Вся правда о её муже

3

Случилось это сегодня, в день без начала и конца.

Катя открыла глаза, часы показывали ровно три ночи. Час демона. Это страх разбудил её, толкнул в бок. Они прожили с ним ровно год, рука об руку, как муж и жена. Боковым зрением она отметила, как голая ветка бьется в окно, там скулил ветер. В остальном всё было спокойно, дом спал. Странная штука мозг, разве человек в состоянии шока может замечать такие незначительные детали? Но оно живет в Кате даже сейчас, может, она так и будет теперь помнить до самой смерти. Как та кривая береза просится в дом; как совсем близко надрывается стужа, вот она за этой стеной в обоях в елочку, только руку протяни; на кухне устало вздрагивает холодильник.

Надо бы встать, подумала она, закутать себя в одеяло, приготовить успокоительное с чаем и попробовать уснуть. Но как это сделать, если тебе в ухо нашептывают такие вещи? А какие они? Безумные или логичные? Весь этот год грел её, берег, пылинки сдувал, а сегодня ночью, что на него нашло? Шарахнул по самому живому, шепнул правду матку, разодрал окаменевшее сердце. Оно закапало, закровило, училось заново, как болеть. Твой муж, говорит, не кончал с собой, как ты вообще могла в такое поверить?

«Кто? Я поверила?».

Ошарашенными от правды глазами она пялилась в пустоту. От размазанных по темноте серых стен эхом вернулось – «ты!».

«Сама что ли?». – «Сама».

«Не правда!». – «Нет. Правда!».

Ровно двенадцать месяцев и не днем меньше с его похорон. Свекровь вчера звонила, звала вместе съездить, но Катя соврала, что у нее смена, обещалась навестить Рому завтра. Теперь уже сегодня. Весь этот год муж был ей предателем, трусом, жалким человеком. А что еще оставалось думать? Это они ей сказали, они! – «Роман Алексеевич Финский, муж ваш, Катерина, покончил с собой». Сам, значит, своими ручонками надел на шею петлю, собственными намерениями прыгнул с институтской табуретки. По телефону они ей сообщили. Можно подумать, подождать не могли, поступить по-человечески, приехать, посмотреть в лицо и сказать. Ссыклом оказался товарищ старший лейтенант полиции и его опер не лучше.

Покончил с собой. Самоубийца, слабак! И все это на нее упало бодрым голосом из телефонной трубки. Обидно. Ну, ничего, пережила, не повесилась, а он – да. Как смог так поступить с ней?

Табуретка была без одной ножки, улеглась на рыжий лакированный паркет. Рядом размазалось пятно света в форме вытянутого окна с форточкой. Других деталей не было, ничего для воображения не оставили. Это фото из отчета с места самоубийства. Все кадры строго для внутреннего пользования, но жене, скрипя зубами, показали, сама настояла, не могла поверить, что муж повесился. Были еще фотографии, Катя не хотела их смотреть, но глаза сами вцепились в монитор. Карусель крутилась. Сначала пустая комната с разных ракурсов, обои в мелкую рябь, высокое окно без штор и жалюзи, в углу вентилятор на ноге, в кадре застряло, как он разгоняет воздух. Проверила свою догадку – да, все верно, пачканный провод от него оканчивается в розетке, сосет электричество. Дальше с разных ракурсов разложенный диван и у изголовья плед или тряпка, скорее все-таки плед. Не кабинет, это понятно сразу, и не лаборатория. Может, они там отдыхают, ночуют, когда работа идет особенно хорошо?

С помещением на этом покончено, едем дальше. Вместо люстры сверху вниз змеей тянется витая веревка. Крепко впилась в потолочный крючок надежным морским узлом. Это она убила моего мужа, вдруг поняла Катя. Та самая веревка, со стены его кабинета, намек на мореходство. Катя сразу ее узнала, это подарок Ричарда на их свадьбу. Артем желал им путешествий, хотел, чтобы его Катя не сидела дома, чтобы мир посмотрела. Он, Артем, показал бы ей какой круглый земной шар, а Ромка он другой. С ним она зависла в плоскости Москвы. Весь их мир замкнулся в три кольца – не разгуляешься.

Подарок лучшего друга муж решил забрать на работу. Он это сразу после свадьбы придумал. Повесил у себя в кабинете, любовался, наверное, мечтал, как поплывет с женой, как будут обниматься, дышать соленым ветром. «Титаник» он любил, только с Катей пересматривал четыре раза. А если задуматься, фильм то плохой, утонул в нем Ди Каприо, сгинул вместе со своими мечтами.

