Вызов

Но все это испаряется, когда я вижу, как она смотрит на меня с мольбой этими своими бирюзовыми глазами, и мое сердце мгновенно тает. Я буду форменным козлиной, если повернусь спиной к девушке, которая отчаянно нуждается в спасении.

– Алек, – зову я, не отводя взгляда от пинап-девушки.

– Чего? – отвечает мой товарищ по команде.

– Замени меня. Надери за меня задницу капитану и его демонице.

– Так точно.

Я не упускаю понимающее хмыканье Хантера и Фостера и громкое фырканье Деми.

Блондинка бросает неуверенный взгляд за мое плечо на стол для пиво-понга, где мое место занял Алек.

– Это «да»? – тихо спрашивает она.

В ответ я заправляю несколько прядок ей за ухо и касаюсь губами ее кожи, чтобы ответить. Потому что тот, кто мучает эту бедняжку, сейчас точно за нами наблюдает, так что пусть он нажрется дерьма.

– Веди меня, малышка.

Ее глаза становятся огромными, и на мгновение мне кажется, что ее жесткий диск сдох. Такое в моем присутствии случается не впервые. Поэтому я беру ее за руку и, вызывая на нашем пути несколько шокированных вздохов, веду ее через лабиринт тел, петляя по дому. Просто я довольно хорошо ориентируюсь в этом здании.

Пока мы поднимаемся по лестнице, я чувствую, как за нами следят. Она немного сильнее сжимает мою руку, пока ее мозг перезагружается. На втором этаже она тянет меня в комнату, в которой я еще не был, и запирает за нами дверь.

– Спасибо, – выдыхает она, как только мы оказываемся одни.

– Без проблем. Не против, если я расположусь поудобнее?

– Эм, да. В смысле, нет. Не против. Садись, если хочешь. Или… ого, ничего себе, ты лечь решил.

Я усмехаюсь от ее явной нервозности. Это мило. Пока я растягиваю свою фигуру длиной метр девяносто посреди плюшевых животных и декоративных игрушек, она, точно перепуганный кролик, тяжело дышит и жмется к двери.

– Буду с тобой откровенен, – говорю я ей, сцепляя ладони за головой. – Впервые вижу девушку, которая в ужасе от того, что мы с ней заперлись в спальне.

Это производит должный эффект: она расслабленно опускает плечи и даже смущенно улыбается.

– Не сомневаюсь.

– Я Конор, кстати.

Она закатывает глаза.

– Да, я знаю.

– К чему этот взгляд? – спрашиваю я, притворяясь обиженным.

– Нет, прости, я ничего такого не имела в виду. Просто я знаю, кто ты такой. Ты, ну, знаменит на кампусе.

Чем больше я смотрю на нее, стоящую у двери с вытянутыми по швам руками – нога согнута в колене – и на ее светлые, медового оттенка волосы, слегка растрепанные и лежащие на одном плече, тем отчетливее представляю, как держу ее руки над головой, пока изучаю ее тело своим ртом. Такую кожу так и хочется покрыть поцелуями.

– Тейлор Марш, – выпаливает она, и я ловлю себя на том, что не знаю, как долго мы молчали.

Я сдвигаюсь на дальнюю сторону кровати и кладу подушку рядом с собой как разделитель.

– Ну же. Если мы тут надолго, давай хотя бы подружимся.

Тейлор хихикает, и ее напряжение немного спадает. У нее милая улыбка. Яркая, теплая. Но чтобы она оказалась на кровати, нужно проявить настойчивость.

– Это не подкат, – говорит она мне, раскладывая плюшевых животных-охранников, чтобы они патрулировали стену из подушки между нами. – Я не какая-то шизанутая, которая затаскивает мужиков в постель и к ним пристает.

– Конечно. – Я киваю с притворной серьезностью. – Но немного поприставать можно.

