Пойди туда, не знаю куда. Книга 3. Три царства

И тут Нетот сообразил, что охотником он стал именно потому, что хотел управлять охотой. Он вдруг понял, что корни-лучи, выходящие из этого нижнего светила, наполнены охотой. И в каждом течет своя охота. Жить другим лучом охоты – значит не впускать в себя ту охоту, которую не хочешь впускать! Это искусство!

И однажды он избрал быть охотником, чтобы понять Охоту!

– Вот это открытие! – захихикала вдруг ехидная мысль. – Долго же ты шел до него!

– Да, долго, – подумал Нетот. – Мог бы и вообще не дойти!

И тут он снова поглядел на тот луч, что вызывал в нем проказливость. Он шел вверх, прямо к ветвям, и вокруг него тоже стояло марево из длинных ворсинок.

Нетот больше не пытался шагать по лучу, как по дорожке. Он разбежался и прыгнул вверх, так чтобы скользить животом по ворсинкам. И его понесло в вышину, прямо к кроне. Он даже освоил какое-то управление своим движением и продержался довольно долго. Но опять сорвался, не добравшись до ветвей.

Однако, падая, он заметил, что рядом уходит вниз еще один корень-луч, и сумел как-то оттолкнуться от ворсинок проказливого луча. Толчка хватило, чтобы уцепиться за ворсинки следующего, который понес его, словно русские горки, вниз.

Похоже, эти лучи были близкими по духу, потому что Нетот, хоть и почувствовал смену состояния, но не сразу понял, в чем разница. И лишь летя по лучу все глубже, сообразил, что наливается игривостью. Он хотел играть! Играть! Играть!

И сам полет по лучу был игрой!

Это было так здорово! Как в самом раннем детстве, когда игра захватывала целиком. И Нетот начал выдумывать, как бы поиграть с лучом. Но мыслей было немного. Он просто скакал и прыгал на луче, как на лошадке. Прыгал, визжал и смеялся.

Внезапно он заметил, что совсем вплотную к лучу охоты играть приближается еще один луч. Они даже шли какое-то время вместе, прижавшись друг к другу. И как только его ворсинки коснулись Нетота, он вдруг испытал страстную жажду учиться и тут же перепрыгнул на соседний луч.

Теперь он мчался по двум лучам сразу и учился играючи. Учился, как путешествовать по лучам охоты. Это вызывало целый обвал мыслей о том, что можно извлечь из этого приключения. Играючи он легко освоил, как правильно двигаться по лучу, как менять направление движения, как не сваливаться с него, как выбирать, куда двигаться.

И луч вдруг изогнулся под его воздействием и помчал его вверх, к кроне. А Нетот заливался хохотом, словно объездил прекрасного дикого коня…

Крона

В этом состоянии охоты учиться Нетот быстро сообразил, что может каким-то внутренним усилием подтягивать к себе второй луч, соединяя с лучом охоты. И тогда охота наполняет собой любое действие. Так, оседлав двойной луч охоты учиться, взлетел он к кроне Великого Древа, выбрав ветвь, которая опускалась книзу.

Чем ближе приближался он к кроне, тем отчетливее видел, что она тоже создана из света, но свет ветвей отличался от света корней. Как отличался, понять было невозможно, но разница отчетливо чувствовалась. Впрочем, Нетот довольно быстро отказался от сравнения, поскольку почувствовал, что его захватывает новая мысль: а нельзя ли соединить три луча?

С этой мыслью подлетел он к спускающейся вниз ветке, ощущая, что испытывает возрастающую радость от возможности к ней прикоснуться. Все произошло так же, как и внизу. Он вдруг оседлал и этот луч, который тут же начал набирать высоту. И какое-то время Нетоту казалось, что он летит на трех лучах, поскольку он испытывал радость от того, что может учиться таким необычным способом.

Однако, поглядев вниз, обнаружил он, что луч охоты исчез. Его еще было видно уходящим вниз, но видно было словно сквозь пленку или воду, как если бы луч дотянулся до какой-то поверхности и не смог сквозь нее пройти.

– Как рыба… – подумал Нетот, и ему пришла мысль, что там внизу – вода, а здесь – воздух! И он начал видеть, что пространство внизу действительно словно бы менее прозрачное, и видеть в нем труднее, в отличие от этого нового пространства, где он оказался. Понятно было, что не все, что живет в той плотной среде, может пройти в этот легкий и прозрачный мир.