Точно, как её Ромка.

А ведь он реально в море хотел! Часто говорил о пространствах без берегов, мечтал, чтобы чайки будили, и все дни на ужин рыба.

«Вот именно!», – шептал голос, – «Он не мог, сама знаешь, сама все поняла! Тебя, Катька, провели. Да, что тебя! О как ловко крутанули историю с самоубийством, надрали задницу всем. Докторам, ментам, родной матери, тебе, Кать. Черти! Но ты, девочка, не реви, не реви, слышь! Разберись, что как, выведи их на чистую воду. Это твой муж, ты клятву ему давала, разве теперь откажешься от своих слов?».

Пока смерть не разлучит нас…

Все было живо в ее памяти. Как шептала ему на ухо, как в ту секунду останавливалось сердце. Но ведь все закончилось год назад – разлучила. Или как? Или как. А Ромка смог бы все так оставить? Запятнанное имя жены, слухи, сплетни. Вот оно то – что давило весь этот год.

Если сам не вешался, получается, ему помогли. Но кто мог? Зачем вообще убивать мужа, кому он помешал? Самый обычный биолог, никогда не был выскочкой. Совсем молодой ушел, жизнь посмотреть не успел.

Сон больше не шел. С такими мыслями делить кровать, уж проще застрелиться. Катя решила прогуляться, продышаться. Облачилась в самое простое и удобное: бомбер на молнии, джинсы, кроссовки и серое пальто. Она знала, что в кармане лежат ключи от машины, а в сумке на карте все её деньги. В маленьком кармашке блеск для губ, без него никак, шариковая ручка для случая, права и документы на поло – вот это важно.

Выходя, вспомнила о полном пакете с мусором, да и черт с ним, потом вынесет. Захлопнула дверь, сбежала по лестнице. На улице стало легче. Заморозкам она обрадовалась, холод щипал лицо, трезвил, выгонял из головы навязчивые картинки. Тяжелое небо тянулось к земле, сыпало мокрой овсянкой. Родная улица и двор молчали, жизнь затаилась дальше – вдоль больших проспектов.

Шла, сколько дорога позволяла, потом сворачивала. Хотелось шататься бесцельно, надо было дать ногам набегаться, легким продышаться, глазам остыть. Дождется семи часов или, когда там просыпаются первые городские жаворонки? Нарисуется ранним гостем. Кто открывает московские кофехаузы? Полусонные люди? Бросают ключи на то же место, что и вчера, зажигают вывески, лампочки, ставят вариться первый кофе – это себе. Эспрессо разных и латте сегодня будет еще много, но это для других, а первый обязательно себе. Напитываются кофеином, заводят сердечный ритм. Шевелиться с допингом гораздо легче, игру под названием «Жизнь» будто переключают на вторую сложность. Здесь совсем другая скорость и именно тут начинается работа. Теперь они месят, катают, режут, пекут шедевры и пританцовывают.

В этот самый момент первым гостем подоспевает Катя. Теперь она жаворонок для них. Откуда нарисовалась, они не замарачиваются, это Москва, тут таких, как Катя тучи – стрелять можно. Главное другое, главное не забывать одаривать клиента лучезарным взглядом, бодрым приветствием, отдавать частичку своего тепла, чтобы к вечеру на издыхании ворочать себя домой, радоваться, что премия за клиентоориентированность почти у тебя в кармане. Скорее-скорее в горячий душ, в поздний чай – заряжать батарейку.

С выбором Катя определилась заранее, она возьмет обязательно большой кофе и десерт. Углеводы это необходимость. Там же у витрины она снимет пробу, а потом отойдет к стойке, сядет спиной, чтобы не смотреть и планомерно закатает все в желудок. Так постепенно она придет в себя, от живота начнет расходиться тепло, станет легче думать. Первые мысли потекут речушками, а когда водопадом, вот тогда можно будет крутить обратно. Домой. С одной верной целью – чтобы отрубиться.

Первоначальный план был такой, а Ричарда она придумала себе позже.

4

Шла по бульвару Рокоссовского. Справа и слева пустые скамейки, деревья гнутся под ветром, почерневшая листва собирается в кучки, но снега все равно больше. Ранние заморозки принес сентябрь, тогда упал первый снег и потом неделю таял. После выпадал еще несколько раз, но безнадежно, солнце все расплавило.

