Кавказ. Выпуск XV. Постижение Эльбруса

Небо – светлее и светлее. Восток, загораясь, окрашивает в розовый цвет снежные вершины хребта, которые, по мере нашего подъема, уходят все ниже и ниже, развертываясь вширь и в длину. Вершины скучиваются и теряют свой грозно-неприступный вид, приобретая в то же время какую-то своеобразную дикость. Под ногами скрипит замерзший снег.

По описанию тех, кто дошел до нас на вершину, с Приюта одиннадцати они надевали кошки, но мы этого не делаем. Подбитые к подошвам гвозди обеспечивают достаточный упор нашим ногам. Несколько раз останавливаемся, чтобы дать возможность Братолюбову заснять окружающую панораму.

Холод чувствовался очень сильно. Небольшой ветерок леденил лицо. Хотелось, чтобы скорее выглянуло солнышко. Подкрепляемся шоколадом.

Вскоре начинает сказываться разреженность атмосферы. Мы наметили примерно такой темп восхождения: 25 шагов подъема – 10 секунд отдыха, в следующий этап 25 шагов – 25 секунд, 10 шагов – 10 секунд, 10 шагов – 25 секунд. Одним словом, темп нашего движения дальше должен быть таков, чтобы переходы постепенно уменьшались, а отдых соответственно увеличивался.

Дорога шла по твердому фирну довольно ровно, но достаточно круто. Казалось, до вершины – совсем недалеко. Но это только казалось.

Впереди виднеется небольшая гряда камней, это так называемый «Приют Пастухова». В прошлом столетии достиг вершин Эльбруса впервые из русских альпинистов известный военный топограф Пастухов. На эти виднеющиеся камни его несколько раз сволакивали без памяти сопровождавшие горцы. Но, будучи очень настойчивым альпинистом, он опять стремился ввысь, и в результате 13 июля 1890 года достиг Западной вершины в сопровождении казаков Нехорошего, Таранова и Мерного, а второй раз взошел на вершину 29 августа 1896 года.

Подъем становится все труднее и труднее. Темп продвижения приходится все время сокращать. У Братолюбова начинаются приступы горной болезни. Пройдя еще немного, он решает идти обратно, возвращается с ним и Самарин, который с самого начала не ставил себе целью восхождение на вершину.

Мы заранее условились, что никакого принуждения и никаких препятствий для отстающих мы чинить не будем. Обратный спуск должен производиться каждым самостоятельно, без всяких провожатых. По издавна установившимся правилам горовосхождения проводник идет до вершины, какая бы по численности ни была группа – хоть один человек.

Было досадно, что не придется дальше делать фотоснимков.

Почему-то жмем друг другу руки. Нас осталось пять.

Как мы после узнали, с Братолюбовым при съемке горной панорамы сделался внезапный приступ горной болезни, он упал в обморок и покатился по откосу. Очки-консервы разбились, порезав стеклами его лицо. Если бы не своевременная помощь Самарина, который задержал его и привел в чувство, Братолюбову угрожал бы не совсем приятный «санный путь» по ледяным полям Эльбруса.

Между тем, не зная, что произошло сзади нас, мы мерно и методически поднимались вверх.

Солнечный диск – уже высоко. Все освещено его лучами, но они не греют.

Еще одна потеря. Щеглов лаконически заявляет, что он промерз насквозь, что солнце хотя и взошло, но вряд ли на такой высоте будет греть, поэтому он возвращается обратно.

Настроение понижается. Возвращение Щеглова как-то подрывает веру в успех восхождения.

В четвертом часу достигаем Приюта Пастухова, представляющего небольшую груду камней. Название Приюта – очень условно: укрыться от снежного бурана здесь немыслимо, кругом все открыто.

Располагаемся на отдых. Закусываем шоколадом и сыром, которым угощает нас Омар. Разговор не клеится, да он и не может клеиться, так как из четырех человек один говорит по-балкарски, один по-немецки и двое по-русски.

Прошло полчаса. Отдыхать долго нельзя – нужно лезть дальше.

Дорога становится однообразной – снег, снег, только один снег.

