Дрозды: Белая Валькирия

Член Реввоенсовета Гусев вызвал в штаб товарища Барышникова и товарища Анну Губельман. Перед ним поставили задачу – срочно ликвидировать «царство» атамана Гордиенко.

Вчера пришла телефонограмма из Москвы. Работой Гусева были недовольны. Особенно после разгрома отряда, выделенного по его инициативе для борьбы с бандой Гордиенко. Гусев тогда поверил словам начальника штаба 8-й армии, что отряд справится с задачей за две недели. И вот результат! Отряд разгромлен и пять большевиков были повещены по приказу царька. Еще тридцать человек расстреляли. Кроме того, царек прислал оскорбительное письмо в Реввоенсовет армии. Грозился поднять губернию на войну с большевиками! Воззвание «царя» читали по многим деревням и крестьяне недовольные продовольственной разверсткой были готовы восстать по его приказу.

– Прошу вас, товарищи! – Гусев пригласил Губельман и Барышникова садиться. – Вы, товарищ Барышников, хорошо знаете, зачем я вас пригласил в срочном порядке.

Барышников кивнул.

– Отряд ЧК разбит, и его командир повешен бандитами! И не только он один! Кроме того банда присвоила себе значительные трофеи. И это в такой момент!

– Я не советовал отправлять отряд, товарищ Гусев! – сказал Барышников, почувствовав подвох в словах Гусева. – Я говорил, что местность нам малоизвестна, и мы не имеем четкого представления о составе банды и о численности.

Гусев махнул рукой.

– Хватит, товарищ Барышников! Я пригласил вас не для того чтобы говорить о том, что было и кто виноват. Нам с вами нужно разработать план ликвидации банды Гордиенко.

– Какими силами? – спросил Барышников. – Нужна боеспособная бригада.

– Фронт не даст нам даже полка, Барышников.

– И как же нам действовать? Самим?

– На этот раз предстоит обойтись без солдат. И для этого я пригласил товарища Губельман. Её рекомендовали из Москвы.

Барышников посмотрел на Анну.

– И что же сможет сделать с бандой товарищ Губельман? – спросил он.

–Я отправлюсь в расположение «царя Глинского» в городок Котылыза, – сказала Анна.

–Вы отправитесь одна?

– Я настаиваю на этом. Хотя товарищ Гусев настаивает на отряде, но я не думаю, что этот отряд нужен. Неизвестно как отреагирует Гордиенко. Мне самой будет лучше. Я смогу то, чего не смог батальон пролетарского полка, товарищи.

Барышников сказал на это:

– Товарищ Анна, Гордиенко прикажет вас повесить!

– Не думаю, – ответила Губельман. – Он выслушает меня.

– И в качестве кого вы отправитесь, товарищ Анна?

– В качестве предстателя Реввоенсовета 8-й армии. С предложениями союза для царя Глинского.

– Вы шутите?

– Нет.

– Но это унизительно идти на союз с бандой проходимцев! – вскричал Барышников.

Гусев успокоил его:

– Хватит вам, товарищ Барышников, разводить здесь демагогию. У нас есть конкретная цель. И сотрудник ВЧК товарищ Губельман знает свое дело.

– И товарищ Губельман справится там, где не справился батальон?

– Именно так, – ответил Гусев.

Анна объяснила:

– Что такое отряды Гордиенко? Вы не задумывались, товарищ Барышников? Это вчерашние крестьяне, которые поначалу объединились в отряд самообороны. Возглавил и вооружил этот отряд крестьянин-богатей Гордиенко. Ныне его отряд вырос до тысячи, а может и до полутора тысяч бойцов. Но самое страшное, что Гордиенко готов уже сейчас довести свою армию до четырех-пяти тысяч. Крестьяне охотно идут служить к нему. Жалования он, как и Махно не платит, но долю в грабеже получает каждый. И далеко от своих мест отряды царька не отходят. Его солдаты часто ночуют дома со своими женами. В окопах не мерзнут и едят всегда сытно. Сейчас вы, товарищ Барышников, предпочли не трогать самозваное царство – благо они не стремятся воевать с нами.

– Да, я выбрал этот путь, товарищи. Положение на фронте сейчас тяжелое и никто не даст нам распылять силы. Батька Махно, к примеру, не воюет с нашими частями. Но белым приносит немало беспокойства. Гордиенко не Махно, но его можно попросту не трогать.

