Жизнь. Дуэль. Судьба

Софья Привис – Никитина

Жизнь. Дуэль. Судьба

Бойтесь своих желаний

– Мама! Я же просила тебя! Я умоляла! Ну, за что, за что мне такое? Вера выскочила из ванной мокрой курицей, струйки воды стекали с волос по лицу, смывая безупречный макияж.

– Разве трудно выключить душ после себя? Почему каждый раз одна и та же история, мама?

– А почему ты не можешь вымыть руки над умывальником? Почему надо мыть руки над ванной? Что это за мода такая? Я старый человек! Я могу забыть! Но ты? Куда смотришь ты?

– Я не могу так больше жить! Не могу! Мама! Давай разъедемся! Я готова на комнату в коммуналке!

– Ты, дочь моя, может и готова, да вот я не готова жить у чёрта на рогах! Я родилась в этом доме! В доме, каких уже не строят. А ты хочешь на старости лет запихнуть меня в панельный саркофаг? Нет уж! Да и сколько мне там осталось?

– Ну, тогда давай купим мне комнату, пусть даже на окраине! Я согласна!

– Я не сомневаюсь, что ты согласна. У тебя уже была комната и не на окраине. И что это изменило в твоей жизни?

При последних словах матери Вера бессильно опустилась на стул у окна, придвинула к себе зеркальце с увеличительным эффектом и стала рассматривать последствия стихийного бедствия на своём лице.

На лице присутствовали: подпорченный макияж и разочарованность в усталых глазах.

Женщину, смотревшую из зеркала на Веру, можно было бы назвать миловидной, красивой даже, если бы не эта разочарованность и обречённость во взгляде.

Тридцать семь лет. Это много или мало? Туманность амальгамы ответа на этот вопрос не давала, но Вера и без того знала, что тридцать семь – это много! Очень много!

Кое – как отреставрировав лицо, Вера схватила со стола сумочку, скользнула в лёгкий плащик и уже из коридора прокричала:

– Мама! Я ушла. Буду поздно. Таблетки приготовлены на столе, обед на плите.

Того, что мама прокричала ей в ответ Вера уже не слышала, и очень хорошо, что не слышала. Вряд ли бы ей это понравилось.

Всю дорогу до метро и в самом метро, поднимаясь по эскалатору и спускаясь в преисподнюю, Вера думала о том, как несправедливо обошлась с ней жизнь! Как ловко обвела она её вокруг пальца!

Когда десять лет назад её маме поставили страшный диагноз, Вера впала в такую пучину горя, что выдернуть Веру из неё не мог даже любящий муж.

Ей казалось, что если мама уйдёт из её жизни, то сама жизнь превратится в инвалидку, которую будут называть уже не жизнь, а существование.

Навсегда уйдут в небытие воздушные занавески, окна, промытые до фантастической прозрачности, вкусный обед на плите и весь уют, который умела создавать только мама.

Жили скромно: мамина пенсия, Верина зарплата учителя музыки и мизерные нерегулярные приработки Вериного мужа.

Но в доме всегда было сытно и чисто, благодаря маме. Вся жизнь Веры протекала под маминым крылом в статусе единственного и позднего ребёнка.

И вот за несколько дней до сложной операции мама подозвала к своему скорбному одру Верочку и тихим усталым голосом рассказала о том, сколько и, где у неё, у мамы, припасено для Верочки.

И получалось, что после (не дай Бог!) смерти мамы всё достанется Верочке, как единственной дочери и наследнице. И Вера сразу станет крайне зажиточной женщиной. Откуда у мамы такие залежи долларов и драгоценностей Вера не спросила, не тот был момент, но ошарашена была сильно.

Операция прошла успешно, просто победительно успешно! Мама встала на ноги быстро и крепко.

О завещании больше не упоминалось. Вера была рада, что мама справилась с недугом, но покой потеряла навсегда. Часто задумывалась над вопросом, почему они так, мягко говоря, скромно живут, если у мамы такие несметные сокровища припасены?

Разговор на эту тему она не решалась затевать, а мама между тем розовела и крепла. В неё возвращалась жизнь радостная и светлая, как вновь подаренная.

Эта новая жизнь не предполагала стояния у плиты и прогулки по квартире с пылесосом. Домашняя работа свалилась на Верочку, на избалованную и совершенно к домашнему хозяйству неприспособленную молодую женщину.

