Дива

Те почуяли, что их хотят на мякине провести, или по столичному – кинуть.

– Хотим получить науку, как договаривались! – заявили они. – Своди нас с лешим или ведьмой. А лучше с обоими сразу! Но чтоб по взаимной договоренности, с гарантией преподавания знаний.

А Драконя уже и тогда маялся с сердцем, по болотам ходить не мог, однако же согласился.

– Добро. Но чтоб потом не жаловались, претензий не приму.

И наконец-то академики услышали о месторасположении Дора от знающего человека. Деревня колдунов оказалась не так и далеко от Пижменского Городка, только давно брошенная и даже домов не осталось. Когда началась коллективизация, ее жители будто погрузили свой остров в трясину и все утонули. Но был и такой слух, дескать, чародеи сожгли дома и разбежались по лесам, оставив заклятье – кто посмеет пробраться на Дор, или хуже того, поселится на острове, тот помимо своей воли повяжется с нечистой силой. Старики про заклятье помнили, а молодые скоро забыли, бегали на болото за клюквой, морошкой и хоть бы что. Борута слышал об этом, и сводил бы Шлопака, но где конкретно стояла деревня колдунов, никто указать не мог, а болото большое, на нем десятки островков, поди сыщи, на котором деревня стояла. После тридцатых годов все так заросло, задерновалось, замшело, что и следов не осталось, или впрямь провалилась в трясину. Данила с целителем побродили по мари, ничего не нашли и уехали в другие места.

Тут же Драконя привел их на Доринское болото, где чернели жуткие окна воды среди гиблых трясинных полей и зеленые островки леса, выросшего на моренных холмах. Говорили, тут когда-то озеро было глубокое, называлось Доринское. Кто-то утверждал, будто его сами колдуны высушили, превратили в топкое болото, чтобы попы не ходили, но был слух, что перед войной мелиораторы взорвали перешеек и спустили воду в Пижму, чтоб удобрение – сапропель черпать. Иные грешили и на Драконю-старшего, который якобы сделал надежное убежище для всей нечести, чтоб жила в недосягаемости. В общем, озеро исчезло, и ничего полезного из этой мари не добывали, если не считать замшелого щучья, по слухам, обитающего в окнах, ягоды-морошки да клюквы.

Так вот председатель провел академиков на один из остров, показал сначала мшистые ямы с головнями и углем, затянутые малинником и бузиной.

– Здесь Дор стоял. Но он вам не нужен! Пошли дальше.

Перевел через следующую трясину на другой остров, повыше и посуше, там сдернул мшистый ломоть с огромного валуна и показал знаки.

– Жертвенный камень. – сказал при этом. – Что на нем изображено, вам лучше знать. Оставайтесь здесь до утра, и будет вам наука. Утром приду и выведу.

Академики как глянули на знаки-то – мать моя, вся ледниковая глыба руническим письмом исписана! Если расшифровать – все знания можно получить! А поверх древнего письма начертаны церковные купола, кресты и уже по ним – пятиконечные звезды: вся борьба идеологий отразилась. Борута тогда еще не понимал, что это значит, но по бледности лица Шлопака определил, попали, куда надо. Сам же Драконя ни слова больше не говоря, ушел и оставил академиков одних.

Пока было светло, целитель изучал надписи, срисовывая их в блокнот – фотографировать камень было нельзя по правилам исследования аномалий, будто бы от съемки исчезала какая-то тонкая материя. Глаза его стали безумными, академик лишь что-то шептал и ничего не объяснял. Но когда стемнело, решил уйти с этого островка, поскольку оставаться на нем в ночь было опасно, священный камень был древним алтарем на капище и по уверению Шлопака излучал энергию, по мощности равную энергии египетских пирамид. Уже в потемках они сунулись было к острову, на котором Дор когда-то стоял, но провалились в трясину и едва выбрались. Дело было осенью, спички замочили, костра не развести, хорошо, с собой фляжка со спиртом была. Данила слегка прогрелся изнутри и снаружи, но великий трезвенник и борец с алкоголем Шлопак пить отказался наотрез, натирать грудь и ноги тоже, и чуть его не вылил. Отошли подальше от алтаря, залезли под выворотень, соорудили гнездо и вздумали ночь прокоротать, однако целителя колотит – где здесь уснешь?

