Клейменая

Ярославна Долина

Клейменая

1

Ходячей стихией называла Кинни матушка. И ничуть не приукрашивала. Даже сегодня, в день совершеннолетия дочери, как ни старалась она держаться, как ни напоминала себе о том, что у девушки самый главный в жизни праздник, приближающий ее к знаковому дню замужества, пару раз все равно не вытерпела. Кинни и сама не была до конца уверена, что появлялась на свет не одновременно со смерчами, лавинами, метелями, грозой и прочими кошмарами, способными в своем зловещем танце привести к смерти не то что маленькое племя – целый народ. Так вот, Кинни была в своем роду чем-то вроде местного цунами, к которому все уже давно привыкли, хоть и держались настороже. Не проходило дня, чтобы она не сотворила случайно какую-нибудь беду – если не в своем небольшой глинобитном домике, так во дворике или в священном месте. Не то чтобы Кинни ничего не умела делать, уродилась неуклюжей или однорукой. Напротив – девушка была гордостью своего рода, высокая, с густыми каштановыми волосами, обвивающими шею во время бега. Ее глаза имели странный цвет – не голубой, не карий, но одновременно и то, и другое, что в сочетании давало необычный оттенок, который на солнце казался даже сиреневым. Кинни успешно училась в Школе племени антилоп на боевом богословском отделении и отлично умела не только прясть, шить, готовить, разбираться в травах и детских заболеваниях, но и владеть мечом. Последнее в ее племени считалось неукоснительной обязанностью хранительницы храма, в которые посвятили свою дочь мудрые Будика и Гейрт, когда ей было три дня и три часа от роду. В племени антилоп никто не волен был над своей судьбой. Считалось, что человек по глупости своей и невежеству не мог сам выбрать себе жизнь. Даже его родители не были на это способны. Когда в большой глинобитном доме на свет появилась девочка, в другом конце поселения в последний раз вздохнула старейшая, а потому самая уважаемая хранительница, уготовав тем самым судьбу новорожденной. С того самого дня большую часть своей жизни маленькая Кинни провела в просторном храме, вырезанном из огромного монолитного камня совершенно белого цвета из-за скелетов ракообразных, спрессованных в скалу миллионы лет назад.

Юноши в племени антилоп становились совершеннолетними в 25 лет. Объяснялось это легко. Мальчик с самого рождения воспитывался воином, защитником и не должен был думать о женщинах и семье преждевременно. Первостепенное дело для него – воинское искусство. Когда унэшу, как их звали в племени, исполнялось 25, он проходил через обряд инициации, посвящения в воины и по его окончании получал новое имя и объявлялся мужчиной. В этот день ежегодно закатывался грандиозный пир, на несколько дней объявлялся запрет на физический труд даже для женщин – единственный раз в году. А вот появление в племени новой девушки интересовало в основном мужчин и подросших унэшей – последним за год до посвящения разрешалось присутствовать на подобных мероприятиях. Девицы становились совершеннолетними в 17 лет, с того времени назывались газелями и почти сразу же выдавались замуж. Муж забирал жену в новый, возведенный как раз перед свадьбой глинобитный дом и обеспечивал себя наследником, а затем возвращался в войско. Дом, дети, равно как земля и хозяйство оставались на попечении жены. Это был тяжелый труд, поэтому женщины-антилопы редко доживали до старости.

В утро своего совершеннолетия Кинни проснулась от того, что солнце стояло уже высоко над горизонтом и раскалилось настолько, что казалось почти белым. Огромный пушистый кот, из-за широких длинных ушей больше похожий на кролика, лениво потянулся рядом и лизнул длинный горизонтальный шрам поперек бледной ладони хозяйки. Девушка добродушно поморщилась и взъерошила ему шерсть на загривке. Кот недовольно хлопнул хвостом по подушке и забрался под одеяло.

– Ну и лентяй же ты, Колосок, – засмеялась Кинни, откидывая одеяло. – Вставай, а то праздник проспим.

Кот и не думал выбираться. Кинни спустила ноги на деревянный пол, заправила за пояс кинжал, натянула домашние, плетеные из молодых побегов лозы, тапочки и подбежала к небольшой чаше с водой, которую предусмотрительные сестры приготовили для нее накануне. Дверь скрипнула, и в комнату заглянуло веснушчатое личико младшей сестренки. Увидев именинницу, малышка залилась краской и, подобрав юбку, скрылась в коридоре.

