Один среди «тигров»

Поле перед окопами третьего батальона было уставлено дымящимися и горящими немецкими танками и бронетранспортерами, дым разносило ветром, накрывая тела убитых врагов. И в этом дыму можно было еще успеть сделать что-нибудь важное.

– «Коробочка-два», «Коробочка-три», слушай приказ! Встаете между подбитыми танками в дым и стреляете по «тиграм» на опушке. Бейте по гусеницам, по ходовой, сбивайте их с катушек. Выскочили из дыма, выстрелили, и сразу назад, прячетесь за подбитыми немцами, уходите в дым.

Подтвердив, что они поняли установку, два взвода развернулись и остановились среди уничтоженных немецких танков. Соколов опустился в башню и закрыл люк, прижавшись лицом к нарамнику перископа.

– Ну что, ребята, – переключившись на ТПУ, сказал он. – Теперь и мы поиграем в кошки-мышки, только в одиночку. Слушайте меня! Семен Михалыч, через лесок идешь напрямик. Там в конце, у опушки, будет балка с покатыми склонами. Через нее немцы не пройдут. Выведете нас к этой балке, а потом – налево к опушке. Выйдем как раз в бок к «Фердинандам» и «Тиграм». Запоминайте. Первый выход у мыса на опушке. Видите его на карте? Логунов, покажи Бабенко… Три выстрела бронебойными, потом назад и вправо на двести метров к балке. Еще три выстрела, и возвращаемся к своим. Все понятно?

– Так точно, – задумчиво ответил за всех наводчик. – Сделаем. Только ты, Семен, постарайся сразу машину ровно поставить на «короткой». Тут будет каждая секунда на счету. Немчура тоже стрелять умеет. А против «Фердинандов» в лобовую нам не устоять. Да и у «Тигров» стоят зенитные пушки – восемьдесят восемь миллиметров!

– Я тебя подводил хоть раз? – тихо отозвался Бабенко.

– Вытащите нас назад, – не столько приказал, сколько попросил Алексей. – Сделаем как надо, и закончится на сегодня у немцев атака. Если сегодня не пройдут, то не пройдут уже никогда.

– Что с вами делать, дети мои, – усмехнулся Бабенко. – Вытащу. Хоть раз я вас не вытаскивал?

Интонация механика-водителя Соколову не понравилась. Что-то сжалось внутри от его слов. Вдруг подумалось, что Бабенко хоть и старше всех, но ему ведь едва за сорок лет. Он не намного старше Логунова. Но как-то изначально, с момента появления в экипаже Семена Михайловича, все приняли его искреннюю отеческую заботу. И что-то с Бабенко в последнее время происходит неладное. Опыт войны Алексею подсказывал, что многие люди предчувствуют собственную смерть. Как часто перед боем он видел у бойца потухший взгляд, апатию или вот такую грусть и тоску в глазах. Хотя у Бабенко была в глазах не тоска, а вина. Что-то он такое вспомнил из своей жизни, какие-то новости получил, и это резко изменило его настроение. Ведь всегда он был добродушным, улыбчивым, невозмутимым…

«Не о том думаешь, командир, – остановил сам себя Соколов. – Сейчас бой, рискованная операция!»

– Вперед! – приказал он и, откинув крышку люка, высунул голову из башни.

Поле гудело и грохотало. Отойдя с этого фланга, фашисты усилили нажим на другом – теперь немецкие самоходки переместились на левый фланг полка. И тут же две их машины встали. Вон и «Тигр» загорелся, получив снаряд в борт.

Соколов посмотрел на свои танки. Экипажи действовали умело. Танки выскакивали из дыма то по одному, то по два, останавливались и делали по два выстрела, а потом снова уходили в дым, в летящую в воздухе копоть от чадящих немецких танков.

Сработало! Первыми остановились «Тигры», затем развернулись в сторону «тридцатьчетверок» и «Фердинанды». Сделав несколько выстрелов, немцы замерли, не видя противника. Но «тридцатьчетверки» не показывались. Немцы стреляли вяло, скорее просто наугад.