А вот луч ученичества или познания прошел, как и сам Нетот. Они с лучом познания просто зацепились за ветвь из кроны, и она приняла их.

Что-то в этом было странное, и Нетот начал вглядываться в желание учиться и сообразил: охоты учиться больше не было, но было желание! Желание учиться! Он не сразу это разглядел, потому что для него хотеть и желать различались слабо. Но, начав вглядываться, он почувствовал, что это разные состояния.

Желание не было таким бурным, оно не захватывало целиком и не подчиняло, он вполне мог его сдерживать и управлял им. Желание позволяло ему не мчаться вперед к новому без оглядки, а задерживаться там, где он хотел что-то рассмотреть, и рассматривать это словно бы с разных сторон. Жила эта, на которой он двигался, была тоньше и гибче, чем жилы внизу, и управлять ею было легче.

То же самое ощутил Нетот и по отношению к ветви, за которую ухватился. Он попытался понять, что же она несет, но ничего, кроме прежней радости от того, что может учиться, не почувствовал. Но учеба – это всегда радость для того, кто хочет учиться, и Нетоту долго не удавалось понять, что же есть в этой ветви. А то, что в ней что-то было, он чуял.

В конце концов, сама жажда познания заставила его пожертвовать лучом учебы и отпустить его, оставшись лишь с ветвью, спускавшейся из кроны. Нетот перепрыгнул на нее целиком… и ничего не изменилось. Только желание учиться ушло. Но было по-прежнему радостно, и только.

– Наверное, это место такое, где просто воздух наполнен радостью, – подумал Нетот, подтянулся к следующей ветви, оказавшейся рядом, и перепрыгнул на нее.

Радость мгновенно покинула его, зато охватила ярость. Он мчался на этом луче, словно на боевом коне, и образы древних битв заполняли его сознание. Он ощущал, что глаза его широко раскрылись, но словно бы втянулись внутрь, так что он видел только путь вперед и вверх.

Тут-то он понял, что это был за луч, с которого он ушел, как и то, что вовсе не так уж очевидно, что в этом мире учиться было бы легче и проще. Ветвь ярости взмыла вверх и неукротимо несла его к небесам, которые по мере их приближения наливались невероятным светом. Нетот ощущал это движение пугающим, но одновременно таким желанным! Он попытался дать ему имя, но ничего, кроме яростного стремления, придумать не мог.

На самом верху они приблизились к новой ветви, и Нетот решил оседлать и ее. Это ему удалось, но направление его движения тут же сменилось, и теперь он мчался вниз, испытывая такой яростный гнев, что даже его глаза выпучились. Он вспомнил состояние коршуна и понял, что сейчас ищет там внизу кого-нибудь, на кого сможет обрушить весь свой гнев.

Это напугало его, и он попытался освободиться от ветвей, отпихивая их ногами. Но отпихнул лишь луч ярости, оставшись висеть на ветви гнева. Движение сразу прекратилось, словно без ярости гнев неподвижен. При этом гнев начал накапливаться, взбухая вокруг него гроздьями. Нетот висел в каком-то безмерном пространстве, раздуваясь от гнева, и смотрел вниз выпученными глазами в поисках хоть кого-то, кто может принять его гнев.

Наверное, его разорвало бы от этого, но он заметил, что ветвь гнева взмывает вверх из какого-то пространства, подобного нижнему светилу. Приглядевшись, заметил и то, что из этого места выходят еще ветви.

– Вот это я бы хотел посмотреть поближе, – подумал Нетот сквозь гнев, и тут же тонкая веточка дотянулась до него откуда-то сбоку. Нетот ухватился за бахрому вокруг нее и почувствовал, что наполняется желанием, которое вытесняет гнев.

Нетот овладел собой и перешел на ветку желаний. Как ни странно, но гнев полностью ушел, словно вытек, причем, ушел легко, им вполне можно было управлять…

– Как любопытно! – подумал Нетот, и ему захотелось изучить это.

И в тот же миг новый лучик проявился рядом с ним. Нетот дотянулся до его бахромы и понял, что это снова был луч познания. Радость вспышкой промчалась сквозь его сознание, и Нетот увидел, что еще один луч тянется к нему. Это явно была уже знакомая ветвь радости. Но он не стал даже за нее хвататься, потому что жажда познания была сильнее, и потянулся снова к ветви гнева, на которой медленно рассасывались грозди, которые он недавно взрастил.