И Вера крутилась между уроками и подработками, плитой, стиральной машиной, капризами матери и недовольством мужа.

Муж хоть и не знал о золотом и валютном запасах своей тёщи, но такого нового её вида не приветствовал. Коротко стриженная с французским маникюром и абонементом в фитнес клуб старая – новая тёща его изумляла и не устраивала.

Тёща, Серафима Георгиевна, посещала концерты, вернисажи, ездила отдыхать за границу, короче, прожигала жизнь.

В будни бегала на какие – то семинары, встречи. Вера даже стала подозревать, что мама попала в какую – то религиозную секту, так мама упорно на эти встречи летала. На дом у мамы времени не оставалось.

По – человечески Вера её понимала. Но с точки зрения дочери недопонимала. А если брать в глобальном общечеловеческом смысле, то где – то даже и осуждала.

В осуждениях этих сквозила обида, главным образом выражавшаяся в том, что мать тратит её, Верины деньги, которые сама же ей пообещала, а теперь вот: Турция-Шмурция, тряпки, массажи и какие – то мутные фонды.

И Вера, в свою очередь изменилась не в лучшую сторону. Вообще человек, на которого неожиданно сваливаются большие деньги, может очень измениться, опять же, не в лучшую сторону.

Но одному Богу известно, в какого монстра может превратиться человек, на которого ожидаемые деньги не сваливаются.

Отношения накалялись день ото дня. Вера стала манкировать домашними обязанностями. Но она забыла, что имеет дело с отличной хозяйкой в прошлом, со своей мамой. Мама кричала, топала ногами и требовала.

– Мама! Но я, же не успеваю! Я не могу крутиться одна!

– А почему одна? – невинно спрашивала Сима. – У тебя ведь муж есть! Или он исполняет только чисто декоративную функцию: чтобы был?

Разговор заканчивался скандалом. В один из таких дней Вера решила отставить в сторону всякие реверансы и поговорить с мамой начистоту. Она попросила у мамы денег на квартиру для себя и Володи. Вовчика, как она звала своего второго мужа.

– Не дам. – Тихо и нежно сказала мама. – У тебя есть муж. А я одна.

– Мама! Но у тебя же много денег. И ты обещала мне их оставить!

– Я же думала, что я умру, а я вот живая. Умру, тогда и заберёшь.

– Но у тебя же столько, что ты не обеднеешь, купив нам маленькую квартирку, и почему я должна ждать твоей смерти для того, чтобы жить по – человечески?

– А ты и не жди! А живи по – человечески! Поменяй этого прожектёра на настоящего мужика, который тебе купит всё, что надо. И оставит после себя не вонючие носки, а состояние, как оставили мне мои мужья (оба – два).

– И не будем больше разговаривать на эту тему. Мне это неприятно. А будешь настаивать, так у меня в Одессе есть племянница Олечка. Той и остатки будут сладки, а то я смотрю, ты больно размахнулась, дочь моя!

Разговор был окончен. Обида и ненависть хватали за сердце, но Вера слишком хорошо знала свою маму, чтобы попытаться повернуть разговор в сторону своих интересов.

Но тогда мама, всё же, купила им с мужем комнату в квартире почти в самом центре города, но надежды на то, что автономное от мамы проживание сможет спасти их брак, таяли день ото дня.

В конце концов, Вера побросала в чемодан свои вещи и вернулась к маме раненой птицей.

Мама приняла. Потом с большим трудом выкурила из комнаты уже бывшего Верочкиного мужа.

Комнату продала крайне выгодно, и мама заимела над Верой власть безоговорочную. Диктат давил на психику и съедал организм. Вера задыхалась, страдала и почти уже ненавидела свою маму.

Вот с таким клокотанием в груди, сильно опаздывая, Вера выпорхнула из метро на свидание с подругой школьных лет.

Ленка стояла у киоска с гамбургерами и нервно курила. Даже на расстоянии лицо её выражало досаду и брезгливость. Это были именно те чувства, которые долгие тридцать лет она питала к своей школьной подруге- красавице Верке Орешник.

В отличие от Веры, Елена красотой не блистала, взгляды мужчин по ней даже и не скользили, а проносились над.

Над карими глазами, прекрасными чёрными волосами, над всем тем, что есть в арсенале любой женщины. Есть, но не задерживает мужской взгляд по одной простой причине. Там нет элементарного: «иди ко мне!». У Верки же этого было с избытком.

