Проклятое наследство

На веслах второй лодки сидел молодой человек в щегольском, хорошо скроенном костюме. Он был красив рафинированной, картинной красотой, четким профилем, капризной линией губ и пшеничного цвета кудрями напоминал Августу римских патрициев. По крайней мере, такими Берг их себе представлял. Молодой человек на пристань поднялся с непринужденным изяществом и протянул руку, помогая выбраться из лодки своей спутнице. Женщина была хороша и на первый взгляд молода. Но лишь на первый взгляд. Стоило только присмотреться, и становилось очевидно, что нежный румянец на высоких скулах появился отнюдь не вследствие естественных причин, что кожа бела и ровна благодаря пудре, а осиную талию поддерживает корсет. От наблюдательного взгляда не могло укрыться очевидное родство женщины и белокурого юноши. Галантный человек предположил бы, что это брат и сестра, но циничный Август сразу решил, что перед ним мать и сын. Мысленно перебрав все возможные варианты, он пришел к выводу, что перед ним семейная чета Кутасовых: Антон Сидорович и его супруга Екатерина, в прошлом несравненная мадемуазель Коти. А юноша – не кто иной, как Серж, их непутевый сын. Вот и прилетели первые ласточки. Или стервятники, это кому как угодно считать.

– Господи, какой кошмар! – Голос мадам Коти был глубокий, хорошо поставленный, но сейчас в нем отчетливо слышались визгливые стервозные нотки. – И кому только пришло в голову построить замок посреди озера?!

Она скользнула равнодушным взглядом по Августу, а потом поманила его пальчиком и сказала капризно:

– Эй, ну что ты стоишь истуканом? Проводи нас в дом! Кстати, где остальные слуги? Надо распорядиться, чтобы отправили в город человека за нашим багажом. Ты меня слышишь?

– Слышу, как же можно вас не услышать? – Август решительным шагом подошел к мадам Коти, галантно поклонился и отрекомендовался: – Позвольте представиться, Август Адамович Берг, архитектор.

То, что перед ней не слуга, а архитектор, не произвело на мадам Кутасову ровным счетом никакого впечатления, и ручку для приветствия она протянуть побрезговала, сказала все тем же капризным тоном:

– Вижу, нас тут не ждали! – На супруга своего она бросила полный раздражения и укора взгляд. – Тоша, ты только посмотри, что происходит! Нас не ждали в нашем собственном доме!

Антон Сидорович Кутасов тяжело вздохнул, утер мокрое лицо не слишком чистым носовым платком и протянул Августу руку.

– Рад знакомству, мастер Берг, – сказал он с почтением, которым тут же заслужил расположение Августа. – В Перми о вас и ваших проектах до сих пор ходят легенды.

– Тоша! – повысила голос мадам Коти и притопнула ножкой. – Мы так и будем стоять на этом солнцепеке?

– Ну, Котечка, что же я могу поделать? Я ведь приплыл на остров вместе с тобой. – В голосе его слышались виноватые нотки, но что-то подсказывало Августу, что к капризам супруги он давным-давно привык и научился на них не реагировать.

– Замок уже полностью готов к встрече гостей, можете не волноваться, – сказал Август.

– Гостей?! – Мадам Коти окинула его полным презрения взглядом. – Милейший, возможно, вы здесь и гость, а вот мы – хозяева!

– Котечка, дорогая… – пробубнил Антон Сидорович и попытался взять супругу под локоток, но та увернулась, раздраженно взмахнула рукой.

– Я говорила тебе, Тоша, нельзя пускать это дело на самотек! Столько лет дом стоял без присмотра, и теперь вот полюбуйся – мы здесь уже не хозяева, а гости! Кстати, ты не говорил мне, что дом такой огромный. – Она приложила ладонь ко лбу, сощурилась, разглядывая каменных горгулий. – Мерзость какая! – сказала с отвращением и тут же спросила, обращаясь уже к Августу: – А скажите-ка мне, любезный…

– Август Адамович, – подсказал он.

– Любезный Август Адамович, кто еще из… гостей уже прибыл?

– Вы первые, – успокоил ее Берг. – Раньше других на острове появился господин Пилипейко, поверенный Матрены Павловны…

– Нет, ну какие прохвосты! – не дослушала его мадам Коти. – Опередили! Заслали уже этого своего!..

