Чужестранка

– Где бы ни были красномундирные сейчас, утром они сюда непременно заявятся, – сказал тот. – Если эта баба – английская лазутчица, мы не можем так рисковать, она им расскажет, куда мы ушли. А если у нее с ними не все гладко, – он с сомнением глянул на меня, – то мы не должны оставлять женщину одну, да еще в таком виде.

Лицо у него немного прояснилось; он пощупал ткань моего платья и добавил:

– Может, за нее дадут приличный выкуп. Одежды негусто, но материя хорошая.

– Кроме того, – перебил Дугал, – она может быть полезна, ведь она умеет лечить. Но сейчас у нас нет времени. Боюсь, Джейми, что не успеем тебя дезинфицировать, поедешь как есть.

Он похлопал юношу по здоровому плечу.

– Справишься одной рукой?

– Да.

– Славный мальчуган. Вот, – добавил он, бросив мне засаленную тряпку. – Перевяжи ему руку, да поскорее. Мы выезжаем немедленно. Приведите лошадей, – приказал он Мурте и Руперту.

Я с отвращением повертела тряпку в руках.

– Я не могу это использовать, – сказала я. – Тряпка грязная.

Великан Дугал схватил меня за плечо; его темные глаза находились в нескольких дюймах от моих.

– Ты сделаешь это, – сказал он.

И оттолкнув меня, зашагал к двери вслед за двумя своими приспешниками. Я была немного ошарашена, однако решила выполнить приказ и перебинтовать плечо раненого по возможности хорошо. Моя медицинская совесть не позволяла использовать грязный платок для перевязки. Надо было найти что-то получше, и, забыв о страхе, я стала перебирать тряпки на столе – напрасно. Тогда я решила оторвать край своей комбинации из вискозы – отнюдь не стерильной, но все же чище того, что оказалось под рукой. Полотно на рубашке моего пациента было старое и изношенное, но на удивление плотное. Не без труда я оторвала рукав и кое-как соорудила из него перевязь. Отступила немного назад, чтобы оглядеть результаты своей работы, и наткнулась спиной на Дугала: он незаметно вошел в комнату и наблюдал за моими манипуляциями.

Перевязка ему понравилась.

– Неплохая работа, барышня. Идем, все готово. – Он дал женщине монету и вывел меня из коттеджа.

Джейми, все еще очень бледный, последовал за нами. Поднявшись со скамейки, мой пациент обнаружил высокий рост, он был на несколько дюймов выше весьма рослого Дугала.

Чернобородый Руперт и Мурта держали на дворе шесть лошадей и ласково говорили им что-то по-гэльски.

Луны не было, но в свете звезд металлические части сбруи поблескивали, словно ртуть. Я подняла голову и изумленно замерла: никогда еще я не видела такого количества звезд. Опустив глаза и окинув взглядом окрестный лес, я поняла, в чем дело. Ни один город здесь не бросал на небо отсвет своих огней, и звезды утвердили безраздельное господство над ночью.

И тут я замерла; другой холод, посильнее ночной прохлады, пробежал по телу. Никаких городских огней… Женщина в доме спросила: «Какой город?» За годы войны я привыкла к затемнениям и воздушным налетам, и поначалу отсутствие света не встревожило меня. Но сейчас мирное время, и огни Инвернесса должны быть видны издалека.

В темноте фигуры мужчин утратили четкие контуры, превратившись в бесформенную массу. Я подумала о том, чтобы ускользнуть в лес, но Дугал, будто прочитав мои мысли, схватил меня за локоть и подтолкнул к лошадям.

– Джеймс, садись в седло, – сказал Дугал. – Девица поедет с тобой.

Он стиснул мой локоть.

– Ты можешь держать поводья, если Джеймс не справится с одной рукой, но следи за тем, чтобы не отставать. Если будешь коленца выкидывать, перережу глотку. Поняла?

Я только кивнула – горло стало сухим, как наждачка, и я не могла сказать ни слова. Голос у Дугала был спокойный, но я верила каждому слову. «Выкидывать» я ничего не собиралась – попросту не знала, что можно сделать. Я не знала, где я, кто мои спутники, почему мы уезжаем в такой спешке и куда держим путь, – не было ни одной причины, почему бы я хотела ехать с ними. Я тревожилась о Фрэнке, который, конечно, давным-давно заметил мое исчезновение и начал меня разыскивать, но упоминать о нем было, пожалуй, бессмысленно.