Тут и началось! Вдруг на острове, где Дор был, петухи заорали. Кричали эдак минут пять, угомонились, и слышно, там музыка заиграла, свирели, бубны, жалейки, гудки: в общем весь старинный набор инструментов. Потом огни вспыхнули и пляски начались у костров! Академики знают, там никого не должно быть, а люди прыгают, скачут, орут какие-то заклички, будто призывают кого-то. Шлопак аж задрожал весь – то ли от страха, то ли от радости, что слышит и видит то, что искал. Может, и от холода, поскольку оба мокрые были, накупавшись в трясине, и еще студеный туман поднялся.

И здесь из болота между островов встает нечто белое, по фигуре, так женщина, стоит она на обыкновенной телеге, обращена лицом к академикам. Борута не испугался, не зажмурился и узнал – да это же Дива Никитична! В белом халате, как обычно она ходит у себя на маслозаводе, в такой же косынке и в руке – бидончик с молоком.

А целитель колотиться перестал и шепчет:

– Кикимора! Так вот она какая…

– Сам ты кикимора. – панибратски проворчал Данила. – Это жена Дракони, Дива…

– Это кикимора из болота восстала! – уверенно заявил Шлопак и достал блокнот, чтоб ее срисовать.

Только тут Борута и разглядел, что она велика ростом и одета в сверкающую, колючую сутану – будто толченым стеклом обсыпана!

– Все равно похожа на Диву Никитичну…

– Что у нее в руке? – спросил целитель. – Какой-то цилиндр? Или свиток?

– Бидончик. – определил Данила. – Алюминиевый, трехлитровый…

Шлопак встрепенулся.

– Это похоже на серебряный сосуд! В котором древние алхимики хранили свои знания!

– Да какой сосуд? Обычная тарка, на ферму за молоком ходят…

– Подумай сам: зачем она на болото пошла с бидоном?

– Да она всех молоком поит, блажь такая у бабы. Заодно проверяет на оборотничество.

– А как?

Все, о чем рассказывал Борута, Шлопак считал тайными знаниями предков и их записывал. Поэтому новоиспеченный академик если что и присочинял, то обычно для образного выражения.

– Оборотни парного молока не выносят. – сообщил он. – Испытуемого надо облить парным или покропить. Если оборотень, сразу же обернется, кем был. Однажды даже скандал случился на партийном собрании колхоза. Дива прыснула молоком на инструктора обкома, тот превратился в филина и улетел в окно.

– Молоко – вместилище вселенской мудрости! – благоговейно произнес целитель. – Символ божественных откровений! Млечный путь. Вот бы вкусить хотя бы глоток!…

Кикимора будто услышала его, протянула бидон и другой рукой к себе поманила. Мужики переглянулись и напряженно замерли.

– Интересно, кого она манит? – с дрожью в голосе спросил целитель, однако же не теряя ученой мужественности. – Кого выбрала? Тебя или меня?

– Наверное, меня. – признался Данила. – Она давно обещала парным молоком угостить.

– Почему тебя?

– По кочану! У нас в юности с Дивой любовь была…

– Вместе пойдем. – заявил Шлопак, глянув пытливо. – В таких ситуациях лучше всюду ходить вдвоем.

Не смотря на свои чувства, Борута с ним согласился: подойти к самой дракониной жене, когда она в образе кикиморы, да еще среди ночи было опасно. Даже если она манит! От внезапного контакта с ее мужем хвост вырос, тут же вообще не известно, что наколдует Дива Никитична. Очнешься от морока, а у тебя хобот или рога пробились – с нечистой силой только свяжись!

Прошли они через болото к телеге и ни разу не провалились, будто по воздуху шли – понятное дело, под влиянием энергетического поля. Борута теперь не сомневался, что это Дива, хотя ростом возвысилась и вместо халата – блестящая одежина. Да разве Данилин глаз обмануть, коль она с отрочества ему грезится и во сне, и наяву?

А Дива подождала их, и эдак царственно говорит:

– Хотите молока? – и завлекательно так бидончик показывает. – Парное, теплое еще…

– Хотим! – в голос сказали академики.

– Тогда впрягайтесь, мои кони! Покатаете меня по болоту – получите.

Они оба почуяли ее безмерную власть, неожиданно для себя повиновались и впряглись – каждый взял по оглобле. Дива же поставила бидон в телегу, сама кнут взяла, коим и взмахнула над спинами:

– Н-но, вороные!

Академики потащили телегу по болоту, а колеса вязнут, не разгонишься. А эта кикимора еще кнутом щелкает, понукает, покрикивает, словно кучер:

– Рысью марш! Ишь, застоялись! Шевелите копытами!