– Нет. – Она качает головой со слишком большим оживлением, и мне кажется, что я вот-вот пробью ее защиту. – Никаких приставаний. Я буду паинькой.

– Тогда расскажи мне, зачем тому, кто является твоим другом, втягивать тебя в эту жуткую историю?

Тейлор тяжело вздыхает. Она берет плюшевую черепаху и прижимает ее к груди.

– Потому что Абигейл – та еще стерва. Терпеть ее не могу.

– Почему? Что у вас произошло?

Она с сомнением на меня смотрит, явно обдумывая, доверять ли мне.

– Клянусь тебе, – говорю я. – Бояться нечего.

Она закатывает глаза и игриво улыбается.

– Это было в прошлом году. На вечеринке типа этой. Моим вызовом было подойти к случайному парню и поцеловаться с ним.

Я хмыкаю.

– Вижу закономерность.

– Ну да, но тогда во мне было не больше энтузиазма, чем сейчас. Это их фишка. Сестер. Они знают, что у меня бзик по поводу подкатов к парням, поэтому с радостью тычут в мои комплексы. По крайней мере, самые стервозные из них.

– Девушки охренеть какие жестокие.

– Ты даже не представляешь насколько.

Я сдвигаюсь на кровати, чтобы полностью повернуться к ней.

– Ладно, продолжай. Тебе надо поцеловаться с парнем.

– Да, дело в том, что… – Она играет с маленьким пластиковым глазом черепахи, крутя его между пальцами. – Я подошла к первому попавшемуся парню потрезвее, чтобы он на меня не блеванул или еще что похуже. Обхватила его лицо и… ну, сам понимаешь, закрыла глаза и занялась делом.

– Как это обычно и происходит.

– Когда я отстранилась, рядом была Абигейл. Она выглядела так, словно я обрезала ей волосы, пока она спала. Прям сверлила меня злобным взглядом. Как оказалось, парень, на которого я накинулась, встречался с ней.

– Черт, Ти. Вот это дерьмо.

Она моргает своими несчастными, бирюзовыми глазами, горестно надув губки. Пока я наблюдал, как она говорит, я успел влюбиться в ее родинку на правой щеке – как у Мэрилин Монро.

– Я не знала! Абигейл меняет парней, как коробки с овсяными хлопьями. Я не следила за ее личной жизнью.

– То есть она плохо это восприняла, – говорю я.

– Это был апокалипсис. Она закатила страшный скандал на вечеринке. Не говорила со мной неделями, а потом только и делала что сыпала колкостями и оскорблениями. С тех пор мы почти что заклятые враги, и она не упускает возможности меня унизить. Отсюда и сегодняшнее непристойное предложение. Она рассчитывала на то, что ты зрелищно мне откажешь.

Черт. Мне жаль эту девушку. Парни – козлы, и даже в команде мы строим друг дружке козни, но это все забавы ради. А эта телка Абигейл – это что-то с чем-то. Заставлять Тейлор подкатить к незнакомому парню в надежде, что она получит грубый отказ и опозорится перед всей толпой… Хуже не придумаешь.

У меня внутри начинает пульсировать иррациональное желание встать на ее защиту. Я не так хорошо ее знаю, но Тейлор не кажется мне девушкой, которая так безжалостно предала бы подругу.

– Хуже всего то, что до этого мы даже дружили. Она была моей ближайшей союзницей во время недели вступления в сестринство на первом курсе. Я раз десять хотела все бросить, но ее поддержка помогла не сдаться. Вот только после того как я съехала с кампуса, мы отдалились.

Голоса за дверью привлекают внимание Тейлор. Я перевожу взгляд и нахмуриваюсь, когда замечаю проскальзывающие под дверь тени.

– Ох. Это она, – бормочет Тейлор. Я уже научился распознавать страх в ее голосе. Она бледнеет, и на шее начинает испуганно биться жилка. – Вот черт, они подслушивают.