Впереди медленно двигается проводник. Слышны ровные удары ледоруба, а затем серебряный звон катящихся по откосу кусочков фирна. Ленточкой движется вся наша группа по свежевырубленным ступеням.

Солнечные лучи слишком ярки. Опасаемся за часть лица, не закрытого очками-консервами и шлемом. Но фланелевые маски, которые у нас в карманах, не надеваем на лицо – воздуха и так слишком мало.

Подъем становится заметно круче. Время бежало, но расстояние до седловины как будто не уменьшалось.

Уж давно погасли, потонули в белоснежной пустыне две маленькие точки Пастуховского приюта. Ноги налились свинцом, в груди бешено клокочет сердце.

После Приюта Пастухова очень резко стала сказываться разреженность воздуха. Через какой-нибудь час ходьбы вся наша «планово-отдыхательная» шкала была до конца исчерпана. После 10 шагов мы отдыхали уже не 25 секунд, а до тех пор, пока не восстановится полностью дыхание. Другого выхода не было, иначе дальше идти было нельзя. В голове шумело, шоколад в рот лез очень туго. С удовольствием проглатывали сочные куски лимона. Лицо не перекашивалось от этого, а скорее наоборот – лимон расправлял горловые судороги. Натирали виски коньяком, затягивались, как хорошей сигарой, нашатырным спиртом – после этого в голове свежело, усталость исчезала и казалось, что снова можно двигаться свободно вперед. Кажется, что можно пройти шагов 50, но делаешь 10 – и опять такая же история.

Минуты бежали за минутами, а расстояние до седловины не уменьшалось. Где-то в глубине росло недовольство на эту проклятую седловину. Идешь, идешь, а все без толку. Губы обсыхают – дышишь и ртом и носом, жадно хватаешь холодный, ледяной воздух, наполняя им легкие до отказа. Чаще хватаешь нашатырь, нюхаешь его до слез. Резко – секундное облегчение, а затем – снова пулеметная дробь в сердце.

Но вот конусы совсем уже близко – они разошлись, сплошная белизна их потерялась, на Восточной вершине видно много камней и выступов.

С южной стороны, т. е. прямо, подъем очень крут. Его нужно совершать сбоку, дойдя до седловины. Берем влево, чтобы обогнуть вершину. Бесконечно долго вымучивается путь.

Седловина вот-вот, почти около нас. Но, во-первых, она не так близка, как кажется, а во-вторых, мы ползем, как черепахи, изнемогая от недостатка кислорода, которого здесь почти в два раза меньше, чем в тех атмосферных условиях, с которыми сжился человеческий организм.

Панорама – колоссальна: за Главным Кавказским хребтом видны Сванетские Альпы, а на западе открылась темно-синяя даль, имеющая резкую границу с небосклоном, и нам как-то не верится, что это – Черное море.

Но все это не вызывает восторга. В измученном организме нет места эстетике. Любознательности осталось также немного. Но юмор нас не покинул: мы улыбались, вспоминая, как Грове, который первый взошел на Западную вершину в 1874 году, описывая это место, признавался, что ему в голову начали приходить мрачные мысли. Он начал вспоминать глупости, которые он совершил в жизни, и самой большой глупостью ему казалось это восхождение.

Остановки становятся все продолжительнее и чаще. От медленного движения тело не согревается. Ледяной холод пробирается в руки, ноги и распространяется по всему телу. Температура падает все ниже и ниже. Солнце играет чисто декоративную роль, прямо, как в поговорке: «Светит, да не греет».

Тревожно: ведь еще нет седловины, а от седловины извольте не идти, а карабкаться до вершины. Отгоняешь тревожные мысли. Нужно идти вверх, идти во что бы то ни стало. И мы идем.

Разговоры давно иссякли. Гробовое молчание. Скрип снега, глухой стук ледоруба. На остановках обращаешь лицо к солнцу – хочется хоть немного согреть замерзающий нос.

Но вот, наконец, седловина. Высота 5321 м. Если исключить конусы, мы – на самой высокой точке Европы. Следующая после Эльбруса по высоте – гора Дых-тау, 5205 м.

