Сомнению всегда найдется место

Установление имен владельцев номеров из телефонной книги Андрея я начала с самых подозрительных: Тан, Рэм и Кнут. Под именем Тан скрывался Танибеков Рустам, зарегистрированный по адресу на улице Софьи Перовской. С двумя другими было посложнее, в именах владельцев не было ничего общего с кличками.

Время от времени меня отвлекали телефонные звонки. Сначала позвонила Надежда Кирилловна, наш бухгалтер, попросив переслать ей кое-какие сведения, затем бывшая клиентка вдруг надумала получить материалы расследования, от которых прежде отказалась, ей я назначила встречу на завтра, а уж потом и Машка добралась. На меня обрушилась какофония из всевозможных звуков – от жалобных всхлипываний до громких рыданий. Я кое-как разобрала, что они с Денисом расстались. Только что он собрал свои вещи и ушел, громко хлопнув дверью.

– Что случилось? – мне едва удалось вставить слово в этот бурный поток. – Ведь у вас было все в порядке – лямур, бонжур, тужур…

– Я залезла в его мобильник, и он меня застукал, – всхлипнула она.

Оказывается, она несколько раз слышала, как он с кем-то по вечерам беседует по телефону, а когда она входила в комнату, он прерывал разговор. Конечно, ей это не нравилось, а он ничего не объяснял. Сегодня у Дениса выходной, они собирались сходить в кино. Она пораньше смылась с работы и, когда вошла в квартиру, увидела лежащий на столе мобильник, Денис был в ванной, она и не удержалась.

– Я хотела посмотреть его последние звонки, в быстром доступе…

Она говорила что-то еще, но я ее уже не слушала, негодуя на свою тупость. Зачем проверять все сто номеров? Наверняка среди них много случайных. У меня самой полно таких, которые почему-то не удаляю. С кем-то я лежала в больнице, с кем-то отдыхала, училась или работала. Связи уже давно распались, мы не общаемся, но номера продолжают храниться в мобильнике. Наверняка и у Андрея так. Нужно проверить каких-то двадцать номеров, доступных для быстрой связи.

– Я сейчас приеду к тебе, – уже более бодрым голосом заявила Машка.

– У меня срочная работа…,– залепетала я.

Она опять разрыдалась. Я поняла, что не смогу бросить ее на произвол судьбы. Она несколько лет назад потеряла мать, своего отца вообще не знала, и я самый близкий для нее человек. К своим приятельницам по работе она относится скептически, так как несколько раз ее откровения вдруг становились предметом всеобщих пересудов. Машка симпатичная и очень хорошая, но какая-то несобранная и суетливая, особенно в личной жизни, что ей и мешает.

– Машка, прекрати реветь, – начала я, но она меня перебила:

– Я уже в метро, так что скоро буду у тебя и поговорю по душам с твоим эксплуататором. – И повесила трубку.

Макс выглянул из кабинета:

– Что за переполох?

– Это Машка, – вздохнула я. – Сейчас приедет и вырвет меня из твоих хищных когтей.

– А нельзя ли твое похищение немного отложить? – осторожно поинтересовался он.

– Нет, не получится. У нее большие проблемы.

– Очередная любовь разбилась вдребезги?

– Типа того, – нехотя отозвалась я.

Макс был знаком с Машкой, так как она регулярно появлялась у нас в конторе. А Машка есть Машка: у нее, что на душе, то и на языке, так что он представлял, какие у нее могут быть проблемы.

Макс вышел в приемную и стал нервно мерить ее шагами. Он ужасно не любит, когда кто-то или что-то отвлекает от расследования. Затем предложил напоить Машку чаем в конторе, и в баре у нас кое-что есть, напомнил он, а затем он к нам присоединится, отвесит Машке несколько комплиментов, чтобы успокоить, а потом подвезет к метро. Мне его предложение понравилось, да простит меня Машка, но растягивать объяснения и утешения до утра совсем не хотелось. Мне не терпелось поскорее приступить к списку абонентов из быстрого доступа.

Машка жила в Автово, так что спустя сорок минут после ее звонка мы уже сидели в приемной на угловом диванчике и пили чай с коньяком. Она поведала мне свою трагическую историю, теперь уже со всеми подробностями, то и дело вытирая выступавшие слезы.

– Зачем ты сунулась в его мобильник? – недоумевала я.

– Хотела узнать, кому он звонит.

– Ну и что, узнала?