Я подавляю желание послать этих шпионов куда подальше. Если я так сделаю, Абигейл и остальные поймут, что мы с Тейлор ничем таким не занимаемся, иначе мы были бы сосредоточены друг на друге, а не на двери в спальню. И все же назойливые мелкие засранки должны усвоить урок. И хоть я и не могу решить проблему Тейлор с этими девушками, эту ночь я могу ей посвятить.

– Надеюсь, они слушают внимательно, – говорю я с озорной улыбкой.

Я вскакиваю на колени и кладу обе ладони сверху на изголовье. Тейлор смотрит на меня с подозрением, но в ответ я опять ухмыляюсь и начинаю толкаться о кровать, а изголовье ударяется об стену.

Бум. Бум. Бум.

– Мать твою, детка, ты такая тугая, – стону я слишком громко.

Тейлор накрывает ладонью рот. Ее русые брови подскакивают на лбу.

– Так приятно!

Стена дрожит от каждого удара изголовья. Я прыгаю на коленях, от чего корпус кровати протестующе скрипит. Все обязательные звуки хорошо проводимого времени.

– Что ты делаешь? – шепчет она в ужасе.

– Устраиваю представление. Не бросай меня одного, Ти. Они подумают, что я трахаю тут свою руку.

Она качает головой. Бедный напуганный кролик.

– А, мать твою, детка, не так быстро, а то я сейчас кончу!

Только я думаю, что слишком надавил на Тейлор, как она откидывает назад голову, закрывает глаза и издает самый сексуальный звук, который я только слышал от девушки, в которой не находился по самые яйца.

– Ах, вот так. Вот так! – кричит она. – О боже, еще чуть-чуть. Не останавливайся! Не останавливайся!

Я сбиваюсь с ритма от истеричного смеха. Мы вдвоем, красные, как свекла, бьемся в судорогах на кровати.

– Мммм, вот так, детка. Тебе приятно?

– Очень приятно, – стонет она в ответ. – Не останавливайся. Быстрее, Конор.

– Тебе нравится?

– Безумно нравится.

– Да?

– О да, сунь его мне в задницу! – молит она.

Я падаю и ударяюсь лбом о гребаное изголовье. Ошарашенный, я таращусь на нее.

– Что? Чересчур? – спрашивает она с невинными широко раскрытыми глазами.

Чертовка. Она что-то с чем-то.

– Да, притормози немного, – хриплю я.

Но мы не можем перестать смеяться. Дышать становится тяжелее, и мы едва слышно издаем похотливые стоны. Проделав все это, наверное, намного дольше, чем было нужно, мы наконец замолкаем. Все еще трясясь от смеха, она зарывается головой в подушку, задрав задницу, и внезапно мне с трудом удается вспомнить, почему это все не случилось взаправду.

– Ну как тебе? – спрашиваю я, растянувшись на спине. Мои волосы влажные от пота, и я убираю их с глаз, пока Тейлор устраивается рядом со мной.

Она смотрит на меня взглядом, которого я у нее еще не видел, – уставившись на меня из-под тяжелых век над красными губами, опухшими от укусов, пока она стонала. За этой маской целые морские сажени, завораживающая глубина, которую мне все больше хочется изучить. На мимолетное мгновение мне кажется, что она хочет, чтобы я ее поцеловал. Но она моргает, и момент упущен.

– Конор Эдвардс, ты порядочный парень.

Меня называли и хуже. Но это не значит, что я не замечаю, как восхитительно выглядит ее вырез, когда она поворачивается набок лицом ко мне.

– Это был лучший притворный секс в моей жизни, – торжественно говорю я.

Она хихикает.

Я обвожу взглядом ее зарумянившиеся щеки, ее безупречную сияющую кожу. И снова опускаюсь на ее потрясающий вырез. Я знаю, что она скажет, еще до того как произношу вопрос, но он все равно слетает с моих губ:

– Хочешь немного поразвлечься?

