Мир царя Михаила

Японского дипломата встретили адмирал Ларионов, Великий князь Александр Михайлович и Великий князь Михаил Александрович. Все трое были с траурными черными повязками на рукавах. Маркиз Ито продолжал теряться в догадках до тех пор, пока Великий князь Александр Михайлович с печалью в голосе не сообщил ему печальную весть.

– Господин Ито, с глубоким прискорбием сообщаю вам, что двенадцать часов назад был злодейски убит Император Всероссийский Николай II. Он стал жертвой террористического акта, совершенного по наущению агентов некоторых иностранных государств. Подданные Великой Российской империи преисполнены глубочайшей скорбью. В государстве объявлен траур. Поскольку погибший император Николай не имел наследника мужского пола, то на престол Российской Империи взошел его младший брат Михаил.

И Великий князь с полупоклоном указал маркизу на бледного и осунувшегося брата покойного владыки.

Сделав паузу, чтобы японец мог осмыслить сказанное, Великий князь Александр Михайлович зачитал маркизу Ито оригинал Манифеста императора Михаила II о восшествии на престол.

Придя в себя от столь неожиданной новости, маркиз низко склонился перед Михаилом и сказал:

– Ваше Императорское Величество, народ Японии вместе с народом России также будет искренне скорбеть о кончине русского императора, а японское правительство будет надеяться, что виновные в этом злодеянии будут достойно наказаны. Такие преступления нельзя оставлять безнаказанными, а возмездие обязательно должно настигнуть злодеев, где бы они ни находились.

– Мы тоже так считаем, Ваша Светлость, – ответил Михаил, – и я уже дал клятву найти и покарать всех, кто имел отношение к смерти моего брата. Но не будем сейчас говорить об этом. Следствие только началось, и вообще, месть – это блюдо, которое подается в холодном виде. Также хочу заверить вас, что не изменю ни одной буквы в договоре, который был согласован с моим покойным братом, и готов лично подписать его вместе с вашим императором, совместив это с церемонией моей помолвки с его дочерью. Сделать это надо как можно быстрее, поскольку мне необходимо немедленно отбыть в Санкт-Петербург для принятия в свои руки всей власти в государстве.

Маркиз Ито сокрушенно подумал, что, похоже, теперь Курилы будут навсегда потеряны для Японии. Хотя, с другой стороны… Появляются реальные возможности хоть как-то компенсировать ущерб, который нанесла Японии эта идиотская война. В конце концов, теперь японская принцесса станет не женой одного из правнуков императора Николая I, которых в России уже несколько десятков, а царствующей императрицей, что даст ей совершенно другой статус. Теперь уже точно никто не посмеет напасть на Японию, где правит тесть русского царя.

Как политик и дипломат, маркиз Ито мгновенно просчитал все плюсы и минусы, и решил выжать максимум из сложившейся ситуации. Еще раз низко поклонившись новому русскому самодержцу, он сказал:

– Если мне будет предоставлена возможность, то я немедленно сообщу об этом моему императору, назначив встречу вашего корабля с крейсером «Цусима» ровно через сутки в пятидесяти милях восточнее Иокогамы. Мы знаем, что у вас очень быстроходные корабли, так что, я полагаю, Ваше Величество успеет встретиться с моим Повелителем. Честь имею, господа!

– Подождите, – остановил его Михаил, – передайте моему царственному брату, императору Мацухито, чтобы и он усилил свою охрану и позаботился о безопасности родственников и моей будущей супруги. Следствие по делу о покушении на моего брата только началось, но британский след в нем просматривается явственно. Договор, который нам завтра предстоит подписать, крайне невыгоден Британской империи – а эти джентльмены привыкли не стесняться методов, с помощью которых они убирают тех, кого считают врагами.

– Действительно, – поддержал русского царя Великий князь Александр Михайлович, – «Война года Дракона» закончилась тридцать пять лет назад, и еще живы безумцы, готовые отомстить победителю. Нам совсем не хочется увидеть на островах державы Ямато повторение той давней бойни…

Маркиз Ито склонил голову, и тихо спросил:

– Ну, а если в результате такой войны ваш император станет полным господином моей родины?