Но зато Верка была полная, прямо – таки эксклюзивная дура! И Ленка удивлялась, что держит её долгих тридцать лет, с первого класса, в плену у подруги? Может быть это пресловутое: «иди ко мне!»?

Подбежали друг к другу, ткнулись щекой в щёку и процокали к ближайшему кафе.

На сегодняшний день у них была обширная программа. Надо было перемыть косточки всем знакомым и друзьям, разложить по полочкам свои собственные новости, ну и к десерту как обычно, культурная программа: театр, кино, книги и краткое политическое обозрение.

Вера резко рванула со старта беседы без предварительных общих слов:

– Ленка! Я больше не могу! Она точит меня и точит! Ей мало того, что она развела меня уже дважды! Теперь я в тридцать семь лет ни баба, ни девка, но зато при ней, как она и хотела. Но она всё давит и давит! Куда пошла? Где была? Я просто шагу ступить не могу без её одобрения. И этот постоянно открытый душ! Это она нарочно! Вот ты умная, скажи: сколько я могу терпеть?

Ленка, действительно была умная! Но некрасивая и умная подруга – это сомнительное удовольствие. Вроде лысого с перхотью – безнадёжно и некомфортно! Некрасивая повернула к Вере своё слегка лошадиное лицо:

– Ну, мама твоя, действительно, не подарок, а что касается мужей, то здесь и вспоминать нечего! Что первый, что второй! Закрой глаза – перепутаешь! А Вовчик твой, так вообще – мрак! Я бы ему не дала даже в голодный год за мешок картошки! А ты замуж пошла, причём, уже имея печальный опыт первого замужества.

Вере хотелось, очень хотелось спросить:

– Ты надеешься, что он у тебя бы попросил? Даже в голодный год? Это же какое оптимистическое здоровье надо иметь? Но удержалась – не спросила.

– Слушай, Верка, у нас в субботу бенефис у толстожопой. Придёшь?

Лена служила в театре, играла роли характерные: вздорные барышни, вредные жёны, развратные женщины. Но актрисой была востребованной и где – то даже поцелованной Создателем.

Толстожопой называла стареющую приму своего театра, актрису, которую просто боготворил театр, зрители и кинозрители. Толстожопая много и успешно снималась.

– Давай, приходи. После бенефиса будет банкет, а наши банкеты ты знаешь!

– Приду, конечно, приду! – ответила искренне довольная Вера.

Она обожала всю эту театральную кутерьму, притеатральные сплетни и романы. Вообще, жизнь подруги казалась ей вечным праздником. Она привыкнуть не могла к тому, что для Ленки все эти небожители – «ты» или того хлеще – «пшёл вон!»

Ровно в семь часов вечера Ленка стала ёрзать на стуле и поглядывать на экран телефона. Вера уже знала – это первый звонок к завершению свидания.

Ленка торопилась домой, к этому времени домработница приведёт после школы и музыкальных занятий её дочь, первоклассницу Лизу.

Расставаться не хотелось, и Вера спросила:

– А можно, я поеду к тебе, посидим ещё поболтаем, с Лизой пообщаемся? Я давно её не видела!

– Поехали, отчего же? – согласилась Ленка, – только у меня в доме – шаром покати!

О скупости Елены ходили легенды. Все знали, что, собираясь к ней в гости, надо было сначала загрузиться в ближайшем супермаркете.

Если ты этого не сделаешь, то можешь оставить надежды не только на слабый чай, но и на содержательность беседы.

Гостей Ленка принимала по принципу: «будемте кушать или посидим на балконе?» Ответа не слушала. Сидели на балконе, дышали воздухом.

Между тем, зарабатывала Елена очень неплохо, но этого едва хватало на то, чтобы впихнуть в позднюю свою доченьку всё, что она считала нужным для гармоничного развития личности ребёнка.

Любовь к своей такой желанной, такой выстраданной девочке и мечты о блестящем будущем дочери были смыслом Ленкиной жизни.

Но это вовсе не значит, что Ленка была сподвижницей и страдалицей. Ни в чём земном она себе не отказывала, мужчин укладывала в койку строго и умело, рюмку опрокидывала с гусарским мастерством.

Умела разговаривать матом (именно не материться, а разговаривать матом), но при всём при этом смыслом жизни была Лиза.

Поскольку женщиной Елена была очень неглупой, то к тридцати годам она оставила свои тщетные попытки выйти замуж, чтобы родить ребёнка.