– Нет, не успела.

– А если бы успела, то что?

– Не знаю, – всхлипнула она.

– То-то и оно, – солидно заметила я. – Суешься неизвестно куда и неизвестно зачем.

Этот разговор мог продолжаться бесконечно, но выручил появившийся Макс:

– Девочки, меня чаем напоите?

Он пододвинул стул и сел напротив Машки. Я налила ему чая, от коньяка он оказался, затем уставился на мою подругу:

– Никак не могу понять, почему такая женщина, как ты, льет слезы?

– Какая такая? – оживилась Машка. Концентрация коньяка в ее чае становилась все выше, и она понемногу расслаблялась.

– Симпатичная, умная, интеллигентная и прочее, – вел свою партию Макс. Машка с готовностью развесила уши, слушая его комплименты. В принципе, он ничуть не погрешил против правды.

Через пять минут мы уже хохотали над анекдотами, рассказывать которые Макс был большим мастером. Допив свой чай, он поднялся и предложил подвезти Машку до метро. Она с готовностью согласилась и, чмокнув меня на прощанье и пообещав завтра позвонить, вслед за Максом вышла из офиса. Когда они ушли, я некоторое время пребывала в замешательстве, смешанном с восхищением. Как ловко Макс разрулил ситуацию! Он умеет манипулировать людьми и добиваться от них того, что ему нужно. С такими, как он, нужно всегда быть настороже и не расслабляться. Вскоре герой моих мыслей вернулся и с довольным видом сообщил, что на прощание они даже расцеловались.

– Смотри, не вскружи ей голову, – предостерегла я.

– Никак ты ревнуешь?

– Размечтался!

В этот вечер мы работали до одиннадцати, после чего Макс довез меня до дома, как это делал почти всегда, когда мы засиживались допоздна. В гости он не напрашивался, я его, само собой, тоже не приглашала, так что, пожелав друг другу спокойной ночи, мы распрощались. Я долго не могла уснуть, в голове была какая-то сумятица, все смешалось: Машка, Макс, Андрей Ларионов, Инна… Под утро приснился странный и жутковатый сон. Будто я иду по длинному коридору, на стенах по обе стороны висят картины. Стоит мне взглянуть на какую-нибудь из них, как она оживает. Вот Арлекин подпрыгнул и зазвенел колокольчиками, вот из густой травы выползла змея, а вот Инна улыбнулась с портрета и протянула ко мне руки. Я вскрикнула и проснулась.

Глава пятая

Два дня с утра до ночи мы сидели в офисе, собирая и анализируя всевозможную информацию. На третий день за утренним чаем решили подвести промежуточные итоги.

Наблюдение за Андреем пока ничего интересного не принесло. Он ежедневно наведывался в галерею и проводил там несколько часов, общаясь с посетителями и давая автографы. Поскольку на открытии выставки присутствовали журналисты, то ее широко разрекламировали, и в залах было полно народа. На мой взгляд, там было на что посмотреть. Похоже, он стал понемногу оттаивать, вместе с сотрудниками галереи обедал на террасе и даже смеялся. Вчера после галереи отправился на кладбище, принес цветы на могилу и долго сидел, склонив голову. Никаких встреч не было, и все остальное время он проводил дома. Из Москвы пока ничего интересного не сообщили, все то же самое, что я установила еще в феврале. Сейчас они ищут подходы к старым знакомым Андрея, чтобы выведать личную информацию.

Максу с помощью извилистой цепочки знакомых удалось установить, кому принадлежит таинственный телефон в гатчинском районе с загадочным именем «М». Это частная психиатрическая клиника недалеко от поселка Белогорка. Информация о ней закрытая, так что непонятно, как подобраться к этой клинике, чтобы ознакомиться со списком пациентов. У меня был знакомый психиатр, который вел у нас семинар, когда я училась на факультете психологии. Он выделял меня из других студентов, но прошло уже несколько лет, как я бросила учебу, так что он мог меня и забыть. А ведь психиатрам должно быть известно об этой клинике, иначе как туда попадают пациенты, если они никакой информации о себе не дают? Однако, если бывший преподаватель меня и вспомнит, то с какой стати захочет делиться со мной секретной информацией? Макс решил использовать личные связи. Его отец был невропатологом, так что ему такая задача по плечу. Но он только через два дня вернется из отпуска, придется подождать.