– Даже в этом случае мы будем против, – вместо Александра Михайловича ответил император Михаил, – тем более что наша вера прямо запрещает братоубийство, а люди, совершившие таковое, считаются проклятыми. Я буду готов вмешаться в события на Японских островах только в том случае, когда ваш народ сам попросит меня уберечь его от смуты. Но если ваше правительство выполнит свои обязанности надлежащим образом, то это разговор о повторении «Войны года Дракона» останется лишь разговором.

– Благодарю, Ваше Величество, – поклонился маркиз, – я понял вас, и с благодарностью принимаю как ваше предостережение, так и добрые слова о моем народе и моей стране. Что еще передать моему монарху?

– Соединенная британская эскадра, находящаяся сейчас в Гонконге, в любой момент готова выйти в море, – сказал адмирал Ларионов. – Согласно данным нашей разведки, англичане собираются захватить остров Формоза в качестве залога по кредитам, выданным Японской империи для строительства флота, и для подготовки войны с Россией. Как только ваш император подпишет договор с нами, русская эскадра после передислокации с Окинавы на Формозу сумеет отразить нападение англичан. Но, господин Ито, нам надо поспешить, время не ждет.

– Спасибо за предупреждение, – мрачно отозвался Ито Хиробуми, – ваши «призраки» лишили нас связи с материком, и мы сейчас в Токио едва ориентируемся в том, что происходит вне Японских островов. Полагаю, что как только боевые действия прекратятся, вы поможете нам восстановить связь Японии с внешним миром… – Он обвел присутствующих взглядом. – Надеюсь, господа, что это была последняя новость для моего императора?

– Да, Ваша светлость, – кивнул император Михаил, – последняя. Предайте вашему повелителю мои пожелания крепкого здоровья и долгих лет жизни. И скажите ему, что для Японии ничего еще не кончилось, а, напротив, все только начинается.

– Я запомню эти слова, Ваше Величество, – с поклоном ответил маркиз Ито, – а теперь разрешите мне уйти, чтобы я мог составить донесение для моего императора.

Через пятнадцать минут после этой беседы в кабельтове от «Москвы» из морских глубин всплыла атомная подводная лодка «Северодвинск». Ее команда начала погрузку на свой борт запасов продуктов и всего необходимого для перехода на Балтику подо льдами Северного Ледовитого океана. Задача, мягко говоря, нетривиальная даже для такого совершенного корабля. В советское время за такой переход командир лодки получал звание Героя Советского Союза, как за полет в космос. Но нетривиальное – не значит невозможное.

Капитан 1-го ранга Верещагин по поводу этого перехода особо не переживал. По-настоящему узким местом для его «Северодвинска» станет лишь форсирование Берингова пролива в зимнее время. Но в этом ему поможет теплое течение, проходящее через пролив из Тихого в Северный Ледовитый океан. Эта настоящая река теплой воды гарантировала по чистое дно маршруту следования и сравнительно небольшую толщину плавучих льдов. А за проливом, где это течение исчезало, глубины были уже подходящими для безопасного следования крейсерским ходом через Северный полюс…

15 марта (02 марта) 1904 года. Вечер. Япония, Токио, Дворец императора «Кодзё». Заседание Гэнро.Присутствуют:Мацухито – император Японии.Ито Хирабуми – представитель Японской империи на переговорах с Россией.Ямагата Аритомо – начальник Генерального штаба Японии.Мацуката Масаёси – бывший премьер и бывший министр финансов Японии.Иноуэ Каору – бывший министр внутренних дел Японии.

Гэнро – заседание наиболее приближенных к трону и наиболее уважаемых руководителей правительства Японии – проходило во дворце сто двадцать второго императора страны Ямато. Вопрос сегодня решался поистине судьбоносный – быть или не быть Империи.

Маркиз Ито Хирабуми, прибывший с переговоров о мире на летающей по воздуху машине пришельцев из будущего, проинформировал членов Гэнро о мирных предложениях русских. После того, как присутствующие в этом зале вельможи ознакомились с текстом предлагаемого договора, то наступила, как любят писать литераторы, оглушительная тишина. Император со своими самые верными соратниками (которым тот был обязан не только троном, но и жизнью) тщательно обдумывали изложенное в этом документе.

