Сельский роман

– Тебя, – поправил Слава, и девушка смущенно улыбнулась. – Давай провожу, – предложил он, с интересом заглянув в лицо новой знакомой.

Встретившись с ней взглядом, заметил неброскую линию макияжа, выделяющую зеленые глаза с поволокой скрытой грусти.

– Ты что, здешних мест не знаешь? – тихо усмехнулась девушка, – у нас в деревне, если парень с девушкой вечером вместе пройдут по улице, тут же люди выводы свои сделают. Такого наплетут! А ты, небось, женат.

– Нет, не женат, – успел ответить Слава, и тут же у него в кармане зазвонил телефон. – Хотя, недолго гулять осталось, – вздохнул он, посмотрев на голубой прямоугольник экрана. Ева!

Лене было приятно, что парень предложил ее проводить, Но… Ева… Его слова о том, что недолго осталось гулять…

– Ева? – услышала девушка голос Славы, отвечающий на звонок, и тактично вышла, не желая мешать. И, не прислушиваясь к чужому разговору, поторопилась уйти.

Сумерки закрадывались в открытое окно, и тихий вечерний звон сочетался с тишиной теплого вечера. Хотелось душевных слов, но парень выслушивал упреки Евы.

– Ты почему задержался? Ты почему на звонки не отвечаешь? Я скучаю, жду…

С некоторых пор со стороны Евы ощущалась возрастающая ревность, и сегодняшний тон разговора еще раз подтверждал это чувство.

– Мобильник был разряжен, а я и не заметил, – пытался оправдываться Слава на сердитый голос, – документы на собственность готовят не менее недели. Я здесь решил пожить, чтобы не мотаться туда-сюда. Не поверишь, но здесь хорошо!

– Хорошо?! – воскликнула Ева, – что в деревне хорошего?! Ты что, хочешь сказать, что еще неделю там будешь?

– Да. Две недели, а может быть, и больше.

– Там есть женщины? Может быть, тебя увлекла деревенская красавица? – спросила Ева таким тоном, который появлялся у нее в минуты отчаянной ревности. – Я ведь приеду, разберусь!

– Совершенно нечего тебе делать в этой глуши. Успокойся… – пытался убедить Еву парень, зная ее необыкновенную, беспричинную ревность.

Глава 4

Ночь отступала в сторону туманной реки и обнажала светлеющее небо. Приближалось время утреннего рассвета, но еще было темно.

Дед Савелий в полосатых кальсонах вышел на крыльцо, постоял и, чуть качаясь, побрел по двору. В его руке светился маленький фонарик – круглый металлический корпус с пальчиковыми батарейками, тусклый свет из круглого стеклышка… Желтоватый свет фонарика подрагивал, освещая в предутренних сумерках путь старика. Он шел очень медленно, придерживаясь слабой рукой за стену дома, за забор. Казалось, что он упадет от слабости, и даже деревянная ветхая дверь туалета далась ему с трудом. Он долго не мог открыть железный крючок, удерживающий ее… Белая, сухая рука с тонкими пальцами, дрожащий свет… Раскрывшаяся дверь туалетной будки… Узкая спина старика в полосатой пижаме… Прокричал первый петух…

Проснулся Слава от того, что Лена постучала в стекло окна, расположенного над диваном. Слава одернул занавеску, жмурясь от утреннего солнца, и раскрыл створки. Ее милое лицо оказалось на уровне его глаз.

– Привет, засоня, – сказала Лена, – я деду Савелию уже уколы сделала и покормила. Он смог съесть всего одну оладушку. Остальные я решила тебе принести. Ешь, пока теплые.

Лена поставила вкусно пахнущую миску, накрытую белой салфеткой, на подоконник.

– А ты долго спишь!

– Спасибо, – удивленно сказал Слава. Ему все больше нравилась ее простота. Во взгляде девушки не было хищности, как у большинства знакомых ему молодых особ, а было что-то особенное, теплое. Она поражала неидеальной женской красотой: пожалуй, носик слишком вздернут и рост маловат… Лена поражала какой-то чистой, девичьей привлекательностью. Взгляд притягивали ее естественно сочные, соблазнительные губы, не крашенные губной помадой.

– Через это окошко ты проложила путь к моему сердцу, – пошутил Славка, ощутив, как пустой желудок отозвался на манящий запах, исходящий от салфетки, – потому что я очень голоден и ничто меня так не радует в это утро, как миска с едой!