Вдруг вспыхнул у них танк, который раньше стоял и просто дымил. Снаряд от самоходки угодил в моторный отсек, и танк взорвался. «Тридцатьчетверка», прятавшаяся за немецким танком, осталась цела. Соколов мысленно похвалил экипаж за умелые действия.

И тут же ему пришлось прикрыть люк и спрятать голову. «Зверобой» вошел в лесок и пошел зигзагами, выбирая дорогу и по пути ломая кусты и тонкие деревца. Урчал двигатель, трещали ветки и тонкие стволы, лязгали гусеницы. «Зверобой» шел и шел вперед, не сбавляя скорости, лишь разворачиваясь на узких и сложных местах. Теперь нужна была вся внимательность. Здесь можно нарваться и на немецкую пехоту, и на немецкие танки.

Фашисты тоже замыслили обходной маневр через лес. Они еще не знают, что это им ничего не даст.

Наконец впереди замаячил долгожданный ельник. Когда танк прошел просеку и можно было определить на глаз расстояние до оврага, Алексей сверился с картой и дал команду:

– Бабенко, приготовиться к повороту. Логунов, огонь бронебойными по готовности. Позиция для первого выстрела – через сто метров. Бабенко, больше чем на полкорпуса из леса не выходить.

Все, еще пара минут, и он, лейтенант Соколов, ничего не сможет изменить. Все теперь зависит только от работы экипажа. Вмешиваться со своими приказами – лишь мешать действиям танкистов. Он может отдать только один приказ – отходить. И оценить ситуацию, когда это будет необходимо, следует как можно точнее. И наблюдать за общей обстановкой вокруг.

Пригибаясь в люке, чтобы его не задело ветвями деревьев, Алексей смотрел вперед, оценивая расстояние. Бабенко снова показал себя мастером своего дела.

– Вася, выхожу на «дорожку», – послышался сдавленный голос Бабенко, работающего рычагами. – Готовься.

– Бронебойным! – тут же приказал наводчик.

– Есть бронебойным! – голос заряжающего прозвучал весело и задорно.

«Хороший парень», – успел подумать о Коле Бочкине Соколов. Хоть до войны Логунов ухаживал за его матерью, пожениться они не успели, да и сыну мать не успела рассказать о своих отношениях с Василием. А тот все равно узнал, и ведь Колька принял Логунова, понял, что речь идет о счастье матери. И правда, Василий стал ему вторым отцом. Здесь, на войне, это важно, для молодого парня особенно. Да и для Василия важно, ведь Колька ему тоже как сын. Он ребенок женщины, которую он любит.

Ветви били по башне, по перископу, и наконец показалось чистое небо. Танк остановился, качнувшись несколько раз на амортизаторах вперед-назад. «Молодец, Бабенко, – с удовлетворением подумал Алексей. – Грамотно вышел». Сейчас «Зверобоя» совсем не видно со стороны поля. Нижние ветви большой ели скрывают почти весь корпус. И башню не всю видно. А прицел наводчика свободен, и орудие торчит из ветвей, не бросаясь в глаза. Так можно сделать и два, и три выстрела, пока тебя засекут.

– Стреляй! – гаркнул Логунов со злорадством.

С гулким звоном орудие выстрелило, вылетела гильза, и башня стала наполняться дымом. Но вентиляторы послушно заработали, вытягивая пороховые газы. Тут же, по команде Логунова, заряжающий загнал очередной снаряд в казенник. Ай да Логунов, ай да Василий Иванович! С первого выстрела подбил «Тигра»! И не крайнего – не привлек внимание к этому флангу, – а того, который почти в центре. Разбил ему ведущий каток. Немец закрутился на месте, не успев сбросить газ. Когда немецкий танк повернулся боком, Логунов всадил ему бронебойный снаряд в башню. Танк замер. Третий выстрел, и самоходка, шедшая рядом с подбитым «Тигром», остановилась, потянуло дымком откуда-то со стороны трансмиссии.

