Взяточник и растратчик твой Арутюныч! – Саня в гневе поднялся со своего места. – Мой отец столько занимался проектированием малых предприятий металлургии, беспокоясь за каждую сотню рублей, хотя там стройки на сотни тысяч велись! А этот делец желает построить потемкинскую деревню, и наварить на этом денег! И ты помогаешь ему в этом?!

– Тихо, за стенкой бабка живёт, бывшая энкаведешница! Вдруг услышит! Ещё донесёт…. Ну, я вам предложил, а ваше дело решать, поступать так или нет! Думайте до завтрашнего утра, мне с Арутюнычем встречаться в девять! Ещё вопросы есть? Нет? Заседание объявляю закрытым!

– Это я ещё посмотрю, закрытое оно или открытое. Ты почему тут распоряжаешься? – Петька, когда злился, становился действительно опасным, а тут ещё и алкоголь в крови. Я напрягся, готовый броситься ему наперехват, пока он не свалил Борьку. Борька же обладая какой-то мистической способностью предсказывать развитие событий в отношении своей особы, тут же немного отступил назад и стал почти уговаривать разгорячившегося от алкоголя и ярости коллегу.

– Петька, успокойся! Если ты желаешь и дальше тянуть резину, пожалуйста! Но только помни, резина иногда рвётся от сильного напряжения! Проверено опытом!

Он с гордостью осмотрел нас, но поскольку никто не проявил никаких поползновений на его место, вздохнул, потёр руки и продолжил уже почти нормальным тоном, словно ему и самому это было всё противно.

– Парни, поймите, если не вас наймёт этот орёл молодой, то кто знает, что там выйдет из всей затеи! Вы же специалисты! Знаете много, вон головы какие! А деньги между прочим большие!