Когда после нескольких неудачных попыток женить на себе безусловно красивого и талантливого мужчину (для чистоты эксперимента) Лена поняла, что её бесконечные потуги стать старо – родящей матерью неумолимо и быстро оттесняют её в разряд старо – гулящих женщин.

Но весь ужас её возраста и внешности был в том, что шансы неумолимо падали, а требования возрастали. И то, что вполне годилось ей лет десять назад, сейчас не то, что чувства – взгляда не стоит!

Но надо родить, во что бы, то ни стало! Времени на тщательный отбор не оставалось, да и претендентов не так чтобы куча. Вот и родила от кого попало!

Попало от сильно пьющего актёра Саратовского театра драмы, где Лена была на гастролях со своим именитым театром.

Герой – любовник демоном носился по сцене, таким же тёмным демоном свалился на неё в безумстве ночи. Красивый, брутальный, умница и балагур забыл не то, что про Леночку, он даже забыл о том, что имел счастье держать её в своих объятиях.

А через семь месяцев крупная, дородная женщина, причём здоровая, родила малюсенькую хилую подсинённую девочку. Получалось: гора родила мышь. И что ты будешь с этим делать? Но слабую мышку выходили и выпестовали.

Сейчас эта мышка уже улыбающаяся маленькая русая красавица с красивым лицом, освещённым синими фонариками глаз.

Часов в десять вечера Вера попробовала дозвониться маме, напомнить о лекарствах. Но маме дозвониться, как на луну слетать: почти не реально!

Вера прекрасно понимала, что сейчас мама разговаривает со своей приятельницей – Татусей.

Плачет и сморкается ей в трубку своим горем. И, правда! Единственная дочь! Вся жизнь в неё вложена, а выросла такая скотина!

И Вера не ошибалась в своих предположениях.

Серафима Георгиевна сидела в кресле, прямо держа спину, и выпевала свою вечную песню о своей жертвенности, о неблагодарной дочери, а там, на другом конце провода страдала в адских муках слушателя по принуждению безропотная Татуся.

– Ну и что ты думаешь? Её ещё нет! Она даже не удосужилась мне позвонить!

На том конце тяжело вздохнула Татуся. Куда звонить? Телефон занят больше двух часов.

– Конечно, ввалится за полночь, пьяная! Она же пьёт! С этой гренадершей Ленкой и пьёт! Уже в школе было ясно, что эта Ленка вырастет в пьяницу и проститутку! Родила неизвестно от кого! Спит со всеми подряд! Ты слушаешь меня, Тата?

– Да, Сима, я слушаю! Ты знаешь, – спасительно для себя начала Татуся – у меня же тоже проблемы с детьми. Вот вчера приходил Саша! Так он…

– Ой, Тата! Кто – то звонит в дверь! Давай, до завтра, родная. Извини.

Тата с облегчением положила трубку на рычаг и подумала: «Давно надо было свернуть на свою тему. Не пришлось бы столько времени терять! Ну и сука!»

Но Тата должна была суке много долларов, которые та ей дала под очень щадящий проценты. Сейчас, как раз, она хотела попросить об отсрочке очередной выплаты. А чтобы просить, надо уважать. Вот она и уважала.

Поздней ночью, а по маминому счётчику – ранним утром, Вера безуспешно пыталась вставить ключ в замок входной двери. С обратной стороны был вставлен мамой ключ – «наш ответ Чемберлену». Спала мама крепко, открыла на интенсивный звонок, минут через двадцать.

– Ты спиваешься, Вера! Ты гибнешь! Я пойду в театр, к этой сволочи! Я устрою ей вырванные годы! Вера! Остановись!

– Мама! Это ты остановись! Ты уже один раз сходила на работу к моему мужу. Ты разбила мою жизнь, а муж тихо спивается, уже без рабочего адреса. Я устала. Хочу спать!

Вера прошла в ванную комнату. Разделась и встала под душ, открыв всего лишь кран. Что и требовалось доказать! Мама никогда ничего не меняла в своих привычках!

После душа, Вера проковыляла к холодильнику и стала на ощупь доставать колбасу, холодную курицу, маринованный огурчик. Это был не ужин, а просто какой – то праздник живота.

Только сейчас она поняла, как голодна. Кроме алкоголя и кофе её ничем не угостили в хлебосольном доме подруги детства. А она же накупила всего: и ветчины со слезой, и пирожные для Лизки, алкоголь, конечно, тоже покупала она.