– Плоснулась! – услышала Кинни сосредоточенный шепот. В ту же секунду дверь отворилась снова, и в комнату поспешно засеменили сестры с лентами и тесемками в руках и мама с большим караваем на рушнике. Колосок нехотя вылез из-под одеяла, облизнулся и с любопытством дернул ухом. Девочки три раза обошли вокруг сестры и символически обвязали ее руки большой белой лентой в знак того, что с сегодняшнего дня Кинни потеряет свободу, станет газелью, а это значит, что ее беззаботная девическая жизнь закончится. Мама поднесла дочери только что испеченный каравай. Девушка преклонила голову и отведала белый хлеб из ее рук – совсем скоро и это удовольствие останется в прошлом. Сестры усадили Кинни на стул и, затянув протяжную песнь о прошедшем детстве, принялись впервые в жизни заплетать ей косы – девушки племени антилоп носили волосы распущенными до самого совершеннолетия. Проворные белые пальчики вплетали в каштановые локоны именинницы все новые и новые ленты, пока волосы не скрылись под ними полностью. Две тугие косы упали на спину девушки. Кинни встала со стула и подошла к зеркалу. Удивительно, как тотчас же изменилось ее отражение. Нет, лицо осталось таким же бледным и молодым, как всегда, темные кудри по-прежнему непослушно выбивались из-под горизонтальной повязки на лбу, которую носили все незамужние девушки племени, но глаза стали совершенно другими – серьезными и грустными. Девочки тем временем облачили сестру в праздничную красную рубаху с белой вышивкой и обвязали ее талию толстым шелковым поясом. Мама подошла к двери и распахнула ее настежь. В комнату шагнул отец, в праздничной одежде и красных сапогах, взял дочь за руку и вывел из дома на улицу. Крыльцо жилища было украшено такими же яркими лентами, что и голова Кинни, – в знак того, что сегодня в этом доме появилась новая газель. Отец с дочерью остановились перед собравшимися. Девушка достала из рукава несколько тесемок с подвязанными к ним деревянными фигурками котов, взмахнув ими в воздухе, низко поклонилась мужчинам в кольчугах и рослым унэшам пока еще в простой ребяческой одежде и, поднявшись по лестнице, повязала их на доставшуюся еще от прабабушки большую железную подкову, прибитую к высокому деревянному шесту во дворе. Если в племени найдется мужчина, который пожелает жениться на Кинни, ему придется снять эту тесьму, а вместо нее подвесить свою с деревянной фигурой животного его рода. И для этого он должен быть достаточно смел, высок и мускулист, чтобы забраться на столб самостоятельно, без лестницы. Через три месяца после посвящения родители снимут ленты парней и выберут из них самого достойного. А он в свою очередь должен будет подтвердить, что добыл ленту сам, без чьей бы ни было помощи, – залезть на столб уже прилюдно, сбросить оттуда ленты соперников и втоптать их в землю.

Повязав третью тесьму к подкове, Кинни ухватилась за столб и принялась спускаться. Перехватив руками свежее молодое дерево, срубленное накануне в лесу, который начинался сразу же за последним домом поселения, она испуганно поморщилась. На белоснежной древесине, еще источающей чудесный сладкий запах леса, под ладонью Кинни отпечаталась тонкая кровавая полоса. Этого еще не хватало! Скверна на священном белом дереве во время главной в жизни церемонии… Девушка подняла руку и тайком глянула на шрам. Он едва заметно кровоточил. Газель украдкой лизнула его языком и сжала кулак. Перехватывая лестницу одной рукой, она медленно спустилась и шагнула к отцу. Он хотел взять ее за правую руку, как было положено, но девушка протянула ему левую.