Появилась еще одна интересная зацепка. К «Хонде», за рулем которой находился Андрей, когда его оштрафовали за превышение скорости, Инна никакого отношения не имела. Автомобиль принадлежал Владимиру Ивановичу Боброву, проживающему в Питере на улице Крыленко. Этот сорокадевятилетний холостяк занимал высокий пост в известной фармацевтической фирме. На первый взгляд, было непонятно, что могло связывать солидного мужчину и бедного молодого художника, каковым был в то время Андрей. Макс высказал завуалированное предположение:

– Ты за Андреем никаких странностей не заметила?

– Что ты имеешь в виду? – уточнила я.

– Может, он и вашим, и нашим?

– Нет, не похоже, скорее, в нем есть что-то детское, какая-то незащищенность.

– Вот как раз такие инфантильные красавчики и попадают в лапы всяких сластолюбивых дяденек, – проворчал он.

Я с ним не согласилась, в Андрее не было ничего женственного или порочного. А вот надлом в нем чувствовался, и не только сейчас, после смерти Инны. В первую нашу встречу, когда он появился на пороге кафе, я обратила внимание на его отрешенный взгляд. Увидев Инну, он преобразился, будто почувствовав опору. Она была права, что-то его тяготило. Тогда мне не удалось установить, в чем дело. Может, сейчас удастся? Интересно, а Инна докопалась до истины? Среди абонентов Андрея номера, зарегистрированного на имя Боброва, не было. Это странно. Андрей был настолько хорошо знаком с ним, что тот доверил ему свой автомобиль. Неужели при этом они не обменялись номерами телефонов? Впрочем, доверенность на автомобиль в марте была аннулирована, может, тогда и соответствующий номер исчез из мобильника. Как раз именно в этот период у Андрея появился свой автомобиль, видимо, подарок Инны. Несмотря на множество новых подробностей, пока мы так и не узнали, куда и зачем ездил Андрей в тот зимний день.

Макс поинтересовался у Лесовского, не слышал ли он о неком Алексее Крутикове, адвокате по уголовным делам. Оказывается, не только слышал, но и немного знаком, однако в галерее его не видел. Просмотр снимков, сделанных мной на открытии выставки, тоже ничего не дал. Откуда же этот Крутиков знает мое имя? Впрочем, искать ответ на этот вопрос пока некогда.

Я уже закончила анализ телефонных номеров из быстрого доступа. Большинство из их владельцев для нас интереса не представляли – это были сотрудники галереи, фотографы, работники кладбища, скульптор, которому Андрей заказал памятник на могилу жены, были еще магазины, где он покупал краски и кисти, и прочее, в том же духе. Лишь один номер привлек мое внимание, он принадлежал некому Рэму. С помощью телефонной базы я установила, что он зарегистрирован на имя Лидии Кирилловны Беловой, проживающей на улице Разъезжей, пенсионерке 1934 года рождения. По ее номеру в последний раз Андрей звонил накануне открытия выставки, впрочем, он мог это делать и позднее, но более поздних данных у нас не было. К сожалению, его телефон мы не прослушивали. Макс говорил, что технически это осуществимо, но он не собирается впутываться в подсудное дело неизвестно ради чего. Кое-какие справки о гражданке Беловой мы навели. Она прописана одна в крошечной отдельной квартире, квартира не приватизирована, о детях, внуках и других родственниках ничего не известно. Решили, что сегодня я к ней наведаюсь и постараюсь выяснить, какое отношение она имеет к Рэму и вообще, кто это такой?

Накануне вечером Макс встретился со следователем, ведущим дело о смерти Инны. Тот собирался его закрывать. У погибшей были все основания для того, чтобы покончить с собой, и только отсутствие прощальной записки не позволило закрыть его сразу. Возможно, сказал следователь, она находилась в прострации и приняла смертельную дозу транквилизатора по ошибке. Во всяком случае, злого умысла со стороны окружающих не выявлено. Муж в момент ее смерти находился в поезде, прислуга ушла к себе домой вечером, больше ни у кого ключей не было, а она умерла в районе полуночи плюс-минус час. В комнате было очень жарко, она в тот день не ужинала, это, конечно, несколько уменьшает точность.