Дугал, как видно, прочел ответ на моем лице, потому что отпустил мою руку и наклонился ближе. Я стояла, глупо уставившись на него, а он прошипел:

– Вашу ногу, барышня! Дайте вашу ногу! – Потом уже раздраженно: – Левую ногу, левую!

Я поспешно исправила ошибку, убрала правую ногу и поставила ему на руку левую, а он, ворча себе под нос, помог мне забраться в седло и усадил позади меня Джейми, который приобнял меня здоровой рукой.

При всей нелепости и дикости ситуации я была тем не менее признательна молодому шотландцу за тепло. От него пахло лесом, кровью, немытым мужским телом, однако ночная прохлада забиралась под тонкое платье, и я была рада покрепче прижаться к нему.

Мы почти бесшумно двигались сквозь звездную ночь, только уздечки позвякивали чуть слышно. Мужчины не говорили между собой, будучи настороже. Едва мы выбрались на дорогу, лошади перешли на рысь; меня жутко трясло в седле, так что желание поболтать отсутствовало, даже если бы нашлись охотники.

Мой спутник, казалось, не испытывал дискомфорта, несмотря на то что правая рука у него не работала. Его бедра прижимались к моим, и я чувствовала, как он поочередно расслабляет и напрягает их, управляя лошадью. Я вцепилась в край седла, чтобы удержаться на месте; мне прежде приходилось ездить верхом, но я и в подметки не годилась такому наезднику, как Джейми.

Спустя какое-то время мы остановились на перекрестке, Дугал и лысый начали о чем-то негромко совещаться. Джейми тем временем бросил поводья коню на шею и пустил его на обочину пощипать траву, сам же принялся ерзать и крутился в седле.

– Осторожнее, – предупредила я. – Не вертитесь так, повязка соскочит. Чем это вы заняты?

– Пытаюсь размотать плед, чтобы укрыть вас, – ответил он. – Вы дрожите. Но одной рукой никак не управиться. Вы поможете мне расстегнуть брошь?

Повозившись немного, мы наконец высвободили плед. После этого Джейми на удивление быстрым и ловким движением набросил плед себе на спину, а концы опустил мне на плечи и заткнул под край седла. Таким образом мы с ним оказались тепло укутаны.

– Ну вот! – сказал Джейми. – Мы вовсе не хотим заморозить вас по дороге.

– Спасибо! – от всей души поблагодарила я. – Но куда же мы едем?

Я не видела его лица, поскольку он сидел у меня за спиной. Он немного помолчал, потом коротко рассмеялся и сказал:

– Честно говоря, я не знаю. Полагаю, мы оба узнаем, когда прибудем на место.

В очертаниях окружающей местности мне почудилось что-то знакомое. Я определенно уже когда-то видела этот громадный скальный массив, напоминающий хвост петуха.

– Кокнаммон-Рок! – воскликнула я.

– Так и есть, – отозвался мой спутник, не особенно удивленный моим открытием.

– Но разве англичане не устраивают там засады? – спросила я, припомнив нудные подробности местной истории, которыми Фрэнк пичкал меня всю неделю. – Если поблизости есть английский патруль… – Тут я запнулась.

Если поблизости есть англичане, мне не стоит привлекать к этому факту внимание. И если где-то здесь нас ждет засада, то я вообще-то неотделима от Джейми, с которым мы закутаны в один плед. Я снова вспомнила о капитане Рэндолле и невольно вздрогнула. Все, что произошло после того, как я вошла в промежуток между двумя плитами хенджа, приводило к единственно возможному, но невероятному выводу: человек, встреченный мной в лесу, – прадед Фрэнка в шестом колене. Все во мне восставало против такого вывода, но факты – вещь упрямая.

Поначалу я вообразила, что вижу необычайно яркий сон, но поцелуй Рэндолла – грубый, циничный и вполне реальный, развеял мою надежду. В равной степени не был иллюзорным и удар Мурты по голове: шишка ныла так же ощутимо, как и натертые седлом ноги. А кровь… Я довольно видела крови, и, разумеется, она могла мне присниться, но запах крови, исходящий от человека, сидевшего рядом на лошади, не мог быть сном: я чувствовала его – теплый и отдающий медью.

Джейми, причмокнув губами, подогнал своего коня поближе к Дугалу и негромко заговорил с ним по-гэльски. Лошади пошли медленнее.

По сигналу предводителя Джейми, Мурта и лысый отстали, а остальные двое пришпорили коней и галопом пустились направо, к скалам, виднеющимся примерно в четверти мили. Взошел месяц, осветив даже листья мальв у дороги, но темные тени в просветах между камнями могли скрывать что угодно.