Сегодня под ногами все также чавкало перемолотой со снегом грязью, погода дразнила. Воздух пощипывал, доказывал, что послаблений ждать не стоит, зима пришла и задержится надолго. Ну и пусть, так даже лучше, летом одной плохо, а весной вообще невозможно, жить не хочется. Пусть будет зима, одинокие люди любят зиму. Можно ведь кататься на санках одной и на лыжах тоже замечательно, а на коньках хорошо вдвоем. Вспомнилось свидание с Ричардом. Он позвал на закрытый каток, они оба боялись мерзнуть, трусишки. Укутались в одинаковые шарфы, это он подарил перед катанием, и веселились почти три часа. Потом долго пили какао с бутербродами, рассматривали друг друга.

Её Ричард, её Артем. Смешной, с какой стороны ни посмотри. Ну, что за фамилия Ричард? А его длинные руки, ну никуда не годятся, он сам признался, что ничего не умеет, совсем не хозяйственный. А зачем такой худой? Мужчина должен быть широким, за ним нужно прятаться, а этого самого запросто ветром сдует. Но какой умный интеллигентный парень и во всем положительный. Из хорошей семьи, москвичи в четвертом поколении, о-го-го! Воспитание и образование видно за версту. Только глаза у него всегда грустные, говорит, деньги его грузят, а их в его семье всегда водилось немало.

Забавный! Катя улыбнулась, одновременно морщась от ледяного ветра. Как деньги могут испортить настроение? Все совсем наоборот, они жизнь облегчают! Но это спор на целый час и все равно никто из них не окажется прав, каждый останется при своем мнении. Да они и не спорили, не было о чем.

Ночью город не пустой. Улицы Москвы никогда не остаются наедине с собой, все время кто-то гуляет. Навстречу шла запоздавшая парочка. Оба слишком юные для этого времени и сразу видно влюбленные. Слегка пьяные, уставшие, но все еще шутят и смеются, в общем, играют свои роли друг для друга. Еще бы, имидж в этом возрасте самое главное, Катя сама не так давно была такой же.

В голову полезли воспоминания о Ричарде. Те их свидания. Если сильно стараться не думать о Ромке, то в мыслях обязательно появится Артем. Вот так Катя устроена. А ведь он был у неё первым. В смысле в Москве. Единственным мужчиной в её жизни был и остается муж, но с ним не было того романтизма, обветренных под утро губ, бесконечных разговоров, чая с вареньем. Ромка совсем другой, полная противоположность. Всегда удивляла их дружба, как такие разные люди могли сойтись и так крепко?

Они действительно никогда не расставались. С первого курса вместе, закадычные одногруппники. Один светловолосый, сероглазый, длинный и худой – смотреть не на что, а второй красавчик, её Ромка, звезда института. Сколько девчонок по нему сохло, вспоминать страшно. В их первую встречу и у Кати тоже от него вскружило голову.

Придумал это Ричард. Они сидели у него на балконе, провожали солнце, был август. Родители каждое лето мигрировали на дачу, выращивать, собирать и закатывать в компоты то ли яблоки, то ли сливы. Очень удобно, думала про себя Катя. Коленки медленно подмерзали, Ричард старался компенсировать утраченное тепло собой. Грабастал её в объятия, дышал в шею. Видел ли он, какой прекрасный закат был в тот день? Разве что в отражении Катиных зрачков.

Их губы, за целый день нацеловавшись, бесстыдно краснели. Вот-вот горизонт вберет в себя весь свет, и тогда можно будет уходить в кухню, опять греть чай и резать бутерброды. Наедятся, наговорятся и начнут собираться на улицу. Общежитие летом закрывается в одиннадцать, впрочем, как и всегда. Она уже опоздала. Но какая разница, когда еще жить подросткам, если не по ночам? Что-нибудь придумают, Тема купит бутылку вина или коробку конфет, они как-нибудь разберутся.

– А может, притащим Марковичу диск Сплина? – почти серьезно предложила Катя.

Артем пожал плечами и ответил:

– А не пора бы тебя познакомить с самым главным человеком в моей жизни?

Смешно вышло. Она представила себе маму Ричарда, ну или бабушку, но точно не лучшего друга. Лучший друг был в отъезде, он не местный. Вернется только к учебе, вот тогда-то её с ним и познакомят. Катя легко согласилась и выбросила этот разговор из головы. После него было еще много прохладных ночей и разного трепа.