– Господин Пилипейко как раз и занимается подготовкой замка к встрече гостей.

– Хозяев! – взвизгнула мадам Коти и снова притопнула ножкой. – Попрошу запомнить!

– Хозяев, – покладисто повторил Август. – Он сейчас в городе, а я, если позволите, покажу вам дом и ваши комнаты.

– Комнаты я выберу сама! Я не какая-то там бедная родственница, чтобы мне указывали, где жить. Так и знайте!

Август перехватил полный тоски взгляд Антона Сидоровича, пожал плечами и молча пошагал к замку, побоялся, что еще чуть-чуть, и терпение его покинет. А ссориться с новыми гостями – то есть хозяевами! – Берг не планировал, так что придется немного потерпеть.

Он думал, что мадам Кутасова, уставшая с дороги, прямиком направится к себе в комнату, но не тут-то было, Коти решила первым делом осмотреть замок. О желании своем она объявила не терпящим возражений тоном, и Август обреченно вздохнул. Антон Сидорович тоже вздохнул, грузно опустился в одно из кресел, закрыл глаза.

– Котечка, ты уж сама… – сказал с мольбой. – Устал я невероятно.

Серж бросил на отчима полный презрения взгляд и тут же подхватил маменьку под локоток, выражая готовность сопроводить ее куда угодно.

По дому ходили долго, Коти совала свой очаровательный напудренный носик во все комнаты, почти так же, как до нее поверенный Пилипейко, заглядывала в шкафы и кладовки. Комнаты себе и сыночку она выбирала с невероятной тщательностью, капризами и сомнениями вконец замучив Августа. Наконец выбор ее пал сразу на три комнаты, из чего Август сделал вывод, что делить спальню с супругом мадам Кутасова не намерена.

Определившись с выбором, они спускались по лестнице, когда услышали голоса.

– Сделал все самым наилучшим образом, Матрена Павловна, можете не сомневаться, – вкрадчиво бубнил поверенный Пилипейко. – Времени у меня, конечно, было маловато, но, как видите…

– Вижу, Викеша! Вижу, дружочек! – Пожалуй, этот густой, с хрипотцой голос мог принадлежать как мужчине, так и женщине. – Постарался ты на славу!

– Что ж вы не сообщили, что приезжаете? – сокрушался Пилипейко, я бы распорядился, встретил бы вас по всем правилам.

– Господи, дружочек, да какие уж тут правила?! Мы, чай, не в гости едем, а к себе домой! Вот решили с Наташенькой, чего нам в Перми еще почти неделю сидеть, когда тут такое приволье, такая красота!

– Это еще что? – прошипела Коти и требовательно посмотрела на Августа. – Кто это там у нас?

В ответ он лишь пожал плечами, мол, разбирайтесь сами, и отступил в сторону, пропуская воинственно настроенную мадам Кутасову вперед. Следом за маменькой двинулся Серж, словно невзначай задев Августа плечом. Маленький паскудник…

А внизу тем временем разворачивалась настоящая драма.

Посреди холла, окруженные чемоданами и дорожными сумками, стояли четверо. Поверенный Пилипейко бережно прижимал к груди шляпную картонку, расписанную фиалками, и с картонкой этой выглядел до ужаса нелепо. Рядом, обмахиваясь веером, расположилась дородная дама, надо думать, сама Матрена Павловна. Фигура ее была монументальна, но при этом не лишена приятных мужскому взгляду изгибов. От жары ли или от избытка чувств пышная грудь ее вздымалась и колыхалась весьма волнительно. Волны эти стекали по складкам дорогого атласного платья, раскачивали бриллиантовые серьги в толстых мочках ушей. При всем при том Матрена Павловна излучала благодушную уверенность в себе, и даже появление мадам Кутасовой не вывело ее из душевного равновесия. Наоборот, она расплылась в широкой улыбке, жестом остановила ринувшегося было на ее защиту Пилипейко, сказала ласково:

– А вот и родственнички пожаловали! – Из уст ее это звучало как «бедные родственнички», и было очевидно, что в отличие от деверя свое наследство Матрена Павловна не только сохранила, но и приумножила, чем вполне заслуженно гордилась. – А я надеялась отдохнуть с дороги, побыть в семейном кругу, да вижу, ничего не выйдет. Каким ветром вас сюда занесло, Катька?

