Восхождение к власти: Новый порядок

Степан Кирнос

Восхождение к власти: новый порядок

«Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем».

– Первое послание апостола Павла к Коринфянам – глава тринадцатая, стих восьмой.

«Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету».

– Антуан де Сент-Экзюпери. Из книги «Маленький принц».

«Не власть сего мира важна человеку в первую очередь, но то, что способно возвести его на высоту, сделать сильным и мирным. Я говорю о любви и семье, ибо разрушив их, уничтожив образ сих понятий, мы и обрекли наш мир на величайшее страдание. Власть приходила и уходила, но вот любовь и опора семьи, как были стёрты, так и не возводились в центр погибшего мира. Помните, что всякая власть упраздниться, а само её существование не способно сделать человека счастливым. Но вот построенная по добру семья и любовь вокруг человека могут укрепить его дух. Власть же, хранящая любовь и семьи, истинно достойна почитания. Нам же, что бы здоровый мир обрести нужно преуспевать в любви к Творцу и человекам, создавать семьи»

– Сарагон Мальтийский. Философ времён «Великого кризиса».

Пролог

Российское Имперское Государство. Владивосток. Одиннадцатое декабря.

В прекрасной ночной полутьме изумительного прибрежного города мало что можно разглядеть. Сумрак обволакивает все постройки, силуэты и детали, поглощая их, а приятный туман делает атмосферу более мистической, томной и завораживающей. Только свет высоких фонарей немного рассеивает плотный мрак холодными лучами неоновых ламп, заключённых в подобие светильников девятнадцатого века.

Старый город, ранее бывший столицей Приморской Республики1, ныне жемчужина России на Дальнем востоке. Узкие улочки стесняют восстановление дома, чьим украшением стали украшенные и мастерски выполненные фасады. Улицы выложены гранитной и мраморной плиткой, на площадях и исторических переулках высажены клумбы с цветами. Но сейчас не растут тюльпаны и розы, ибо град укрылся лёгким снежным покрывалом, примерив на себя белый саван.

На улочках Владивостока ни души – в час ночи мало кто выходит из своего дома и только одна фигура бредёт сквозь сумрак. Вокруг слабо колышутся имперские флаги – чёрно-жёлтые полотнища с гербовым двуглавым орлом, многочисленные цифровые глаза берут в объектив одинокого человека. То и дело он попадается на глаза сотрудникам полицейской жандармерии, и даже его заприметил агент Службы имперской безопасности. Будь это обычный человек, его бы уже спросили, почему так поздно он гуляет по улицам, и составили протокол, но красный балахон, подпоясанный чёрным пояском, чётки в руках, символ слезы на одежде и блеск металлических пальцев говорит о статусе сего подданного. Его не задержат, ибо все знают, что этот человек наделён имперским иммунитетом, отмеченным статусной одеждой и символом чёрного атласного креста на спине. Он медленно бредёт между двухэтажными зданиями, возвышающимися над клумбами, где некогда росли цветы. Лицо скрыто под капюшоном и маской. Внезапно человек остановился и нагнулся к земле. Его пальцы со снега подняли что-то, а кибернитческие глаза разглядели игрушку – на холодной ладони из металла покоится чёрный резной деревянный конь, размером со спичечный коробок.

Если бы у этого человека ткань у глаз не заменили кибернетические новшества, то возможно по его щеке потекла бы слеза. Но вместо этого в глубине груди, где плоть и металл составляют единое, пробудилось что-то от сожаления и скорби. Напоминание о старом, чего он сам лишился и что было забрано у другого человека, живущего за полмира отсюда.

– Отец Андрей, – внезапно раздалось сзади воззвание. – Поздно вы вышли на прогулку.

Существо развернулось и увидело, как к нему подходит высокого роста черноволосый мужчина, с мужественным лицом и в тёмной полицейской форме. Дыхание выдаёт облачка пара, чего нет у «отца», ибо его механические лёгкие отдают лишь холодом.

– Хорошее время, – раздалась металлическая речь, и мужчина протянул игрушку полицейскому. – Кто-то обронил.

