Меланхолия. Стихи

Мирослава Бессонова

Меланхолия

Стихи

© Ипанова А. О., 2019

© Нигматзянова Л. И., дизайн, 2019

© ГУП РБ БИ «Китап» им. Зайнаб Биишевой, оформление, 2019

Эмбрион

«Зайди за мной и отведи туда…»

Зайди за мной и отведи туда(июней мимо, мимо октябрей),где существует только темнота,где ничего не совладает с ней.Где я всего лишь странник, имярек.Сиротством наступившим поражен.За окнами приостановлен снег,ребенок плачет выше этажом.И некому признаться в эту ночьмне в том, что Демиург, в который раз,по черно-белым клеткам мерзлых почв,переставляет, как фигуры, нас.

«Я расскажу, как совершала те…»

Я расскажу, как совершала тешаги по стеклам – в полной темноте,внимая стукам сердца-метронома.Про в немоту сошедший диалог,про взгляд на небо, где беспечный богуснул на мягком в позе эмбриона.Про суицид, что не был завершен,про то, как ты накинул капюшони вышел вон из дома, из эфира.Про путь из страха без поводыря,про все те камни, по которым ясмогу подняться на вершину мира.

«Мятежный призрак движется во мгле…»

Мятежный призрак движется во мгле,и вещий сон его рисует кисть.Мы в этом сне, на собственной землепропав однажды, не смогли найтись.И тысячнадцать лунный ореолбелел среди линяющих светил.Никто не звал нас, за собой не вел,дорожной пылью стрелок не чертил.Но Некто видел все в своем большомстеклянном шаре – как в нутро рекибез страха мы ныряли голышом,и трепетали звезды-поплавки.

Снежная стена

Нас отделяет снежная стенаот лучших дней, лишенных окончанья.Как долго здесь безмолвствует зима,как мы под стать храним свое молчанье.Здесь ветер злится от избытка сил,в нем жизни нет, ему и равных нету,он низвергал нас, юных, возносил,забавы ради раскидал по свету.И не собрать, и не слепить в одно,и не найтись, ведь немоте не вторят.И каждый сам, как снятое пальто,что на крючке повисло в коридоре.Все неизменно – даты, имена,работа, деньги, становленье старше.Как долго здесь главенствует зимаи волочит существованье наше.

Побратим

Долой того, кто стал винойвсему, что вспоминаешь всуе.Мгновенья, множащие боль,переберем, перетасуем.Деревья руки-ветви сквозькромешный мрак протянут к солнцу.Все то, что ценным лишь звалось,уже лежит на дне колодца.Убавим звук. Замедлим шаг.Не следуй ничьему примеру.Ты – побратим, а не чужак.Ты тоже одинок не в меру.Маши проезжим поездам,что стали частью чьих-то судеб.Нас жизнь расставит по местам,нас смерть, как водится, рассудит.

«Сквозь неба распоровшегося серость…»

Сквозь неба распоровшегося серостьпросачивалась снега белизна.Все засыпало и всему хотелосьне верить в пробужденье после сна.Ломалось и хрустело под ногамивчерашних луж нетвердое стекло.Но нам воспрянуть духом помогалислова о том, что время истекло.Зима шагнула в город, как впервые,минуя протяженный виадук.Я видел вновь ее глаза слепые,и впалость щек и узловатость рук.На снег легла, как траурная лента,тропа, запечатлев ее шаги.Зима осталась, сжалившись над кем-то,и всем земным законам вопреки.

«Не нарушай царящего молчанья…»

Не нарушай царящего молчанья,где боль ясна. Я, кажется, готовкогда-нибудь, молчанье источая,уйти по кромке белоречных льдов.Со счета сбросить все ориентиры.В чистовиках слова, в черновикахслова, стирая клеточки-квартиры,уйдут со мной. Останутся в векахтела деревьев, исполины-зданья.Запомни это, но не обещайне забывать, как часто до свиданьятаит в себе зеркальное прощай.