Кое-как они разбежались, перешли на рысь, Дива же Никитична все равно стоит в телеге, машет кнутом и уже спин достает, норовит по ушам попасть.

– Вскач пошли! С ветерком прокатиться хочу!

Тучный столичный целитель выдыхаться начал, но Борута напротив, силу почуял и понес – ветер впрямь засвистел в ушах. Кикимора развеселилась от скорости, белое одеяние на ней трепещет, всхлопывается, а сама она лишь кнутом пощелкивает то слева, то справа, указывая, куда телегу тянуть. Бидончик в телеге трясется, подпрыгивает, того и гляди опрокинется. Один круг нарезали по топкому болоту, второй, на третьем Шлопак начал падать. Вышел из под воли Дивы, то есть, пересилил ее энергетическое поле и шепчет:

– Давай ее свяжем. Пока нас не заездила. А сосуд захватим? Ведь насмерть загонит, ведьма!

Борута бы никогда не посмел так бесцеремонно обойтись с Дивой, но оглянулся, а в телеге вроде бы и в самом деле кикимора! Хохочет над академиками, щелкает кнутом потешается:

– Вы не кони вороные – мерины толстозадые!

К тому же Данила уже привык слушаться столичного целителя, в общем, сговорились, одновременно бросили оглобли. Они уткнулись в трясину, и Дива Никитична кубарем полетела с телеги. И по инерции прямо мужикам под ноги! Тут они ее схватили, да сразу и бросили: с рук кровь потекла! Все ладони изрезали в лохмотья! А кикимора встала, отряхнулась и говорит:

– Экие вы глупцы! Привыкли Диву Никитичну лапать! А я не драконина жена – я дева-недотрога!

Незадачливые лекари стоят, понурившись, пытаются кровь остановить – тщетно. Она же опять кнутом щелкает, сердится:

– Берите оглобли! Да не шалите более. Накатаюсь, получите свой сосуд! Всякие знания заработать надо!

До самого рассвета катали они Диву Никитичну или кикимору, а может, ту и другую в одном лице: на Пижме вся нечистая сила на нее походила, потому как считалось, нельзя без вмешательства бесовщины так сохранять красоту и привлекательность. Академики уж готовы были взмолиться, попросить пощады, отказаться от всякой науки, ибо доведены были до полного изнеможения, но тут на острове, где Дор стоял, петухи заорали. Первый раз лекари оглянулись, вроде бы нет кикиморы на телеге, один только бидончик стоит, однако в глазах все плыло, туман густой, не разберешь. Когда же во второй раз посмотрели, а и самой телеги нет! Академики просто бредут по болоту и руки так держат, словно оглобли тянут. Но позади, там, где след тележный кончился, бидончик стоит! Все в тумане растаяло, только он, заветный, и уцелел!

Академики назад побежали, Шлопак схватил сосуд, открыл – полон парного молока, еще теплый на ощупь. Первым он и приложился, да чуть не весь выпил! Боруте пришлось стучать ему и по плечам, и по голове, чтобы оставил немного.

Целитель наконец-то оторвался от бидончика, где было всего-то несколько глотков. Данила попробовал – а это теплые, не успевшие загустеть после сепаратора, сливки! Еще коровой пахнут и по его гурманскому вкусу не самые добрые, от увядающего осеннего травостоя.

– Это не молоко, – рассеяно произнес Борута. – Это же сливки!

– Потрясающе! – воскликнул целитель. – Нам преподнесли сливки с Млечного Пути. Вкуси же их, Данила!

Он всегда говорил так выспренно и поэтично, если даже речь шла о чем-либо земном и обыденном. Шлопак был романтической и возвышенной натурой, чего как раз не хватало Боруте.

– Как бы вреда не было. – усомнился он. – С непривычки…

Предупредить товарища хотел, однако вдохновленный целитель заговорил уже афоризмами:

– Знания приносят печаль, но не вред!

Данила выпил остатки, всего-то со стакан, и тут почуял зуд во лбу чуть выше переносицы – такой же стойкий, навязчивый, как на копчике, прежде чем хвосту отрасти. Руки теперь были свободны, он почесал, испытывая удовольствие, но через несколько минут, ощутил в этом месте напряжение, будто чем-то тупым давят изнутри черепной коробки. И когда петухи на соседнем острове наорались и смолкли, у Боруты на лбу выросла крупная, розовая шишка…

4

И вот королю с принцессой была обещана охота на этот сезон на самом высоком уровне, а на Пижме леший ходит! Это же международный скандал, если вместо медведя к Его Величеству выпрет див или дива! Мало ли что лешачьему отродью в голову взбредет, оно же не понимает ни чинов, ни титулов. Ладно, Эдика приласкать: литовского иностранца, все бабы целуют, а если принцессу чмокнет? Еще хуже – короля так же, взасос?!