Этот август, как и все другие августы в её жизни, пролетел незаметно. Наступил сентябрь. Студенты вернулись в город, жизнь снова кипела. Артем важно вел Катю за руку. На ней легкий сарафан, цветы на юбке разлетаются от талии к ногам, голубые туфли, на плечи наброшен пиджак Ричарда. Они с Темой встречаются уже два месяца, часто обжимаются и целуются за углом. Они любят от всех прятаться, никто не должен видеть их тихого счастья, у людей языки злые, не нужно, чтобы кто-то о них знал.

Место для знакомства с самым главным человеком в жизни ее парня выбрали заранее, знакомство будет в ресторане. Тогда они считали себя очень взрослыми. Это она то в свои восемнадцать и её будущие самые близкие мальчишки, обоим по двадцать. Заведение солидное, на Арбате, цены там даже представить страшно, но она будет с Ричардом, а он на нее денег не жалеет.

Как только зашли, сразу выяснилось, что они опоздали. Зато Рома – «Умница!» – он сам себя нахваливает, – «Пришел заранее, как и полагается нормальным людям!». Занял лучший столик, даже припер букет цветов, о чем влюбленные узнают незамедлительно. Катя окунает лицо в нежнейшие чайные розы и с того момента себя больше не помнит.

Ромка много говорит, Ричард больше молчит. О семье, про учебу, про родной город, да про все-все на свете. Откуда он приехал, есть ли у него сестра, брат или хотя бы собака, какие успехи в университете – все пролетает мимо Кати. Стыдно ли ей за это? Еще как. Показала ли? Еще чего! Сидела белым лебедем, держала осанку, и как бы ни старалась, вникнуть в суть разговора не получалось. Слова проваливались под стол, тонули в пузырьках игристого вина.

… – в этом году в расписании новые предметы, видел?… – А помнишь, препода с той кафедры? …

Как понять смысл сказанного, если забыла значение слов? Голос лучшего друга тёк одной нескончаемой мелодией, тихой речушкой, ровно и неспешно. Иногда совершенно невпопад водица звонко перепрыгивала уступистые камни. Катя не знала, откуда брались эти преграды, но в тот момент мальчишки взрывались от смеха, и она улыбалась.

Какая потрясающая шевелюра, думала она, просто львиная грива, и цвет богатый. Не полностью брюнет, с каштановыми и ореховыми переливами. В возрасте седина будет не так заметна. Разлет плеч как у пловца, красивая грудь, руки. Всё, что ниже, скрывалось под столом, но рост точно был хороший, выше Ричарда, но не дылда. Про лицо можно не говорить ни слова, просто идеальное. Таких мальчишек в детстве особенно долго тискают за румяные щечки, хотя избалованности в поведении она не заметила.

Удивительно, как этот человек действовал на нее. Просто Анатолий Кашпировский какой-то! Когда его глаза оказывались на Кате, её тело собиралось в пружину, внутренности скукоживались, сердцу и легким в эти секунды строго запрещалось работать. Всю встречу Катя чувствовала себя неважно, её бросало в жар, знобило, пульс без конца бился в тревоге.

Незаметно вечер закончился. Рома проводил парочку до общежития, что-то сказал, крепко прижал к себе друга и растворился, как сон. Надо ли говорить, что это было Катино общежитие? Артем сразу уволок свою девушку вглубь заросшего сквера, к памятнику и сказал, что сильно соскучился. Жадно прилип к её губам, будто уже тогда понимал свою ошибку. Потом он спросил про Романа.

Понравился ли он ей? Что еще более глупое можно было спросить?! – «Кать, ну разве он не чудо? Всегда поддерживал, с первого курса, с первого сентября. Представляешь, защищал меня от нападок ребят. Ты же видишь, какой я, сам за себя постоять не умею и даже если захочу, то не смогу, силы у меня не те. Знаешь, он очень ответственный человек и талантливый ученый! Катюш, мы лучшие на курсе!».

Ричард принялся активно убеждать её в том, в чем она сама взялась бы его уговаривать. Но он не упомянул какой Роман… Да какой он Роман! Ромочка. Какой Ромочка уютный человек, ей захотелось оказаться на той стороне стола – рядом с ним. С радостью и без зазрений совести она променяла бы руку Артема, которая все это время не отпускала её талию, на одно дыхание его друга. И про глаза забыл. Это вовсе не глаза, а два огонька, два солнышка, реснички – лучики. И кое-что еще, о чем её парень даже не подозревал. Что кажется, что точно она влюбилась!