Макс подробно расспросил насчет прислуги. По словам следователя, кухарка ушла около шести, так как хозяйка отказалась от ужина и попросила утром прийти пораньше и приготовить праздничный завтрак по случаю возвращения мужа из поездки. Горничная задержалась до семи, у нее следующий день был выходным, так что нужно было многое сделать. Их сведения проверили. Кухарка весь вечер провела в своей квартире вместе с семьей. Горничная сходила на восьмичасовой сеанс в кино, а потом на электричке доехала до станции Брусникино по Финлядской дороге, где постоянно проживает в своем доме вместе с родителями, они все подтвердили. Вообще-то, в квартире есть комната для прислуги, где при необходимости можно переночевать, но они нечасто пользуются этой привилегией.

Еще одним моментом, уточняющим время смерти, было общение Инны с мужем по мобильному телефону. Сев в поезд, а это было в начале двенадцатого, он послал ей сообщение с пожеланием спокойной ночи, она ему ответила аналогичным пожеланием. Все проверено, и никаких сомнений не вызывает. Потом следователь нехотя вспомнил, что Андрей пытался дозвониться жене раньше, но она не отвечала, видимо, спала, тогда он послал ей сообщение, чтобы она его увидела, когда проснется, но она ответила почти сразу.

После этой информации у меня в голове мысли устроили настоящий переполох. Инна не собиралась себя убивать! Она попросила приготовить праздничный завтрак! И она ни за что не уснула бы, не пожелав мужу спокойной ночи. И еще: Инна обязательно услышала бы его звонок. Если бы была жива. Значит, к моменту его звонка ее в живых уже не было, и сообщение послал кто-то другой. Она умерла значительно раньше полуночи, а чтобы труп не остыл, кто-то прибавил мощности обогревателям, наверняка в ее квартире имеется регулировка. Макс в принципе был со мной согласен, но не исключал и другой возможности. Инна вполне могла, обнаружив стихотворение дочери, напиться таблеток, уснуть и не услышать звонка. Через некоторое время, проснувшись, увидеть сообщение мужа и ответить. Возможно, она и впрямь была не в себе, как полагает следователь, и, забыв, что недавно принимала таблетки, выпила еще, да для надежности побольше. Да, могло быть и так. Сомнению всегда найдется место.

Вымыв посуду после нашего чаепития-совещания, я направилась на Разъезжую, чтобы встретиться с Лидией Кирилловной Беловой, надеясь, что она жива, здорова и никуда не уехала. В начале дня город просто запружен транспортом, так что я воспользовалась метро, и вскоре была на месте. Трехэтажный узкий серо-голубой дом был зажат между двумя более могучими и привлекательными соседями, в нем был только один подъезд, на двери которого имелся кодовый замок, а рядом с дверью висела аккуратная табличка с номерами квартир. Нужной мне квартиры в этом списке не было. Я зашла под арку, по счастью не перегороженную решеткой, и оказалась в типичном питерском дворе-колодце века этак девятнадцатого.

Несмотря на ясный день, солнце его игнорировало и казалось, что серые стены, в отличие от парадных фасадов давно не штукатуренные, вот-вот сомкнутся. Намеков на какую-либо растительность практически не было, только пара запыленных автомобилей и несколько перевернутых ящиков, наверняка используемых в качестве сидений, в настоящий момент на них никто не сидел. Казалось, что жизнь здесь замерла. Именно в таких местах могут рождаться причудливые сюрреалистические мысли, подумала я, фантастические истории, неформальная музыка и живопись, непонятная тем, кто живет на просторных и светлых улицах. И наверняка не одно преступление созрело в головах тех, кто сейчас прячется за грязными стеклами непропорционально узких окон. А может, кто-то заранее ничего и не замышляет, но накопившаяся от этой сконцентрированной серости агрессия вдруг выплескивается в нелепом и жестоком преступлении. Впрочем, это лишь мои фантазии. Мой район не сильно отличается от этого, а я в себе преступных наклонностей не замечала.

Осмотревшись, я увидела две двери, тоже с кодовыми замками и аккуратными табличками. Нужная мне квартира находилась за одной из них на первом этаже. Я постояла немного, ожидая, не появится ли кто-нибудь из жителей, но так никого и не дождалась. И опять появились неуютные мысли, что в таком месте жизнь пробуждается только к ночи. Я тут же их отогнала – нечего в мистику впадать. Присмотревшись повнимательнее к кодовому замку, я обнаружила три полустершиеся кнопки и нажала на них, дверь сразу открылась. Слева от входа, почти под лестницей, располагалась квартира под номером четырнадцать. Наверняка бывшая дворницкая, хотя теперь по документам числится отдельной квартирой. Я позвонила, никто не откликнулся, но и звонка я не слышала. Тогда я постучала в дверь, и вскоре услышала тяжелые шаги.