Гнев мгновенно и охотно заполнил его целиком. Но Нетот, теперь не отпускающий луч познания, оттолкнулся от ветви гнева и дотянулся до луча радости. И радость стремительно вытеснила гнев!

Так проделал Нетот несколько раз с гневом. Затем подумал, что хотел бы проверить это на ярости, и ярость немедленно протянула к нему свою ветвь. Но и с яростью было то же самое. Она заполняла всецело, глаза его тут же проваливались и устремлялись по узкому коридору вверх, словно смыслом ярости было вырваться из этого воздушного мира в мир света. Но стоило по-настоящему принять решение перейти в радость, как ярость исчезала, словно ее и не было. С ней пропадала и устремленность вверх, зато мир вокруг становился прекрасным…

Нетот опробовал все встречные ветви и познакомился с любовью, верой и надеждой. И все было так же. Однако следующая ветвь, которую он встретил в своем путешествии, оказалась для него непростой. Это была тоска…

Она так же заполняла всецело, так же меняла она и его глаза, делая их плоскими и белыми. Но от нее не удавалось избавиться, потому что она лишала силы. Луч радости и луч желания даже подтянуть к себе не удавалось. А когда удалось все же подтянуть луч познания, – он почему-то продолжал действовать даже в этом состоянии, – тоска ушла не целиком. Какие-то ее обрывки еще долго цеплялись за что-то внутри сознания, как обрывки тумана цепляются за кусты…

Пришлось долго промывать себя радостью и ликованием, которое приходило, когда какая-то из ветвей дотягивалась до света, лившегося сверху…

Тем не менее, Нетот понемножку освоился в кроне Великого Древа и начал даже узнавать ветви издалека. Как только он это понял, ветвь познания понесла его прямо к светилу, из которого росла вся эта крона.

Возле верхнего светила все было так же, как и внизу. Не было никакой почвы под ногами, но можно было свободно перемещаться в любом направлении. При приближении к любой из ветвей новое чувство заполняло все нутро. Но оказалось, что эта крона – не вершина Древа. Ствол уходил еще выше, куда-то в вышину и свет, где, правда, Нетоту ничего не удалось рассмотреть. Его глаза словно не были приспособлены, чтобы видеть в таком свете…

Но на самом стволе прямо над ветвями обнаружил он странное утолщение, подобное осиному гнезду. И из него тянулись ко всем ветвям тонкие жилки, подобные паутине…

Паучье гнездо

Это утолщение на стволе Древа очень заинтересовало Нетота. Оно словно наблюдало за ним, и он даже начал подозревать, что это живое существо прикидывается наростом на дереве. Потом он подумал, что это паук, а жилки, которые тянутся от него по всему Древу, действительно паутина…

Нетот кружил вокруг, пытаясь разглядеть в неровностях поверхности утолщения спрятавшегося паука, но на паука это все уж слишком не походило. И Нетот пришел к выводу, что это не паук, а паучье гнездо. В таких гнездах паучихи выводят маленьких паучат, и их там множество. После этого ему стало казаться, что в гнезде и вправду что-то шевелится… И это вызвало в нем ощутимое чувство опасности!

Нетот хотел подобраться поближе и потрогать гнездо, но мысль, что так он его вскроет и окажется один против тучи меvлких голодных паучат, удержала его. Впрочем, не сдержав любопытства, он по-прежнему пытался рассмотреть, что же там движется, и пришел к выводу, что если там и есть что-то, оно не мелкое и не множественное. Двигалось что-то одно.

По мере того, как восприятие Нетота настраивалось, движения все более явственно ощущались под оболочкой гнезда, будто сквозь нее проступало некое тело. Однако сколько Нетот ни пытался за ним угнаться, он никак не мог оказаться напротив того, что двигалось. Оно все время ускользало, успевая повернуться на другую сторону.

В конце концов, Нетоту надоело гоняться, и он решил затаиться и подкараулить. И был вознагражден. Но то, что он увидел, потрясло его до ужаса! Внезапно появившееся сбоку гнезда движение остановилось прямо напротив него, и в гнезде распахнулась щель, а из нее глядел огромный глаз!