Катя согласилась с Ричардом и сказала, что ей пора, соседки будут ругать, уже так поздно, они всегда за нее переживают. И сбежала от него, точно зная, что этот прощальный смазанный поцелуй в щеку будет их последним.

В блоке было пусто. Раньше Катя обрадовалась бы внеплановому уединению, не часто в общежитии ей удается побыть наедине с собой. Но сейчас это мучило. Слишком было тихо, слишком молчаливо для переполненного чувствами сердца. Она маялась, не знала, куда себя деть, не хотелось ни под душ, ни в постель на боковую. Даже, чтобы просто выпить чай, нужна компания. Поэтому появлению соседки она обрадовалась.

Первым делом Оля включила свет. Потом сбросила босоножки, прошла на кухню и клацнула чайник. Вода медленно грелась.

– Кто-нибудь есть дома?! – крикнула она.

– Да! – ответила Катя.

Оля двинулась в Катину комнату. По пути вставила штекер в розетку – заиграло Лав радио.

– Почему в темноте сидишь? – Клацнул еще один выключатель.

– Да просто так. – Вспыхнувший свет ослеплял.

Девочки посмотрели друг на друга. Они слишком хорошо друг друга знали, слишком близко, выучили за минувший год. Оля сразу все поняла, она всегда была сообразительной девочкой, в отличие от Кати. Тактично было бы промолчать о своих догадках, что она и сделала.

– Ты почему такая красная? – спросила Оля и, не дожидаясь ответа, села. Потрогала Катины ладони и объявила, что они холодные, как сосиски у них в холодильнике. – Совсем странно. – Заявила она. – Тебя вроде знобит, а щеки горячие! – И поставила диагноз. – С тобой что-то не так, подруга!

Олина ладонь накрыла лоб исследуемого объекта.

– Катька, ты заболела что ли?! – Внимательный Олин прищур и вердикт. – Ложись в кровать, чай тебе принесу, сама знаешь, о своих нужно заботиться.

Катя послушно опустила голову на подушку и задумалась. Что бы она делала без них, без своих девчонок? Ленка нарисовалась позже, после полуночи. Все это время она зависала в блоке у парней. Лена пришла, увидела, какую бурную деятельность развела Ольга, и принялась ей помогать. К ночи у Кати была измерена температура, в носках лежали горчичники, девчонки даже оббежали корпус, чтобы достать ложку меда.

– Ты же знаешь, Ольк, я совсем не пью. – Без устали повторяла Катя. К ночи ее осенило, что причиной её странной влюбленности мог стать алкоголь.

– Да-да, естественно! Как и мы с Ленкой. Непьющие спортсменки. – Каких не бывает. Это девочки усвоили еще на первом курсе.

Ленка задорно хохотнула. Оля рассмеялась в унисон соседке, а на следующий день Катя и правда заболела. Температуру сбивали три раза в день. Катя пила антибиотики, но простуда, появившаяся внезапно и без причин, не уходила, начало учебного года она пропустила. Пыталась наверстать предметы, девочки делились конспектами, это помогало, но несильно. Зимнюю сессию Катя завалила почти по всем предметам.

Декан кафедры предложил остаться на второй год, но она протестовала. К тому времени здоровье окрепло, Катя продолжила тренировки и даже успела успешно выступить на соревновании факультетов. Она заняла второе место. На шею повесили медальку с изображением пловца, она пообещала, что подтянет предметы.

С учебой помогал Артем. После всех своих лекций он мчался на край Москвы, надеялся вернуть их отношения, которые закончились также внезапно, как и начались. Затяжная болезнь стала для Кати спасением и официальной причиной их разлада. «Прости, Тем, но я кое-что поняла… наша разлука, это время на расстоянии помогло мне увидеть правду. Я тебя не люблю, прости. Скучаю, но как по другу. Ты замечательный! Ты самый лучший на свете, но не мой».

– А чей, Кать? Я люблю тебя!

– Не знаю, какой то другой девушки, но точно не мой. Прошу, не мучай меня.

И он больше не начинал эту тему. Приезжал, терпеливо объяснял параграфы из биологии и химии, брал с нее слово, что зазубрит терминологию. После занятий всегда нахваливал, подбадривал, медленно нехотя одевался и вместо прощания кротко кивал. Ричард всегда что-то привозил с собой. Наполеон, пакет с халвой, еще горячие пирожки с мясом. «Вот держи блинчики, блюдо в следующий раз заберу, или знаешь, пусть останется у вас. Да не перекладывай ты! Мама напекла для меня, но я, ты знаешь, много не ем. Кушай сама и девчонок своих угощай, вы пловчихи такие худые!».