Сытая и умытая она свернулась клубочком на диване в своей комнате, предвкушая долгий и сладкий сон. Но сон отлетел, как и не было, а перед глазами всплыла история её короткого первого замужества.

Боже мой! Как она была счастлива и беспечна тогда, полжизни назад! Она вышла замуж за самого блистательного человека.

Он был старше Веры на десять лет, но она этого не чувствовала. С ним было интересно и весело. Красивый, умный, удивительный человек! А как он ухаживал!

Повстречались всего ничего, помёрзли в подъездах, неистово целовались в занесённых снегом парках, когда он провожал Веру из музыкального училища домой. Страсть бродила в организме, как переспелая ягода, а приткнуться негде.

Сергей снимал комнату, хотя вполне мог добиться для себя жилплощади. Его очень ценили в институте. Но он просто не думал, ни о каком благоустройстве для себя.

Всего его целиком занимала только работа. Что – то там из разряда физики и математики он открывал и усовершенствовал в своём институте. Звенел талантом, подавал надежды. А тут такая неземная любовь! Когда отношения дошли уже до своего крещендо, подали заявление в ЗАГС.

Жених познакомился с родителями: отцом и мамой Верочки. Был принят семьёй, одобрен и совершенно непринуждённо переехал из своего съёмного угла в их большую трёхкомнатную квартиру. У них с женой была отдельная комната поближе к входным дверям, что облегчало процесс приёма и проводов нескончаемых гостей.

Образовался почти забытый клан физиков – лириков. Они прекрасно проводили время в долгих беседах и песнях под гитару. Жили безалаберно и счастливо. Пока от сердечного приступа не умер отец Верочки.

Смерть отца поставила в доме всё с ног на голову. Покойный отец не то, чтобы разрешал дочке всё. Нет! Правильнее будет сказать, что он просто не запрещал ничего.

Папа умел относиться с уважением к чужой свободе, прислушивался к биению жизни молодых и никогда ничего не навязывал. Он даже советы давал только тогда, когда его об этом просили. Поскольку лидером в семье папа был безоговорочным, то, следовательно, и мама проявляла чудеса лояльности и взаимопонимания.

Сразу после похорон власть в доме переменилась. «Король умер! Да здравствует король!», вернее королева.

И пошло: и не расшвыривайте свою обувь, и накрывать стол сто раз не буду, так и знайте! И что это за стипендия вместо получки? И чтобы не один бородатый сюда ни ногой! Развели тут трактир! Убирай за ними!

Сергей угрюмо огрызался, а Вера трусила и молчала. Отношения молодых трещали по швам. Вера стала всё чаще задерживаться у Ленки, своей школьной подружки. Там, в квартире Лены и её сумасшедшей бабки студентами театрально училища устраивались упоительные вечера.

Здесь читали стихи, звенели гитары, и хлопали шампанским красивые мужчины! Сумасшедшая бабушка принимала участие в их молодёжных бесчинствах, много курила, прикладывалась к рюмочке. Рассказывала истории из своей бурной молодости. По всему видать, бабушка была ещё та дама!

Каждый раз после посиделок ей бывало так плохо, что она ложилась умирать и делала последние распоряжения.

Бабка приказывала себя похоронить по – человечески, то есть: ни в коем случае не кремировать. Она считала, что в следующей жизни кремированные люди возрождаются неграми. Негром бабушка быть не желала ни при каком раскладе. Видать, ко всему была ещё и расисткой.

Верочка начала врать, а муж сидел вечерами один в их маленькой комнате и сходил с ума. С ним из кухни, гремя посудой, вела диалог тёща. На повестке дня был один вопрос: где твоя жена, придурок?

Придурок потерпел ещё полгода и ушёл. В один день, никому ничего не говоря, собрал вещи и ушёл опять на съёмную квартиру.

Тёща вздохнула и со словами: «Пусть катится! Воздух будет чище!», перекрестилась. А то, действительно, корми его тут, физика этого с зарплатой – стипендией, которую стыдно даже озвучить!

А её беременная дочь билась в истерике. Муж ушёл, даже не зная, что у него должен родиться ребёнок. Вера бросилась к матери. Мама кричала: «Только аборт!» Но тут дочь неожиданно встала на дыбы и заявила, что всенепременно родит, во чтобы – то, ни стало, родит! Тогда мама поменяла тактику. Надо вернуть в семью загулявшего физика.