– Поранилась, – едва слышно шепнула она. Отец нахмурился и вознес глаза к небу – опять у дочери все не как у людей, и за что ж ему такое наказание – и повел ее по центральной дороге, которая, к слову сказать, была единственной в поселении. Желающие последовали за ними. Кинни оглянулась на столб. Три маленькие красные ленточки с деревянными кошками осиротело колыхались на ветру. Случалось, когда красивая девушка племени становилась газелью и отправлялась вместе с отцом в Большой поход по поселению, некоторые парни не выдерживали и бросались к столбу, едва невеста ступала на землю с лестницы, потому что лент было всего три, а охотников в пять раз больше. Женихами становились те, что оказывались самыми быстрыми и сильными. Кинни это не грозило. Ей была уготована судьба хранительницы, а это значило, что девушка освобождалась от трудовой обязанности и вместо мужа становилась защитницей племени и священного храма, а ему предоставлялся выбор – либо вести хозяйство самостоятельно, либо нанимать помощников и возвращаться в дружину. Ясно, что среди молодых горячих парней охотников вести такую жизнь не было.

– Зато ты сразу поймешь, что он тебя любит, – говорила Кинни мама, поглаживая каштановую головку дочери, оплакивающей свою судьбу, – если откажется от воинских почестей, службы в дружине, судьбы настоящего мужчины и пожелает взять тебя в жены. Для этого нужно иметь настоящую мужественность и любить тебя больше жизни.

– Или просто быть трусом и бояться потерять жизнь в жестоком сражении, – всегда добавляла Кинни. – Когда жена размахивает мечом и убивает врагов, а муж тем временем готовит еду, воспитывает детей и сажает кукурузу – это противоестественно. Судьба посмеялась надо мной!

– Не тебе роптать! – всегда гневалась мама и оставляла попытки успокоить дочь. Чем ближе подкрадывался день совершеннолетия Кинни, тем чаще происходили подобные разговоры. Но заканчивались они всегда одинаково.

Молодые мужчины строили глинобитные жилища по кругу, всегда оставляя проход для следующего дома. Таким образом, поселение антилоп представляло собой лабиринт в виде спирали, закручивающейся к центру, где на периферии оставались дома более молодых и сильных воинов, а ближе к центру жили пожилые мужчины, по большей части уже одинокие, слабые и нуждающиеся в защите и помощи. Когда глава рода умирал, его жилище занимал старший сын, а младший отправлялся строить себе дом самостоятельно. Молодки, селившиеся рядом, были приблизительно одного возраста и часто дружили, так что соседки поддерживали друг друга и помогали, а серьезных склок среди них никогда не было. Таким расположением племя антилоп жило издревле и считало его самым мудрым и удобным.

Дом Кинни находился где-то посреди поселения. Отец вел ее к внешнему кругу, где совсем скоро дочь найдет себе приют с молодым мужем в свежем доме на окраине. Мужчины и унэши выходили на улицу и кланялись новой газели. Она в ответ тоже опускала голову, а потом, как предписывал обычай, оборачивалась к своему столбу с лентами – самому высокому сооружению в поселении – и низко кланялась и ему. Заметив в толпе светловолосого и веснушчатого друга детства, который через год тоже перестанет быть мальчишкой, Кинни улыбнулась ему и подняла было руку, чтобы махнуть, но наткнулась на осуждающий взгляд отца и осеклась. Марри улыбнулся – наполовину печально, наполовину задорно. Газель двинулась дальше. Когда процессия дошла до последнего дома, Кинни с тоской посмотрела на лесную дорогу, которая уходила в чащу и, в конце концов заканчивалась возле белоснежного храма, спрятанного в глубине леса от врагов, чтобы завоеватели даже при самом печальном исходе не смогли найти и осквернить его. Как бы ей хотелось оставить всех этих людей прямо сейчас и броситься туда, умолить вернуть детство, избавить от необходимости выходить замуж. В племени, конечно, было много замечательных, сильных и красивых парней, настоящих воинов и защитников, но как назло для Кинни все они были на одно лицо. К тому же, кому из них нужна боевая жена с кинжалом за поясом… Девушка поклонилась лесу, и процессия двинулась обратно к дому Гейрта, где праздничный стол ломился от изысканных яств, а не вертеле жарился огромный баран.

2

– А что мы будем делать, если барсы все-таки нападут? – робко спросила Айна, самая младшая хранительница, совсем юная девушка, почти газель, ученица Школы племени, светленькая и хрупкая, но это не мешало ей носить за поясом острый изогнутый кинжал. Как научится пользоваться им, для нее выкуют боевой меч.