– Ох, хорошо, – полицейский забрал коня, почувствовав холод неживых рук, в которых теплится искра души. – Скинем на сайт городского департамента находок. Конечно не тоже самое, что ловить крамольников и республиканцев, но так же дело – благое.

– Прекрасно, – за звоном безжизненной речи Андрея не понятно, какую эмоцию он вкладывает в слова.

– Скажи, вот зачем ты уехал из Рейха? Сколько раз мы слышали от отца Павла, что ты с юга. Вот что тебя заставило в монахи уйти? Да ещё и православные.

– Я уехал оттуда давным-давно. После того, как я не смог защитить смысл жизни моего друга, сама страна стала меня тяготить, – хладно ответил «Андрей». – И сейчас там крайне неблагоприятная обстановка. Хотел бы, чтобы тогда, на Балканах, пошло всё иначе, но пути Господни неисповедимы.

– Интересно, получается, – кивнул полицейский. – Вы столько всего пережили, и, наверное, вы можете поведать множество интересных историй.

– Не все они радостные.

Они вдвоём продолжили путь, всматриваясь в образы ночного города, пережившего Великий кризис и ставший оплотом имперской власти на дальнем востоке, и размышляя о Владивостоке. Бухта «Золотой рог», окружённая домами, укутанная в зелень пышных деревьев летом, ныне стала приютом для множества кораблей, как торговых барж, так и для военных фрегатов. «Андрей» сколько тут был, с восхищением взирал на перестроенный Золотой мост, на множество музеев и соборов, которые были восстановлены после веков запустения и разрухи. Город сверкал славой живой страны, восстановленной страны.

– Как вам? – спросил стражник порядка, отряхнув от снега лейтенантский погон. – Мы практически на задворках России, но и тут сохраняется образцовое благочестие, правопорядок и мир.

– Здесь больше политических возможностей для вашей страны… Китайская Империя, Монгольское Великое Ханство, Корейский Союз, Японский Сёгунат.

– А для вас? Какие возможности открыл этот город?

– Я тут только для обретения душевного покоя. Не более того… ибо того требует моя душа, её остатки. Мир – вот что для меня сейчас самое главное.

– Главное, чтобы вновь не возгорелось пламя войны всех против всех… как то было во время Великого кризиса. Ух, голова кругом идёт от того, сколько сторон схватились.

– Я через многое прошёл, лейтенант, – полицейский разглядел холодный свет диодных глаз, в которых можно было увидеть человеческое тепло. – Во истину, война – самое страшное может быть. Чего стоит человеческая душа в огне войны? Чего стоят его любовь, интересы, жизнь? Правильно – для военной машины они – ничто. Сама человечность, достоинство человека, нивелируется? Правильно ли это? – они продолжили идти. – Лейтенант, жертва порой бывает слишком велика… но стоит ли она того?

Глава первая. В тени безумия

Двадцать восьмое декабря. Империя «Рейх». Рим.

Огромный, не вмещающий с высоты птичьего полёта город, раскинулся далеко за пределы семи холмов. В древности он был сосредоточением могущества средиземноморской империи, а затем стал светочем веры на долгие столетия. Но сейчас его отличительная черта это огромные серые монолитные постройки, обитые бронзой и скудно окрашенные, широкие улицы и площади, перемежающиеся с роскошными злотоукрашенными храмами, что сияют посреди серого моря подобно маякам для душ.

Небеса словно вторят облику славного града под ними – они укутались в мантию из грузных пасмурных облаков, нависая тяжёлым потолком над Римом, словно скрывая от лика Божьего тот ужас, что творится в городе. Ветер, прохладный северный поток воздуха летит сквозь улочки столицы, обдувая людей, вздымая маленький мусор и гоняя тучи пыли.

Но интереснее всего было бы наблюдать за городом не с выси, а с его улочек и блуждать среди домов, где творится то, что открывает всю сущность происходящего в стране. Чтобы увидеть действительность, нужно спуститься с небес на землю, как это сделал высокого роста мужчина, бредящий сквозь людской поток, текущий по бетонным плитам, зажатыми между рослыми постройками. Он, будучи представителем одного из сильнейших ведомств в Империи, предпочёл идти пешком через городские дали. В тёмном простом тканевом пальто, со шляпой на голове, выглаженных чёрных брюках, опустив взгляд, он быстро пробирается через толпы народа, посматривая за «слугами дома государева».