– Угощайся. А я на работу, – махнула рукой Елена и быстро пошла от дома, удаляясь легким, летящим шагом, покачивая хвостом светлых волос на гордо поднятой голове. Слава смотрел ей вслед, жуя вкусные оладьи, и вспоминал свой странный сон, в котором дед Савелий, покачиваясь, брел по своему двору.

Дед Савелий сидел на кровати, свесив худые ноги в полосатых кальсонах. Ему стало лучше. Он уже мог говорить, но неохотно отвечал на вопросы, давая короткие ответы старческим ослабевшим голосом. Не очень дружелюбно смотрел на Славу, подающего ему тарелку. Но предложенного супа поел, выбирая ложкой бульон без картошки.

Пока старик ел, Славка очистил подсвечник от застывшего воска и вставил в него новую свечу. Он уже давно заметил на кухне короб, некогда наполненный новыми, гладкими, магазинными свечами. Сейчас их осталось лишь несколько штук, лежащих на картонном дне.

– Почему без света сидишь? Бунтуешь против цивилизации?

– Лампочка перегорела, – ответил старик, указав взглядом на потолок, с которого свисал старый тканевый абажур неопределенного цвета.

– Давно?

– Года два…

– Два года! А поменять не догадался?

– Не могу. На табурет встал было, а руки вверх не поднимаются… Да и высоко – не достану…

– Да ведь ты не на необитаемом острове живешь! Значит, уже два года, как внук твой не появляется, а ты не хочешь к чужим людям с просьбой о помощи обратиться?

– А не нужон мне в зале свет. Я телевизор вечером включаю – от него светло. А лампочки светят в курятнике и в сенях. Там они низко висят, потому их могу вкручивать. Еще фонарик есть.

– Фонарик?! Да ты в каком веке живешь?

– Не нужно мне ничего. Пашку дождусь и уйду из этого мира.

– Пока что, дедуля, ты здесь живешь среди людей. Почему ты не объяснишь соседям, что не являешься колдуном, способным принести зло?

Старик сжал губы и не стал отвечать. Его лицо стало суровым. Можно было это таинственное молчание расценить как враждебное, неблагодарное отношение. Но Слава списал все на слабость больного человека.

И все-таки, отдавая тарелку с выеденным из нее бульоном, старик нашел в себе силы сказать слово «Спасибо» и посмотрел вполне благодарным взглядом.

А после обеда в деревне появилась новая гостья. Соседи могли наблюдать, как белая машина подкатила к забору деда Савелия. Из нее вышла красивая женщина тридцатилетнего возраста. Грациозно ступив на траву, она поглядела на табличку с номером дома, прибитую на фасаде. Ее светлый летний костюм, с укороченной узкой юбкой, был элегантен, а маленькая черная сумочка в руках красиво гармонировала с дорогой одеждой и обувью. Женщина сделала движение рукой в сторону своей машины, и она пискнула, закрываясь на сигнализацию. Затем кулачком постучалась в калитку. Никто не открыл. Тогда она с силой дернула деревянную ветхую дверь и пнула ее ногой, сверкнув на солнце блестящей босоножкой. Дверь поддалась, калитка распахнулась. Женщина решительно прошла в дом и скрылась в его глубине.

За этим пристрастно наблюдал из своего окна дядя Костя. Все приезжие люди у него вызывали огромное любопытство. Ведь об этом можно рассказать соседкам, обсудить, поговорить!

Слава в это время шел из магазина. Увидев еще издалека машину, он обрадовался: «Пашка явился!» Подошел, оглядел машину со всех сторон: отечественная, из последних марок, номера московские. Через распахнутую настежь калитку он увидел приезжую женщину, которая стояла посреди двора, прикуривая сигарету. Женщина была яркая и красивая, с короткими пышными волосами. Каштанового цвета прическа выше лба придерживалась широкими солнечными очками.

Прекрасная незнакомка задымила тонкой сигареткой, изящно держа ее в тонких наманикюренных пальчиках. Увидев зашедшего Славу, довольно бесцеремонно стала его разглядывать: парень был одет в короткие спортивные шорты и яркую футболку. Слегка кривоватые и сильные ноги привлекли цепкий взгляд молодой женщины. «Мужик! – мысленно оценила его. – Крестьянский сын, хоть и неплохой внешности».