– Сражаться, – спокойно ответила Кинни, подбирая поводья покрепче. У нее за поясом тоже висел кинжал, тот самый, который ей торжественно вручили в большой день, когда девочке исполнилось пять лет, а из-за спины выглядывала серебряная рукоять длинного, смертельно опасного меча. И горе тому, кто осмелится заподозрить, что девушка не умеет им владеть. А прямо перед Кинни, на самом загривке коня сидел Колосок, крепко вцепившись когтями в гриву. Жеребец мужественно терпел. Кот никогда не покидал хозяйку, даже когда она попадала в рискованные ситуации, а иногда и сам становился их причиной. Он держался за Верда всеми четырьмя лапами, не обращая внимания на насмешливые взгляды газели. Отправляясь к женской горе, Кинни каждый раз закрывала его в комнате, чтобы избавить от сложного путешествия, но упрямому коту всегда удавалось откопать какую-нибудь лазейку. «Что ж, сам ввязался – теперь терпи», – говорил взгляд хозяйки. Вот кот и терпел.

На хранительниц храма возлагалась почетная обязанность раз в неделю привозить из далекого горного источника священную воду, а также привозить отцветшие лечебные травы, которые росли на склоне женской горы. С такой ответственной задачей могла справиться только хранительница, потому что мужчинам было запрещено ступать на женскую гору. У них была другая, мужская скала, где не росло почти никаких растений, так как юноши на протяжении сотен лет именно там учились убивать врагов, а потому давным-давно уж затоптали даже те ростки, что осмеливались показаться из-под земли. На этом же месте собирался на совет со своей дружиной вождь племени, и каждый воин по справедливости имел право высказать свое мнение и повлиять на принятое решение.

Обычно Кинни отправлялась на женскую гору одна, но Айна была еще слишком юной и слабой, чтобы в одиночку отбиться от нападающего, потому последние две поездки газель брала ее с собой, чтобы училась. Девушки скакали на гнедых лошадях по дну ущелья, поросшего мхом и большими ярко-красными цветами наподобие садовой лилии, что можно было увидеть почти у каждого дома в поселении антилоп. Но эти были дважды крупнее и жилистее, росли только здесь, на воле, в диких зарослях белого дерна, по берегу небольшого ручья, струящегося по дну ущелья, весело перемалывая, перекатывая и отшлифовывая опавшую горную породу. Позволив лошадям вдоволь напиться из источника, Кинни направила своего Верда вверх по горной дороге. Айна двинулась за ней мимо белоснежных эдельвейсов, серебристо-лиловой лаванды и нежно-голубого шалфея, полной грудью вдыхая их прохладный изысканный аромат. Когда дно ущелья осталось далеко позади, а лошадям стало трудно скакать по отвесному склону, из-за пушистой туи выплыла большая каменная чаша, наполненная святой водой до самых краев. Девушки спешились и привязали лошадей к низкой горной сосне. Колосок облегченно вздохнул и соскочил с ненавистного коня. Кинни сделала Айне знак оставаться на месте. Маленькая хранительница покорно кивнула. Газель бесшумно достала из-за пояса кинжал и, пригнувшись к земле, двинулась к источнику. Для недругов это место было как медом намазано – хранительницы казались легкой добычей. Кинни беззвучно скользнула за тую и осмотрелась. У чаши было тихо, если не считать веселого журчания воды да потрескивания бурого горного сокола – балобана.

– Заходи, Айна, – громко сказала Кинни, заправляя кинжал обратно за пояс. Светленькая хранительница поднесла к чаше две большие фляги и зачерпнула воды. Кинни перехватила первую и крепко закрыла пробку. Напарница ловко справилась со второй. Газель привязала флягу к поясу, опустила руки в студеную воду и плеснула в лицо. Айна сделала то же самое и, сжав зубы от холода, потерла щеки. Колосок поставил передние лапы на каменную чашу и требовательно рыкнул. Хозяйка сложила руки лодочкой и зачерпнула ему воды. Кот принялся жадно лакать. Раскрасневшись, Кинни запрокинула голову и с наслаждением потянулась. Как же хорошо! Легкий ветерок нежнейшим шелком погладил лицо и шею и унес цветочный запах кожи двух юных хранительниц далеко в горы. Кинни отошла в сторону к самой окраине, за которой отвесный склон падал глубоко в ущелье, и принялась собирать арнику, чабрец, иван-чай, рододендрон. Далеко за мужской горой и широким плато синело море, просторное и свободное. Его можно было разглядеть только отсюда. Иногда по морю плыли корабли с надутыми белыми парусами. Кинни тогда представляла себя на корме такого судна и, стоя на отвесной ветреной скале, закрывала глаза и раскидывала руки в стороны.