От возмущения, от таких вот обидных слов Коти фыркнула, ища поддержки, сжала руку Сержа, а потом тоном одновременно презрительным и высокомерным заявила:

– А ты небось надеялась тихой сапой все к рукам прибрать? Мало тебе было того, что семнадцать лет назад самый жирный кусок оттяпала?

– Я? – Матрена Павловна удивленно вскинула брови, веер ее колыхнулся и замер. – Милочка, да у тебя, как я посмотрю, с памятью совсем беда. Не от возраста ли? Я тогда никакого отношения к наследству не имела, я вон Наташенькой была беременна. – Веер качнулся в сторону юной особы, в силу возраста еще довольно стройной, но, очевидно, унаследовавшей от маменьки склонность к излишней пышности форм и здоровый деревенский румянец на премиленьком личике. Особа присела в легком реверансе. Смотрела она при этом не на маменьку и не на тетушку, а на Сержа. Во взгляде ее Август прочел изумленное восхищение. Определенно, кузен произвел на Натали впечатление.

А Коти услышала лишь то, что меньше всего желала услышать – тираду про возраст. Щеки ее пошли пунцовыми пятнами, скрыть которые была не в силах даже пудра.

– Тоша! – взвизгнула Кутасова. – Тоша, ты слышишь, что говорит эта… – Она не договорила, привычно притопнула ножкой.

– Дамы, прошу вас… – подал голос затаившийся в кресле Антон Сидорович. Голос его звучал несмело, с мольбой.

– И Антоша тут! – Матрена Павловна развернулась всем телом, колыхнулся массивный бюст, снова сверкнули бриллиантовые сережки. – Дай-ка я погляжу на тебя, деверь ты мой дорогой! Сколько лет мы с тобой не виделись? Кажись, с похорон моего Петеньки.

– Не были они на похоронах Петра Сидоровича, – ввернул Пилипейко, – не посчитали нужным, так сказать.

– Нам из Перми в ваше захолустье далековато, знаете ли! – не преминула куснуть Коти.

– Захолустье… – хмыкнула Матрена Павловна и велела: – Антошка, а ну покажись! Что ты там прячешься, давай хоть обнимемся по-родственному!

Из своего кресла Антон Сидорович выбирался долго и с явной неохотой, а когда наконец подошел к Матрене Павловне, та бесцеремонно, совершенно по-мужски присвистнула:

– Эким боровом ты стал! А раньше-то худющий был, что хворостина. Помнится, Петенька мой его двумя руками сзади за шею возьмет, как кутенка, да так, за шею, от земли и оторвет. – Матрена Павловна по-свойски подмигнула Августу и тут же спросила: – А вы небось тот самый сумасшедший гений, которого Савва при себе держал на манер европейских аристократов?

– Отчего же сумасшедший, Матрена Павловна? – Обижаться на людей простых и глупых Август давным-давно разучился. – Смею надеяться, что до сих пор нахожусь в здравом уме и твердой памяти.

– Так уж и в твердой? А по носу вашему сизому и не скажешь. – Она коротко хохотнула, довольная своей наблюдательностью. – Да вы не обижайтесь, господин архитектор, – добавила благодушно: – Я, знаете ли, тоже наливочкой вишневой не брезгую, хоть Анатоль и не одобряет…

На Анатоля, тонкокостного, щегольского вида мужчину с напомаженными усиками и прямым, как бритва, пробором в черных волосах, дама посмотрела с нежностью и даже некоторой страстью, из чего Август сделал вывод, что видит перед собой нынешнего супруга Матрены Павловны, того самого, о котором не пожелал вспоминать поверенный Пилипейко. Супруг Анатоль был из породы тех мужчин, которые нравятся таким вот, как Матрена Павловна – богатым, властным, давно разменявшим юность на зрелость. Моложе своей влиятельной супруги он был лет на десять и казался почти ровесником пасынка.

Пасынок с отсутствующим видом стоял в сторонке, интереса к возникшей родственной пикировке не проявлял. Пожалуй, в нем единственном угадывались черты кутасовской породы. Он был невысок, коренаст, взгляд имел цепкий, а наметившиеся залысины в скором времени должны были превратить его почти в точную копию почившего Саввы Кутасова. Пожалуй, этот персонаж пока что казался Августу симпатичнее остальных. Если в сложившихся обстоятельствах вообще можно говорить о какой-либо симпатии.