В общем, губернатор озадачил Недоеденного вытравить эту тварь из пижменского края и сам озадачился, подключил своим столичные связи, и вот теперь из Москвы должна приехать целая бригада специалистов по работе со снежным человеком. То есть, ученых людей, которые будто бы умеют с ними обращаться. Но это вряд ли поможет, потому как в местных лесах бродит самый настоящий див, а не обезьяна, дикарь какой-нибудь или снежный человек. Туземцы, кто договаривался и приманил сюда лешего, кто знает повадки и нрав, помогать не станут, а самим ученым не сладить, будь они хоть академиками. Костыль в этом убедился: неугомонный, он на следующий день после охоты с губернатором велел егерям поправить лабаз, вечером на него засел и в сумерках леший опять явился. Только на корточках по овсу не ползал и горох уже не жрал; подошел в открытую с опушки леса и снес крышу с засидки. Охотовед пытался взять его на мушку и выстрелить, но оторопь взяла и тяжесть во всем теле, будто в мышцы воды закачали. Ладно, пожеванная левая рука, но и правая стала не послушной, замедленной, сигналы от головы не принимала. А див выудил из лабаза Недоеденного, обнюхал всего, фыркнул и швырнул в овес. Добро, тот спортом занимался, сгруппироваться успел, а то бы весь переломался. И хорошо еще вездесущий Борута оказался неподалеку. Третий глаз у него еще не открылся, однако он уже им подсматривал, стервец, и знал, что будет наперед! Дождался он, когда леший удалится, подбежал, сгреб Костыля, даже старой обиды не помня, положил в мотоциклетную коляску и скорее в Пижму.

Все равно охотовед сутки пластом пролежал, и когда немного поправился, вздумал с ним помириться, из врага друга сделать. Предложил ему должность инспектора, начальника над егерями, зарплату с губернаторскими надбавками, казенную машину и карабин, однако гордый колхозник отказался из-за своего непреклонного норова. Тут Костыль и заподозрил, что это собачник из-за обиды ему нагадил и зазвал лешего, однако всем известно, Борута здесь ни при чем. Он бы и сам рад вступить в контакт, да только лешему это без нужды: раз есть договор с мужиками, а Недоеденный в этом не сомневался, то чудище будет исполнять его в точности. Без ведома лешего ни один человек, тем паче, пришлый, в лес не войдет, гриба не сорвет – не то, что медведя взять.

Зарубина подмывало спросить, кто же они, эти мужики-туземцы, что со зверем договаривались и лешачиху пригласили в район, однако выдавать себя было рановато. Тетка же расчувствовалась, по-матерински прониклась к нему, считала, Зарубина бог послал, а то бы пришлось ночевать на обочине. Поэтому просительно произнесла:

– Человек-от почти за тыщу километров ехал. Нехорошо отправлять не солоно хлебавши…

– И чего ты предлагаешь? – грубо спросил ее муж и скрежетнул новопоставленными зубами.

– Дак может Драконину вдову попросить? Дракоши нынче овсы сеяли, и медведи у них все сосчитаны.

– Ага! Станут тебе дракоши чужого на своих медведей водить! Они москвачей терпеть не могут. Сама же Дива Никитична не поведет?

– Сама не поведет, но ежели попросить, даст зятя. Скажем, знакомый, в гости приехал…

– Лучше сказать, родня он нам, потому за него хлопочем. Кум, брат, сват, что-то в этом роде. А то не поверит.

– Скажем, будущий зять! – нашлась тетка. – Натахин кавалер!

– Ты женатый, нет? – спросил попутчик.

– Да холостой он. – уверенно заявила его жена. – Сразу видно!

– Откуда тебе видно? Ему ведь лет сорок! Видно, боксом занимался, эвон какой нос. Нынешние девки таких любят…

– Я холостых мужиков сразу вижу. – похвасталась тетка. – От них дух такой исходит, ядреный…

– Да уж, – ревниво проворчал попутчик. – В комсомоле ты хвостом повертела…

Для тетки это была больная тема, и она попыталась переключить внимание мужа на Зарубина.