Западная вершина кажется совсем близкой – только перебежать небольшое снеговое поле. В действительности же до нее 11/2 км.

Отдыхаем около получаса. Настроение улучшается. Готовимся к последнему бою.

Испытав, каким тяжелым грузом является при таких подъемах каждая небольшая вещь, мы оставляем все, что возможно, вплоть до кошек, хотя отсюда и хорошо виден крутой подъем на конус.

Начинаем атаку. Пробуем взять интервал для нашего марша в 20 шагов, но это только попытка с негодными средствами – подъем чересчур крут, а воздух… где он, хороший, прославленный горный воздух?!.

Приходится применять здесь и руки: карабкаешься в полном смысле этого слова. В одной руке ледоруб или альпеншток, другая хватает холодный, острый камень.

Двигаемся осторожно. Прежде чем схватиться за камень, наступить на него ногой, найти для себя новую точку опоры – пробуешь, крепко ли стоишь на ногах. Начинаем жалеть, что не надели кошки.

Изредка поглядываешь вниз. Седловина постепенно проваливается и уходит все дальше и дальше.

На западе показались темные облака. Напрягаем последние силы. Цель уже реальна, ощутима. Вот уже скоро, скоро вершина.

Облака быстро приближаются. Западный конус почти не виден.

Эльбрус, как огромный магнит, быстро притягивает облака, которые подобно дымовой завесе окутывают далекие вершины гор и несутся, подгоняемые холодным ветром, к его исполинской голове.

С последними остатками сил, перенапрягаясь выше всякой меры, мы ползем, цепко хватаясь за камни. Кажется, что забыты все опасности, в мозгу только одна мысль: успеть дойти до вершины быстрее облаков, ведь осталось совсем, совсем мало.

Мы ползли по конусу полтора часа. Омар объяснял нам, что можно было идти другим путем, более пологим, но и более длинным. Мы же, боясь обманчивых горных расстояний, избрали более короткий, но крутой подъем.

Было безумно трудно идти – подымались, сидели в снегу, падали на него, отдыхали.

Кажется, мы истратили весь наличный запас своих сил.

Пульс учащенно бился. Мы дышали, как хорошо загнанные собаки. Не хватает кислорода. Стараешься как можно больше проглотить воздуха и скорее с силой выбросить его, чтобы получить еще такую же порцию. Мелькает мысль, что при таких частых и глубоких затяжках можно очень легко заполучить воспаление легких. С досадой отгоняешь подобные мысли, как совершенно ненужные и крайне несвоевременные. Во рту пересохло. Лимоны истреблены.

Еще 20–30 м до вершины.

Предательские тучи, наподобие легкого тумана, начинают окутывать нас…

Вдали отрывистые, бесформенные лохмотья облаков представляют уже сплошную темно-серую массу. Начинает порошить мелкий снег.

Вершина уже ясно видна – физически ощутима.

Мы – на Восточной вершине Эльбруса 5592 м!

Еще один последний порыв – и мы чувствуем, что наш тернистый путь закончен.

Садимся и неподвижно замираем. Кругом туман. Мы на краю кратера потухшего вулкана.

Поверхность вершины имеет продолговатую форму, немного напоминающую подкову, вытянувшуюся с запада на восток. Много лавовых обломков.

Когда-то из этой воронки, на краю которой мы сидим, изливался раскаленный поток лавы, и, может быть, это было в период исторического существования человечества. Ведь древние географы описывали Эльбрус, как огнедышащую гору. Согласно одному греческому мифу, главный греческий бог Зевс приковал к Эльбрусу героя-великана Прометея за то, что он похитил с неба для людей огонь. «Озверевший Зевс» не ограничился этим наказанием, а приказал орлу клевать печень Прометея. Прометея спас другой греческий герой, великан Геракл, убив орла и примирив Прометея с Зевсом.

Миф этот, как и вообще все религиозные представления, является сплошным вымыслом, сказкой. Такие вымыслы создавали народы на ранней ступени своего развития, еще не умея дать правильного объяснения окружающим явлениям природы, вторгающимся в их хозяйственную жизнь. Но очень часто в мифах, легендах в искаженном виде, в фантастических сплетениях изображается факт или явление, которые когда-то были в действительности. Например, наводнение таких малоазиатских рек, как Тигр и Евфрат, послужило основанием для создания библейского мифа о Всемирном потопе.