В чёрной «броне» ходят стражи порядка. Это уже не обычная рядовая полиция, а усиленные охранные подразделения, обвешанные оружием, патронами, гранатами и тяжёлыми бронежилетами. Если обычные сотрудники правопорядка, высланные на патруль, носят при себе электрошоковую дубинку и пистолет, то эти не будут церемониться. При любом подозрении на нарушение порядка, эти «рыцари» будут беспощадно отстреливать нарушителя. Что мужчина и наблюдает – два полицейских залили огнём из дробовиков какого-то мужика, который сплюнул в сторону портрета Архиканцлера. Благо они собирались задерживать мужчину и загнали пули резиновые, поэтому он отделался синяками и грядущим суровым возмездием – ему сулит тюрьма или прилюдная порка со штрафом.

Помимо них в народ вышли, и квартальные судьи от Трибунала Рейха. Судебная система Империи обладает своими «воинами пистолета и протокола» для того, чтобы обеспечить в мир на улочках страны. Если полиция, Корпус Веры или иные силовые структуры исполнительной власти, или церкви имели право только задержать преступника, либо покарать в случае опасности, но по большинству дел всё равно суд должен был вынести решение, то вот квартальные судьи и иные силовые служащие в Трибунале могли прямо на месте задержать преступника и вынести решение. В тёмно-синих плащах, утянутых лёгкими бронежилетами, они высматривают любого, кто посмеет покуситься на закон Империи.

– Именем Империи Рейх я призываю вас внемлить слову раба государева, – стал говорить в громкоговоритель один мужчина, облачённый в тёмную рясу в шлёпках. – Добрые горожане славного града Рима, Культ государства призывает вас, нет, именем Канцлера вышняго, подчинённого воле Господа нашего, приказывает вам не стать сопричастниками мерзопакостного бунта, крамолы или иной попытки осквернить наш великий дом. О Рим благословенный! Ты жемчужина из жемчужин, выбранная самим Создателем для того, чтобы стать праведной столицей богоизбранного государства! – заключил проповедник.

Человек в шляпе рад был бы улыбнуться тому, что сейчас никого не задерживают, что после этой пламенной речи толпа не разревелась в фанатичном припадке пламенной любви к государству. Всем сейчас тяжело – новый правитель решил показать, насколько он «умён» и объявил месяц «праведных трудов на благо государства». Теперь каждый житель страны обязан работать по десять часов в сутки и воздавать благодарственные песнопения главе государства, чтобы доказать, что гражданин – ревностный служитель страны. Нарушителей нового порядка ждали штрафы, заключения и конфискации имущества.

После недавнего поражения в маленькой гражданской войне, Архиканцлер помешался на верности, как и подчинённых, так и народа. Парень чуть поправил шляпу, чтобы узреть страшное зрелище – там, где улица начинает уходить ввысь, возле высоких строений расставлены клетки с людьми. Это, на потеху фанатикам и на устрашение всем «неверным» выставлены на всеобщее порицание возможные предатели. Мужчина в пальто понимает, что максимум, чем провинились эти «крамольники» так это пошутили неудачно, пришли не вовремя на работу или выразили недостаточное благоговение перед изображением государственной символики. Мужчины и женщины, за толстыми прутьями металла, в дырявом старом тряпье, стали символом новой политики Архиканцлера. Каждый проходящий может плюнуть в них, облить грязью или швырнуть камень, а может и подать еды, чтобы те не умерли от голода, жажды или холода. Пятнадцать суток такого содержания могут быстро вразумить любого «неблагонадёжного» гражданина.

Парень идёт дальше, не обращая на них внимания. Лишь бы не видеть их измученных лиц и израненных тел. Невольно, взирая на то, как культист государства даёт «благословение» чтобы какой-то юноша метнул камешек в одного из заключённых, мужчина вспомнил слова из Главной Книги – «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим»2. Это книга особо чтима в Рейхе, но стремятся ли власть предержащие исполнять её установления?