– Это ошибка, товарищ Барышников! – сказал Гусев. – После того как банда уничтожила отряд ЧК и зверски расправилась с нашими товарищами? После того как царек заявил о своей борьбе с большевиками?

– Придет время и…, – начал Барышников, но Губельман прервала его.

– И царек накопит силы и ударит нам в спину. И когда у него будет армия как у Махно, то разбить его будет много сложнее. Действовать стоит сейчас!

– Хорошо! Скажите как, товарищ Губельман?

– Я уже сказала, что я сама отправлюсь для переговоров с царьком. Тем более что и белые скоро активно займутся царством Гордиенко.

– Белые? – удивился Барышников.

– Они направляют в расположение царства своих посланцев. Пока точных целей я не знаю, но офицеры Добровольческой армии скоро будут в штабе царька. И в этой ситуации мое присутствие там необходимо, товарищи.

– Вот это мы и будем сейчас обсуждать! – Гусев разложил на столе карту района, где «царствовал» Гордиенко…

***

Село Глинское.

Штаб атамана Хотиненко.

Июль. 1919 год.

Лабунского доставили к атаману «царя» Ивану Хотиненко, который возглавлял в «армии» вольный казачий полк. Он имел ставку в селе Глинское в бывшем доме общинного старосты.

Лабунский был на этот раз в офицерском мундире без погон. Капитан Васильев приказ выдать ему новый френч английского образца для солидности и хорошие новые сапоги. А сапоги в то время были настоящим богатством. И их с Лабунского сразу сняли дозорные Хотиненко. Также забрали оружие и все ценное из карманов.

– Ныне на тебя атаман посмотрит. Он сразу увидит, что ты за птица, офицер. Коли шпиен, не жалуйся. У нас шпиёнов вешают.

– Я не шпион.

– Атаман разберет. Много вас ныне сволочи золотопогонной здеся шастает.

Хотиненко был здоровенный мужик высокого роста с бычьей шеей и пудовыми клаками. На нем была красная рубаха косоворотка, синие штаны и сапоги со шпорами. На поясе роскошная кобура с маузером4, на боку конвойская шашка5 с серебром.

– Офицера споймали, батька. Как ты приказывал, доставили до тебя.

– Офицера? Снова прапорщика? Мне полковник надобен! Сколь раз говорить тебе, Семка!

– Он и говорит, что полковник, – доложил мужик.

– Чего?

– Они говорят, что они и есть полковник. Токмо, какого полка я запамятовал. Не суди строго батька.

– А ну давай его сюды! – приказал Хотиненко.

Лабунского втолкнули в горницу. Атаман сразу скривился при виде совсем молодого человека.

– Какой это полковник? Это пацан-прапорщик. Полковник! Нежто я полковников не видал? Кто таков? Отвечай!

– Подполковник его императорского величества лейб-гвардии уланского полка барон фон дер Лауниц.

– Вон как? А сколь тебе лет барон?

– Мне 32 года, – солгал Лабунский которому было 27 лет. – Но я молодо выгляжу.

– И ты полковник?

– На войне был ротмистром, но в 1917 году в январе перед отречением государя императора произведен в подполковники.

– Ишь ты! Складно звонишь. Стало быть, в коннице служил?

– В кавалерии. В его императорского величества лейб-гвардии уланском полку! – Лабунский помнил наставления капитана Васильева.

– А коли так, то и саблей владеешь?

– Владею немного, – скромно сказал Лабунский.

– Еще раз спрошу тебя, офицер. Ты только подумай перед тем, как ответить. А то опосля хода назад не будет. Шашкой владеешь?

– Да.

– А коли проверим?

– Я готов.

Хотиненко любил эту забаву. Он выступал перед своими казаками в роли гладиатора. И не одного уже противника зарубил в таких схватках.

– Мы ныне проверим тебя, подполковник. Коли выстоишь против меня на шашках, то может и прощу тебя. И даже царю представлю. А коли слабину дашь – разрублю от башки до пупа! Понял ли?

– А чего тут понимать. Я готов. Сколько еще раз повторять можно? Готов я!

Хотиненко сорвал себя шапку и снял пояс с маузером. Затем обнажил шашку.

– Языком болтать мастер! Посмотрим, каков в деле будешь, офицер. Семка! Шашку ему!

Лабунскому сунули в руку казацкую шашку и вытолкали во двор. Там уже собрались зрители. Они, увидев фигуру офицера, сразу сделали вывод, что схватка не будет долгой.

– Энтого батька враз зарубит!