– Кого там принесло? – раздался грубый голос, который одинаково мог принадлежать как мужчине, так и женщине.

– Мне нужно поговорить с Лидией Кирилловной Беловой, – уклонилась я от прямого ответа.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы мы смогли видеть друг друга, и передо мной предстала одутоловатая неопрятная старуха с распущенными седыми космами.

– Чего тебе надо? – загромыхала она. – Если ты из этих, из сектантов, то я тебе сразу скажу: я православная!

– Я тоже православная, – с удовольствием вставила я. – Я просто хотела…

– И квартиру я приватизировать не собираюсь! Накось выкуси! – И продемонстрировала мне внушительный кукиш.

– Вот и правильно! – поддержала я. – А то и опомниться не успеете, как окажетесь в богодельне.

– Еще хорошо, если в богодельне, – примирительно сказала она, – а то и на кладбище, как Кондратьевна, спаси бог ее душу. – Она перекрестилась и открыла дверь пошире, пропуская меня в квартиру. – Заходи, красть у меня все равно нечего.

В крошечной квартирке оказалось гораздо чище и уютнее, чем я ожидала. Хозяйка усадила меня за круглый стол, а сама села напротив и, подперев щеку рукой, уставилась на меня в упор:

– Ну, говори, что тебе нужно.

К этой встрече я подготовилась основательно, так что достала из сумочки распечатанную из Интернета анкету и сообщила, что я социолог. Мы проводим опрос одиноких пенсионеров в этом районе, сказала я. Компьютер случайным образом выбрал двадцать кандидатур, которые мы и собираемся опросить.

– А зачем? – задала она вполне резонный вопрос.

– Местные власти хотят знать все ваши нужды, – я сказала это деловым тоном, не желая вникать в подробности. Этой старушке палец в рот не клади.

Мой ответ ее удовлетворил, и больше она меня не перебивала, отвечая на вопросы даже с удовольствием, видимо, уже давно никого не интересовала ее жизнь. Она приехала в Питер в пятидесятые годы из Псковской области. Работала на фабрике, потом вышла замуж, у них родился сын. Только вот с мужем ей не повезло, он несколько раз попадал в тюрьму. Уж больно горяч был, с ноткой восхищения сказала она. Чуть что – сразу в драку, а силушка у него была, дай бог каждому. Однажды так огрел своего противника, что тот чуть богу душу не отдал, за что он и угодил в тюрьму в первый раз. Там у него появились дружки и – пошло-поехало. Так и умер в тюрьме. А сынок выдался весь в отца, тоже на воле подолгу не задерживался, да и ее по миру пустил. Она ведь, как вышла на пенсию, свою квартиру, которую получила от фабрики, на дом в деревне поменяла. Так вот, как-то сын приехал с дружками, и устроили они там пир горой. Сил не было на это смотреть, она и уехала к подруге в Питер погостить, а когда вернулась, то вместо дома нашла пепелище. Сын куда-то сгинул, а у нее не было денег заново отстраиваться, вот она и вернулась в город, где по совету подруги устроилась дворником, так и в эту квартиру въехала. Почти пятнадцать лет в этой должности отработала, но три года назад пришлось уволиться – почки стали болеть, постоянно опухает, да и ноги еле ходят.

– А как же сын? – поинтересовалась я.

– Сын… через несколько лет объявился, письмо написал из тюрьмы. Мама, пришли то, пришли это…

– А где он сейчас?

– Помер. Два года уже прошло.

Я поинтересовалась внуками, но она в ответ равнодушно сказала:

– Да кто же захочет детей рожать от такого обормота?

Во время разговора у нее ни разу не выступили слезы, она рассказывала будто не о своих близких, а о ком-то чужом, наверное, все уже давно отболело. А у меня пропали надежды на то, что через своих родственников Лидия Кирилловна как-то связана с преступным миром.

Покончив с ее биографией, я осмотрела квартиру, хотя там и осматривать-то нечего: маленькая комнатка с подслеповатым окошком, кухонька с носовой платок и крошечный туалет. Потом поинтересовалась, есть ли у нее телефон. Она сказала, что в свое время об этом не побеспокоилась, а теперь это ей не по карману.

– Ну, как же! – вскричала я. – А если врача вызвать или скорую помощь!