Следы лавового потока здесь на каждом шагу в виде лавовых выступов, камней, шлаков и осыпей. Есть целый ряд данных, говорящих за то, что вулкан Эльбрус не совсем остыл. Из берегов рек, вытекающих с Эльбруса, выбегают минеральные источники, выделяющие углекислый газ. Некоторые из них имеют высокую температуру: в 1923 году на Кавказе было сильное землетрясение, и ученые полагают, что вероятным эпицентром (источником) этого землетрясения являлся Эльбрус. Все эти данные говорят, что этот великан не умер, а спит. Кто знает, может быть, опять он пробудится, и из его пасти разольется по склонам огненная лава, растапливая снег и разрушая породы.

Поднимаясь на Эльбрус, мы, конечно, не собирались делать геологических наблюдений, но все же хотелось полазить по вершине. Но снегопад усиливался. Досадно было, что Северный Кавказ, который открывается с вершины, закрыт был идущим снегом.

Стоим еще две-три минуты на вершине. Омар начинает торопить нас, показывает на следы, которые быстро заносит падающий снег. Приходится отправляться в обратный путь.

Спуск был праздником для нас. Тот подъем, на который мы затратили колоссальное количество энергии, до смешного легко миновали мы при спуске. Осторожно слезая, мы по крутому склону конуса в какие-нибудь полчаса или того меньше были уже на седловине.

Снег все усиливался и усиливался. Вокруг уже ничего не видно. Отыскиваем камень, где мы оставили кошки и другие мелкие вещи. Кошки быстро надеваем на ноги. Нужно спешить. Если начнется ветер, то мы погибнем в снежном буране.

Почти бежим вниз. Следы заметены.

– Держись за руки!!.

Неожиданно, как из жерла колоссального орудия, вырвался ветер.

«У-у-у-у» – завыло по снежным склонам, казавшимся безбрежными. Падающий снег смешался со снегом, который тучами взрывался ветром.

Слепило глаза. Все смешалось в белом хаосе. Взявшись крепко за руки, развернутым фронтом бежим вниз.

Ветер продолжал стонать, на наших глазах нагоняя сугробы и тут же разметая их. Размышлять о критическом положении было некогда, нужно скорей бежать. И мы бежали.

Но вот неожиданно перед самым носом вырисовываются камни Приюта Пастухова. Омар без компаса, нюхом охотника-горца, берет правильное направление.

Разгоряченные бегом, мы как-то мало замечаем, как буря начинает постепенно утихать. Густо идет снег. Еще минут 15–20 – и опять наступило горное безмолвие.

Замедляем темп. Опасность миновала. Чувство тревоги сменяется радостью, что ты в своей жизни пережил бурную симфонию гор, которая и сейчас, при воспоминании об этом, звучит отдельными, но грозными аккордами.

Дышать становилось все легче и легче. Снегопад затихал. Внизу видны скалы Приюта одиннадцати.

Еще немного, и мы у места нашей стоянки. Окружившие товарищи осыпают нас вопросами.

Будка почти готова. Шендригайлов, Склярский и несколько балкарцев пришивают последние листы железа.

Узнав о случившемся несчастье с Братолюбовым, подшучиваем над его расцарапанной физиономией, но все смеются, указывая на наши лица. Кто-то подает зеркало, и мы удивленно смотрим на волдыри, которые покрывают наши лица: ультрафиолетовые лучи на большой высоте оказали свое действие.

Из цейсовского бинокля Раковский и наши товарищи по путешествию наблюдали наш подъем и очень волновались, когда начался снегопад.

Зовут в палатку ужинать. Для того чтобы согреться, пьем чай с коньяком.

Начинает темнеть.

Щеглов, Тизенгаузен, Еланчик и Шендригайлов ложатся еще в недостроенной будке. Остальные решили провести вторую ночевку на старом месте, в палатке.