– Точно! В прошлый раз охвицер поздоровее был…

***

Петр Лабунский был привычен именно к шашке.

Шашка – холодное оружие со слабо изогнутым клинком и эфесом без гарды кавказского типа. По своему строению она ближе к ножу, чем к сабле. У неё нет выраженного острия, кривизна клинка гораздо меньше. Это наступательное оружие, которым наносят рубящие удары, от которых сложно закрыться или увернуться.

Хотиненко владел всего парой простых действенных ударов. Так учили новобранцев в Астраханском полку. В строевом уставе кавалерии были указаны всего три удара и четыре укола шашкой. Ко времени первой мировой войны сабельные схватки на войне стали редкостью. Клинки требовались в кавалерии, дабы рубить бегущую пехоту противника. Боевое фехтование навсегда уходило в прошлое.

Атаман надеялся на свою бычью силу. Поручик совершенно не опасался противника, ибо повидал за войну таких громил немало.

Хотиненко сразу набросился на офицера, рубя направо. Тот легко ушел от атаки и сам нанес удар вниз направо. Хотиненко отбил его и снова атаковал. На этот раз Лабунский просто увернулся. Клинок атамана рассек воздух. Еще удин удар и снова сталь прорезала пустоту.

Атаман стал сердиться. Лабунский понял, что нельзя уронить его авторитет в глазах подчиненных и потому отбросил от себя свое оружие. Он стал только защищаться изворачиваясь. С шашкой у него было с десяток возможностей ранить противника.

– А ведь благородие дело знает! – сказал атаман и вогнал клинок конвойской шашки в землю. – Не обманул. Коли и на коне сидишь не как собака на заборе то я готов тебе поверить, офицер!

Лабунский, бывший одним из лучших наездников в полку, продемонстрировал свое мастерство…

***

Хотиненко позвал его в дом, приказал накрыть стол и подать самогону.

– Садись сюда, благородие. Не побрезгуй мужицким угощением.

Лабунский сел и выпил стакан крепкого самогона.

– Молодец. Я здешний атаман. В селе Глинское все мне подчиняются. У меня здесь цельный конный полк. Веришь? Полк вольных казаков. Вот так!

– Верю, – ответил Лабунский.

– А ты чего по степи шатаешься, коли такой хороший казак?

– Остался без дела. Хотел было за границу махнуть, но карманы пусты. А ныне твои хлопцы последнее забрали.

– Ты не думай, благородие. Все, что мои хлопцы у тебя отобрали, верну.

– Да и было у меня не много, атаман.

– Все одно вернём. Сапоги то с тебя мои сняли?

– Твои, атаман.

– Эй, там! – Хотиненко стукнул мощным кулаком по столу.– Семка! Собачий сын! Семка!

– Здеся я, батька.

– Ты сапоги с благородия содрал?

– Ивашка Косой.

– Пусть возвернет! Немедля!

– Как скажешь, атаман, но только…

– Я сказал, немедля возвернуть! – Хотиненко еще раз бухнул рукой по столу.

Через минуту Лабунский уже снова был в своих сапогах.

– Не хочешь ли поступить в мой полк, благородие? У меня нужда в тех, кто дело сабельного боя знает. Кто в отряде-то? Мужики лапотники. Даром что казаками назвались. Чего разумеют? А научить некому. Я те жалование положу и царю представлю. Смекаешь? – спросил Хотиненко.

– Царю? – Лабунский изобразил удивление.

– А ты не знаешь? У нас теперя свой царь имеется. Не хужее чем у вас в Питенбурхе. Царь наш Иван Глинский и всея реки Ворскла. Ныне его ставка в Котылызе. Городок такой. Слышал ли?

– Слыхал, атаман, про городок.

– И в державе нашей помимо моего села Глинское ещё Опошня, Будище, Диканка, Рублевка. Казна у нас имеется. У царя червонных золотых царской чеканки с десять тыщ будет! Во как!

– А у меня ветер в карманах, атаман. Чего не послужить, коли не поскупишься.

– Ай, молодец, благородие! Ты парень не промах. Сразу видать. Выпьем еще по одной…

***

Котылыза.

Ставка «царя».

Июль 1919 год.

В столице новоявленного царства городке Котылыза царь поселился недавно. Сказали ему, что негоже царю в деревне жительство иметь. Вот и перебрался он в помещичий дом в городе. Ныне его называли царским дворцом. Туда нагнали баб и молодых парней, дабы прислуживали государю, как «столицах положено».