– Назад, Семен! – азартно заорал Логунов.

«Тридцатьчетверка» дернулась, попятилась, лязгая гусеницами. Ветви большой ели послушно опустились, прикрыв то место, где только что стояла боевая машина. Сейчас гитлеровские танкисты будут смотреть по сторонам, пытаясь понять, откуда их обстреляли.

Но советские танки снова стали выскакивать из дыма и бить по «Тиграм» и «Фердинандам» на опушке. Еще две вражеские машины замерли, а остальные начали пятиться, отползать с линии огня, огрызаясь, плюясь огнем. Стали откатываться и атакующие силы со стороны центра и левого фланга обороны полка.

Танки заняли свои окопы. Быстрый осмотр показал, что у двух машин надо менять траки гусениц и каток. Еще у одного танка полетела тяга фрикциона. Но это не очень серьезные поломки, исправить повреждения можно было своими силами. Отдав приказ немедленно заняться танками, Соколов поспешил на командный пункт полка, куда его вызвал майор Кузнецов.

– Разрешите? – Алексей вскинул руку к шлемофону. – Товарищ майор, лейтенант Соколов по вашему приказанию прибыл.

– Заходи, Соколов. – Командир полка оторвался от карты и подошел к танкисту. Уставшие запыленные командиры тоже повернулись к вошедшему. – Как тебя благодарить, не знаю. Командованию твоему сообщу. Ты сегодня полк спас, танкист! Думаю, до завтра немцы не сунутся, крепко вы их угостили.

– Да я-то что?.. – смутился Алексей. – Весь батальон поднялся в контратаку.

– Скромность украшает командира Красной Армии, – улыбнулся майор. – Но перебарщивать с ней не стоит, надо реально оценивать ситуацию и свое место и участие в ней. Это поможет не совершать ошибок в дальнейшем.

– Разрешите предложить, товарищ майор? – Соколов стащил с головы шлемофон и пригладил русые волосы. – Я одну штуку придумал сегодня, когда мы на правом фланге отбивались, когда я свои танки в дым поставил. Там в лесочке есть удобные проходы. Когда немец завтра снова начнет атаковать, я со своими танками открою огонь по ним из лесочка, а потом отойду. Они кинутся вдогонку. По тем путям – а их в лесу немного – они пройдут и нарвутся на минные поля, которые можно устроить за сегодня.

– Хорошая мысль. Но не своевременная, – вставил кто-то из офицеров.

– Простите, не понял… – Соколов повернулся на голос, но майор Кузнецов положил ему руку на плечо и тихо сказал:

– Мы отступаем, лейтенант. Таков приказ.

– Как отступаем? – Алексей вытаращился на командира полка так, будто увидел привидение. – Почему? Мы ведь отбили атаку! И еще отобьем, ведь у полка есть силы и…

– Это необходимо не потому, что мы не устояли. Фашисты прорвались справа и слева. Наши части отошли назад на тридцать пять километров и закрепились там на рубежах. На заранее подготовленных рубежах, Соколов. Если мы не отойдем вместе и слаженно, враг может пройти в тыл и действовать в пределах полосы нашей обороны, нарушая коммуникации и управление войсками. Это даже не отступление, а осмысленный отвод войск. Временный отвод. Смена позиций.

Алексей кивнул, соглашаясь с доводами и показывая, что все понял. Но перед его глазами лежали погибшие красноармейцы в развороченных окопах. Он вспоминал подбитые немецкие танки и то, как под гусеницы бросались солдаты со связками гранат. Он помнил рукопашные схватки на второй линии окопов, где немцам так и не удалось закрепиться ценой героизма и жизней десятков советских людей. Третий батальон понес самые серьезные потери.