3. Тейлор

Он не серьезно. Я знаю, что не серьезно. Такое предложение после нашего маленького представления – это просто попытка Конора поднять мне настроение после фиговой ситуации. Еще одно доказательство, что под светлыми волосами длиной до подбородка, стальными серыми глазами и накачанным телом у него доброе сердце. Чем не еще одна причина убраться к черту отсюда, пока во мне не проснулись чувства к нему. Потому что Конор Эдвардс – из тех парней, в которых влюбляешься прежде, чем осознаешь, что таким как ты, с ними ничего не светит.

– Прости, но мы договорились: никаких приставаний, – твердо говорю я.

Его губы трогает ухмылка, от которой у меня екает сердце.

– Попробовать все же стоило.

– Слушай, мы с тобой славно провели время, – говорю я ему, слезая с кровати, – но мне надо…

– Стой. – Конор берет меня за руку. По руке тут же бегут мурашки, а в затылке так и щекочет от волнения. – Ты сказала, что ты моя должница, так?

– Да, – осторожно говорю я.

– Что ж, я требую возврата долга. Мы пробыли тут всего пять минут. Нельзя, чтобы внизу все подумали, будто я не знаю, как развлечь даму. – Он поднимает бровь. – Останься ненадолго. Спаси мою репутацию.

– Для защиты твоего эго я тебе не нужна. Не переживай, они подумают, что я тебе наскучила.

– Мне легко наскучить, – соглашается он, – но тебе повезло, Ти. Скука – это последнее, что я сейчас чувствую. Я сто лет не разговаривал с таким интересным человеком.

– Видимо, ты нечасто с людьми общаешься, – выдавливаю я.

– Ну же, – уговаривает он, – не вынуждай меня спускаться. Там все слишком голодные. Все телки ведут себя так, словно я последний стейк на мясном рынке.

– Женщины требуют твоего внимания? Бедняга. – И хоть я и стараюсь не думать о нем как о куске мяса, я не могу отрицать, что он великолепный экземпляр. Без сомнений, самый красивый парень, которого я только встречала. Не говоря уже о том, что он самый сексуальный. Он все еще сжимает мою ладонь. На его рельефной, сильной руке соблазнительно проступают мышцы. – Ну же, останься и поговори со мной.

– А как же твои друзья? – напоминаю я ему.

– Я вижу их каждый день на тренировке. – Большим пальцем он нежно вырисовывает круг на моем запястье, и я понимаю, что это конец. – Тейлор. Пожалуйста, останься.

Это ужасная идея. Именно этот момент я и буду вспоминать через год, после того как сменю имя, покрашу волосы и начну отзываться на «Ольга» в кафе в Скенектади. Но его молящие глаза, его нежные касания – они меня не отпускают.

– Ладно. – У меня не было никаких шансов против Конора Эдвардса. – Но чур только разговор и ничего больше.

Мы снова устраиваемся на кровати, разделенные плюшевой стеной, повалившейся от прыжков и ерзаний. Спрятаться от очарования Конора негде. Он берет плюшевую черепаху, отскочившую в конец кровати, и кладет ее на тумбочку. Я вдруг осознаю, что, кажется, никогда здесь не была. Комната Рейчел – это… что-то с чем-то. Как будто VSCO-девушку и мамашу-блогера стошнило на диснеевскую принцессу.

– Помоги мне узнать тебя получше. – Конор скрещивает свои сексуальные руки на груди. – Это же не твоя комната, да?

– Нет, сначала ты, – настаиваю я. Если я собираюсь ему потакать, то должна получить что-то в ответ. – Мне кажется, в нашем разговоре я и так все одеяло на себя перетянула. Помоги мне узнать тебя получше.

– Что ты хочешь знать?

– Все что угодно. Все. – Как ты выглядишь голым… Но нет, мне нельзя это спрашивать. Может, я и лежу в кровати с самым горячим парнем на кампусе, но мы по-прежнему одеты. Особенно я.

