Чисто в лесу

Парень оказался непростым, говорил иногда просто о сложных вещах, а порой сложно о тех, которые до этого казались простыми – и тут же оказывались совершенно непонятными, но, приложив усилия, разобраться во всём этом было можно. Девушке было интуитивно интересно прикоснуться к более совершенной жизни, к чему-то более высокому, отойти на время от примитива современного общества, который не давал ей возможности увидеть другой мир, более интересный во всех отношениях. Кроме того, всё это общение отвлекало её от повседневной рутины, коей была заполнена её жизнь.

Их разговоры стали любимым времяпровождением для девушки на ближайшие несколько дней. Она спрашивала у молодого человека про многие вещи, которые так или иначе долго её интересовали, задавала вопросы, которые также пыталась обдумывать в своё время, но не смогла найти на них ответы. Парень легко и уверенно отвечал на некоторые, тогда как про какие-то другие говорил, что ответ будет непонятен девушке и лучше его даже не озвучивать. Девушка как-то настороженно воспринимала такой отказ, но соглашалась. Она понимала, что их разделяет пропасть, хотя не верила до конца, что эта пропасть может помешать что-то объяснить.

Девушка радовала парня, она очень быстро схватывала в теории те основные моменты, которые он хотел ей объяснить, по крайней мере, она с готовностью обсуждала рассказанное, время от времени возвращалась к уже пройденным темам, пыталась даже разобраться в чём-то самостоятельно, делясь своими успехами с новым знакомым. Но так было вначале, пока всё, в целом, казалось простым и более менее понятным.

Парень был не просто рассказчиком, оказалось, что в свои рассказы он вкраивал задачи, загадки и маленькие вопросы, оставляя каждый ответ немного незаконченным, не давая точного рецепта, оставляя всё это девушке. Девушка не совсем понимала, чего он хочет этим добиться и отсутствия прямоты в каких-то случаях дико её раздражало. На самом деле парень ей сразу сказал, что раздражаться она может сколько угодно, но это её проблемы, и менять тактику общения с ней он не будет по определённым причинам. На самом деле она уже в этот момент совершала серьезную ошибку, закладывая очень скоро возникшее разногласие. Это было началом конца… Только она этого не понимала.

Она не пыталась разобраться в его загадках, не пыталась решать его задачи, вообще не понимала, зачем ей нужно это делать. Медленно, но верно до девушки доходило понимание того, что он ждёт от неё каких-то изменений, но они не происходили. Она не понимала, что эти изменения будут происходить, только если она будет делать к этому решительные шаги. Ничего не делать нельзя, это было правдой, но очень неприятной для девушки. Время отдыха и наслаждения от интересных бесед куда-то уходило, возвращалась неуверенность и ощущение безнадёжности, скуки, рутины от того, что придётся прилагать какие-то усилия, не самые для неё приятные. Она не понимала, что парень даёт ей эти задачки для того, чтобы она тренировалась и готовила себя к более важным вещам. Она не понимала, что бабочка получается из гусеницы путём довольно трудного процесса, и эта трудность обязательна для будущей бабочки. Если она не выполнит тех физических усилий, которые нужны для вылупливания бабочки из кокона (например, кто-то другой разрезал кокон и достал бабочку, избавив её от мучений), крылья не раскроются – и она никогда не полетит.

Парень говорил про какую-то внутреннюю опору, которая держит каждого человека, он постоянно повторял, что без внутренней опоры, без движения вперед и без качественного изменения своей системы ценностей всё умирает, уходит, деградирует и рушится, и что их общение тоже однажды закончится именно так. Девушку это порой злило, но, в конечном итоге, она ему верила и понимала, что дальнейшее общение зависит почти полностью от неё. От того, насколько хорошо она сможет понять его попытки что-то в ней изменить…