– Не о том думаешь, Соколов. – Командир полка посмотрел молодому танкисту в глаза. – Погибших вспоминаешь? Так вот, я тебе скажу одну простую истину: не бывает на войне напрасно погибших. Каждый, кто погиб в бою, убивал врагов. И те, кого он убил, уже не пойдут по нашей земле, не поднимут оружие против нашего народа. Они уже никого не убьют. Вот так, танкист… Но это еще не все – тебе будет поставлена особая задача.

– Слушаю, товарищ майор. – Алексей как будто опомнился. Он снова выпрямился и посмотрел на командира полка прямо и уверенно.

– Твоя рота будет прикрывать отход полка. Чтобы нам удалось оторваться от врага, ты должен продержаться несколько часов. С тобой останутся стрелковая рота, пулеметный взвод и мотоциклетная рота автоматчиков. Командиром сводной группы я назначаю заместителя командира первого батальона капитана Вяземского. В полночь полк тихо снимется с позиций и маршем отойдет на новые позиции. До полуночи командирам подразделений необходимо обеспечить скрытую подготовку. Ваша задача, Вяземский, продержаться завтра до полудня или до получения по радио сигнала «Бирюза».

– Если сигнал не поступит? – Вперед вышел молодцеватый капитан с седыми висками. Левый рукав его гимнастерки был порван и аккуратно зашит.

– Если сигнала не будет, тогда в двенадцать часов пополудни отходите самостоятельно. Еще вопросы есть, товарищи?

Соколов и Вяземский вышли из блиндажа. Капитан вытащил из кармана изящный портсигар, раскрыл его и протянул танкисту.

– Спасибо, я не курю, – покачал Алексей головой.

– Ну и правильно, – хмыкнул капитан. – Что ж, лейтенант, до темноты у нас с тобой осталось часа четыре. Надо определиться с диспозицией – перемещаться придется ночью. Что ты там рассказывал о своем плане засады в лесу? Покажи на карте.

Вяземский развернул карту на бруствере. Соколов наклонился к карте и стал водить пальцем.

– Это вот овраг. Вот здесь, на этой кромке леса, мы их уже атаковали сегодня. Не уверен, что немцы поняли, откуда велся огонь, – там густой ельник, да и мои ребята со стороны поля били по ним основательно. А если они решат, что мы не станем повторяться? Может, стоит повториться, ударить именно отсюда, когда они пойдут в атаку?

– А может, на другую сторону оврага? – предложил капитан. – Если устраивать представление, так уж по полной программе, а? Обойдешь овраг, возьмешь с собой мотоциклистов – это же целая мобильная рота! Вот тут и вот тут, где немецкие танки смогут войти в лес и начать преследовать вас, устроим фугасы. А вот здесь, на второстепенных путях, поставим противотанковые мины и чуть-чуть противопехотных. Много поставить не успеем, да это и не нужно – после первых подрывов они остановятся и не рискнут идти дальше, а разминировать у них у самих времени нет.

– С автоматчиками, говорите? – задумчиво потер подбородок Соколов. – Это совсем другое дело. Ударим прямо в тыл атакующей группе. Удар, и сразу отход. Наверняка они будут преследовать двумя путями. Вот и нарвутся… Но вы-то как? С одной стрелковой ротой будете держаться? Мы ведь всех на себя не оттянем, не купятся они на это.

– Ничего, – усмехнулся Вяземский, продолжая рассматривать карту и оглядывая местность впереди. – Во-первых, у нас не только стрелковая рота, но еще и пулеметный взвод. Дадим хорошую плотность огня – они головы не поднимут! А во-вторых, я заберу у полка все оставшиеся бронебойщики, а это двадцать три ружья. И потом, фашисты к нам могут выйти только в обход минных полей, они уже поняли, где заминировано, а где нет. Вот здесь и сосредоточим большую часть своих сил. Неужто мы полдня не сможем поморочить фрицам голову? Они позже поймут, что нас здесь не полк, но к тому времени, глядишь, приказ придет. Или полдень наступит.