Едва галопирующие всадники поравнялись со скалами, как сверкнул огонь и из-за камней громыхнул мушкетный выстрел. Позади меня раздался леденящий душу вопль, лошадь рванулась вперед, словно ее хлопнули по крупу. Мы понеслись к скалам по вересковой пустоши, Мурта и все остальные рядом с нами, в ночном воздухе летели крики и возгласы, от которых волосы вставали дыбом.

Испугавшись, я прижалась к лошадиной шее. Неожиданно Джейми свернул к высокому кусту дрока, ухватил меня поперек туловища и бесцеремонно швырнул прямо в куст. После чего развернулся и погнал лошадь, огибая скалы с южной стороны. Я успела разглядеть пригнувшегося к седлу всадника, и лошадь скрылась в тени. Когда она появилась вновь, в седле было пусто.

Скалы стояли, укрытые тенями; до меня доносились крики и одинокие мушкетные выстрелы, но я не могла разглядеть, двигались ли там люди, или то раскачивались чахлые дубки, которые торчали среди камней.

Из куста я выбралась не без труда, пришлось вытаскивать колючие ветки из платья и волос. Я лизнула ссадину на руке и стала размышлять, что же, черт побери, мне предпринять. Дожидаться их здесь? Если шотландцы победят или хотя бы выживут, они, вероятно, вернутся за мной. Если нет, то меня могут обнаружить англичане, и тогда они решат, что, раз я была вместе с шотландцами, я на их стороне или в сговоре с ними. В каком сговоре, я не знала, но из разговоров в коттедже стало ясно, что сговор этот англичанам очень не нравится.

Вероятно, разумнее всего не присоединяться ни к одной из сторон. В конце концов, теперь я знала, где нахожусь, и могу вернуться в известный мне город или деревню, даже если придется всю дорогу идти пешком. И я решительно направилась к дороге, то и дело натыкаясь на гранитные наросты – незаконные отпрыски Кокнаммон-Рока.

Лунный свет искажал перспективу; все виделось ясно, но казалось двумерным и плоским – сухие листья и камни казались одинаково высокими, и я то задирала ногу над несуществующим препятствием, то врезалась в торчащий из земли камень.

Звуки столкновения утихли к тому времени, как я добралась до дороги. Я понимала, что здесь меня хорошо видно, но нужно было идти, если я хотела попасть в город. Я плохо ориентируюсь в темноте и не могу определять свое местоположение по звездам, Фрэнк не научил меня этому. От мыслей о Фрэнке захотелось рыдать, и я постаралась отвлечься, раздумывая над тем, что случилось во второй половине дня.

Это казалось непостижимым, однако все говорило о том, что я нахожусь в каком-то месте, где все еще сохраняются обычаи восемнадцатого века. Можно было бы принять происходящее за костюмированное представление, если бы не рана Джейми. Она явно стала следствием чего-то, похожего на пулю от мушкета. И поведение мужчин в коттедже не слишком напоминало актерскую игру. То были серьезные люди с настоящим холодным оружием.

Может, это какой-то анклав, община, где местные жители периодически занимаются исторической реконструкцией? Я слышала, что такое делают в Германии, но ни разу – в Шотландии. К тому же, как мне ядовито подсказала рациональная часть мозга, никто и никогда не слышал о том, чтобы актеры стреляли друг в друга из мушкетов.

Я оглянулась назад, чтобы понять, как далеко я ушла, потом посмотрела вперед, на линию горизонта, – и меня зазнобило. Впереди я не видела ничего, кроме верхушек сосен, непроглядно черных на фоне усыпанного звездами неба. Где же огни Инвернесса, куда они делись? Если позади меня Кокнаммон-Рок – а это именно так, – то Инвернесс находится примерно в трех милях к юго-западу. На таком расстоянии должно быть видно зарево городских огней в небе.

Меня трясло, я обхватила себя ладонями за локти, чтобы немного согреться. Допустив на мгновение совершенно безумную мысль, что я не в своем, а каком-то ином времени, я напомнила себе, что Инвернессу все-таки шестьсот лет, стало быть, он уже существует. Но его огней не видно. В отсутствие электричества их и не может быть. Вот еще одно доказательство, только нужно ли оно? И доказательство чего, собственно говоря?

Темная фигура человека выросла передо мной так неожиданно, что я едва не врезалась в него. Подавив вскрик, я повернулась, чтобы убежать, но большая рука ухватила меня за предплечье и остановила.