Вот такой он её Ричард.

А однажды совершенно случайно она встретила в городе Ромку. Шла середина весны, вокруг цвело и пахло, люди переоделись в легкое. Целей у Кати никаких не было. Она просто гуляла, лениво перебирала ногами по суетливому, вечно спешащему и вечно опаздывающему городу. Задрав подбородок, рассматривала птиц и гадала, как они называются, мечтала о лете, которое обязательно собиралась провести на море.

Вспоминала ли она его? Тысячи раз да! Перед сном и во сне, он мешал ей сосредоточиться на лекциях, однажды даже горела под ледяным душем.

– Эй, привет! Это же ты, – он задумался, имя совсем простое, русское, вроде Маша, но не то. Не Аня и не Варя. – Екатерина!

Ей никогда не нравилось Екатерина. Так еще в школе её называла училка по русскому, а грамотность у Кати была так себе. Но из его уст это вылетело как комплимент. Екатерина, так Екатерина, решила она. Зови меня, как тебе больше нравится, но при одном условии, больше не вздумай пропадать из моей жизни. Никогда-никогда, слышишь!

– Привет, Ромк. – Застенчивая улыбка. Глаза коснулись его профиля и сразу же отскочили, словно рука от раскаленной сковородки. Слишком живая была мимика у Кати, это частенько её подводило. Однажды девочки признались ей, что запросто по выражению лица могут прочитать все ее чувства. Неужели все-все, негодовала Катя? Неутешительно.

А с ним это сработает? – Задумалась она и попробовала прочитать его лицо. Роман выглядел растерянным. Это недоумение что ли? От того, что помню твое имя, гадаешь откуда? Да ты не парься! Не поверишь, повторяю его каждый день по многу раз. Нет, я не сумасшедшая, но ты абсолютно прав – провериться не помешало бы.

– Так как у тебя дела, Катя?

– У меня?! – Он еще спрашивает?! Просто отлично! Лучше всех, если честно. Ты совсем рядом, осталось только руку протянуть, смотришь прямо на меня. Знаешь, а сегодня я смелая, не скукоживаюсь в калачик, разве что немного озябла. Да, ты это забудь, как я неважно! Ты лучше рассказывай как сам, с кем-нибудь уже встречаешься?

– Тут кроме нас больше никого. – Он улыбнулся. Катя решила, что сногсшибательно, но устояла.

– Хорошо всё… готовлюсь… А ты? – Мозг все-таки сшибло немного.

– Уже сдал, экстерном.

– Так рано?! – Сессия даже не началась, или у них в МГУ все по-другому?

– У меня обстоятельства, папа болеет, мне разрешили. Мама одна его больше не тянет, он у нас теперь лежачий, а она женщина хрупкая. Вот взял билет на поезд, отправляется только вечером. Пока есть время, решил прогуляться, не знаю, когда теперь сюда вернусь. А я влюбился в Москву, а ты?

– Я? Я тоже! Она… ни с чем не сравнить! Другая. Интереснее всего того, что было у меня за всю жизнь! А во сколько поезд, с Казанского? – Зачем она ляпнула про Казанский?

– С Ярославского, я сам из Архангельска.

Что в тот деь Катя знала об Архангельске? Что это север, совсем рядом Белое море, там наши военные корабли или флота давно нет, не важно. Главное это очень далеко от Москвы!

– А может, вместе погуляем? Я совсем не занята. – И когда она стала такой смелой? В школе такой не была, в детстве вообще всего стеснялась, застенчиво отводила глаза, молчала как рыба. Вот именно по этой причине подружек Катя выбирала бойких, громкоголосых, общительных. Они и тащили её на дни рождения, по клубам, за город на шашлыки. А без её Ленок и Оль так бы и сидела дома с книгой или еще чего хуже – у противня с пирогами.

– Почему бы и нет. – Быстро соглашается он и тут же исправляется. – Вообще-то я с удовольствием! – Глаза теперь у него горят большими дьяволятами, вся грусть по отцу улетучивается. И правильно, им молодым париться вредно.

Они выбирают направление и начинают поход. Идут довольно далеко друг от друга, стесняются. Ромка опять много рассказывает, она начинает бояться, что во всей этой тираде не найдется места её, Катиному, мнению. Зато она многое о нем узнаёт. Что он в семье единственный ребенок, живут они очень скромно, о чем сам Ромка узнает не сразу, а только, окунувшись в столичную жирную на богатства жизнь.