Путь странного человека лежит в один из дворов, куда он шагнул прочь с улицы. Вне длинной улицы народа немного и быстро шагая, мужчина вошёл в просторное пространство, образованное между двадцатиэтажными домами. Серые как бетон они похожи на коробки, имеющие на углах бронзовую окантовку, а у подножья разбитые клумбы с единственным, что пёстро разбавляет здешнюю мрачность. Но если поискать, то можно найти, что где-то у домов есть санкционированное граффити, рисунки, небольшие пристройки, более украшенные палисадники. Всё это – заслуга активности и праведности жителей этих домов, ибо только новоустроенное Управление эстетического уюта при Министерстве Духовно-информационного развития имеет право выдавать жителям разрешение на «украшение» домов и то, только после разрешения от Квартального владыки от Культа государства и Епархиального архиерея.

После того, как маленькая гражданская война окончилась, Архиканцлер решил переустроить исполнительную власть в Империи и теперь вместо сотен министерств или одного единого, их только пять, но в их структуре теперь неисчислимое множество управлений и департаментов. Министерство дел политических, Министерство экономики, Министерство социального развития, Министерство духовно-информационного развития и Министерство времени, возглавляемые министрами и министерским консулом над ними, теперь являют всю исполнительную систему в стране.

Мужчина оставил мысли о государственном устроении и продолжил идти. На украшенных лавках сидит пара стариков, с отличительным маленьким значком на груди – серебряная клюка на чёрном фоне. Он выдаётся пенсионерам, став одновременно даром, так как теперь к ним должны относиться с почтением и проклятием, ибо они сами теперь обязаны являть образец мудрости и опыта, не имея возможности быть сорванным, ибо как сказано в Законе «О социальных гарантиях пенсионеров» – «Они, люди возраста пенсионного, собой предстают объект для осуществления деятельности подражания. А если пенсионер себя таким не являет, то надлежит ему в льготах иметь меньшие ставки в половину от нормального». Учитывая, что Закон этот писался не только Буле, но при поддержке Культа государства, его неюридическая лексика ещё сносна.

Пройдя мимо тихо разговаривающих стариков, мужчина скрылся за металлической дверью. Там, перемахнув через пару ступенек, он оказался у скромной двери, в которой увидел своё отражение, как в чёрном матовом зеркале. Пара стуков об неё, и она открывается наружу, и перед гостем показывается фигура короткостриженого черноволосого мужчины, на котором висит кожаная куртка цвета угля, покрывающую синюю футболку и джинсы. А на новопришедшего уставлен взор двух изумрудно-зелёных очей.

– Чего встал в дверях, – раздался упрёк грубым низким гласом, когда парень замешался, – давай залетай, а то все тут промёрзнем.

– Ох, господин Яго, как вы всегда очень любезны, – сняв шляпу в маленькой тёмной прихожей и обратив худосочный лик в сторону комнаты, сказал парень.

– Так, инспектор Морс, не выпендривайтесь, – Яго пошёл прочь из прихожей, ступая на ковёр. – Давай-давай, не стой там.

Морс последовал за Яго и оказался в гостиной, где заприметил небольшую трещину на экране плоского телевизора, по которому без конца крутили пропаганду во всех формах. Шкаф с книгами, тумбочка, живые обои с гербовым орлом Рейха, и красивая люстра ему был не интересен в отличие от большого квадратного стола, за которым расселось ещё двое мужчин.

– Господин Данте, ваше Святейшество Флорентин Антинори, – чуть склонил голову Морс, – единственное меня бросает в недоумение – почему мы собрались на какой-то квартире, а не во дворце? Или может быть, надо было вообще в подвал дома уйти?

– Не молви скверной речи, – раздалась грузная речь от седовласого бородатого мужчины, с умудрённым лицом, наперстным крестом, аккуратно лежащим на чёрном подряснике. – Лучше садись за стол, поговорим.

– Да, понимаю, – Морс подвинул стул и присел на него, положив на белоснежную скатерть стола. – А где наш Карамазов? Он будет?

– Нет, – на этот раз слово взял мужчина, лет сорока девяти, с волосом цвета вороньего крыла, что чуть-чуть касается пошивки на плечах от кожаного камзола, – он предпочёл остаться вдали от дел политических, – его речь – это излияние холода и бесчувствия, а вкупе со льдом в зелёных очах она становится ужасающей от безэмоциональности.