Иван Гордиенко, царь Иван Глинский и всея правобережной Ворсклы, поругался с царицей Степанидой Павловной, которая закатила ему сцену ревности.

– Венчанная я! – орала она. – Сам же говорил, что я царица! А ныне что? Другую нашел?

Гордиенко был по виду мужик мужиком. Густая борода, яркая рубаха, пиджак с перекинутой орденской генеральской кавалерской лентой, хорошо начищенные сапоги. Хозяйство его всегда было крепким. Своих работников он сытно кормил и не обижал. Потому они первыми и стали защищать его добро как свое собственное.

И поначалу его желание защитить крестьян от грабежей было делом благим. Но создав достаточно сильное вооруженное формирование, он загордился. Ведь к нему потянулись люди со всей округи, падали на колени, протягивали руки и молили «Защити!»

– Коли я людей защитил и их имущество сберег, то стало быть, я благодетель мужицкий? Так отчего царем не стать? Я царь мужицкий!

Вечно пьяный поп из церкви в Опошне отец Афанасий, мнение мужицкого вожака поддержал и торжественно короновал его в своей церкви, использовав вместо короны свадебный венец.

Новый царь, которого мужики из местных деревень были готовы носить на руках, ибо он спасал их от грабежей и реквизиций, подумал, что старая его женка совсем ему ныне не походит. Упросил попа Афанасия развести его и женился на грамотной учительше Степаниде из той же Опошни.

Степанида быстро привыкла кататься с «царем» в повозке. Ей понравилось, что все величали её «государыня Степанида Павловна» и кланялись ей до земли.

И вот его атаман-полковник Хотиненко притащил новую женщину в военной гимнастерке. «Царю» понравилось, что она баронесса и дочь генерала.

– Ты пойми, Степанида! – внушал Иван Гордиенко своей «царице». – Уразумей, на то ты и грамотная. Детишков учила. Я ныне не простой мужик! Я ныне царь! А царю какая жена надобна? Смекай! Царю надобно али баронессу али княгиню какую. А тут и баронесса. И иностранка. Для дела сие надобно, Степанида. Потому приняли МЫ решение с тобой развестись. Государственное дело! Вникай!

– Не мила, стало быть, стала? – в голос завыла Степанида.

– Дак нежто такие царицы-то как ты бывают? Вот полюбовницей тебя и оставить можно. Баронесса то она худая больно. Кожа да кости. Только и шику что баронесса. А как баба то не сгодится вовсе. Так что при мне останешься!

– Вот! – Степанида сунула дулю «царю» под самый нос.

Царь с размаху стеганул жену плеткой по спине. Затем приказал начальнику царского конвоя Сидорке упрятать бывшую царицу в холодную.

– Пусть посидит, пусть мозги проветрит!

***

Гордиенко приказал привести к себе пленную баронессу. Она оставалась в военной форме, только ремень и портупею у неё забрали, да шпоры с сапог свинтили. Мало ли что.

– Садись, – приказал Гордиенко. – В ногах правды нет.

Баронесса села.

– Не дело для бабы в армии служить. Чего тебе по степи на коне скакать? Для того мужиков в Расее достаточно.

Баронесса ничего не ответила царю. Для неё наличие этого царства было какой-то жуткой комедией.

– Знаешь, чего я задумал-то?

Она в ответ покачала головой.

– Жениться хочу на тебе. Оно конечно, баба ты не видная. Волосы коротко остригла. Коса где твоя девичья? Ты ведь девка покеда? У девки коса должна быть. А то, что это за девка без волос? Хотя коли ты среди мужиков то сколь времени, то поди и не девка уже? Но, как мне сказали, ты баронесса.

– Мой отец генерал барон фон Виллов. Следовательно, этой мой титул.

– Чего сказала то?

– Я баронесса. Раз мой отец был барон.

– Вот! – Гордиенко поднял руку. – Вот что в тебе есть! А мне, по нонешнему моему положению, такая женка и надобна. Я царь и мне царица нужна.

– Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?

– Готов сделать тебя царицей Глинской и всея правобережной Ворсклы, девка. А то дело немалое.

– Я не имею желания выходить замуж, пока идет война.

– Дак твоего желания, девка, и не спрашивает никто. Пора тебе бабой становиться. Не шишнадцать лет тебе, чай? Но! – снова поднял руку Гордиенко. – Как баба ты мне не пара совсем. Я к Степаниде привык. Там подержаться-то есть за что. А ты для важности токмо будешь. Ты, поди, всякие штуки придворные знаешь?