– Здрасьте, – сказал Слава, в свою очередь, также без тени смущения разглядывая женщину и закуривая сигарету. Он не собирался трепетать перед заезжей красавицей, но почувствовал ауру сильной личности, исходящую от нее.

– Мне нужен Слава – сосед деда Савелия, который вчера звонил Павлу Петровичу, – промолвила незнакомка деловым резким тоном. И еще медсестра Елена.

– Я Слава. Елены сейчас здесь нет, но она вечером придет, чтобы сделать старику уколы.

– Поговорим?

– Да. Только попрошу вас, представьтесь.

– Меня зовут Виктория Бронеславская. Я работаю личным помощником Павла Петровича.

– А он сам не приехал?

– Слушай, парень, я пять часов на машине проехала без остановок по жаре! От самой столицы до вашей деревни. Где здесь можно кофе выпить? – спросила дама раздраженным тоном, не ответив на вопрос.

– Ресторана здесь нет поблизости. Если соизволите, пройдемте ко мне, – Слава показал на свой дом, открытый взору через большой проем в заборе.

– Могу предложить вам растворимый кофе из пакета и хлеб с маслом.

– Это твой двор? А почему забор разрушен? По сваленным в кучу старым доскам и белым островкам мелких опилок, оставшихся после работы бензопилой, она поняла, что здесь что-то произошло.

– Видите эти толстые чурбаки? Раньше они были деревом, росшим в моем дворе. Это дерево свалила гроза, и оно подмяло забор. Дерево я пустил на дрова. А вот заборчик еще не успел восстановить.

– Здесь идти? – развернулась женщина и бросила окурок на землю. Она осторожно ступала по высокой траве своими красивыми босоножками, опасаясь испачкаться.

Славка пригласил гостью присесть за стол во дворе, в тени деревьев. Еще утром Слава вынес этот стол из дома и установил его, накрыв скатертью, которую нашел в сундуке, помня, как в детстве он любил пить чай и ужинать на этом месте. Жара еще не спала, но здесь, под яблоней, была хорошая тень и слегка поддувал ветерок. С огорода пахло травой, полевыми цветами. На старой клумбе цвели пионы, возвышаясь красными шапками цветов среди белых ромашек. Пели птицы.

– Здесь такой чистый воздух! Знаете ли, Москва жарким летом – это что-то страшное! Пробки. Духота. Раскаленный асфальт. Выхлопные газы… «У меня даже голова закружилась сейчас от вашего воздуха», – сказала Виктория изменившимся, уже более мягким тоном и осторожно уселась на скамью, радуясь прохладному месту.

Слава зашел в дом, включил чайник. Пока он готовил бутерброды, Виктория говорила:

– Павел Петрович направил меня проведать своего дедушку. Дело в том, что он сам очень занят. Я привезла лекарства, какие нужно. Заходила к старику. Он действительно очень слаб. Я объяснила ему, что Павел Петрович сейчас не сможет приехать. Ведь он стал известным человеком. У него контракты! Нельзя нарушать ни одного пункта и ни единого съемочного дня невозможно пропустить!

– А кто он такой, этот человек? – удивленно спросил Слава, расставляя кружки на столе. – Я ничего о нем не знаю, потому что давно здесь не был. Сам приехал на несколько дней из Воронежа.

– Ты что, телевизор не смотришь? Павел Петрович – известный артист – Малиновский. Он много в сериалах снимается. И не в одном фильме снялся за последние несколько лет. Даже при таком образе жизни он не забывает о дедушке. Из той среды, где он сейчас вращается, приехать к старому деду в захолустье, даже на один день – это подвиг! А во время съемок – практически нереально…

– Я сериалы не смотрю, фамилии артистов не запоминаю никогда. Поэтому мне неизвестен такой артист. А раньше, когда я к бабушке на каникулы приезжал, я однажды видел издалека высокого молодого мужчину с темными волосами, но лица не запомнил. Говорят, ваш Павел Петрович здесь годами не появляется, а других родных у деда нет. Человек он необщительный и местным жителям о своем внуке не рассказывает. Можно сказать, что он совсем с людьми не общается. Вы не поверите – он около двух лет не пользуется электрическим светом в большой комнате, потому что не может дотянуться до патрона и поменять перегоревшую лампу…

– Жаль старика. Я затем и приехала, чтобы решить вопрос о том, как ему помочь. «Ну, давай о деле поговорим», – сказала Виктория, высыпая кофе из пакетика в кружку с кипятком, которую принес Слава.