«Стоп, а почему он думает, что прав? – подумала девушка, – жила же я как-то всё это время без его советов, всё в порядке было, а тут он приходит и говорит, что так нельзя, отчего же… но почему-то хочется ему верить, в чём же дело? Почему он так сильно на меня влияет?» Интуитивно девушка понимала, что лучше делать так, как он хочет, это по идее должно ей что-то дать. Она пыталась бороться со своими недостатками, но с переменным успехом. Её внутренняя опора не окрепла, она держалась полностью на той внешней мотивации, которую давало ей общение с молодым знакомым. Она ничего не поняла из того, что он говорил про ценности, о механизмах их работы и о вреде каждого микропоражения над собой, когда уступаешь обстоятельствам, привычкам, изменяешь нравственным установкам, обещая себе в последний раз, но всё равно делая что-то заведомо неправильно… Она не увидела той простой истины, что, уступая себе один раз, в будущем придётся расплатиться и за этот раз, и за следующий, который наступит к тому моменту. Причём делать работу сразу в двойном объёме тяжело. Она думала, что сама знает, что ей лучше делать, а чего не делать, пытаясь придти к обозначенным молодым человеком целям своим собственным путём, не следуя его рекомендациям, например, избегать деградационно-паразитарных привычек. «Зачем? – думала девушка. – Подумаешь, пропущу очередной бокал, что это изменит?»

Внешняя опора недолговечна. А ещё внешняя опора второй раз вряд ли будет обладать той же удерживающей силой, что в первый, если вообще будет иметь эффект. Если человек не успел создать свой фундамент и воздвигнуть свою опору, которая удержит его в самые трудные минуты от неправильных и глупых решений, то он делает огромных шаг назад, и чтобы вернуться хотя бы на тот же уровень, на котором он был, усилий придётся приложить гораздо больше.

Но девушка была молода и полна сил, она была уверена, что успеет сходить и туда, и вернуться обратно, что пока она молода, можно и поразвлекаться, пожить для себя, а там ещё будет полно времени на саморазвитие. Она начала постепенно уступать соблазнам, от которых её удерживал парень: снова вернулась к общению со слабоумным быдлом из своего окружения, опять начала ходить на всякие вечеринки, но старалась избегать встречи с интересным ей в прошлом молодым человеком. Почему?

Потому что она понимала, что он не даёт ей спокойно заниматься тем, чем она хочет заниматься, он мешает ей. «Он убедительно и хорошо рассказывает о развитии, это интересно и здорово, – размышляла девушка, – но он заставляет отказываться от таких интересных и привычных вещей, которые так хочется делать снова и снова, без них нельзя жить, и в конце концов, кто сказал, что он прав, один раз схожу потусуюсь, ничего же не изменится во мне, развлекусь, отдохну, ведь отдыхать-то как-то надо!»

Но, как уже было сказано, девушка была молода, она не знала, как легко и просто можно узнать, что она делала, на что тратила своё время и куда она на самом деле движется. Парень всё это видел, не говорил ей, правда, чтобы не доставать, так как понимал, что вмешиваться в чужую жизнь настолько сильно нехорошо. Он видел, что девушка избегает каких-то тем в общении, так как не согласна с ними, но спорить тоже боится, так как знает, что все её аргументы будут моментально разрушены, и ей придётся согласиться с тем, что парень прав, признать, что она прожигает свою жизнь впустую. Молодой человек не мешал ей заниматься глупостями, он просто старался очень аккуратно намекнуть ей, что всё видит и понимает, и что это его совершенно не устраивает. Он снова попытался рассказать ей про мотивы, ценности, про то, что в жизни бывают разные трудности, которые нужно учиться преодолевать и даются они для того, чтобы тренировать свою волю и психику для решения более сложных задач нашей цивилизации. Но у девушки уже выработался иммунитет на все его речи по поводу её глупости и неразумности, и она решила, что гораздо лучше него знает, как ей жить.

Парень видел, что она не развивается и, пытаясь рассказать ей больше об этой жизни, он сталкивался с тем, что она совершенно его не понимает. То время, которое она могла потратить на развитие себя, на развитие своей способности видеть вещи глубже, чем она видела раньше, она тратила на развлечения. Теперь, когда настало время разговоров на по-настоящему серьезные темы, она просто не понимала той последовательности слов, которую слышала от парня, которого так хорошо понимала буквально недавно.