Наполнив сумки, девушки погрузили поклажу на лошадей и двинулись в обратный путь. Раскрасневшаяся после холодной воды ученица тайком растирала замерзшие руки. Кинни скакала впереди – мало ли что. Случись что с Айной – с газели три шкуры снимут, да еще потом всю жизнь попрекать будут, дескать, не умеешь оградить ученицу от опасности – не берись. Слушая ритмичные удары лошадиных копыт о твердую породу, девушки медленно спустились с горы и побрели вдоль поющего ручья.

– А как ты училась защищаться? – робко спросила Айна. – С тобой тоже кто-то отправлялся к источнику?

Кинни поежилась. Нет, ее детство было не таким мирным и благословенным, как у малышки Айны и нынешних продолжателей племени антилоп. Когда Кинни родилась, шла затяжная война с соседним племенем. «Барсы!» – мысленно выплюнула газель. Будь они трижды прокляты. Самое воинственное и беспощадное племя в скогских лесах. Городище барсов находилось на обширной равнине к западу от женской и мужской горы антилоп, по другую сторону от дремучей непроходимой чащи. Барсы так же сильно отличались от соседей, как хищники отличаются от травоядных. Это были сущие варвары, бездушные убийцы и завоеватели. Их жизнь проходила в войне. Барсы завоевали все близлежащие земли. Крошечное поселение антилоп стояло особняком и было со всех сторон окружено вражескими землями. Кинни с молоком матери усвоила, что барсы – не люди, а бездушные завоеватели. Легенды говорят, что однажды, не так уж давно, племя антилоп согласилось заключить мирный договор с врагами. Народы сошлись на большой скогской равнине, выстроившись на противоположных концах в прямые ряды. Вожди выбрали в своем племени по ребенку, полоснули кинжалом по ладоням новорожденных и соединили их так, чтобы кровь барсов смешалась с кровью антилоп. Это должно было положить конец кровной войне между племенами. Но оказалось, что барсам нельзя было доверять. Не успела обсохнуть кровь на ладонях несчастных младенцев, варвары напали на беззащитных антилоп. И была великая битва. Много новых братьев и сестер по крови погибло в ней. С того времени варвары еще не раз пытались захватить воинственное непокорное племя, но каждый раз получали серьезный отпор. Старейшины говорят, что только в последние времена барсы чуть смягчились, перестали совершать кровавые набеги. Может быть, растеряли свой пыл, может быть, просто притаились. Как бы то ни было, антилопы не желали надеяться на миролюбие соседей и всегда держались настороже. Тем более, что по слухам, варвары за эти годы сильно преуспели в воинском деле, изобрели доспехи, которые ослепляли врагов, сияя на солнце, носили на головах тяжелые шлемы, а в руках, помимо мечей, держали копья, создали хорошо организованное конное войско и ценили боевых лошадей едва ли не выше жизни человека. Чего же еще можно было ожидать от варваров?

– Нет, – спокойно сказала Кинни. – В мое детство приходилось выкручиваться самой. Если на тебя нападали, нужно было сражаться или умереть. Надеяться не на кого.

– А тебе приходилось сражаться?