– Вы о чем?

– Ну как там цари в столицах делали. Чтобы стало свита была. Камергеры разные, да девки подле царя и царицы. Не помню, как они называются. Сидорка!

Вошел высокий молодой мужик, одетый в немецкий гусарский мундир с серебряным шнуром. В руках он держал форменную меховую шапку гусара с серебряным знаком «Адамова голова».

– Начальник конвоя моего. Сидоркой кличут. Как ты там говорил мне про баб, что вокруг царицы?

– Фрейлины? – подсказала баронесса.

– Вот они самые! Пшел вон, Сидорка!

«Гусар» вышел из горницы.

– Вот ты знаешь, как фрелины эти живут? А то мне баб молодых нагнали и сказали путь будут они как фрелины.

– Я никогда не была фрейлиной. И с придворными порядками совсем незнакома.

– Как так? Ты сама сказала, что батюшка твой генерал и в столице служил?

– Мой отец служил в гвардии и при дворе бывал, хоть и нечасто. Но я не мой отец. Я никогда не была в царском дворце.

– И царя Николая не видела?

– Видела издали.

– А царицу его Олимпиаду?

– Олимпиаду? Но жену Николая Второго звали не Олимпиада.

Царь снова позвал Сидорку.

– Как ты сказал царицу-то звали?

– Олимпиада. Тако всех цариц в Петрограде называли. То имя истинно царское. С древности сие повелось так цариц называть. Сказывали, что Олимпиада была царицей у фараонов.

– Возможно, вы имеете в виду Клеопатру? – спросила баронесса.

Сидорка задумался.

– Стало царицу-то Клелопатией звали? – спросил «царь».

– Клеопатра это знаменитая Египетская царица. Но государыню императрицу звали Александра Федоровна. Не Клеопатра и не Олимпиада.

– Сидорка! Вон поди! Знаток из тебя! А ты, голубка, мне все про царя расскажи. Мне это знать надобно. А то какой я царь, коли нет при мне двора царского. Нагнали тут баб да парней. Сидят по палатам семечки лускают, жрут и гадят. А чего делать не знают. Ну полы бабы помоют. Поди и в царском дворце фрелины эти полы намывали?

– Насколько мне известно, фрейлины полы не мыли. Для этого в царском дворце были слуги.

– Вона как? А фрелины то чего делали?

– Мне точно неизвестны их обязанности. Я никогда не была фрейлиной императрицы.

– Ин ладно! – махнул рукой Гордиенко. – Потом разберем. А тебе надлежит наряд себе подобрать. У нас здеся всякого бабьего барахла возом не вывезти. Бабы тебе все покажут…

***

Штаб 1-го АК ВСЮР6.

Контрразведка.

Полковник Вольский выслушал доклад капитана Васильева.

– По моим сведениям внедрение прошло успешно, господин полковник. Конный разъезд атамана Хотиненко захватил поручика Лабунского, там где мы и предполагали.

– А точнее? Вы уверены, что его в степи эти казачки не зарубили, капитан?

– С уверенностью говорить нельзя, господин полковник. У нас нет сведений о том, что происходит на территориях контролируемых атаманом Гордиенко.

– Мне сказали в штабе, что нужно было покончить с этой бандой ударом одной из наших дивизий. Это мнение генерала Андрея Григорьевича Шкуро. Командир корпуса генерал Кутепов спросил моего мнения. Я доказал Кутепову, что мнение Шкуро ошибочно.

– И вы правы, господин полковник. У Гордиенко купные силы. И они способны вести партизанскую войну. Насколько там увязнет дивизия? А мы имеем план победить их практически бескровно. Без двух-трех атаманов вся эта армия тут же развалиться, и перестанет представлять угрозу для нашего тыла. А если в штабе все так хорошо знают, то отчего они не покончат с отрядами Махно? Туда бросали наши дивизии и результата нет. Тоже будет с «царством» Гордиенко.

Вольский ответил капитану:

– Вся сила этих батек в том, что у них есть резервы. Возьмите Махно. У него в отряде не больше пяти тысяч человек. И генералы вроде Шкуро считают, что разгромить эти силы особого труда не представляет. Пехоты у Махно почти нет. Конница и пулемётные тачанки. Но он может всегда призвать в свою армию крестьян на недолгий срок, и они охотно идут ему служить. Также будет и в отряде Гордиенко. Пусть Шкуро рассеет его тысячу. Но Гордиенко через неделю соберет новую тысячу. Но вот ваш выбор агента при «царьке» слишком легкомысленный, капитан. Лабунский слишком молод.