– Эм, ну… – Скинув с себя ботинки, он сталкивает их с кровати. Я хочу сказать ему, что мы не так долго тут будем оставаться, но он продолжает: – Я играю в хоккей, но, наверное, ты это уже поняла.

Я киваю в ответ.

– Я перевелся сюда из Лос-Анджелеса в прошлом семестре.

– А, ясно. Это многое объясняет.

– Неужели? – Он притворяется обиженным.

– В хорошем смысле. Ты же красавчик, точно с обложки Playboy! Но это тебе идет.

– Буду считать это комплиментом, – говорит он и тычет меня в ребра локтем.

Я стараюсь не обращать внимания на возбужденную дрожь в груди. Слишком уж соблазнительны его заигрывания.

– Как парня с западного побережья занесло в хоккей?

– На западном побережье играют в хоккей, – сухо говорит он. – Не только на восточном. В средней школе я играл еще и в футбол, но хоккей был интереснее и давался мне лучше.

– И из-за чего ты захотел переехать на восток? – Зимы в Новой Англии на любителя. На первом курсе у нас была сестра, которая выдержала всего шесть дней среди снегов по колено и улетела обратно в Тампу. Нам пришлось отправлять ее вещи по почте.

Лицо Конора мрачнеет. На мгновение взгляд его серых глаз становится невидящим. Если бы я знала его лучше, то подумала, что задела за живое. Когда он отвечает, в его голосе нет былой игривости.

– Мне просто нужно было сменить обстановку. Появилась возможность перевестись в Брайар, и я ей воспользовался. Я жил дома, понимаешь, и мне там становилось тесно.

– Из-за сестер с братьями?

– Нет, я уже давно живу вдвоем с мамой. Папа бросил нас, когда мне было шесть.

Сочувствие смягчает мою интонацию.

– Это ужасно. Мне жаль.

– Нечего жалеть. Я почти его не помню. Моя мама вышла за другого, Макса, лет шесть назад.

– И что, вы не ужились вместе?

Он вздыхает и сильнее вжимается в подушки, уставившись в потолок. На его лбу проступает горестная морщина. Мне хочется пойти на попятную, сказать, что он не обязан об этом рассказывать и я не хотела совать свой нос в его дела. Я вижу, что эта тема его тревожит, но он продолжает:

– Он ничего. Мы с мамой снимали дерьмовый домишко, когда они встретились. Она работала парикмахером шестьдесят часов в неделю, чтобы нас прокормить. И тут появляется этот прилизанный богатенький бизнесмен и вытаскивает нас из бедности прямо на Хантингтон-Бич. Там даже воздух совсем другой, словами не описать. Это первое, что я заметил. – Он пожимает плечами с самоуничижительной улыбкой. – Я сменил государственную школу на частную. Мама сократила часы работы, а потом вообще уволилась. Наша жизнь полностью изменилась. – Молчание. – Он хорошо к ней относится. Она – весь его мир. Но мы с ним общий язык не нашли. Она была желанным призом, а я – ненужным балластом.

– Никакой ты не балласт, – говорю я ему. Сердце сжимается от мысли, что на свете есть дети, которые с малых лет считают себя обузой, и я задумываюсь, уж не потому ли Конор старается казаться таким спокойным и расслабленным, что это ему помогает оправиться от былых травм и не чувствовать себя брошенным. – Некоторые люди просто не ладят с детьми, понимаешь?

– Да. – Он кивает с лицом, исказившимся гримасой боли. Мы оба понимаем, что эту рану не залечить моими примитивными банальностями.

– Я тоже росла без отца, – говорю я, меняя тему, чтобы не портить Конору и без того нерадужное настроение. – Я плод страстного перепихона на одну ночь.

– Так. – Глаза Конора загораются. Он поворачивается ко мне и подкладывает под голову ладонь. – А вот это уже интересно, продолжай.