Они перестали встречаться и общаться на интересные темы. Она начала скучать по этим разговорам, поскольку, несмотря на разногласия, ей нравилось казаться частью чего-то более значимого, ощущать эту иллюзорную принадлежность к более совершенному. Парень тоже хотел продолжать её учить, ведь она была реально умнее своих сверстниц в отношении к жизни, просто не хотела понимать того, что с этим умением делать. Другую такую найти тяжело, парень это понимал. Она в чём-то была принципиальной. Независимость, которую она по ошибке считала своим главным качеством, заставляла её делать глупости. Она хотела снова поговорить с ним в трудные минуты, когда не могла справиться с какой-то проблемой. Девушка успела заметить, что после разговора с парнем почти любая проблема так или иначе разрешается или, по крайней мере, уже не кажется страшной.

А он постепенно стал её избегать. Она отнимала много сил, а толку было слишком мало. Он был нужен ей, хотя она много раз успела сказать ему вслух, что ни от кого не зависит. Он стал для неё единственным человеком, который так глубоко её понимает: ему можно было рассказать всё. Никому нельзя, а ему можно. Но удержать его было уже нельзя, ведь время упущено… она думала, что можно продолжать жить по-старому, ничего не делать и продолжать примитивно тратить своё время, что это останется незамеченным, никак не повлияет на её жизнь в плохую сторону, что времени ещё полно… а, он ждал чего-то от неё, но не дождался… У него-то времени на неё было строго отмерено.

Чем же заканчивается эта история, Артём? Ты хочешь узнать продолжение этой вечной истории?

Прочитав текст несколько раз, я каждый раз видел в нём что-то новое, но при этом ощущение того, что Дара прочитала мои мысли, разгадала мои намерения, просчитала меня всего насквозь, некоторым образом злило и удивляло меня одновременно. Я казался сам себе беззащитным и от этого раздражённым. Вот так точно и со всеми подробностями поставить меня на место девушки мог только виртуозный психолог. «Но как же так, я же не девушка, значит история не про меня. – подумал я. – А про кого тогда? Зачем она её написала? Сюжет явно напоминает наше с ней общение, будь я той девушкой!».

История сильно меня задела. Я почувствовал в Даре некоторое высокомерие, будто она вообразила себя спасителем человечества и могла делать другим людям такого рода предупреждения. «Но каков финал истории? Почему она не написала сразу? – продолжал думать я. – Может быть, это и есть финал? – они просто перестали общаться. Не хочет ли того же Дара? Тогда почему не скажет прямо?» – вопросы множились – и всё это только ещё больше раздражало.

Ночью уснуть удалось с большим трудом и очень поздно.

Я даже не догадывался, о чём на самом деле идёт речь в письме, и что спустя много лет мне придётся не единожды копировать или пересказывать текст этой истории, возможно, немного дописывая или удаляя что-то в нём, подстраиваясь под конкретного человека. И почему история названа вечной, мне тоже стало понятно.

VI

Прошло ещё какое-то время, близился конец июня. Дара, будто предчувствуя мой скорый отъезд на сборы программистов, предложила встретиться «для уточнения некоторых важных деталей нашего общения». Я перестал на неё злиться довольно быстро: несколько тяжёлых тренировок и прошедшие соревнования – всё это отвлекает от подобных глупостей, отрывая меня от примитивности реального мира так далеко, что мне было откровенно всё равно, что там происходит внизу.

Мы встретились в парке 50-летия пионерской организации, что находится за студенческим бульваром, и где спустя 3 года будет установлена скульптура, изображающая медведя. Встреча была утренней, и людей в парке было мало, можно было сесть на скамейку и спокойно поговорить.

– Артём, ты хочешь стать другим человеком? – начала Дара. – Не таким, как многие люди, а другим, более правильным, умным, полезным обществу.

– Хочу, – подумав, ответил я, – только не понимаю, что значит быть правильным… Как можно отличать правильное от неправильного, истину от лжи, ум от глупости? Не понимаю! – закончил я уже раздражённо.

– Можно, Артём, только для этого нужно думать головой…

– Так а я по-твоему чем думаю? – перебил я Дару.