– С Эмилией своей он. Чего тревожить мужика, если он решил провести время со своей возлюбленной? – грубо произнёс Яго.

– Пха, мы тут родину спасаем, а он прохиндействует. Как же так можно?

– Морс, вот молчал бы ты, – стукнул ладонью Яго, да так, что скатерть помялась. – С него реально хватит всей этой интрижки и войны.

– Ладно, – сдавленно произнёс Морс. – Что у нас по ситуации? Зачем вы меня сюда позвали? И реально, почему эта квартирка, а не где-нибудь во дворце?

– Это к Данте, – указал на парня в камзоле Яго. – Брат тебе всё расскажет.

– Эта квартира, – холодно начал мужчина, – лучшее место, чтобы поговорить о том, что мы так давно планировали. Во дворцах и других объектах высокого назначения могут быть «уши» нового правителя, который при малейшем подозрении схватит нас. Сюда мы прибыли под покровом неясности и можно быть спокойными – нас тут не обнаружат.

– Архиканцлер или Рафаэль нас всё равно будет пыжиться изо всех сил, чтобы нас погубить. Мы дали понять ему, что он не пуп земли, и что ему придётся с нами считаться.

– Не это самое жуткое, – тяжёлое слово взял Флорентин, – мы всего лишь слуги нашего Господа, но на нас возложена обязанность следить за родиной. И сейчас она в опасности. Наш народ подвергает истязаниям тот, кто должен его защищать, ибо то, что мы видим на улицах, ещё не верх безумия.

– О чём вы говорите? Данте? – Морс посмотрел на мужчину, но встретился с холодом в глазах, от которого инспектора пробрало. – Мы же вроде договаривались, что в нашем плане привлечь имперскую аристократию3, обойтись без священничества и вообще оставить его одного.

– Флорентин, расскажи.

– Да, – священник чуть помедлил, вспоминая всё, и через пару мгновений стал молвить. – Тот, кто зовётся Архиканцлером, не способен к управлению в стране, ибо его волей нарушаются установления Божии, попирается порядок нравственный и народ стонет от его руки.

– Подробнее.

– Мои клирики при его троне сообщают, что Архиканцлер размышлял о том, чтобы воззвать к израильским первосвященникам и коэнам4, чтобы они совершили в Храме за него всесожжение, – голос священника становился всё более тяжёлым, а вид его угрюмым. – Или он реально пускался в думы о том, дабы найти сильных колдунов вне Рейха. Он желает, чтобы его власти ничего не угрожало, но не возносит молитвы Единому Богу и Сыну Его Единородному, а хочет с помощью нечестивой магии найти поддержку.

– Но это не всё о чём говорит наш владыко, – в разговор вмешался Яго. – Мои источники при троне, затесавшиеся в охрану или бюрократический персонал, мусолят слухи, будто у правителя «крыша потекла» и чтобы его зад не слетел с трона, он хочет каждому гвардейцу во дворце, чиновнику и высшим «аристократам» в башку вшить отслеживатель мыслительной деятельности. Говорят, что такой у коммуняк на северо-востоке есть.

– Да, – утвердительно произнёс Антинори, – один из моих агентов пробрался на закрытое мероприятие, где внемлил грязным обещаниям Архиканцлера в случае передачи десяти тысяч богомерзких устройств, передать часть территорий во владение Директории Коммун со всем населением.

– Он затеял государственную измену? – затянул Морс, на его сухих губах промелькнула улыбка. – Вы же понимаете, что ваша информация пока не подтверждена в достаточной мере. Даже если вы её озвучите, попытаетесь донести до власть держащих, то вам всё равно не поверят.

Яго потёр ладони, тихо приговаривая:

– К тому же… мои парни поймали пару переписок, что Архиканцлер всё не унимается. Переводы через банки, подарки, мольбы на коленях. Он примазывается к высшим чинам, пытается купить их лояльность, – голос стал грубее. – А тех, кто отказываются от «подарков» мои парни потом откапывали на шестнадцатом километре. В общем, высшие эшелоны власти поджали гузки.