Узнав от маркиза Ито об убийстве российского императора Николая II, члены Гэнро поначалу воодушевились. Они рассчитывали, что в начавшейся смуте победителям будет не до побежденных, и Стране Восходящего Солнца удастся выйти с честью из сложившейся катастрофической ситуации. Но Ито Хирабуми заверил их, что новый русский император, как истинный самурай, смел, решителен и умен, а в критических случаях беспощаден. В случае отказа присутствующих здесь принять его предложения он готов довести начатую в правление его покойного брата войну до победного конца. Так что лучше согласиться на все те условия, которые выдвинули сынам богини Аматэрасу эти гэйджины. Япония не могла вести войну против них, а уж тем более победить, поскольку воевать с ними – столь же бессмысленное занятие, как сражаться с тайфуном, землетрясением или цунами. Воинам микадо противостояла неодолимая сила.

Маркиз Ито рассказал о том, что он видел сам, побывав на двух «кораблях – демонах», которые в случае продолжения боевых действий не оставили бы храбрым морякам императорского военно-морского флота никаких шансов не только на победу, но и на выживание.

Ямагата Аритомо, как начальник Генерального штаба, прямо заявил, что императорская армия деморализована, и боевых действий вести не может. Она готова жертвенно умереть за императора, но в победу уже никто не верит. К тому же наиболее боеспособные части пленены русскими в Корее или блокированы на островах Цусима и Кюсю, так что не смогут помешать русским войскам, уже захватившим Окинаву, высадиться на любом из островов Японии. Если они захотят, то могут выбросить десант хоть на причалы Иокогамы. О том, что осталось от императорского флота лучше вообще не вспоминать – его фактически нет.

– Подведя итог всему сказанному, – поклонился Ямагата Аритомо присутствующим, – скажу лишь одно – воевать Япония не может, и единственным спасением ее от вражеского нашествия может быть немедленное подписание мирного договора с Российской Империей. Если мы не хотим разбиться вдребезги, как кусок яшмы, мы должны покориться неодолимой силе.

Император, с бесстрастным лицом слушавший выступление человека, который в 1877 году подавил восстание неистового Сайго Такамори и фактически спас страну от затяжной гражданской войны, помрачнел. Он хорошо знал графа Ямагата и ценил его – не только как храброго военачальника, но и как тонкого политика. И если даже он не видит выхода из создавшегося положения, значит, надо срочно соглашаться с предложениями русских.

Мацуката Масаёси, в свое время занимавший пост министра финансов и являвшийся основателем государственного банка Японии, был тоже настроен пессимистически. Он прямо заявил, что сношения с внешним миром прерваны, казна пуста, новых займов Японии уже никто не даст, и денег на закупку вооружения и сырья для производства военного снаряжения и боеприпасов тоже нет. Если же Россия потребует у побежденных возместить нанесенный ей ущерб, или, что еще хуже, контрибуцию, то Японская Империя может сразу объявлять себя банкротом.

– Предложение сдать в аренду Формозу может стать для нас спасением, – сказал Мацуката Масаёси, – эти деньги будут тут же переданы России, но, как сообщил нам уважаемый маркиз Ито, русские направят их снова в Японию, простимулировав тем самым нашу отечественную экономику. То есть они фактически останутся в стране и помогут избежать нам послевоенной разрухи. Это просто замечательно!

– Я полностью согласен с уважаемым Мацуката-саном, – сказал граф Иноуэ Каору, который в кабинете маркиза Ито был министром внутренних дел, а помимо этого, являлся основателем концерна Мицуи и занимался в императорском правительстве вопросами промышленности. – Запрет на вооруженные силы и военно-морской флот позволит нам сократить до минимума военные расходы и направить высвободившиеся деньги на развитие промышленности. Войны выигрываются и проигрываются, а жизнь тем временем продолжается. Россия обеспечит нас заказами, наши заводы и фабрики будут интенсивно трудиться, что позволит обеспечить работой десятки тысяч японцев. А русское сырье для наших предприятий? Господа, я бы не стал драматизировать создавшуюся ситуацию, видя в ней лишь плохое. В ней есть немало и того, что пойдет на пользу нашей стране. Если русским нужна наша промышленность, то этим надо воспользоваться.