Нельзя сказать, что ночевать в будке было очень тепло. Ведь она еще была не готова. Железные стенки промерзли настолько, что от них шел «могильный холод». Но все же после пережитого на высоте 4100 м мы чувствовали себя, как дома.

Через облака на Кругозор

Наступило утро 24 июля. Собираться в обратную дорогу мы не спешили. Дожидаемся Шендригайлова, который принимает деятельное участие в окончательной достройке будки. Раковский угощает нас консервами и горячим чаем. Выяснилось, что керосину ему хватит. Плотно закусив, снаряжаемся в обратный путь. Флягу с водой, оставленную на ночь снаружи, разорвало: вода в ней превратилась в лед.

В 9 часов начинаем спуск.

Внизу, как вата, навалены облака, из которых торчат только верхние части хребта. Над нами солнце – Эльбрус улыбался, а там, внизу, – пасмурная погода и, может быть, льет дождь. За двое суток мы свыклись с горной природой, сжились с ней, но было как-то странно спускаться в облака. Через облака на «Кругозор». Через час мы вошли в туман. Чем ниже, тем гуще он становился. Скоро начался снегопад. Поджидаем Братолюбова и Шендригайлова, которые сильно отстали, делая панорамный снимок.

Теперь нужно идти всем вместе, не теряя друг друга из поля зрения. В таких условиях, отстав или уйдя вперед, можно легко отбиться, потерять группу и стать перед не совсем приятной задачей – одному выбираться из тумана, тем более что ледниковые трещины еще впереди.

Снегопад усиливается. Ноги глубоко проваливаются в снег. Омар начинает замедлять движение. Нужно быть осторожным, так как мы подходим к району ледниковых трещин.

Трещина опасна тогда, когда она замаскирована, засыпана или, вернее, запорошена снегом. Ступнув на такое место, провалишься через снег, полетишь в ледниковую пропасть и наверное обретешь себе могилу.

Идем медленно. Втыкаем ледорубы в снег. Если он уперся в твердый лед или фирн, продвигаемся дальше. А иногда ледоруб проваливается, что называется, до отказа. Поворочав им немного, видишь, как снег проваливается, осыпается, и вырисовывается зияющая трещина. Но прыгать через нее рано: нужно определить действительные края. Ведь при прыжке нога может упереться не на лед, а на необвалившийся снег.

– Не связаться ли веревкой? – объясняя, спрашиваем Омара.

Он уклончиво продолжает продвигаться дальше, усиленно работая ледорубом. Может быть, с детства, охотясь один в горах за турами, Омар немного пренебрежительно относится к альпийскому тросу, к этому предохраняющему средству, которое предполагает наличие коллектива.

Вскоре мы залезли в настоящую «трясину» – впереди и с боков нас опоясывали глубокие и широкие трещины.

Казалось, нет проходу. Крупные хлопья падающего снега мешали ориентироваться.

Омар остановился. На наши вопросы он отвечал, как и всегда: «Не знаю». Но вот он снимает веревку со своего плеча и начинает ее разматывать, подчеркивая тем самым, что положение серьезное и нужно связываться.

Большое уменье перебираться через трещины проявил Рудольф Брешар. Связавшись, мы почувствовали, какую большую ценность представляет в горах веревка, которая до сего времени отягощала наши плечи.

Считаем друг друга – не отбился ли кто-нибудь. Нас восемь – где же девятый? Через полминуты выясняется, что Братолюбов, решив заснять нашу группу, в этот критический момент отошел в сторону, рискуя провалиться в трещину. На этот раз профессиональная привычка его не покинула.

Подождав Братолюбова, связанные веревкой, мы начали продвигаться смелее и более энергично.

Снегопад прекратился, и мы благополучно вышли из сети ледниковых трещин. Вскоре показались и осыпи. Мы подходили к Кругозору.

Хотелось скорее, скорее спуститься в живописную долину Азау, полежать на траве среди деревьев, искупаться в горной речушке, хотелось быть среди живой природы, с которой свыкается человек в течение своей жизни и которая в этот момент была нам так близка, так мила.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Палка из бамбука с острым металлическим наконечником.

2

Стоянка горских пастухов.