Дочь идти на поклон к мужу не хотела. Пошла мама. Но не к зятю, а к директору института, в котором на благо российской науки трудился Сергей. На всякий случай, чтобы не было осечки (чтобы уж наверняка!), обрисовала зятя в очень нелестных тонах. Директор смутился, но обещал провести среди ученого, но ветреного мужа воспитательную работу.

Но разговор с физиком вспыльчивый директор повёл не грамотно, на агрессивной ноте, за что был послан так далеко и точно, что просто обалдел. К утру шок у директора прошёл, а на дверях лаборатории Сергея Николаевича висел насмешливый базарный замок.

Документы выдали на руки незамедлительно, и катись на все четыре стороны сизым голубем. Кстати, так и не узнав, что ты уже без пяти минут отец! Вывод напрашивался один: в общении с начальством, не мешало бы быть более осмотрительным и толерантным!

А Верочка считала себя преданной и покинутой, и скоро вняла маминым трезвым доводам и отправилась на ликвидацию в себе зарождающейся новой жизни. Через месяц позвонил Сергей, просил о встрече. Вера категорически отказала. Так два человека любя и нуждаясь друг в друге, надолго растерялись в лабиринтах большого города.

Утром мама ещё раз сообщила Верочке, что та гибнет и объявила, что едет отдыхать в Хорватию недели на три. Мама уезжала! Это было просто счастьем! С отъездом мамы для Веры наступала относительная вольница, и душа обретала комфорт.

Кстати, второй раз замуж Вера вышла именно когда мама была в отъезде. Тогда она поставила маму перед фактом. Ей повезло – репрессий не было потому, что Сима сама собиралась замуж за очень положительного человека. И пристроенная дочь в доме лучше, чем никому ненужная учительница музыки. Долго жить вместе они, конечно, не смогли, и мама купила им с Вовчиком большую светлую комнату в хорошем районе.

Но хороший район располагался близко от съёмной квартиры первого мужа. Из передового учёного первый муж превратился в крепко пьющего мужика с сентиментальной слезой в глазу.

Он повадился таскаться к Вере с мольбами о возврате былого. То, что Вера, на минуточку, замужем, его нисколько не смущало. Он выпивал свои триста грамм, прислонялся к звонку и требовал окончательного разговора.

Вера выходила, ложилась спиной на дверь и долго уговаривала его одуматься и не трепать ей нервы. Помогали уговоры мало. Частенько муж аккуратненько укладывался ночевать на половике у Вериной двери. Муж, который второй, впадал в праведный гнев:

– Уйми своего идиота! Сколько можно спать под нашей дверью? Что ты хочешь, чтобы я ему морду набил? – второй срывался на фальцет.

– А и набей! – безразлично пожимала плечиком Вера.

А через неделю застала у себя в кухне идиллическую картину. Нет! Сначала, когда она открыла дверь, ей были голоса…

– И ты понимаешь, Серёга, – выводил страстным баритоном муж Володя, который второй, обращаясь к первому мужу – и постоянно врёт! То у неё собрание, то она устала, то её задержали дела! Знаем мы очень хорошо эти дела!

Муж заметил, наконец, Веру. И как бы продолжая начатую тему:

– А вот и Тусюша моя золотая пришла, якобы с работы. Сейчас будет рассказывать, как она устала…

– Она мне те же песни пела! – сочувственно икнул Серёжа, срываясь острым пьяным локотком со стола.

Время шло, совместные выпивки с перечислением всех смертных грехов Верочки плавно перетекли в дружбу по интересам. И скоро уже Верочка кричала второму:

– Забирай этого идиота и уходи с ним куда хочешь!

Володя приникал к тощей груди друга, как бы подтверждая этим жестом отчаянье двух обманутых душ, и две фигуры таяли в пространстве и исчезали. Иногда на сутки, а бывало и больше. Семейная жизнь шла под откос.

Вера бегала плакаться к Елене.

– Нет! Я бы так не смогла! – с ехидным подтекстом вворачивала Ленка.

– Ты бы, дорогая моя, много чего не смогла из того, что я могу! – тут же парировала Вера.

Она злилась и обижалась, в душе понимая, что оба её мужа оказались сказочниками, а не волшебниками. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Они красиво говорили о любви, много обещали, но ничего исполнить не умели. Не тот масштаб таланта. А Вере нужен был волшебник. Сказок она уже наслушалась до тошноты.