Император Мацухито начал свою речь в тишине, сгустившейся после выступления графа Иноуэ Каору – это значило что японский монарх уже пришел к определенному решению.

– Конечно, мы потеряем Корею, Формозу, Окинаву, архипелаг Рюкю и Курильские острова, – сказал он. – Это плохо, но все могло быть гораздо хуже, окажись нашими победителями не русские, а, к примеру, те же англичане. Пример Китая, которого британцы и примкнувшие к ним другие европейские стервятники обглодали как раненого оленя после Опиумных войн, у вас перед глазами. Да, мы проиграли войну, зато мы обрели Россию.

Заметив недоуменные взгляды некоторых членов Гэнро, микадо добавил:

– Поясню свою мысль. Собственно, территория Японии осталась фактически неприкосновенной. И при этом мы получили доступ к промышленности и богатствам огромной России. Ведь, как я понял из сообщения уважаемого маркиза Ито, нам будет разрешено основывать фирмы и строить фабрики и заводы на территории Российской империи. Это так?

– Именно так, Ваше величество, – почтительно ответил Ито Хирабуми, – при условии, естественно, соблюдения нашими предпринимателями российского законодательства и выплаты всех положенных налогов и отчислений.

– Вот и отлично, – кивнул император, – пусть наши промышленники блюдут российские законы и платят налоги. Однако, используя построенную русскими Транссибирскую магистраль, мы сможем беспрепятственно продвигать японские товары в Европу, завоевывая новые рынки, а японские финансисты с помощью йены будут проникать туда, куда никогда не смогли бы проникнуть солдаты нашей доблестной армии.

Мацуката Масаёси и Ионуэ Каору дружно закивали головами, поддерживая эти слова. Финансы и промышленность требовали долгого и крепкого мира. Но у графа Ямагата имелось несколько иное мнение, которое он и высказал:

– Но, ведь живя за пределами Японии и подчиняясь российским законам, находясь в окружении русских, японцы быстро забудут об обычаях своих предков и через несколько поколений превратятся в русских… Нет ли в этом опасности для всей нашей нации?

– Возможно, что такая опасность и существует, – задумчиво произнес император, – но ведь наши подданные и без того в поисках работы каждый год тысячами уезжают в другие страны. Вы знаете, что не всегда их там встречают как желанных гостей. А в России – стране, где мало внимания обращают на цвет кожи и разрез глаз – наши люди займут достойное место среди местных жителей. Тем крепче будет связь между нашими странами, и тем доброжелательней будут взаимоотношения между нашими народами. А насчет опасности для нации… Ведь на саму Японию эти русские не покушаются, не так ли, маркиз Ито?

– Именно так, Ваше Величество, – подтвердил тот, – кроме требования считать православие такой же официальной религией в Японии, как и религию Синто. Но я полагаю, что в православии, которое является ветвью христианства, в отличие от прочих ее ветвей, не приветствуется насильственная христианизация. Так что, заняв определенную нишу в сознании японского народа, православие едва ли вытеснит религию наших предков. Ведь буддизм, пришедший к нам сотни лет назад из Кореи, не сумел вытеснить из сознания японцев культ Синто. Думаю, и православие прекрасно уживется с ним. Равноправие – это не доминирование. И, самое главное, русские совсем не покушаются на принцип божественного происхождения микадо, а значит, между Синто и православием отсутствует принципиальный конфликт.

Затем снова заговорил микадо:

– И последнее… Это то, что касается предложения о женитьбе нового русского императора на моей дочери Масако… Мне нелегко расстаться с нею, отдавая ее в жены человеку, пусть и владеющему одной пятой мира, но чуждого нам по вере и обычаям. Никогда замуж за иностранцев еще не отдавали девушек, в чьих жилах текла кровь Дзимму, потомка богини Аматэрасу и первого императора страны Ямато. Но все меняется в нашей стране… Не так давно мы носили кимоно, а теперь надели европейские мундиры. Япония меняется на наших глазах, и мы меняемся вместе с ней. Поэтому пусть будет так, как должно быть. Напав на Россию, моя страна совершила ошибку, и я приношу в жертву миру между русским и японским народами собственную дочь – самое дорогое, что у меня есть. Да будет так… Моя дочь, став женой русского императора, родит ему сына, а мне – внука. Однажды он взойдет на императорский трон в Петербурге, и вся Япония вместе со мной будет гордиться тем, что потомок легендарного Дзимму правит не только маленькой Японией, но и огромной Россией. Вместе с моей дочерью ко двору русского царя попадут и знатные молодые люди из благородных японских семей. Как я слышал, русские, в отличие от прочих европейцев, не страдают расистскими предрассудками и принимают как равных представителей иностранных дворянских фамилий?