– Ты не думаешь. Ты просто рефлекторно совершаешь простейшие мыслительные действия по связыванию того, что видишь вокруг себя, с понятными тебе представлениями, ассоциациями, встраивая, тем самым, окружающую действительность в рамки своего ограниченного понимания. А то, что не встраивается, что не входит в зону твоего эмоционального комфорта, ты игнорируешь. Даже не понимая этого, ты просто отбрасываешь в сторону кажущееся тебе неважным, оставляя то, что кажется важным и то, что без усилий может быть понято. Ты как будто априори знаешь, что тебе нужно в жизни, а что не нужно, будто ты мудр и прожил уже не одну сотню лет, чтобы делать подобные выводы. Ты как слепой котёнок, тыкаешься мордочкой в стены коробки, где тебя родили, и ничего не видишь. Ты не мыслишь самостоятельно, а действуешь по одному и тому же алгоритму, причём тобой не осознаваемому. Ты боишься, а потому подсознательно отбрасываешь то, что может сильно поколебать твоё текущее состояние. Ты не думаешь правильно, Артём. Даже не пытаешься.

Я молчал и силился сообразить, что всё это значит. Подумав… точнее, совершив очередное рефлекторное мыслительное действие, я не нашёл ничего лучше, чем спросить:

– А как тогда научиться думать правильно? Как нужно мыслить, чтобы мышление было самостоятельным?

– Как тебе удалось спросить такую глупость, Артём? Ты в самом деле думаешь, что есть алгоритм, действуя по которому ты будешь мыслить самостоятельно? Ты не думал, что любое конкретное указание тому, как тебе думать, уже будет указанием, а не твоим собственным решением? Поэтому и мысль будет уже не твоей, а будет всего лишь продуктом этого алгоритма. При этом любое мышление, выполняемое в рамках подобных правил, будет ещё и ограниченным. Чтобы мыслить самостоятельно, Артём, нужно мыслить самостоятельно, и другого рецепта здесь быть не может. И только такое мышление будет неограниченным и правильным.

– Действительно, глупый вопрос, – согласился я, выслушав Дару, – но тогда мне неясно даже, с чего начинается самостоятельность в мышлении.

– Да элементарно, Артём, с попытки решать сначала маленькие задачи, возникающие в твоей жизни, стараясь взглянуть на них как можно шире. Максимально широко. Потом ты начнёшь видеть эти задачки повсюду, они, в свою очередь, будут формироваться в задачу более сложную, которую ты не увидишь и не решишь, пока не наберёшься опыта. Давай пример: ты же употребляешь алкоголь, правда?

– Да, – согласился я, – умеренно, это не вредно.

– Даже тост за здоровье небось произносишь? – хитро спросила Дара.

– Конечно, я же хочу быть здоровым.

– Вот так, Артём, ничего ты не знаешь о влиянии алкоголя на здоровье. – вздохнула Дара. – Вы говорите: «выпьем за здоровье!» – но для думающего человека это такой же бред, как повоюем за мир, умрём за жизнь или, прости меня, потрахаемся за девственность.

– Ого, – удивился я, – не идёт тебе такой стиль речи.

– А тебе не идёт такая глупость, как употребление алкоголя, в совокупности с претензией на здоровый образ жизни и возвышением себя над другими людьми.

– А чем это плохо-то? – начал возражать я.

– Так вот видишь, я это и хочу показать: ты даже не думал! Ты не пытался понять, что есть алкоголь на самом деле, откуда в культуре закрепилась теория умеренного пития, почему главные герои фильмов обязательно пьют или курят, почему алкоголь столь разнообразен, почему употреблять дорогой алкоголь или курить дорогие сигареты модно, почему если ты не пьешь или не куришь, то ты слабый и ущербный человек, не свой в компании и не уважаешь коллег-алкоголиков.

– Почему сразу алкоголиков? – продолжал возражать я. – Умеренно же можно.