– Не пугайтесь, девушка. Это же я.

– Именно этого я и боялась, – отрезала я, хоть на самом деле испытала облегчение от того, что это Джейми.

Я опасалась его меньше, чем остальных мужчин, пусть даже он выглядел не менее грозно, чем они. Но он совсем молодой, кажется, даже моложе меня. Кроме того, довольно трудно бояться того, кто стал твоим пациентом.

– Надеюсь, вы берегли свое плечо, – заговорила я тоном госпитальной матроны; может, выступая в роли старшей, мне удастся убедить его отпустить меня.

– С этой заварушкой получилось не очень, – заявил он, растирая плечо другой рукой.

В ту же минуту он шагнул на залитый лунным светом пятачок, и я увидела на его рубашке огромное пятно крови. Артериальное кровотечение? Но тогда как он до сих пор стоит на ногах?

– Вы ранены! – воскликнула я. – Ваша прежняя рана открылась или это свежая? Сядьте и дайте мне посмотреть.

Я подтолкнула его к груде камней, лихорадочно припоминая способы оказания первой помощи в полевых условиях. И ничего нет под рукой, кроме одежды. Я уже потянулась за остатками подола своей комбинации, чтобы сделать жгут и остановить кровотечение, но тут Джейми рассмеялся.

– Да нет, за это не беспокойтесь. Кровь не моя. Во всяком случае, большая часть, – сказал он, осторожно отделяя от своего тела напитавшуюся кровью ткань.

– Вот оно что, – слабым голосом прошептала я и сглотнула, потому что меня вдруг замутило.

– Дугал и остальные ждут на дороге, – продолжал Джейми. – Идем.

Он потянул меня за руку – отнюдь не из любезности, а скорее чтобы принудить следовать за ним. Я решила испытать судьбу и уперлась покрепче каблуками в землю.

– Нет! Я с вами не пойду!

Он остановился, удивленный сопротивлением.

– Да нет, пойдете.

Нельзя сказать, что мой отказ его рассердил, скорее развеселил – как это я посмела возражать против очередного похищения.

– А если я откажусь? Перережете мне глотку? – спросила я, провоцируя его.

Джейми подумал, оценивая ситуацию, и ответил спокойно:

– Конечно, нет. Вы не тяжелая. Если не пойдете сами, переброшу вас через плечо и понесу. Хотите, чтобы я так и сделал?

Он шагнул ко мне, и я поспешно отступила. Я ничуть не сомневалась, что он так и поступит, несмотря на ранение.

– Нет! Вам нельзя, вы снова повредите сустав.

Лицо его было скрыто в тени, но в лунном свете сверкнула улыбка.

– Ладно, если вы не хотите, чтобы я повредил сустав, значит, пойдете со мной.

Я не знала, что ему ответить. Он снова крепко взял меня за руку, и мы пошли к дороге.

Джейми поддерживал меня, когда я спотыкалась о камень или кочку. Сам он шагал по неровной вересковой пустоши так уверенно, словно шел по шоссе ясным днем. Я с раздражением подумала, что у него зрение как у кошки, потому он и нашел меня в темноте.

Остальные, как и обещал Джейми, ждали с лошадьми неподалеку. Очевидно, из заварушки они вышли без потерь – все были на месте. Кое-как, не заботясь о том, чтобы быть грациозной, я вскарабкалась на лошадь и плюхнулась в седло. Нечаянно ткнула головой Джейми в больное плечо, и он со свистом втянул в себя воздух от боли.

Подчеркнутой официальностью тона и некоторым высокомерием я постаралась выразить свою обиду на него за то, что меня снова взяли в плен, и досаду из-за того, что невольно причинила боль раненому.

– Так вам и надо, шатаетесь по округе, выслеживаете людей. Я велела вам не напрягать больной сустав. Наверняка теперь у вас порваны мышцы или связки, да еще новые синяки в придачу.

Его, казалось, насмешила моя суровость.

– Ну, у меня особого выбора-то не было. Если бы я работал этим суставом, мне, скорее всего, не было бы нужды вообще хоть чем-то двигать в итоге. Я могу справиться одной рукой с одним, а то и с двумя красномундирными, – заявил он не без гордости, – но с тремя, пожалуй, нет. А кроме того, – он слегка притянул меня к себе, и я прижалась спиной к его пропитанной кровью рубашке, – вы заново вправите мне кость, когда мы прибудем на место.