– О да, Айрис Марш была занудой на работе и оторвой в кровати.

Его хриплый смех вызывает новую волну жара. Хватит уже так… реагировать на него. Как будто мое тело настроилось на его частоту и теперь отзывается на каждое его движение, каждый звук.

– Она профессор ядерной физики и инженерии в Массачусетском технологическом институте, и двадцать два года назад она встретила крутого российского ученого на конференции в Нью-Йорке. У них вспыхнул короткий романчик, и потом он вернулся в Россию, а мама – в Кембридж. И шесть месяцев спустя она прочитала в «Таймс», что он погиб в автокатастрофе.

– Ни хрена себе. – Он вскидывает голову. – Думаешь, твой папа был, типа, убит российским правительством?

Я смеюсь.

– Чего?

– Слушай, а вдруг твой папа занимался какой-то шпионской мутью? И КГБ узнал, что он агент ЦРУ, и его замочили?

– Замочили? Мне кажется, ты путаешь эвфемизмы. Людей мочат банды. И я не уверена, что КГБ еще существует.

– Конечно, они хотят, чтобы ты так и думала. – У него расширяются глаза. – Ого, а вдруг ты русский «крот»?

У него живое воображение, этого не отнять. Но, по крайней мере, у него улучшилось настроение.

– Ну, – задумчиво говорю я, – на мой взгляд, это бы означало одно из двух: либо из-за того, что меня раскусили, я скоро буду приговорена к смерти…

– Твою ж мать. – С впечатляющим проворством Конор вскакивает с кровати и комично выглядывает в окно, а потом закрывает жалюзи и выключает свет.

Теперь нас двоих освещает только черепаховый ночник Рейчел и свечение уличных фонарей, пробивающееся между планками жалюзи.

Со смехом он забирается обратно на кровать.

– Не переживай, детка, я обо всем позаботился.

Я натягиваю улыбку.

– Или второе – мне придется убить тебя за то, что ты раскрыл мой секрет.

– Или, или, слушай: ты берешь меня – такого красивого и мускулистого – в напарники, и мы отправляемся в путь-дорогу как наемники.

– Хм-м. – Я изображаю задумчивость. – Заманчивое предложение, товарищ.

– Но сначала нам надо раздеть друг друга, «жучки» поискать. Сама понимаешь, чтобы установить доверительные отношения.

Он очарователен – точь-в-точь игривый щенок.

– Ага, щас.

– С тобой неинтересно.

Я не могу понять этого парня. Он милый, обаятельный, смешной – словом, обладает всеми теми качествами, с помощью которых коварные мужчины убеждают нас в том, что мы можем сделать из них приличных людей. Но в то же время он дерзкий, грубый и совсем непретенциозный – такой, каких в колледжах почти не встретишь. Обычно мы занимаемся мучительным самопознанием, строя из себя храбрецов. И как же это соотносится с легендарным Конором Эдвардсом? Человеком, у которого больше зарубок на клюшке, чем снежинок в январе? Кто такой настоящий Конор Эдвардс?

Какая мне разница?

– Эм, какая у тебя специальность? – спрашиваю я, чувствуя себя банальной.

Он запрокидывает голову и выдыхает.

– Финансы, наверное.

Так, не то, что я ожидала.

– Наверное?

– В смысле, мне не очень это нравится. Это была не моя идея.

– А чья?

– Отчима. Он вбил себе в голову, что я буду после выпуска работать на него. Научусь управлять его компанией.

– Похоже, ты не особо от этого тащишься, – говорю я, добавив для него немного жаргона с западного побережья и заслужив этим хмыканье в ответ.

– Нет, не тащусь, – соглашается он. – Пусть меня лучше подвесят за яйца, чем заставят надеть костюм и таращиться весь день в таблицы.

– На какую специальность тебе хочется пойти?