До наступления темноты все танки роты были исправны. Используя воронки после взрывов немецких снарядов большого калибра, пехотинцы помогли отрыть еще одну позицию для танков. Третью, запасную, Соколов подготовил с экипажами за последней линией окопов, используя рельеф местности. Всю ночь шла подготовка к бою.

Вяземский лично ползал в окопах и проверял сектора обстрела, инструктировал каждый расчет вместе с командирами – в предстоящем бою ошибка одного человека могла сломать все планы и привести к преждевременной гибели всей группы и невыполнению задачи.

Глава 3

Примерно в полночь на командный пункт, который после ухода полка стал командным пунктом капитана Вяземского, пришел лейтенант Мицура. Невысокий, с кривоватыми ногами кавалериста, он носил вместо пилотки казачью кубанку.

– Ну что, Степан? – Вяземский сразу отложил карту в сторону и посмотрел вопросительно на лейтенанта.

– Сделали, – сдвинув кубанку на затылок, заявил Мицура и, вытащив из кармана кроки[1], склонился над картой. – Смотрите, вот здесь, на пересечении тропы и просеки, – фугас. Дальше – на входе в лес с острого края очертания, потом южнее оврага, где Соколов устраивает засаду. Это у нас основные направления, по которым фрицы ринутся искать наши танки. Если вздумают искать обходные пути, сразу нарвутся на мины. Вот пять мест, которые их танкам и пехоте не миновать. Хоть на бронетранспортерах пойдут, хоть на мотоциклах, хоть на грузовиках. Я там ребят оставил караулить и наблюдать. Они же завтра и фугасы взорвут по команде и на мотоциклах вернутся.

– Как, Алексей, хорошо сделано? – Вяземский посмотрел на Соколова. – Ты там был, местность знаешь.

– Годится, – ответил Алексей. – Все правильно. Получат по морде как следует – дальше не сунутся, побоятся… Значит, я оставляю на позициях в окопах два танка. Если со стороны наших окопов не будут стрелять пушки, немцы не поверят, что полк остался и держит оборону. А с остальными шестью машинами атакую вот отсюда, ориентиры – правый отрог оврага и небольшое возвышение с одиноко стоящим деревом. Возвращаемся этим же путем.

– Хорошо, ребята. – Капитан раскрыл свой портсигар, задумчиво вытянул из него папиросу и стал разминать ее и постукивать мундштуком по столу. – Думаю, мы не ошибаемся. Атакуйте на самом начальном этапе, сбейте темп.

Рассвет Соколов встретил на северной опушке леса. Сидя в люке башни, он смотрел на небо и на свой экипаж, который умывался возле левой гусеницы «Зверобоя». Грустно улыбаясь, Бабенко поочередно поливал из кружки спины и шеи своих товарищей. Логунов солидно кряхтел, растирая кожу. Омаев и Коля Бочкин смеялись и брызгались во все стороны водой, как щенки под краном с водой во дворе деревенского дома – эта картина почему-то сохранилась в памяти Алексея еще с детства, когда он под Куйбышевом отдыхал в деревне у бабушки.

Еще немного, и танки войдут в лес. Будет достаточно темно, чтобы пройти редколесьем, лесными дорогами до оврага. Поведет роту мотоциклист из взвода Мицуры. Вон он устроился в люльке своего мотоцикла, ноги выставил и посапывает, горя не ведает. Второй взвод стоит среди окопов, остальные машины – с Алексеем на опушке. Соколов понимал, как мало у них сил. Полк едва держался, а тут бойцов – всего ничего, по числу меньше батальона. Но приказ есть приказ, и каждый готов его выполнять, каждый сосредоточен. А то, что мотоциклист дрыхнет в люльке самым безмятежным образом – так это только видимость. Автоматчики всю ночь готовили свои мотоциклы, чтобы техника утром не подвела. И пулеметный взвод старшины Борщева – молчуна, слесаря с завода «Красное Сормово» – тоже всю ночь готовился. С какой заботой они обращались со своими «максимами»! Воду готовили, чтобы, когда она закипит в кожухах пулеметов завтра от беспрерывного огня, ее можно было залить.