– Человек он хороший, подсадил, повез и денег не спросил. Так бы перлись с сумками. Цего бы ему не помочь?… Скажем, Натахин ухажер. Натаха-то должна вот-вот приехать, с практики. Если уже не приехала! Пускай у Драконей и поживет. Зачем отдавать его Недоеденному?

– Почему тогда у Драконей? Где логика? Если Натахин кавалер?

Тетка смутилась и что-то прошептала мужу – тот сердито отпрянул.

– Да и хрен с ним, пускай пристает! Скорей бы уж кто-нибудь к ней пристал!

– Она же у нас девица! – возмутилась попутчица.

– Девица? А кто с дедом Морозом в обнимку фотался?

Жена ему рот заткнула.

– Ты что мелешь-то?! Сфоталась, ну и что? С ним все девки фотаются!

– А зачем в этом выставила, как его?…

– В интернете? Так это модно сейчас!

– Ну а почто голая-то снималась?!

– Почему голая? Это стринги называются!

– Ага, стринги: здесь черта и здесь черта. Больше нету ни черта…

– Натаха хотела показать, что ни деда, ни мороза не боится!

– Телеса она свои показывала. – обидчиво проворчал попутчик и умолк.

– Все равно, пусть вдова у себя поселит. – упрямо повторила жена, покосившись на Зарубина. – От греха подальше.

– Она поселит! И себе парня приберет! Любит приезжих…

Тетка вздохнула:

– И то правда… Но и к нам его тоже опасно. Залезет ночью к Натахе…

– Вот и будем до пенсии ее кормить, если никто не залезет.

– Будем, а что остается? Теперь зубы вставили…

Обсуждали это так, словно Зарубина не было!

– Мне все равно надо к Костылю. – не вытерпел он. – Лицензии к нему выписаны…

– Костыль тебя в лес не пустит. – заявил попутчик. – И охотиться не даст, пока приказ губернатора не исполнит, дива не изведет.

– А эти дракоши дадут?

– С дракошами тебя ни один леший не тронет. – вставила тетка. – Тем паче со вдовой. Ей даже губернатор не указ.

– Как же так? – обескуражено спросил Зарубин.

– Дак Драконя-то был председатель! И Герой!

– Председатель чего?

– Как цего? Объединенного колхоза!

– Но ведь колхоз у вас развалился?

– Колхоз-то развалился. – восхищенно согласилась попутчица. – Да только Драконя каждый день отправлял в Тотьму молоковоз на три тонны. И еще один перерабатывал на своем маслозаводе. При вдове так еще больше стало.

– Откуда же столько?

– А этого никто не знает. – заявил ее муж. – Феномен природы. Известно точно, они дома только двух коров держит, этих самых тряпошных, французских. Чтоб детишек парным молоком поить. И еще нетелей на продажу. Которых волки режут.

– Колхоза нет, а надои есть?

Бывший всегда откровенным, попутчик начал темнить или толком ничего не знал и строил предположения.

– Колхоза-то нет. Да ведь земля осталась. Драконя можно сказать, с детства председатель. Его отец тоже был председателем, вот и научил. Сын далеко вперед смотрел, и перед самым крахом укрупнился – соединил три колхоза и леспромхоз в одно аграрно-промышленное хозяйство. У него столько власти в руках было – ого! Всю пахотную землю, выпасы, сенокосы, все под себя подгреб. Колхозные леса и гослесфонд впридачу! А еще со всех собрал холостых молодых специалистов и выдал за них всех трех дочерей. Чуть ли не в приказном порядке, одну свадьбу гуляли. Куда бы теперь Костыль не сунулся, председатель документы и карты на стол – везде его территория. Даже губернатор вынужден считаться. Поэтому Недоеденный арендует у него угодья, а в договоре все прописано. Вроде даже звери принадлежат колхозу «Пижменский Городок». Будто у Дракони каждый медведь с биркой. Костылевы гости стрелят зверя, станут шкурать, а него в ухе написано, чей. Так Борута говорит, сам видал…

– Может у вас и речка Пижма молочная, с кисельными берегами?

– Вроде того. – подхватила тетка и глянула на мужа с укором. – Сказал бы уж прямо, нечего человека водить вокруг да около…

– Сама и скажи! Я экономическую базу обозначил.

– От нечистой силы молоко. – заявила попутчица. – Говорят, стада Драконины пасет и кормит дивье лесное. И от постороннего глаза прикрывает! Потому и масло получается вкусное.