– Опять, Артём, ты продолжаешь не думать, ты даже меня не слушаешь! С чего ты взял, что можно? Тебе сказали – и ты поверил? Почему поверил? Как ты решаешь, кому верить, а кому нет? А почему мне не веришь? Как ты вообще принимаешь решения? Подобных вопросов, на которые у тебя есть только один ответ: «мне так кажется». – я могу задать ещё тысячу! – Дара резко замолчала, глядя на меня с укором. Я молчал, опустив голову. Спустя полминуты она продолжила свою речь, но уже смягчившись:

– Теория умеренного пития – это параноидальный бред, тщательно продуманный таким образом, чтобы бредом не казаться, даже врачей вводят в заблуждение, чтобы они рекомендовали больным лечиться вином. А ты не видишь этого, тебе это кажется естественным только потому, что ты – часть этой культуры, ограниченный ею, оттого и не способный даже представить себе, что происходит на самом деле. Не пытаясь выйти за рамки своих представлений, ты не способен видеть таких простых и очевидных вещей. Все, употребляющие алкоголь в любых количества и по любому поводу, – алкоголики. Алкоголик – это свойство, болезнь психики. Нет никакой умеренной дозы. Это же так просто, Артём. – убеждала Дара.

Помолчав ещё полминуты, она закончила:

– Первые рамки, которые тебе придётся преодолеть самостоятельно, – это рамки алкогольной зависимости. Не перейдя через них, дальше ты не продвинешься ни на шаг, это я тебе гарантирую. – в словах Дары появилась крайняя категоричность. – Ты должен сам принять решение, сделать свой первый в жизни самостоятельный выбор. Тебе нужно разобраться с тем, какую роль алкоголь играет в нашей культуре. Каким будет твой выбор, Артём?

– Нужно подумать. – ответил я.

– Ну так и начинай! – сказала Дара, вставая. – До встречи после твоего возвращения через 10 дней.

«Что? Она знала про мою поездку!?» – удивлению не было предела, отчего, поражённый, я так и остался сидеть на скамейке, глядя вслед уходящей девушке. «Я же ничего ей не рассказывал, – быстро соображал я, – хотя в целом я сказал достаточно, чтобы можно было самой догадаться и о сборах, и о сроках моего там пребывания, что не являлось секретом и уже было объявлено нам всем заранее. Может, у неё связи какие-то в университете, оттуда и узнала». – я успокоился, но Дара уже ушла довольно далеко, а тон её прощания был таким, что догонять совсем не хотелось.

Позже я начал задумываться над её поведением. Даре было не свойственно злиться или резко выражать свои эмоции, но в последнее время она стала резче: что в письме, где она приглашала меня на эту встречу, что в самом парке, когда она так резко со мной говорила и затем попрощалась. Я начал потихоньку понимать, что демонстрация этих эмоций была наигранной. На самом деле Дара не могла злиться, но не находила другого способа встряхнуть меня. Только понимание этого пришло ко мне после… когда было уже слишком поздно.

VII

Сборы прошли как обычно. На этот раз местом проведения была выбрана Эссойла. На сборах я присутствовал в качестве тренера, вместе с коллегами-одногруппниками обучая школьников программированию. Забыв про наставления Дары, я достаточно непринуждённо проводил время: утро и день были посвящены учебному процессу, тогда как вечер и часть ночи – посиделкам с другими тренерами, на которых мы обсуждали результаты проделанной работы, а также и планировали день следующий, сопровождая размышления обильным количеством всякого разного спиртного. Время от времени я играл на гитаре, все тихо слушали. Одна женщина – кто-то из воспитателей, сопровождавших детей – как-то не выдержала и заплакала во время такой игры. Я всегда играл очень грустно, как мне потом сказали, непонятно каким образом сливая в одну мелодию порыв и обречённость, тоску и надежду, обильно добавляя печальные сочетания в таком объёме, что после достаточного количества спиртного удержаться от эмоций было очень тяжело. Без алкоголя, конечно, всё это звучит совершенно иначе, гораздо проще, поэтому я, как человек, пьяневший редко, не замечал всего этого в своей игре, хотя пил не меньше.

Там же на сборах я познакомился с одной симпатичной девушкой, тоже из воспитательниц, сопровождавших детей. Мы гуляли в перерывах между занятиями и попойками, общались, понравились друг другу. Хотя скорее это я ей понравился, чем она мне. Она внимательно меня слушала, соглашалась и интересовалась мной. Всё это подкупало, ведь приятно же нравиться кому-то. Кроме того, появилась возможность выговориться. Часть свободного от работы времени я уделял ей, но быстро понял, что общаюсь только из-за желания нравиться другому человеку, особенно такой девушке. Опять виной всему этот мой демонический характер. Я никогда не увлекался таким общением надолго.