– Какая гадость! – скривилась она, отпив глоток и вновь закуривая сигарету. – Я только натуральный кофе признаю, сваренный в турке. Несколько чашек в день – без этого не могу…

– Ну извините. Я предупреждал вас, что кофе из пакетика.

– Ничего. Спасибо и за это, – Виктория сменила свой высокомерный тон на более мягкий, дружелюбный. – Мне необходимо взбодриться после дороги. Если бы еще в речке искупаться? Я запарилась за рулем…

– Боюсь, что наша речка вам не понравится так же, как этот кофе. Для вас нужны более изысканные условия. Странно видеть вас, такую столичную, блестящую в этом дворе. Как будто прекрасная жар-птица опустилась на двор, где живут одни лишь куры.

– Знаешь ли, жар-птицами в старину называли обычных павлинов. Надеюсь, что чопорную паву я не напоминаю.

– Нет. Вы ведете себя на удивление естественно в этой обстановке.

– Да. Умею приспосабливаться. Если мне сейчас хочется окунуться в прохладную воду, то твоя компания мне для этого вполне подойдет. Знаешь, надоели мне эти московские джентльмены. «Я сама провинциальные корни имею, поэтому деревенский быт меня не шокирует», – сказала девушка, оглядывая двор. Она подняла взгляд вверх, распахнув густо накрашенные тушью ресницы, чтобы рассмотреть молодые, еще не созревшие яблочки, свисающие с зеленых ветвей над ее головой. – Павел Петрович в Москве родился, мне известно, что его мать была актрисой одного из столичных театров. Я даже удивлена была, когда он про деда мне рассказал и попросил в это село съездить, в такую дыру.

Виктория затягивалась тонкой сигаретой, запивая каждую затяжку глотком кофе.

– Поговорим о деле: Павел Петрович уполномочил меня переговорить с вами, Вячеслав, и с медсестрой Еленой. Я прошу вас поухаживать за дедушкой еще недельку-другую. Вот деньги вам за работу, – Виктория достала из сумки кожаный кошелек и отсчитала несколько тысячных купюр, пододвигая Славе.

– И еще на продукты, – Виктория отсчитала несколько купюр, сложив их во вторую стопку. – Понимаете, Павел Петрович сказал каких-нибудь продуктов деду купить, а я заехала в супермаркет и не придумала, что взять при такой жаре: конфеты растают; колбаса, мясо испортятся. Лучше вы ему здесь купите на эти деньги, что сами считаете нужным. Сам-то дедушка денег не берет, говорит, что пенсии хватает ему.

– Я не возьму. Пока я здесь, в течение недели и так присмотрю за ним, без всяких денег. А Елене не помешали бы: ей по два раза в день приходится приходить. Но она такая светлая девушка. Без такого отношения к жизни, где все деньгами меряется. Она может и не взять. Вот если только на продукты дедушке…

– А вы ее убедите. Понимаете, если я все сделаю так, как мне велел Павел Петрович, я приеду и доложу о выполнении. А если вы откажетесь, деньги не возьмете, значит, я не выполнила свою работу.

– Я вот что подумал, – перебил женщину Слава, – я на эту сумму козу новую куплю деду! Он свою Машку потерял, переживает очень.

– Ну вот и славно! – потерла ладошки Виктория. – Уверена, что ты все правильно сделаешь. Ты не думай, что Павел Петрович деду не помогает. Он мне объяснил, что старикан всегда от денег отказывается. Павел Петрович ему несколько лет назад холодильник покупал и еще что-то из мебели. А года два назад мобильный телефон привез и научил звонить. По телефону они иногда общаются, а денежные переводы старик не признает, просит не присылать.

– Да. Дедуля наш с характером. Но я понял, что он внука очень ждет, тоскует. Так и передайте. Один он у него, и номер на телефоне, по которому можно позвонить – один.

Виктория заулыбалась.

– А ты хороший парень. Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– А знаешь, это так романтично – деревенская экзотика, – Виктория посмотрела в глаза Славе потеплевшим взглядом и мечтательно заговорила:

– Искупаться бы сейчас в речке, потом зайти в дом, задернуть занавески на распахнутых окошках, завести старый патефон, танцевать танго на скрипучих половицах, разогреть железный самовар и забыть о Москве…

– Могу предложить вашему вниманию хор лягушек. Они по вечерам здесь, на реке так чудно перекликаются, квакают на разные голоса. Вы не представляете, как громко и заливисто!