Нетота отбросило и обдало холодным сивоном, так что не только спина, но и руки и ноги покрылись пупырышками, а волосы по всему телу и на голове встали дыбом. Глаз мгновенно закрылся и исчез, переместившись дальше, но Нетота еще долго несло прочь от него в пространстве между ветвями.

Оторопь была настолько велика, что он не сразу догадался зацепиться за какую-либо из ветвей и остановиться. Но когда сообразил, то уцепился за жилу познания, случайно оказавшуюся рядом, и это все поменяло. Происшедшее мгновенно начало восприниматься как вызов, и стало чудовищно любопытно, что ЭТО было?!

Нетот не стал отпускать жилу и начал вместе с ней подбираться поближе к утолщению, предполагая, что это мог быть глаз огромного паука. Но теперь домыслы не устраивали его, теперь, проникнувшись жаждой познания, он хотел знать точно.

Жила познания, похоже, усилила его способности и увеличила скорость. Теперь он начал замечать, что ЭТО С ГЛАЗОМ внутри гнезда не просто движется. Оно постоянно останавливалось, открывая щель в любой части гнезда и на мгновение распахивая глаз. Но тут же его захлопывало и перемещалось дальше резким скачком.

Нетот вспомнил свои охотничьи навыки, вспомнил, как тропил зверя, изучая его пути и повадки, и применил это к глазу. Не сразу, но довольно быстро он заметил, что скачки были не такими уж беспорядочными. Глаз повторял определенный набор перемещений, распахиваясь точно в тех же самых местах, лишь временами начиная трепетать под поверхностью гнезда и дергаясь в непредсказуемом направлении.

Понаблюдав за этим, Нетот стал понимать, что глаз этот должен двигаться вполне понятным путем, но в его движение что-то вмешивается, и тогда он дергается, скачет раз или несколько непредсказуемо, а потом возвращается к обычному пути. И движется по нему, перемещаясь с огромной скоростью, так что мгновенно оказывается в другом месте.

При этом двигался глаз по поверхности гнезда словно бы против солнца, накручивая мотки то выше середины, то ниже, как бабушки мотают клубок с нитками. Но стоило войти сбою, как глаз начинал дергаться, подымаясь вверх или так же неровно опускаясь вниз.

Похоже, если бы не помехи, движение глаза всегда было бы круговым. Но то, что ему мешало, двигалось сверху вниз и снизу вверх, и глаз словно бы пытался за ним уследить. При этом, двигаясь вверх или вниз, он успевал открыться несколько раз, так что Нетот непроизвольно начал прослеживать за направлением его взгляда, и, как ему показалось, заметил какое-то движение в ветвях Древа.

Заметил, но ни рассмотреть, ни уследить не смог… Если там что-то и было, его скорости были Нетоту недоступны даже с жилой познания.

Поэтому он бросил это бесполезное занятие и начал наблюдать за глазом. И так вычислил место, где глаз открывался чаще всего и оставался открытым дольше. Нетот расположился напротив этого места и стал ждать.

Первые разы, когда глаз распахивался прямо перед ним, это все равно приводило Нетота в ужас. И даже не потому, что глаз был огромным. Нет, что-то ужасное было в самом глазе. Как если бы он превосходил все человеческие возможности противостоять и обладал силой, одно присутствие которой рядом делает человеческую жизнь ничтожной.

Однако вскоре Нетот привык и развил в себе какую-то способность выдерживать эту близость. Не в том смысле, что сивон перестал пробегать по его телу. Нет, стало даже хуже: теперь каждый раз его охватывал не только сивон, но и начиналась дрожь внутри тела. Сначала только в груди, в середке, затем она начала разливаться вверх и вниз, так что казалось, что все нутро трепещет. Но теперь Нетот мог с этим жить, он сохранял способность думать, несмотря на сивон и внутренний трепет.

Думать и решать задачи. А задачей он себе поставил поймать взгляд этого глаза. Глаз распахивался, но, как понял Нетот, не видел его. Он глядел словно в никуда. Или куда-то, но это «куда-то» было Нетоту недоступно. Нетот попытался помахать руками и попрыгать, чтобы привлечь внимание глаза к себе, но это было бесполезно. И он сам ощущал, что это слишком медленные движения. Глаз жил совсем в другой скорости, так что движения Нетота были для него просто не видны.

Тогда он начал смещаться так, чтобы глядеть, когда глаз откроется в очередной раз, прямо в зрачок, можно сказать, в самое зрение глаза. Но поймать эту ось зрения, уходящую внутрь глаза, было совсем не просто.