– Командир! – позвал Соколова снизу Логунов. – Как насчет НЗ? А то воевать на голодный желудок скучно будет.

В пять часов утра заурчали танковые двигатели, мотоциклист из взвода Мицуры завел свой мотоцикл, и колонна тронулась. Впереди пять мотоциклов, из которых два с ручными пулеметами, потом «тридцатьчетверки», остальные семь мотоциклов взвода замыкали шествие.

До оврага колонна добралась без приключений. В лесу было еще не очень светло, но за мотоциклами танки шли уверенно. Миновав первый поворот, на котором были установлены фугасы, колонна начала огибать овраг. Через десять минут танки и мотоциклы стояли на исходной позиции.

Соколов смотрел на лес впереди, из-за которого должны были появиться немцы. Почему не было еще одной атаки вчера? И почему они медлят сегодня? Может быть, что-то не ладится у фашистов на этом участке, или, наоборот, видя, что наши части отходят, они ушли в прорыв и не торопятся расправиться со строптивым командиром, держащим оборону?

И тут, как бы в ответ на его мысли, за лесом впереди загрохотало так, что гул отдался в землю под гусеницами советских танков. И снова на передовые позиции полка обрушился град снарядов. Земля вздыбилась, вспухла грязными безобразными всплесками, окопы затянуло дымом и пылью. То и дело в страшном облаке вспухали огненные вихри. Наверняка Вяземский успел отвести своих бойцов назад, он ведь предполагал, что наступление врага начнется опять с артподготовки. Снова и снова обрушивался огонь, снова взлетали в воздух земля и обломки бревен. Да и сам воздух стал плотным, пыльным, удушливым, наполнился гарью, смрадом и смертью…

Огненный шквал прекратился так же неожиданно, как и начался. В тишине, повисшей над полем, стал слышен сплошной тяжелый гул десятков, а может, и сотен моторов. Алексей невольно поежился – уж слишком маленькой силой представляются его шесть танков против той армады, что сейчас выползет из низины впереди, выстроится в несколько линий и поползет, двинется на позиции полка.

Убивать, давить, уродовать! Соколов поднял руку, сидя в люке танка: «Всем приготовиться!» Немцы выкатывались из низины и разворачивались в атакующий строй, растягиваясь по полю. Но в этот раз они не стали использовать вчерашнюю тактику. А еще лейтенант не увидел у них самоходок, были только бронетранспортеры, танки «Т-III» и «Т-IV». Значит, «Тигры», «Фердинанды» и еще новый тип танков пошли в прорыв, а здесь фашисты оставили более легкую технику. Хотя легкую ли? Последние модификации «Т-IV» никак нельзя было уже называть легкими. Это серьезный противник с усиленной броней и мощным орудием повышенной бронепробиваемости… А, нет, «Тигры» все же есть. Вон они, шесть штук в последней линии. Ищут «тридцатьчетверки», ибо только с этими советскими танками они могут сражаться на равных.

Немцы с ходу открыли огонь по советским позициям, чтобы остудить их пыл. Как и советовал Соколов, «тридцатьчетверки» третьего взвода, оставшиеся на позициях в танковых окопах, открыли огонь осколочно-фугасными снарядами. Несколько разрывов среди наступающих бронетранспортеров, и снаряд угодил в машину. Та вспыхнула, сверху стали прыгать солдаты, на многих горела одежда. Еще один взрыв, и встал второй бронетранспортер, накренившись вправо. Затем остановился танк. «Все, – подумал Соколов, – враг увлекся атакой, ищет огневые точки. Сейчас самый подходящий момент: перед нами тыл и вражеский левый фланг».