– Понимаем, – голос Данте прозвучал волной холода, – поэтому мы не станем привлекать аристократию или долго разрабатывать план. Морс, я прошёл долгий путь на службе, и от создания полк-ордена до самого нынешнего момента моей единственной целью была защита родины, – инспектор в этой речи, несмотря на всю её безжизненность, уловил что-то из бурных эмоций, угасшее и холодное, но всё ещё живое. – Я за всё это время мне приходилось воевать с сепаратистами, работать с предателями, а потом их отдавать под суд государя. Долгие годы я с полк-орденом следил за страной и не дам ей стать жертвой очередного припадка Архиканцлера, который превратился в безумца, держащегося за власть.

– Морс Сантьяго, мой брат прав. Ты видишь, что творится на улице, ты знаешь, что рано или поздно Архиканцлер соберёт народ, чтобы нас отправить на корм червям. Единственное, что сдерживает этого упыря, так то, что орден «Ангельской Стражи» стоит возле его дворца. Но я не знаю, сколько брат мой сможет держать «Стражу» у горла Рафаэля, – Яго сложил руки на груди. – У нас есть люди, которые готовы к спонтанной смене власти, а после вчерашнего «концерта», знатный народ задумается о… целесообразности его правления.

– «Концерт»?

– Именно. Это было феерическое представление маразма.

– А что именно там было?

Ответить решил Флорентин:

– Архиканцлер во всеуслышание заявил, что каждый в зале из представителей власти высшей, а именно – законодатели из Буле, министры из Имперор Магистратос, Верховные судьи Трибунала обязаны омывать каждое заседание ноги ему, Рафаэлю, а так же собственноручно необходимо будет отправиться на чистку его туалетов, но делать они это должны голыми руками, – Флорентин приостановился, собирая мысли. – Он говорил, что это высший акт верности правителю. Если так дальше пойдёт, то он заставит народ из унитазов пить.

– Господин Данте, – осторожно начал Морс. – Я понял, что хочет сказать наш Отец, но вы поймите, что власть построена таким образом, что Архиканцлера все слушают на подсознательном уровне. К тому же, что нам делать с целым легионом его охранной гвардии и «Стражами шпиля»?

– Тут наш инспектор прав, брат, – Яго повернулся к парню в камзоле. – Даже если мы как проскребёмся через охрану и сможем отправить того засранца на тот свет, что нам делать дальше? В народе мы прослывём не иначе чем предателями, ушлёпками, покусившимися на святое.

– У Рафаэля, когда он восходил к власти, были свои рычаги пропаганды и манипуляции. Да и он был Лорд-Магистрариусом из Имперор Магистратос. А мы? Всего лишь кучка людей, которым небезразлична жизнь страны.

– Будем же уповать на Господа, что бы он либо образумил Рафаэля светом Истины Нового Завета, либо чтобы наш план удался. Поверьте, не очень хочу, чтобы мы стали участниками бунта, но страна всё больше погружается во мрак.

– Когда я начинал работу с полк-орденом, – зазвучала холодная речь, – мы участвовали в операции против революционеров-либералов в Мадриде. Они пытались подкупить местного главу полиции, чтобы он перешёл на их сторону, но мы вовремя спохватились и указали Инспекции на беззаконие. Это было спустя год после «Часа предательства ангелов»5.

– К чему ты клонишь, Данте? – нервно спросил Морс.

– Для нас самое главное – отстранить от власти Рафаэля. Есть несколько методов это сделать – его ликвидировать, его объявить недееспособным либо поднимать всеобщую гражданскую войну, – Данте на секунду примолк, чтобы кинуть взгляд на часы и тут же продолжил. – Те из Мадрида хотели переманить на свою сторону силовую структуру, мы же можем сделать тоже самое.

– Ты говоришь о том, чтобы подкупить все военные чины? – усмехнулся Сантьяго. – Да ты оболдел что ли? Это же начиная от министра дел политических, глав службы обороны, службы нападения, службы внутренних дел и их внутренних управлений. Да ещё и тайных агентов нужно отыскивать. Или вы забыли про то, что все разведывательные и шпионские шарашки решили собрать воедино? Теперь у нас Единая разведывательная служба.