Поэтому Нетот решил не ловить ось, а вглядываться внутрь глаза вдоль по ней, и довольно скоро заметил, что под желтой блестящей поверхностью зрачка вспыхивают искорки. Чем больше он вглядывался, тем лучше он видел в глубине глаза и тем больше всего замечал, словно обучался новому способу видеть.

Постепенно он начал не просто ловить взор, но пытаться проникнуть вглубь зрачка, чтобы рассмотреть, что это за искорки и где они зарождаются.

Не с первого раза ему удалось рассмотреть, что искорки словно бы всплывают из глубины глаза к поверхности зрачка. А там в глубине было что-то, что их порождало… Теперь Нетота не занимал сам глаз, при каждом его открытии он пытался дотянуться своим взором до источника искр, но глаз постоянно закрывался быстрее, чем это удавалось.

Усилие истощило Нетота, и он отвалился и даже прилег на жилу познания, отдыхая и восстанавливая силы. Отдых этот на жиле познания, надо признать, был весьма беспокойный – тело отдыхало, но разум постоянно искал решения, словно взрываясь новыми образами. Нетот начал наблюдать за этим, даже попытался остановить поиск, но это ему очень плохо удавалось.

Пришла мысль, что надо отцепиться от жилы познания, но вот этого он себе позволить не смог, даже засмеялся от такой глупости: наслаждение, которое он испытывал, думая, было слишком высоко, чтобы осознанно решиться потерять способность познавать.

Он хотел осмыслить это новое для себя состояние, но тут же пришла ему мысль, что хорошо бы подтянуть корень охоты. Он принялся мысленно искать охоту, и даже почувствовал, что она отзывается, но его тут же начало утягивать вниз, к корням, прочь от паучьего гнезда. Это ему не понравилось, и он отпустил охоту, вернулся на прежнее место и начал звать ветвь желания.

Не сразу удалось ему перестроиться с охоты на желания, уж очень разные были от них ощущения. Но тут глаз взглянул на него, и в тот же миг он нащупал где-то в пространстве жилу желаний и потянул ее к себе. И она пришла.

Теперь Нетот сидел на двух жилах сразу – познание, соединившись с желанием, стало сильнейшим желанием познать, найти решение, открыть тайну. И когда Нетот в этом состоянии заглянул в открывшийся перед ним глаз, он дотянулся до источника искр…

И оказался внутри глаза, словно его проглотили! Ощущение было такое, будто кто-то огромный втянул в себя воздух и с ним комара, которым ощущал себя Нетот.

– Вот дурак! – услышал он хихиканье ехидной мысли, но даже не смог ответить, так силен был его ужас.

Внутри паучьего гнезда

Снаружи гнездо было большим, даже огромным. Но когда Нетот оказался внутри, первое, что ударило по его восприятию, это безмерность пространства, в котором он оказался. Как такая огромность могла умещаться в каком-то гнезде, пусть даже толще, чем ствол великого Древа?! У гнезда изнутри не было границ! И это вызвало вспышку страха: где искать выход, как выбираться из такого места?!

Но эта вспышка была хоть и пронзительной, но очень краткой. Нетот даже не успел ее по-настоящему осознать, потому что в следующий миг по всем его органам восприятия ударил резкий, разрушительный свет! Он лился со всех сторон и с такой силой, что Нетот мгновенно ослеп. И лишь глядя во время, то есть вспоминая свои ощущения, он смог понять, что у пространства этого было устройство.

Уже ничего не видя глазами и полностью отдавшись той силе, что влекла его к середине гнезда, Нетот осознал, что все гнездо состояло словно бы из лучей, разлетающихся от середки во все стороны. Или наоборот, стремящихся в этот узел средоточия. Лучи не упирались ни в какие стенки, они просто уходили в бесконечное пространство, и были такой яркости, что даже воспоминание о них вызывало сильнейшую боль.