«Реальность грустна: ты жив, а потом отпет…»

Реальность грустна: ты жив, а потом отпет,и солнцем душа садится за горизонт.Не важно, где жил и сколько десятков лет,каких и когда стремился достичь высот.Что ел на обед, как часто ходил смотретьв туманную даль, которой за все прощен.Но музыка дней твоих не воскреснет впредьна клавишах тех, что могут звучать еще.Я знаю, ты жил неспешно и не спешауспеть – опоздать, найти – потерять, обрестьбесценную мысль, в которой так хорошаминута, что здесь пройдя, остается здесь.Я знаю, ты жил в душе небеса храня,как белый цветок, камыш, полевой вьюнок.И грезил взлететь бескрылым, когда земляначнет уходить стремительно из-под ног.

«Илот зимы на окнах вывел шрифт…»

Илот зимы на окнах вывел шрифт.Наверное, так трудно – жить скорбяо воле. Вновь скрежещет в доме лифт,как будто возит смерть внутри себя.Со временем я полностью привыкхранить в душевном сейфе все подряд.Какой несуществующий языкобъединит слова, что в нем болят?Спускает полночь с неба неводана город, что к покою не готов.И людям снится черная вода,чешуи рыб и крылья мотыльков,им снится свет серебряный, как ртуть,как он скользит по черной той воде…Ладони к свету страшно протянуть,куда страшней – исчезнуть в темноте.

«Суфлеры, словно – сквозняки в метро…»

Суфлеры, словно – сквозняки в метро,напрасно шепчут откровенья прореальность ада, иллюзорность рая.Я прорасту у смерти на видуи к терпеливо ждущим побреду,из мерзлой почвы стопы вырывая.Свет рассекает однородный фон,и вечной спешке преданный вагонснижает темп, предчувствуя нирвану.Я – пассажир, я буду им, покатак мучит жажда одного глоткасвободы той, что мне не по карману.С уходом медлит юности сезон,но день его, как нехороший сон,сошел на нет, собою озаботив.Пока горят четыре цифры ноль,наполни шприц и сердце обезболь,мой верный врач, садящийся напротив.

Клеймо

Промозглый ветер листья носит,и быстро зреет темнота.Внутри таящаяся осеньвыходит паром изо рта.Все медленно дойдет до точки —так временем заведено,когда найдешь своей цепочкинедостающее звено.Я не горазд словами мучитьвластителя небесных битв.Он все равно сгущает тучи —как огражденье от молитв.Но тишина страшна на делеи там, где звука не дано,не выжигай на бренном телемоем безмолвия клеймо.

«Остывший город кажется пустым…»

Остывший город кажется пустым.Шел человек, и человек пропал.Из труб домов выходит белый дым,как изо рта при разговоре пар.Горит камин, расправлена кровать,как много чая в кружку утекло.И снег идет, не зная что с них взять,с тех, кто не холод любит, а тепло,с тех, кто привык оберегать углы,в четырехстенном спрятавшись нутре.Но нет вины, но нет ничьей виныв том, что зима настигла в октябре,сумев минуты осени отнять,отнять все то, что мы уберегли.Нам суждено болеть и замерзать,нам суждено хранить тепло внутри,пока дороги – это голый лед,пока в запасе чай из чабреца.А снег идет, стремительно идет,и не скрывает своего лица.

«Как одиноко, как тревожно нам…»

Как одиноко, как тревожно намсквозь промежутки трезвости и пьянствасмотреть во все глаза по сторонами видеть только знаки постоянства.Почти зима. Глаза воспаленыот пыльных снов. И сорваны одежкис деревьев, пьющих силу из луны,хранящей всех потомков Молодежки[1].Уже не важно, есть ли кто живой,и где исчезли бьющие тревогу,когда запретов пес сторожевойвстал в полушаге,преградил дорогу.