Ощущение бездарно проведённого времени съедало меня изнутри через 10 дней беспробудных посиделок, разбавляемых работой со школьниками, которая велась мной скорее на автомате. По этой причине вернулся я в Петрозаводск не в самом лучшем расположении духа. «Дара будет не в восторге». – я уже не сомневался, что она знает про меня всё, можно даже ничего и не говорить.

С Дарой мы встретились на следующий день. Она была очень расстроенной, задумчивой, взгляд её был невнимательным, иными словами, на лице были все признаки усталости, будто она всё это время посвятила какой-то тяжёлой работе. На улице шёл дождь, да и настроение не располагало к прогулке, поэтому мы зашли в какое-то кафе, сели за столик друг напротив друга и для приличия заказали чай. Дара сидела и молча глядела на меня, а я старался не смотреть ей в глаза.

– Знаешь, Артём, – начала Дара тихо и спокойно, – ты, наверное, заметил, что наше общение достаточно необычное… Ты заметил, что твоё чувство влюблённости в меня не нашло своего развития?

– … заметил. – ответил я, боясь даже думать, так как передо мной явно сидел человек, читавший мои мысли.

– Я специально так сделала, чтобы никак тебя не ограничивать, – пояснила Дара, – это было не очень просто, но я нашла способ, отталкивающий, но удерживающий тебя одновременно. Я хотела, чтобы ты это заметил, но, видимо, слишком хорошо сыграла. Может быть переиграла, – с напускным безразличием продолжала она, – но тем лучше, удалось проверить, насколько глубоко ты можешь заглянуть внутрь человека, если дать тебе для этого все возможности. Оказалось, что вообще не можешь. Но поначалу кажется обратное. Так вот, Артём, наше общение с большой вероятностью может закончиться. Я долго думала и пришла к этому выводу, пока ты был в отъезде.

– Да? А почему? Я как-то повлиял на это решение? – начал спрашивать я, параллельно не зная, что мне думать. С одной стороны, я не испытывал к Даре чувств, которые делали бы меня зависимым от неё: чувство влюблённости, возникшее у меня в первую запланированную встречу в парке, пропало столь же скоро и больше не появлялось. Всё из-за её критикующего тона и постоянных нравоучений. Женским внимание я обделён не был. Меня не интересовали слишком выдающиеся девушки, хотя их искусственная красота, несомненно, привлекала, особенно летом. Причём эта незаинтересованность была взаимной. Ко мне, напротив, постоянно тянулись девушки спокойные и тихие, ничего особо не выдававшие и не стремившиеся привлекать внимание. Если с первыми можно было легко и свободно провести, максимум, вечер, то последние обычно оставались в моей жизни гораздо дольше, но отличались они куда бо́льшим умом. Этого с избытком хватало для того, чтобы не чувствовать себя одиноким. Получалось, что Дара не была мне нужна, почему я и не знал, что мне думать о её сообщении. Позже, возвращаясь к этому моменту, я сообразил, что полностью пропустил мимо ушей то, что мне было только что сказано.

– Да, Артём, ты повлиял на моё решение: твоё поведение и твоё отношение. Ты же в силах повлиять на него снова. Только ты, от меня ничего не зависит, поскольку действую я в соответствии с определённой заранее схемой, подробностей которой я не вижу смысла тебе объяснять. Просто прими решение. Самостоятельное.

– Какое решение, Дара? – изумился я, не понимая, что я должен делать.

– Очень простое, Артём, когда-то давно я просила тебя больше задумываться над тем, что мы обсуждаем, как мы это делаем, что я тебе говорю и пишу. Вот в этом состояла часть задания. Поясню его содержание ещё раз: у тебя есть вся необходимая информация, заключённая в наших разговорах и письмах, собери её, прими решение. Ближайшие несколько дней я буду полностью в твоём распоряжении: делай со мной что хочешь, руководствуясь здравым смыслом, конечно. Время пройдёт, и я подведу итоги твоей деятельности. – Дара смотрела на меня немигающим взглядом, пронизывая насквозь, но при этом мягко и снисходительно, как будто учитель смотрит на ученика, жалея его и злясь одновременно.