Но эта боль тоже оказалась слабой, когда Нетота втянуло в самое средоточие и начало там кружить. С дуру он на миг открыл глаза, чтобы понять, что с ним происходит. И свет выжег его глаза! Но это не помогло. Казалось, что все органы восприятия превратились в зрение. Он видел этот свет слухом, кожей, свет заполнял ноздри, вместо запаха, желудок – вместо голода, рот – вместо вкуса. И заполнял с такой силой, что выжег весь рот и спалил язык, когда Нетот попытался кричать…

Сильнее боли не могло быть. Но в миг, когда Нетот понял, что барахтаться бесполезно, и непроизвольно расслабился, его втянуло головой в самое средоточие, словно в глаз воткнули горячую головню. И он снова закричал, теряя сознание.

Это было удивительное ощущение – потерять сознание там, где потерять его невозможно, потому что сознание рвется в тебя снаружи и возвращается, сколько бы ты его ни терял. Нетот терял его несколько раз, и каждый раз безжалостный горячий свет возвращал его сознание и прорывался глубже, словно у сознания было много-много уровней. Так что, теряя сознание, Нетот оказывался сознающим еще лучше и лучше. Тогда он терял сознание еще раз, но свет прорывался еще глубже, и он снова все сознавал.

Несмотря на нестерпимую боль, Нетот как-то видел то, что с ним происходит, и выглядело это так, будто в глубине его было нечто, что считало себя собой. И это нечто, можно сказать, Я, каждый раз, когда было нестерпимо, пыталось сбежать из тела. Видимо, оно сбегало наружу, сдавая очередной рубеж обороны или своей крепости. Но поток света снаружи загонял его обратно, за этот рубеж, и Нетот видел, что там он тоже сознает себя как Я…

Сколько длилось это бегство от боли вглубь себя, сказать было невозможно. То ли это происходило мгновенно, то ли где-то, в том его прежнем мире, проходили дни и недели… Но Нетот сражался, чтобы сохранить себя и не дать выжечь полностью. И это было больно, чудовищно больно! И длилось, и длилось!

А потом пришел миг, когда Нетот понял, что хочет спать. Он даже вспомнил, как в одной из жизней висел на дыбе, и было так больно, что в какой-то миг он просто уснул внутри этой боли. И он попытался уснуть. Но уснуть – это уйти из тела душой, уйти в привычные миры души, где она отдыхает, путешествуя. Для этого путь наружу должен быть.

А его не было! Был только поток света, с силой мчащийся внутрь. И как только Нетот попытался сбежать из тела, этот поток подхватил его душу и ударил ее о последний барьер. Барьер исчез, словно распахнулся, и поток хлынул сквозь Нетота. Сразу же ушла боль. Она умчалась вместе со светом, который свободно лился сквозь. Теперь, когда ему ничто не мешало, не вставало преградами на его пути, свет просто тек, и даже перестал ощущаться чем-то болезненным…

Он заполнял все внутреннее пространство, и оно ощущалось столь же безмерным, как и то, из которого этот свет лился. Тут Нетот почувствовал себя тем средоточием, которое висело в середине гнезда. Свет из безмерного внешнего пространства собирался в него и, не находя преграды, лился в такое же безмерное внутреннее пространство.

Затем Нетот сообразил, что, похоже, этот так и есть, ведь его затащило внутрь гнезда и воткнуло средоточие ему в глаз, как он помнил. И это было удивительно: он все же что-то помнил. Он только не помнил, в какой именно: правый или левый глаз? Он попытался жмуриться глазами поочередно, но глаза были где-то далеко снаружи того потока, что тек сквозь него, и он пришел к выводу, что поток идет сквозь какой-то внутренний глаз.

Однако при этом ощущения от телесных глаз были разными. Он решил открыть их и заранее сжался от боли, собираясь с силами. Однако левый глаз открыть так и не удалось. Правый же он открыл и не увидел никакой разницы: снаружи был тот же свет, что и внутри. Поэтому Нетот усомнился, что открыл глаз. Похоже, глаза больше не было, и он открывал не глаз, а всего лишь веки…

Боли тоже не было. Точнее, не было новой боли. Глаз просто болел внутри от ожога, как болели язык, небо, ноздри изнутри и кожа. Нетот посмотрел на кожу своего тела изнутри, и ему пришла сумасшедшая мысль: если глаз нет, сможет ли он видеть кожей?

Он попытался посмотреть из груди, и это ему удалось. Вернее, он почувствовал, что смотрит из груди сквозь кожу, но видел он все тот же белый свет. Какая-то разница, правда, была, но определить, в чем она, не удалось… Тогда он высунул язык, предполагая посмотреть им. И тут же спрятал – почему-то язык снова обожгло.