– Это вы так считаете, – холодно ответила я и отодвинулась от липкой ткани.

Джейми причмокнул губами, понукая лошадь, и мы тронулись. Все мужчины были в приподнятом настроении после стычки, шутили и смеялись. Мой вклад – предупреждение о засаде, точнее, о ее возможности, – оценили сверх всякой меры и пили за мое здоровье из фляжек. Мне тоже предложили выпить, но я отказалась, объяснив это тем, что хочу сидеть в седле трезвой. Из разговора я поняла, что произошла перестрелка с небольшим английским отрядом, вооруженным саблями и мушкетами.

Джейми тоже протянули фляжку, и до меня донесся теплый ароматный запах, когда он начал пить. Я не страдала от жажды, но от напитка тянуло медом, и это напомнило мне, что я сильно и давно голодна. В животе, видимо, в знак протеста против моего безрассудного невнимания к таким важным вещам, раздалось громкое урчание.

– Эй, Джейми, парень? Ты что, голоден? Или волынку захватил с собой? – крикнул Руперт, ошибившись с источником звука.

– Готов даже волынку съесть, – отозвался Джейми, галантно отведя от меня подозрения.

Через минуту он протянул мне фляжку.

– На, глотни, – шепнул он. – Сытости он не добавит, но голод немного притупит.

Я надеялась, что притупит не только голод. Взболтнула жидкость во фляжке и сделала глоток.

Мой спутник оказался прав: виски зажег небольшой теплый огонек у меня в желудке, чуть усмирив чувство голода. Несколько миль мы проехали без приключений, поочередно совершая повороты при помощи поводьев и прихлебывая виски. Однако возле развалин какого-то дома дыхание моего спутника изменилось – стало прерывистым и тяжелым. Наш баланс в седле, до сих пор сопровождавшийся мерным покачиванием, внезапно нарушился. Движения стали случайными и резкими. Я занервничала, уж если я не опьянела, то Джейми и подавно не должен был.

– Стоп! На помощь! – закричала я через минуту. – Он падает!

Я отлично помнила, как спешилась последний раз, и повторение этого опыта мне не улыбалось.

Силуэты закружились вокруг нас, взволнованно переговариваясь. Джейми, подавшись головой вперед, сполз с седла, словно мешок с камнями, к счастью – прямо кому-то на руки. Все остальные тотчас спешились и уложили Джейми на землю, пока я спускалась.

– Он дышит, – сообщил кто-то.

– Весьма отрадно, – буркнула я ядовито, поспешно нащупывая пульс.

Через какое-то время я его обнаружила; сердце билось часто, но сильно. Положив руку Джейми на грудь и прильнув ухом к его губам, я почувствовала, что дышит он ровно, без напугавших меня перебоев и хрипоты. Я выпрямилась.

– Я думаю, это просто обморок, – сказала я. – Положите ему под ноги седельную сумку и дайте воды.

К моему удивлению, все мои просьбы выполнялись стремительно. Юноша, как видно, был им дорог. Он застонал и открыл глаза, два темных провала в свете звезд. Лицо в этом бледном и неверном свете напоминало череп, белая кожа туго обтягивала скулы и глазницы.

– Я в порядке, – произнес Джейми и попытался сесть. – Просто закружилась голова.

Я уперлась ладонью ему в грудь и заставила вернуться в лежачее положение.

– Лежите смирно, – приказала я и, ощупав плечо и грудь, повернулась к темной фигуре, в которой угадала Дугала, их предводителя. – Рана от пули снова кровоточит, к тому же этого идиота полоснули ножом. Полагаю, что порез не опасный, но он потерял очень много крови. Рубашка насквозь мокрая, и я не знаю, сколько из этой крови его. Ему нужен отдых, нам придется побыть тут хотя бы до утра.

Темная фигура отрицательно мотнула головой.

– Нет. Мы достаточно далеко от гарнизона, оттуда опасности можно не ждать, но нельзя забывать про патрули. Ехать нам еще не меньше пятнадцати миль.

Дугал запрокинул голову к небу, чтобы определить время.

– Сейчас не меньше пяти часов, даже, пожалуй, ближе к семи. Мы можем задержаться тут ненадолго, подождать, пока вы остановите кровотечение и перевяжете рану, но не дольше.

Я принялась за дело, ругаясь себе под нос, а Дугал распорядился, чтобы один из мужчин держал лошадей и наблюдал за дорогой. Остальные отдыхали, потягивая из фляжек виски и тихо переговариваясь. Мурта помогал мне – рвал ткань на полоски, подавал воду и приподнимал раненого, которому запрещено было двигаться самостоятельно, хотя он бурчал, что в порядке и все это ни к чему.