– Обойдусь, – проворчала она. – Соседей позову.

Я стала объяснять, что мобильный телефон даже лучше. Можно купить подержанный аппарат, а ведь подключить – так просто!

– Да знаю я, как это делается, – проворчала она. – Гришка как-то попросил мой паспорт, чтобы этот мобильник себе подключить, а то у него и мобильник, и паспорт украли, но я свои документы никому в руки не даю, так что сама с ним отправилась, а он мне за это потом кран починил.

Ну вот, хоть что-то замаячило на горизонте. Надо бы побольше узнать про этого Гришку, но как бы ее не вспугнуть. Впрочем, наша долгая беседа дала свои плоды: Лидия Кирилловна мне доверяла, и никакие вопросы ее не настораживали. Так я выяснила, что Гришке где-то около сорока, он живет один в коммунальной квартире, любит выпить, но руки у него золотые: может починить что угодно и рисовать умеет, раньше афиши малевал, сказала она, а теперь вроде в какой-то фирме работает – почти не пьет и одевается хорошо. А обратился он именно к ней за помощью в покупке телефона потому, что они вроде как друзья. Раньше частенько вместе выпивали, не смущаясь сказала она, квартира-то у меня отдельная. Сейчас не пью, почки не позволяют, а раньше…

Я сделала несколько пометок в анкете, поблагодарила ее и поднялась.

– Тебя как зовут? – спросила она напоследок.

– Нина.

– Очень хорошее имя, мою сестру так звали, царствие ей небесное.

Поездку на Разъезжую нельзя было назвать очень удачной, но и бесполезной она не была, хоть какая-то зацепка появилась. Теперь предстояло узнать об этом Гришке всю подноготную. Пока же не было ничего кроме имени и приблизительного адреса. Лидия Кирилловна упомянула, что он живет в соседнем подъезде на втором этаже. Я сверилась со списком возле подъезда, так что известен примерный номер квартиры – 18 или 19. Надеюсь, там не слишком много Григориев живет.

На обратном пути я заскочила в кафе и перекусила, так что появилась в офисе полная сил и энтузиазма. Макс пребывал не в лучшем настроении, да и выглядел кое-как. На нем были потертые джинсы и футболка, видимо, воспользовался потайной дверью и наведался во флигель, чтобы переодеться. Я отчиталась о своей поездке, а потом поинтересовалась по какому случаю он так принарядился.

– Пойду горничную охмурять, – сказал он. – Лесовский упомянул, что Ларионов прислугу не менял, авось что-нибудь из нее вытяну.

– Бедная девушка, – посочувствовала я.

Макс хмыкнул и, помахав мне рукой, удалился. Я сразу же взялась за дело. Позвонила в жилконтору и под благовидным предлогом, который долго выдумывала, узнала фамилию Гришки. Григорий Аркадьевич Маслов, тридцати восьми лет от роду, проживал в восемнадцатой квартире. Других Григориев ни в восемнадцатой, ни в девятнадцатой квартире не было. Затем последовал звонок в милицию, где у нас было много знакомых. Выяснилось, что Григорий Аркадьевич Маслов в обозримом прошлом паспорт не терял. Я с удовольствием потерла руки: значит, он оформлял мобильник для кого-то другого, а если сам не захотел светиться, то этот «другой» наверняка какая-то темная личность. Зачем Андрею такой знакомый? Это был один из множества вопросов, на которые предстояло ответить. Позвонить в налоговую, чтобы выяснить место работы Маслова, я не успела, рабочий день у них закончился. А у меня?

Я решила, что и с меня на сегодня хватит. Макс не звонил, видимо охмурение горничной в полном разгаре, так что я выключила все устройства, поставила офис на сигнализацию и отправилась домой. Вечер был тихим, теплым и светлым, мне показалось, что и лица у прохожих просветленные. Люди, как и прочие представители животного мира, очень зависят от окружающей среды, а сегодня окружающая среда была что надо, и я ощущала это каждой своей клеточкой. Однако, когда вошла в свой подъезд, благостное и светлое настроение почему-то меня покинуло. Вдруг дошло, что радоваться нечему, меня ждет одинокий унылый вечер со скучными домашними делами, которых изрядно накопилось за последние дни, а потом, когда с ними расправлюсь, телевизор или книжка. Сколько таких вечеров было и сколько еще будет? Мне стало жаль себя до слез, и я решила убежать в одно из своих самых любимых воспоминаний.