– Да, Ваше Величество, – ответил Ито Хиробуми, – я знаю, что потомки азиатского властителя Чингисхана считаются среди российской аристократии даже выше потомков Рюрика, от которого вели свой род первые русские цари.

– Вот и отлично, – сказал император Мацухито, – будет замечательно, если отпрыски японских знатных фамилий займут достойное место среди российских вельмож.

– Значит, решено, – император встал, подводя итог заседанию Гэнро. – Маркиз Ито, я поручаю вам завтра в полдень подписать от моего имени мирный договор между Российской и Японской империями. А также я попрошу заменить меня при передаче моей дочери Масако в руки ее русского жениха. Передайте русскому императору, что мы понимаем всю спешку, которая делает невозможным соблюдение многих необходимых при этом формальностей, и благодарим русских друзей за предупреждение о коварных замыслах британцев…

16 (03) марта 1904 года. Утро. Санкт-Петербург. Новая Голландия. Главное Управление Государственной Безопасности.Бывший глава Особого отдела Департамента полиции Зубатов Сергей Васильевич.

Моя жизнь в очередной раз круто изменилась. Еще сутки назад, утром второго марта, ничего не подозревая, я тихо и мирно завтракал, попивая чаек на своей съемной квартире во Владимире. Но, тут, одновременно с весьма огорчившим меня известием об убийстве Государя, ко мне на квартиру явились люди, посланные начальником Дворцовой полиции генералом Ширинкиным. И довольно грубо предложили мне следовать с ними в Санкт-Петербург, в качестве свидетеля по делу о покушении на Государя. При этом они обращались со мной так, словно я был подозреваемым в цареубийстве.

Двое агентов Дворцовой полиции были на удивление молчаливы, и словно не слышали меня, не ответив ни на один мой вопрос. Такими же нелюдимыми оказались и трое сопровождавших их армейских чинов во главе с унтером. Весьма странная, скажу я вам, компания…

На двух извозчиках мы доехали до вокзала, где сели в поезд, следовавший в Москву. При этом агенты Евгения Никифоровича меня сразу предупредили, что бегать от моих сопровождающих в странных пятнистых мундирах не стоит. Люди они молодые, специально тренированные, и шутя догонят такого как я, тем более мне через три недели исполнится сорок лет.

Вздохнув, я смирился, хотя, сказать по правде, не видел смысла бежать. Да и куда убежишь-то? Моя ссора с господином Плеве не оставляла мне никаких надежд: я знал, что человек он мстительный и злопамятный, и никогда не забудет мне того заговора, который должен был закончиться отставкой министра. Будь проклят этот интриган Витте, втравивший меня в эти придворные дрязги, которые поставили крест на моей карьере. Правда, откуда ж мне было тогда знать, что и сам Витте скоро свернет себе шею, заигравшись участием во французских займах, и будет объявлен чуть ли не государственным преступником…

Помню тот день, когда покойный Государь объявил свое решение о французских займах и об отставке Витте. Город ликовал; люди самых разных сословий поздравляли друг друга, точно на светлый праздник Рождества Христова. Только тогда я понял, насколько народ ненавидел того, в чью пользу я интриговал. И, поверьте моему чутью полицейского, Государя, скорее всего, убили именно из-за денег – в смысле, из-за всей этой истории с займами. Я был возмущен до глубины души. Подумать только, какая низость – Шейлоки приказывают террористам убить русского самодержца!