Кинни хлопнула шенкелями по бокам Верда и отъехала вперед. Сама как-нибудь догадается, что кровь, безнадежно въевшаяся в кожаный ремень ножен, в которые был вдет сверкающий меч Кинни, не принадлежала ни одной антилопе. Подобные разговоры никогда ни к чему хорошему не приводили и заканчивались, как правило тем, что малышка Айна пугалась до смерти, и привести ее в чувства было совершенно невозможно. Когда ущелье осталось далеко позади, и девушки выехали на просторное поле, поросшее веселым желтым рапсом, впереди показался до боли знакомый хвойный лес. Айна пришпорила лошадь, но Кинни перехватила ее поводья и всмотрелась вдаль. Ошибиться было невозможно. К ним на всех парах несся гигантской черный волк, каких и в природе-то не бывает, с острыми, как лезвие, зубами, огромной мордой и пастью, в которую разом могли поместиться головы обеих хранительниц, замерших посреди обширного скогского поля. Кинни достала кинжал. Айна последовала ее примеру. Колосок выгнул спину и громко зашипел. Лошади беспокойно заржали. Верд попытался встать на дыбы, но хозяйка натянула поводья, охлаждая его пыл. Волк меж тем подскакал к девушкам совсем близко, и хранительницы с ужасом отметили, что ростом он был коню по самую шею. Колосок вцепился когтями в загривок Верда, повис вниз головой как можно ближе к монстру с раздувшимися от ярости ноздрями и громко рыкнул. Волк, по всей видимости, собиравшийся напасть на девушек, вдруг остановился и взглянул прямо в глаза Кинни. Если бы перед ней был человек, хранительница уверенно сказала бы, что он растерялся. Но перед девушками стоял волк, и они не знали, что он задумал. Кинни приготовилась отразить нападение. Монстр внезапно опустился на передние лапы и жалобно заскулил. Хранительница растерянно опустила кинжал. Животное подползло совсем близко к Верду, отчего конь громко испуганно задышал, и толкнул носом стремя. Кинни отдернула ногу и прищурилась.

– Чего ты хочешь? – спросила она грубым от волнения голосом. Волк поднялся, обернулся к лесу и громко завыл.

– Что там?

Волк достал мордой до поводьев, схватил их зубами и потянул в сторону леса.

– Но мы и так туда идем, – робко подала голос Айна. Монстр вздернул вверх морду и снова опустил. Кинни недоуменно моргнула – он кивнул что ли?

– Веди нас, – сосредоточенно сказала газель. Волк лизнул ее ногу в стремени и помчался вперед. Девушки настороженно переглянулись и отправились за ним, оставляя за собой длинную золотую дорожку измятой травы. Не добежав до леса, монстр остановился и пропал в море рапса. Хранительницы осторожно приблизились. На земле лежал воин, облаченный в сияющие на солнце доспехи, таких Кинни никогда еще не видела в своей жизни. Они заключали его тело в своеобразный металлический кокон, оставляя открытыми только кисти рук, локти и колени. Лицо закрывал большой шлем с остроконечной вершиной, увенчанной эмблемой скрещенных копий. Из правого ребра, в том месте, где тяжелая железная рубаха переходила в рукав, в броне было небольшое отверстие. Из него торчала стрела с символикой антилоп.

– Барс, – брезгливо выплюнула Кинни. Айна заметно задрожала. Волк опустил морду и лизнул холодный металл, закрывающий лицо хозяина. Газель усмехнулась. Глупый пес. Нашел спасителей.

– Оставайся в седле, – строго сказала Кинни, спешиваясь. Барс мог оказаться так близко к поселению антилоп только в одном случае – он следил за ними. Но ему не удастся донести сведения до сородичей. Он так и останется лежать на чужой земле, а глаза его выедят черные грифы. Этот варвар больше никого не убьет, не выпьет вина за одним столом с друзьями, не обнимет женщину. Кинни не позволит свершиться несправедливости. Враг должен умереть. И он умрет. Девушка присела и попыталась снять шлем. Тяжелый какой. Хочется же таскать на себе кусок железа…

– Вроде живой еще, – тихо сказала Айна, оказавшись рядом и обхватывая руками шлем. Кинни недовольно поджала губы. Что взять с хранительницы, которая и учителя-то своего не слушает. Девушки подналегли и стащили, наконец, шлем. Взору предстало лицо молодого воина чуть старше Кинни, но в поселении антилоп в мужчины его бы еще не посвятили, со смуглой кожей, чересчур бледной из-за ранения, темными каштановыми волосами, немного выгоревшими на летнем солнце, раскосыми черными бровями, благородным прямым носом и точеными скулами. Странно, что он оказался таким юнцом, потому что телосложением походил на самого опытного хранителя антилоп, не говоря уже о росте в два метра. Незнакомец тяжело и часто дышал. Изо рта сочилась крошечная струйка крови. Она вносила дисгармонию в это невероятно мужественное лицо. Кинни поняла, что таращится на барса слишком долго, глубоко вздохнула, прогоняя тяжесть в груди, ловким движением вытащила из-за пояса кинжал и подняла руку, метясь в сердце.

– Что ты делаешь?! – в ужасе воскликнула Айна.

– Он враг и должен умереть, – сказала Кинни. – Мы не можем позволить ему продолжать наслаждаться жизнью.