Эмбрион

1Мы наконец воспряли ото сна,успокоенья в нем не обнаружив.Любовник-ветер, ждавший допоздна,шевелит ночи пеньюар из кружев.Его устами истину глагольнапропалую, если не чужда я.И пусть пронзает ноющая боль,наличность душ собою подтверждая.Мир оградил себя цепями скал,осуществив распоряженье чье-то.Быть может это то, что ты искал,не отдавая в том себе отчета.2Ночь коротка и рвется, как капрон,об первый луч, направленный извне.Твоей любви запретной эмбрионрастет во мне, шевелится во мне.И целый мир к нему благоволитземной и тот, что существует под,где лечит души страждущих Аиди отпускает в черный небосвод.Тьма ускользает из-под пальцев, ноя остаюсь вне времени опять,своей незримой жизни полотноделить с тобой и олицетворять.3Волокна света заменили тупривычную для зренья темноту.и стражи снов покинули постели.С небес горящих шепчут облакалишь об одном: смерть – фикция, покадва сердца бьются в неделимом теле.Но неизбежной все же быть беде.Мы выйдем за пределы комнат, гденачнет вращенье мира центрифугав очередной, но не в последний раз.Она бесстрастно перемолет нас,успевших за ночь прорасти друг в друга.И вдруг вернутся на круги своя:блудница-ночь, обнявшая меня,ее минут подробности, детали;слова, в которых боль и колдовство,для душ, годами ищущих родство.Как будто мы еще не умирали.

«Вновь снег, возникший из небытия…»

Вновь снег, возникший из небытия,собою укрывает пыль эпохи.Под плотным слоем делает земля,подобно людям, выдохи и вдохи.Бледнеет солнца огненный неон.В безмолвие отчетливее слышенкачающийся маятник. А он,должно быть, кем-то управляем свыше.А тот, кто свыше наложил бинтына лица, руки – на ожоги неба,и нарушая клятву немотызаговорил, опровергая небыль,о том, что пуст спасения ковчег,давно потух агонии огонь инастало время лечь в холодный снеги обрести покой в его ладони.

«Лед тронулся. Но все еще зима…»

Лед тронулся. Но все еще зимателам и душам не дает оттаять.Смотай в клубок распутанную память,сходя с подножки.Только не с ума.Давно сорвало время-палантини унесло. Но жили, не стихалигудки страны, сигналы. Ты одинвернулся к ней в придачу со стихами.Всю боль разлуки вынесла душа,и сберегая и превозмогая.Теперь иди нисколько не спеша,минуй депо под грохоты трамвая.Пусть бродит взгляд среди знакомых мест,где обновилось что-то, постарело.Пятиэтажный дом, второй подъезд,второй этаж и поворот налево.

«Минутой позже – небо в парандже…»

Минутой позже – небо в парандже,и нас впитали, поглотили жар вы,густые ткани ночи. Мы ужесложили крылья, отрастили жабры.Поймали солнца равнодушный жест,что не укажет, из кого мы родом,и отдалились ото всех блаженств,из-за которых медлили с уходом.Земная жизнь болезненно-нежна.О, разреши ее запомнить нежной,покуда ночь, что выцвести должна,питает донор темнотой кромешной.

«Нет, нас не догнать и как лоскуты не сшить…»

Нет, нас не догнать и как лоскуты не сшить,и не испугать отрядами черных дней.Но думалось – эту осень не пережить,но верилось – все на свете подвластно ей.И все, что цвело, казалось, не сможет цвестьв глубинах людских, продрогших от ветра душ.И кто-то цедил сквозь зубы дурную весть,не слушай тех слов, мой друг, имярек, не слуш…Ведь осень сдалась, она не пошла на Вы,напротив – дала дорогу вестям благим.Ведь думалось ей – людей не сломить, увы,и верилось – все на свете подвластно им.

«Снова раздается в атмосфере…»

Снова раздается в атмосфереснега скрип. Его не превозмочь.Так идешь в потемках еле-еле,через плоть процеживая ночь.Не ведом ничьими голосамив тишине, разлегшейся окрест.Мельтешат снежинки пред глазами —существа потусторонних мест.И с вопросом пробегают годы,наследив на ледяной коре,кем я стал: хозяином свободыили насекомым в янтаре?И качают ветками осины.Нарисованный карандашом,словно он белеет так красиво —длинный путь, который я прошел.

«Не бейся, небо, взрывом не звучи…»

Не бейся, небо, взрывом не звучи,пока ступаем по земле несмело,пока не помним, кто мы есть и чьи.Два чистых сердца, обновленных тела.Кто нашим тропам сумрачным помогсойтись, скреститься,словно в параллельнойвселенной наш грядущий диалогдавно звучал. Мольбой и колыбельной.Дождем размоет, пылью занесетскрижали правды, вымысла скрижали.Однажды мы проснемся, вспомнив всеи осознав, кому принадлежали.

Реминисценции

«Деревьев песни, снега монологи…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Молодежка – уфимский микрорайон.