– В том-то и дело. Я понятия не имею. Наверное, я в итоге согласился на финансы, потому что ничего лучше придумать не смог. Не смог притвориться, что у меня есть другие прекрасные интересы, поэтому…

– Ничего? – переспрашиваю я.

Сама я разрывалась между кучей возможностей. Правда, некоторые из них были остатками детских фантазий о том, чтобы стать археологом или космонавтом, но все же. Когда пришло время решить, чем я хочу заниматься всю оставшуюся жизнь, дефицита вариантов у меня не было.

– У меня с детства нет прав на завышенные ожидания, – резко говорит он. – Я думал, что скорее буду работать за минимальную плату, нося бейджик, или окажусь в тюрьме, чем поступлю в колледж. Поэтому я никогда особо об этом не размышлял.

Представить не могу, каково это. Глядеть в свое будущее и не возлагать на него никаких надежд. Это напомнило мне о том, насколько мне повезло, что мне с детства говорили, что я могу быть кем захочу, и я знала, что деньги и отсутствие препятствий мне в этом помогут.

– В тюрьме? – Я пытаюсь хоть немного улучшить ему настроение. – Не надо себя недооценивать, дружище. С такими лицом и телом ты бы разбогател в порно.

– Тебе нравится мое тело? – Он ухмыляется, показывая на свою стройную мускулистую фигуру. – Все твое, Ти. Залезай.

Боже, хотелось бы. Я с трудом сглатываю и притворяюсь, что на меня его сексуальность не подействовала.

– Я пас.

– Как скажешь, дружище.

Я закатываю глаза.

– А у тебя? – спрашивает он. – Какая у тебя специальность? Нет, стой. Попробую угадать. – Конор щурится, внимательно меня изучая. – История искусств.

Я качаю головой.

– Журналистика.

Опять качаю.

– Хм-м… – Он таращится сильнее, кусая губу. Господи, у него самый сексуальный рот. – Я бы сказал «психология», но я знаю кое-кого оттуда и ты там не учишься.

– Начальное образование. Я хочу быть учителем.

Он поднимает бровь и изучает меня почти… голодным взглядом.

– Звучит соблазнительно.

– Что в этом соблазнительного? – недоверчиво спрашиваю я.

– Все парни фантазируют о том, чтобы потрахаться с учителем. Есть такая фишка.

– Парни такие странные.

Конор пожимает плечами, но голодное выражение не покидает его лица.

– Объясни мне кое-что… почему ты вообще тут одна?

– То есть?

– Нет парня на горизонте?

Теперь моя очередь уклоняться от темы. Наверное, я могла бы больше рассказать о текстиле тринадцатого века, чем об отношениях. И, раз уж я и так достаточно сегодня опозорилась, я бы предпочла не усугублять свое унижение подробностями моей несуществующей личной жизни.

– То есть тут какая-то история, – говорит Конор, приняв мою нерешительность за скромность. – А ну-ка расскажи.

– А у тебя что? – делаю я ответный удар. – Не подыскал еще себе фанаточку по душе?

Он пожимает плечами, не обращая внимания на мой подкол.

– Встречаться с девушками – это не мое.

– Ух, как мерзко.

– Нет, я к тому, что никогда ни с кем не встречался дольше нескольких недель. Если искры нет, то ее нет, понимаешь?

Ой, я знаю таких. Быстро начинают скучать. Постоянно оглядываются на то, что прошло мимо. Просто мемы во плоти.

Симпатичные всегда жаждут свободы.

– Не думай, что отвлекла меня, – говорит он, понимающе улыбаясь. – Отвечай на вопрос.

– Прости, что разочаровываю. Никаких парней. Никакой истории. – Ничем не примечательная путаница на втором курсе, которая с трудом подпадала под категорию отношений, не в счет.

– Да ладно тебе. Я не такой тупой, каким кажусь. Что, ты разбила ему сердце? Он полгода пропадал на обочине перед особняком сестринства?