– Хочу на речку! Плавать среди лягушек!

– Речка за огородом. Слава встал от стола, показывая рукой направление к реке. Тут его глаза загорелись. Он заметил вдалеке, там, где кончается территория огорода и начинается прибрежный лужок, спину черного козла. Мохнатая спина животного и загнутые полукругом рога виднелись над зеленым ковром из разнотравья.

– Козел нашелся! – воскликнул Слава. Его лицо озарилось радостью. Он стянул футболку с горячего тела, приготовившись к нешуточной погоне.

Виктория успела обратить внимание, как заиграли на крепких руках мускулы и напряглись на спине мышцы, сгруппировавшись перед охотой на животного. Расставив слегка вытянутые руки, сжав кулаки, парень побежал сначала быстро, а потом, достигнув высоких трав, стал крадучись, приближаться к козлу. Виктория засмеялась ему вслед.

Славке удалось разглядеть в траве конец веревки, за который некогда был привязан козел. Резко выпрыгнув вперед, он выхватил ее из травы и потянул за нее черное чудовище. Козел, опустив бороду, пошел рогами на неожиданного врага. Его рога были крупными, загнутые к спине дугой. А свою крупную морду он склонил вниз так, что черная с сединой борода, касалась земли. Уклоняясь от удара рогов, ловкими скачками из стороны в сторону Славка все-таки притянул к себе козла и ухватил его за ошейник. После чего издал победный вскрик, похожий на дикий клич индейского воина.

Пока парень тащил упирающегося козла к Савелию во двор, затем затягивал в сарай, ухватив одной рукой за большие серые рога, другой за ошейник, Виктория ушла переодеться.

Парень закрыл на засов дверь сарая и облегченно выдохнул: «Попался, козляра!»

Торопливо зашел в дом. Громко и радостно сказал деду, лежащему на кровати:

– Козла твоего поймал! Он по лугу бродил у реки, а веревка с ошейника за ним по траве тащилась. Вот мне за веревку удалось схватиться. Упирался гад!

– Зачем мне таперь тот козел? – вдруг, привстав с кровати, печально произнес старик. – Я его сам отпустил. Машку мою гастарбайтеры украли и съели. По ней кручинюсь. Она мне молоко давала. А от козла таперь толку нет.

– Какие еще гастарбайтеры?

– У фермера на стройке работают.

– А! – понял Слава. Украли? Не может такого быть, чтобы еще и съели… Ну, дедушка, не расстраивайся. Я попытаюсь найти козу и с фермером этим поговорю.

Виктория тем временем переоделась, на несколько минут скрывшись в салоне своей машины. И теперь ждала своего нового знакомого в тени дерева, покуривая очередную сигаретку. На ней был узкий красный купальник. Через голое плечо перекинуто большое махровое полотенце. Среди грязного деревенского двора с обветшалыми постройками эта красивая, полуобнаженная женщина выглядела как представительница другого мира. Из жизни, полной роскоши и блеска она снизошла в этот двор, загаженный куриным и козьим пометом. На фоне полуразвалившегося сарая, где блеял запертый козел, она демонстрировала Славе свое прекрасное тело в очень откровенном купальнике. И не испытывала никаких неудобств.

– Какая красота! – воскликнула довольная Виктория, выходя на берег, – по такой жаре понравится плавать даже в такой речушке!

Виктория расстелила на траве у берега полотенце и с удовольствием улеглась на него, подставив мокрую спину лучам солнца. Указала на место рядом с собой: «Ложись, погреемся».

Жара начала спадать, и зеленые кузнечики наперебой затрещали в сочной, прибрежной траве.

– Какое чудо, что вода прохладная и чистая!

– Здесь ключики мелкие со дна бьют. Я в детстве, помню, ногой нащупывал. Слава лег на траву рядом с Викторией.

– А как же так получилось, что ты тут с детства часто бывал, а о дедушке Савелии ничего не знаешь? Твоя бабушка с ним соседями были, лишь забор разделял ваши огороды, а то, что его сын артист, не знали?