– Вперед!

Взревели танковые моторы, один за другим завелись мотоциклы. Шесть советских танков, замаскированных на опушке, выстрелили бронебойными снарядами. Били в моторные отсеки, в борта. Сразу встали два «Тигра», задымил третий, продолжая тем не менее двигаться вперед. Второй залп повредил еще четыре немецких танка. И вот теперь, ломая ветки, из леса вырвались «тридцатьчетверки». Били пулеметы, автоматчики косили очередями спешившихся немецких солдат. Фашисты заметались по полю, а «тридцатьчетверки» все били и били, танковые пулеметы не умолкали, заливая поле свинцовым дождем. Уже полтора десятка вражеских машин дымились и горели. Атака замедлилась, командир немецкой группы растерялся, не понимая, какие силы вышли ему в тыл.

Немецкая болванка чиркнула по башне «Зверобоя». Еще один снаряд попал в соседний танк, Соколов увидел, как брызнули искры.

– Разворот!

«Тридцатьчетверки» по команде дружно повернули и понеслись назад к лесу. За ними развернулись и мотоциклы.

И тут вздрогнул, как живой, и резко замедлил скорость один из танков первого взвода. Из мотора потянулся дым. Взрывом вражеского снаряда опрокинуло два мотоцикла. Трое автоматчиков остались лежать, раскинув руки и ноги. Еще один, прихрамывая, подбежал к товарищам, его втащили в люльку подоспевшей машины. Подбитая «тридцатьчетверка» развернулась к врагу и открыла огонь. «Эх, ребята…»

Соколов видел, как к танку подкатили два мотоцикла, автоматчики вытащили из люка и уложили в люльку механика-водителя. Мотоцикл понесся к лесу. И тут «тридцатьчетверка» взорвалась – детонировал боезапас. Башню танка сорвало и отбросило в сторону. Соколов посмотрел в перископ. Никого, только горящий танк и перевернутый, объятый пламенем мотоцикл. Не успели…

Мимо пронесся мотоцикл Мицуры, лейтенант кому-то энергично махал рукой. Танки один за другим втягивались в лес. Обгоняя их, между деревьями мелькали мотоциклы. Вот показались автоматчики, которые должны будут взорвать фугасы. Прошли вторую отметку. Теперь можно сбавить скорость. Враг уже не догонит, не пройдет огневую засаду.

Пока советские танки продвигались через лес в сторону своих позиций, четыре экипажа мотоциклистов ждали преследователей. Четыре оставшихся «Тигра» и с десяток других танков в сопровождении нескольких бронетранспортеров и пехоты вошли в лес по колее, оставленной «тридцатьчетверками». Это давало немецким танкистам надежду, что лес не минирован и что там, где прошли русские, пройдут и они. Хищно покачивая стволами орудий, танки шли по лесу, урча двигателями и выбрасывая серые хлопья дыма. Между танками ползли бронетранспортеры. За каждым бронещитком скрывалась голова пулеметчика. Враг надеялся, что вот-вот настигнет русских…

И тут случилось невероятное. Мощный взрыв буквально подбросил головного «Тигра». Взметнулась в воздух сорванная гусеница. От страшного взрыва у танка заклинило орудие, оно смотрело куда-то в сторону и вверх. Сорваны передние катки, разбиты амортизаторы и трансмиссия. Когда экипаж начал покидать танк, он вспыхнул, а следом раздался грохот – взорвались топливные баки.

Бронетранспортеры открыли пулеметный огонь по кустам, два танка попытались обойти погибшего собрата, но оба подорвались на противотанковых минах. Слева за деревьями прозвучали сразу два мощных взрыва. Старший офицер повернул голову и увидел, как над деревьями взметнулся огненный столб. Бешеная стрельба, раздававшаяся с той стороны, была, очевидно, панической и бестолковой. Стреляли только немецкие пулеметы и пушки, звуков ответа советского оружия не было слышно.