– Это ничего! Мы сочинили для него аристократическую биографию и повысили его до подполковника.

– Но ему на вид лет 25 не больше.

– Поручику Лабунскому сейчас 27 лет, господин полковник.

– Тем более. Поверят ли ему? Кстати, что за биографию вы ему придумали?

– Он представится как подполковник фон дер Лауниц.

– Бывший генерал-губернатор Петербурга? А проще было нельзя? Вы бы его еще за одного из великих князей выдали.

– «Царю Глинскому и всея Ворсклы» именно такого и надо. Этот мужик поверит всему.

– По-вашему он так глуп? Но Гордиенко сформировал полк. И захватил солидную территорию. Добился поддержки населения.

– Я не говорю, что он глуп, господин полковник. Но его голова сейчас кружится от успехов. Он весьма тщеславен, этот новоявленный монарх. На этом мы и сыграем. А что до кандидатуры поручика Лабунского, то у него там есть и свой интерес. Спасти баронессу фон Виллов. Кто лучше него с этим справится, господин полковник?

– Хорошо. Но каковы ваши дальнейшие действия?

– Через неделю я направлю к Лабунскому второго человека. За это время он уже должен закрепиться при штабе если не самого царя, то хоть атамана Хотиненко.

– Кого думаете послать? Капитана Штерна?

– Нет. Штерн нужен в Самурском полку. А вот в роте Лабунского имеется унтер-офицер Слуцкий. Бывший студент Харьковского университета. Его я и думаю направить к Лабунскому.

– Готов ли он к такому заданию? Миссия у Лабунского не из простых. Там нужен опытный разведчик.

– Я уверен, что Лабунский и Слуцкий справятся.

– Вы сильно рискуете, капитан. Ставите под удар операцию. Но отвечать за все вам!

– Я готов отвечать в случае провала, господин полковник, я никогда не бегал от ответственности!

– Ну, ну. Не сердитесь, капитан. Я вам верю. Пусть будет унтер-офицер Слуцкий.

– Тем более что отношения у них хорошие. А это как раз то, что нужно в такой ситуации, господин полковник.

***

Котылыза.

Ставка «царя».

Июль 1919 год.

Атаман Хотиненко подкатил к «дворцу» царя с шиком на тачанке в сопровождении пятидесяти конных казаков.

– Вот он дворец нашего царя, благородие! – атаман так и не смог запомнить фамилию фон дер Лауниц и продолжал величать офицера просто «благородие».

Лабунский понимал, что сейчас ему предстоит главное. Он встретит Гордиенко и ему нужно войти в доверие к этому лидеру здешней государственности.

Царь встретил его в самой большой комнате, сидящим в кресле. Лабунскому показалось, что он попал на маскарад. Вокруг «трона» были атаманы в трофейных мундирах. Немецкий черный гусар, австрийские драгуны, русские гвардейские мундиры времен 1900 года неизвестно как сюда попавшие. На самом «царе» на этот раз был военный френч. На коленях он держал старинную саблю, очевидно украденную из какой-то коллекции холодного оружия.

– Вон он есть тот самый офицер, ваше величество, – представил его Хотиненко. – Ты говорил, что тебе надобен офицер. Вот он.

– Кто таков? – спросил «царь».

– Подполковник фон дер Лауниц. Лейб-гвардии уланского полка.

Лабунский щелкнул каблуками.

– Больно молод, – сказал «царь». – Хотя если мой полковник тебе верит, то и я верю. Мне надобны офицеры. Армия то моя растет. Ныне и пушки есть. И тачанки пулеметные как у батьки Махно. Мой Сидорка служил у Махно и посоветовал их завести. Хорошее оружие. Как скажешь, полковник?

– Тачанка ныне весьма хороша, ваше величество.

– Желаешь служить в моем штабе?

– Желаю, ваше величество! – ответил Лабунский, не веря своему счастью. Сразу в штаб!

– Но мне тебя надобно в деле проверить, полковник. Может чего дельного и присоветуешь. Идем со мной! И ты с нами Хотиненко. И ты Сидорка!

«Царь» увел их в небольшую комнату, подалее от зала, где было много лишних ушей.

– Сидайте, атаманы! Вокруг стола. Гутарить будем!