– Главная причина того, что я ничего не знаю о нем, в том, что Савелий с соседями с давних пор перестал общаться и жил нелюдимо, как здесь говорят. Поэтому никому о своем внуке старик не рассказывал. Приходилось как-то раз издали видеть этого человека. Помню, как однажды он подъехал на белой легковушке, выгрузил из машины какие-то коробки, занес в дом. Через несколько часов уехал. Он являлся сюда один раз в пятилетку, и, конечно, никто не мог предположить, что этот человек – артист кино. Местные люди обсуждали лишь то, что на машине московские номера, и еще какие-то предположения высказывались…

– Надеюсь, старик выходит из дома, хотя бы за хлебом?

– Выходит. Я в те времена, когда был еще мальчишкой и приезжал сюда на школьные каникулы, гонял по улице на велосипеде. И не раз наблюдал, как дед Савелий идет в магазин. Он ходил всегда с плетеной авоськой. Шел, не поднимая глаз, ни с кем не здороваясь. А люди его сторонились. Помню, как при его появлении в магазине, очередь расступалась, разговоры замолкали.

– Почему?

– Был случай, что старик разозлился на продавщицу за то, что она продала ему черствые пряники. Говорят, он вернулся в магазин и бросил на прилавок эти пряники, и тут же заискрила электропроводка. В тот день пришлось вызывать пожарных. Я считаю, что это простое совпадение. Но, местные зеваки после этого случая стали еще больше бояться Савелия. Я не раз слышал истории о том, как с людьми происходили всяческие неприятности после того, как старик за что-либо на них злился, грозил клюкой вслед. Даже в том, что в этой местности часто бывают необычайно сильные грозы, молва обвиняет старика. Есть еще много разных «страшилок» о Савелии, в которые не очень верится… Во всяком случае, я не верил. А бабушка приказывала: увидев старика, я должен переехать на другую сторону улицы и ни в коем случае не напугать его шумом велосипеда и не привлечь к себе его опасного внимания.

– Не ожидала такой истории с дедушкой Павла Петровича.

Виктория встревожено посмотрела своему собеседнику в глаза. Медленно и неуверенно она высказала свою мысль:

– А может быть, это диссоциальное расстройство личности?

– Какое еще расстройство? – нахмурился Слава.

– Ну, скажем: игнорирование социальных норм, агрессивность, неспособность формировать привязанности…

– А проще выражаясь?

– Если сочетаются эти признаки, особенно при наличии резкой агрессии, то можно говорить о психическом заболевании.

– Ну уж нет! – возмущенно воскликнул Слава. Старик нормальный. Вы же сами его видели.

– Да, но при встрече со мной он даже не поздоровался. Устремил на меня колючий взгляд. Единственные слова, которые я от него услышала при нашей беседе, если это можно назвать беседой, это: «Где Пашка?» Я рассказывала ему о Павле Петровиче, об обстоятельствах, по которым он не может приехать… Старик слушал как-то отрешенно, прикрыв глаза. А когда я стала задавать вопросы о самочувствии, он совсем прекратил общение, отвернувшись к стене…

– Да. Дед довольно странный. Но психика у него нормальная, – горячо заступился Слава за своего соседа.

– Ты не удивляйся, что я такие странные предположения высказываю. Дело в том, что я психолог по образованию. Но, для того чтобы выжить в Москве, мне пришлось второе образование получить – юридическое. Сейчас в свободное время современную психологию продолжаю изучать. Конечно, это далеко от психиатрии, но все-таки…

– Я не понял, что вы там говорили об игнорировании и социуме, но агрессивность Савелий никогда не проявлял. Нельзя же считать приступом агрессии то, что он, бормоча что-то себе под нос, грозил клюкой кому-то. Возможно, люди не раз его обижали.

– Я рада, что ты положительно относишься к дедушке Павла Петровича.

– А насчет формирования привязанностей, могу заметить, что старик очень, судя по всему, любит своего внука. И к тому же тоскует без него.

– Соглашусь, что старикан вполне адекватный, лишь имеет небольшие странности в поведении, связанные с типом личности.

– Да. Есть о нем очень странные истории. Его называют колдуном.

Взгляд Виктории остановился на руках Славы.

– А что это за пятна у тебя на руке? – спросила она, указав на несколько небольших, сине-красных пятен на запястьях правой руки Славы.

– Это дедушка с неимоверной силой впился мне в руку, когда ему было плохо, а я присел к нему на кровать. Его пальцы впились мне в кожу так, что остались синяки.

– Такой высохший, больной дедушка и столько сил?

Виктория взяла руку Славы в свою холеную ладонь и, задумавшись, поглядела на пятна поближе.