– Если пасет сила нечистая. – в тон ее мужу серьезно заметил Зарубин. – Молоко должно быть мерзкого качества. Тем более, масло!

– А ты занозистый мужик. – вдруг определил попутчик, защищая супругу. – Вредный, все с подковыркой… Или журналист, или из налоговой.

Зарубин вздохнул с сожалением.

– Не угадал… Хотя статьи иногда пишу… Просто любопытно стало, откуда столько молока? Я же когда-то вологодский Молочный институт закончил, зоотехническое отделение.

– Дак там наша Натаха учится! – изумилась тетка. – Ты местный, что ли? Вологодский? То-то я чую, как родной.

– Вырос в Грязовце. – с гордостью произнес Зарубин. – Есть у вас такой городок…

– Как же, знаем! – почти хором и весело воскликнули попутчики.

Дорога из Москвы лежала как раз через этот город, и он свернул с трассы, заехал, чтобы побывать возле дома, где прожил чуть ли не половину жизни. Когда-то там жила бабушка, у которой он воспитывался с шести лет – отец служил в конвойных войсках, и часто переезжал из одного лагеря в другой, поэтому Игоря оставили в Грязовце, чтоб ходил в одну школу. Раздолбанный, унылый и тщедушный городок еще называли Грязенбург, однако Зарубину он нравился. Можно было выйти из дома сразу в лес и собирать грибы, а в поле – землянику, что они с бабушкой и делали. Она и отдала его потом учиться в Молочный институт, поскольку всю жизнь проработала главным технологом на маслозаводе.

Бабушка давно умерла, поэтому он постоял возле дома, где жили уже незнакомые люди, посмотрел в окна на чужие занавески и отчалил на Пижму.

– А как в Москве-то очутился? – изумилась тетка. – Номера-ти у тебя московские! Всех наших после молочного по колхозным фермам разгоняли!

– Дальше учиться поехал. – уклонился от расспросов он.

– Теперь ферм-то нету, куда Натаха пойдет? К Дракониной вдове на ферму – не возьмут. У них семейное предприятие… Девка умная и свиду – одно загледенье! Жениха бы ей доброго и взамуж отдать…

Зарубин прервал это откровенное сватовство.

– И где же все-таки фермеры берут молоко?

– Толком никто не знает. – опять заерзал попутчик. – Если всерьез, то говорят, в Кировской и Архангельской областях скупают, за свое выдают. Но тоже вранье, у нас напрямую и дорог-то нет. Чтоб скоропортящийся продукт возить. А туземцы коров давно не держат, молоко в магазинах берут…

Тетка чуть не выдала какую-то их тайну.

– Борута говорил, у вдовы дойное стадо где-то, от налогов спрятанное. И все эти тряпошные, породистые…

– Цыц! – оборвал ее муж. – Не наше это дело! Скажи еще, лешие пасут, лешачихи доят…

Его жена примолкла, а он сам начал выдавать секреты еще похлеще.

– Вдова со своими зятьями между прочим под покровительством самого губернатора. Тот к ней тайно заезжает, будто бы парного молока попить, маслица прикупить…

– Какого маслица? – взвинтилась жена и по-медвежьи пышкнула. – И молоко он не пьет… С Дивой брильянты делят.

– Уши развесь и слушай! – прорычал попутчик. – Какие брильянты? Ты что мелешь?

– Которые хохлы копают! У председателя, когда жив еще был, под домом труба обнаружилась. Геологи нашли. Одна с нефтью, и одна с брильянтами.

– Ты что городишь? При постороннем человеке?

– Он же вологодский! Из Грязовца!

– Тогда во-первых, не труба, а трубка. – поправил муж. – И не с брильянтами, а с алмазами. Во-вторых, у Дракони под домом никаких полезных ископаемых нету! Ну откуда им взяться?

– А зачем в горе ходы роют? – шепотом спросила тетка. – Его отец еще рыл, сын рыл. Сейчас вдова. Целое метро выкопали! Не сами, конечно, хохлы работают, как рабы, в цепях закованные. По ночам из-под земли украинские песни слышатся…

Попутчик только головой потряс.

– Там у него хранилище! Для созревания сыра!

– Это он такие слухи распускает. – не согласилась жена. – На самом деле подземный завод, из нефти бензин гнать и всякие вещества. Сейчас все из нефти делают. Есть подозрение, и сливочное масло. А ты спрашиваешь, где молоко берет.

– Ну откуда у нас нефть и алмазы?!