Время подумать обо всем случившемся у меня было. Вагон, в который мы сели на вокзале во Владимире, был самый обычный, просто я и мои сопровождающие заняли целое купе. Не знаю, что они сказали проводнику, но до самого Курско-Нижегородского вокзала в Первопрестольной, нас никто не беспокоил. В Москве все повторилось – два извозчика довезли нас до Николаевского вокзала, где нас ожидал специальный вагон, затребованный Дворцовой полицией у Министерства Путей Сообщения для перевозки особо опасных преступников. Позже я узнал, что вместе со мной в Петербург отправили некоторых высокопоставленных московских чиновников, которых сочли причастными к цареубийству. Именно в этом вагоне в Петербург привезли небезызвестного полковника Джунковского, приговоренного позже к десяти годам каторги.

На Николаевском вокзале сопровождающие позволили купить мне целый ворох газет, и я почти всю дорогу провел за чтением. Новости удручали. Вдовствующая государыня Мария Федоровна до прибытия в Петербург императора Михаила II взяла на себя всю полноту власти. И теперь эта власть свирепствовала, хватая всех подозрительных, вроде меня. Воистину эту женщину не зря за глаза называли «Гневной».

Господин Плеве, наверное, радовался, сводя счеты со старыми врагами. В проправительственных «Санкт-Петербургских ведомостях» все это было названо «Большой уборкой». К тому же после убийства Государя в Российской Империи появилось еще одно, подчиненное только новому Государю, ведомство, занимающееся преступлениями против безопасности государства – Главное управление Государственной Безопасности. Этими четырьмя буквами «ГУГБ» пестрели газетные листы, причем в самых превосходных степенях.

Именно их специальный отряд вырвал матушку Государя и Петербургского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича прямо из рук гвардейских офицеров-заговорщиков. Именно они управляли верными правительству отрядами солдат и матросов, восстанавливая в порядок и спокойствие в столице Империи.

Прочитав обо всем этом, я догадался, откуда они – мои «пятнистые» сопровождающие. Конечно же, это были «гугэбисты» – если даже агенты Дворцовой полиции поглядывают на них с опаской. И тут мне стало немного не по себе – неужто и меня действительно считают причастным к заговору и убийству Государя? Ведь это ведомство в настоящий момент занимается только этим делом. Вот значит, какую свинью подложил мне господин Плеве, из низменного чувства мести отправив прямо в жернова нового «Тайного приказа».

В ту ночь, пока поезд шел из Москвы в Петербург, я о многом передумал и во многом раскаялся. Только в одном я остался уверен по-прежнему – чисто репрессивными методами, без улучшения жизни простого народа, Россию не спасти от новой пугачевщины. И чтобы не вспыхнул бунт – бессмысленный и беспощадный» – надо срочно принимать превентивные меры.

Ранним утром третьего марта наш поезд прибыл на Николаевский вокзал столицы. Когда большая часть прибывших покинула поезд, пассажиров нашего спецвагона по одному стали усаживать в подогнанные к самому перрону тюремные кареты. Окна их были завешены плотными занавесками, и поэтому я не мог понять, куда меня везут. Вроде не в Петропавловку и не в «Кресты», а уж тем более, не в Шлиссельбург.

Наконец карета остановилась. Я вышел и осмотрелся – и сразу узнал это место. Это была «Новая Голландия» – логово того самого ГУГБ, о котором так много писали газеты. Значит, я не ошибся, определяя принадлежность моих «пятнистых» сопровождающих…

Доставившие меня агенты Дворцовой полиции получили расписку о передаче меня с рук на руки «опричникам» из ГУГБ, и, попрощавшись с ними, покинули эту юдоль скорбей. А я остался и был вынужден проследовать вслед за подошедшим ко мне охранникам.

Не дав отдохнуть после дальней дороги, меня повели на допрос. Ну прям как у господина Грибоедова – «с корабля на бал». В небольшом полутемном кабинете я увидел того, кто будет заниматься моим делом. Невысокий седобородый мужчина лет шестидесяти, одетый в пятнистый мундир с обер-офицерскими погонами, попросил меня присесть на стоящий у стола табурет и посмотрел на меня каким-то хитрым и добрым взглядом. Только от всего этого мне стало почему-то не по себе, и я вдруг вспомнил свои гимназические времена, когда мне, не выучившему урок, доводилось стоять перед преподавателем и что-то лепетать.