– Вы не можете быть в порядке, вы, естественно, не в порядке, – отрезала я, давая волю страху и раздражению. – Каким придурком надо быть, чтобы, получив серьезное ножевое ранение, просто проигнорировать его? Вы не могли сказать, что у вас сильное кровотечение? Вам повезло, что вы не умерли, шастая по окрестностям всю ночь, затевая ссоры и драки. Да еще с лошади свалился… лежи смирно, чертов дурень!

Полосы вискозы с комбинации и полотна, которые я была вынуждена использовать, куда-то все время ускользали в темноте, словно живая рыба, выскакивали из пальцев – сверкнет серебристым брюшком и уйдет на глубину. Несмотря на холод, пот струйками стекал по спине. Наконец, с великим трудом я завязала один узел спереди и потянулась за последней полоской, уползшей за спину.

– Где же он… вы… о чертов ублюдок, что же ты натворил! – Джейми шевельнулся, и первый узел развязался.

На мгновение воцарилась мертвая тишина.

– Господи Иисусе, – проговорил Руперт, – никогда не слыхал, чтобы женщина так ругалась.

– Ты, видно, никогда не встречался с моей теткой Гризелой, – произнес чей-то голос, вызвав взрыв хохота.

– Твой муж наказал бы тебя, женщина, – донесся строгий голос из-под дерева. – Святой Павел говорит: «Принуди женщину к молчанию и…»

– Не лезьте, черт побери, не в свое дело, – огрызнулась я, чувствуя, как пот стекает за уши. – И святой Павел тоже.

Я вытерла рукавом лоб.

– Поворачивайте его на левый бок. А вы, – обратилась я к своему пациенту, – если вы шевельнете хоть пальцем, пока я завязываю этот узел, я вас задушу!

– Понятно, – кротко отозвался он.

Я слишком сильно потянула последний бинт за концы, и он выскочил у меня из рук.

– Чтоб его к дьяволу в пекло унесло! – прорычала я, от злости и досады ударив кулаком по земле.

Снова повисла тишина, потом, пока я нащупывала в темноте вертлявый бинт, прозвучал новый комментарий относительно моей манеры выражаться.

– Может, ее следует отослать в монастырь Святой Анны, Дугал, – предложил некто, сидящий на корточках у дороги. – Я не слыхал, чтобы Джейми ругался по дороге с побережья, а ведь он, бывало, позволял себе такое, от чего даже матрос покраснеет. Четыре месяца в монастыре сделали свое дело. Ты теперь даже имя Божие не произносишь всуе, а, парень?

– Ты бы тоже не произносил, если бы на тебя наложили епитимью и заставили в феврале целых три часа лежать на каменном полу часовни после полуночи в одной рубашке, – ответил мой пациент.

Мужчины расхохотались, а Джейми продолжал:

– Епитимья-то была на два часа, остальное время я потратил на то, чтобы подняться с пола. Я уж решил было, что мои… то есть я думал, что примерз к плитам, но оказалось, просто одеревенел от холода.

Он явно чувствовал себя лучше. Я невольно улыбнулась, но произнесла как можно строже:

– Веди себя тихо, а не то получишь.

Он осторожно коснулся повязки, но я убрала его руку.

– Угрозы? – он изобразил удивление. – Подумать только, а ведь я делил с тобой выпивку!

Фляжка обошла мужчин по кругу. Дугал опустился на колени рядом со мной и протянул фляжку раненому, чтобы тот хлебнул из нее. Из горлышка ударил запах очень крепкого виски, и я отодвинула ее рукой.

– Не надо больше алкоголя, – сказала я. – Ему нужен чай, в крайнем случае вода, но ни в коем случае не спиртное.

Дугал, не обращая на меня внимания, налил порядочную порцию виски раненому прямо в рот. Джейми закашлялся. Подождав ровно столько, сколько нужно было парню, чтобы отдышаться, Дугал повторил процедуру.

– Прекратите же! – Я снова потянулась к фляжке. – Вы что, хотите напоить его так, чтобы он на ноги не мог встать?

Меня грубо оттолкнули локтем.

– А она у нас горячая штучка! – вставил мой пациент весело.

– Не лезь не в свое дело, женщина, – резко произнес Дугал. – Нам предстоит долгая дорога, и ему понадобится вся сила, которую может дать выпивка.