Меж тем Антон Сидорович, воспользовавшись тем, что Матрена Павловна отвлеклась, под гневные взгляды супруги, которая так и не сошла с лестницы и смотрела на всех присутствующих сверху вниз, тихонечко ретировался к своему креслу.

– Ну, коль уж вы все равно приехали! – Матрена Павловна хлопнула в ладоши, и Антон Сидорович испуганно вздрогнул. – Предлагаю поужинать. Викеша, дружочек, а скажи-ка ты мне, есть ли в этом доме чего покушать? А то у меня с утра маковой росинки во рту не было.

– Конечно! Непременно! Вот прямо сейчас же распоряжусь, чтобы накрывали на стол, – засуетился поверенный. – А вы пока не изволите ли подняться в свои покои? Я приготовил самые лучшие комнаты!

При этих словах Коти помрачнела еще сильнее, ей-то ведь казалось, что для себя она выбрала как раз самое лучшее, но кто знает этого прохвоста! Может, специально подсунул спальни поплоше. Все это читалось на ее красивом лице. Она уже успела позабыть, что выбор делала самолично, без постороннего давления.

– Да ты не суетись, дружочек, не суетись! – Матрена Павловна веером похлопала поверенного по плечу. – Мы сейчас отдохнем с дороги, переоденемся, а через часок спустимся. И вы, родственнички дорогие, спускайтесь! – Она бросила насмешливый взгляд на пунцовую от злости Коти. – Деньжата у меня водятся, накормлю всех, никто голодным не останется! Слышишь, Антошка? С голодухи вы тут у меня не помрете!

– Отчего это у тебя? – тут же огрызнулась Коти. – Дом этот наш общий!

– А жратва? – сощурившись, спросила Матрена Павловна. – Жратва тут у нас тоже общая или все-таки до моей снизойдете?

Коти ничего не ответила, развернулась так резко, что Серж, придерживавший все это время ее за локоток, от неожиданности едва не свалился с лестницы, пошагала вверх.

– Я приду, Матрена, – тихо сказал Антон Сидорович, выбираясь из кресла. – Спасибо за приглашение.

– И вы, господин архитектор, приходите! – Матрена Павловна со щелчком сложила веер. – Расскажете нам, как оно тут, на острове. Вы ж, считай, один из немногих, кто выжил той ночью. Вот и расскажете…

Не дожидаясь ответа, она направилась к лестнице. Супруг и дети ее устремились следом, а Пилипейко бросил на Августа многозначительный взгляд, напоминая об их недавнем уговоре. Августу же было не до того, по каменной плите пола прямо у него на глазах змеилась и разрасталась трещина, так Черная Химера выражала свое нетерпение.

* * *

К обеду Август успел переодеться, сменить несвежую, с застарелыми пятнами рубаху на некогда элегантный сюртук, даже шейный платок повязал, посмотрел на свое отражение в озерной воде, поморщился. Старик, как есть старик. Только какого-то рожна молодящийся.

За огромным, рассчитанным на большую семью столом уже сидели новые обитатели замка. Матрена Павловна заняла хозяйское место в торце, по правую руку от нее уселся супруг Анатоль, по левую – Пилипейко. Натали с братцем расположились рядом с Пилипейко, из чего Август сделал вывод, что отчима своего детки недолюбливают. По случаю обеда Матрена Павловна сменила дорожный наряд на домашнее, но все равно вульгарно-роскошное платье. В ушах ее колыхались уже не бриллианты, а рубины, и рубиновая же подвеска кровавой каплей посверкивала в ложбинке между грудей. Глядя на подвеску, Август то и дело ловил себя на желании каплю эту рубиновую стереть. А Матрена Павловна внимание его, по всей видимости, расценила по-своему, глянула насмешливо, мол, знаю я вас, старых сатиров, понимаю, что, несмотря на немочь, охочи вы до сладкого. Да только сладость эта не про вашу честь, смотреть можете, а трогать – ни-ни! Для этого имеется законный супруг Анатоль – молодой, горячий, любящий.

Анатоль сидел истуканом, улыбался преглупой улыбкой, поглаживал унизанную перстнями руку женушки да изредка бросал озабоченные взгляды на поверенного. Пилипейко же заметно нервничал, то и дело вскакивал с места, раздавал распоряжения слугам, сверялся с какими-то своими записями. Натали Кутасова, одетая куда строже своей маменьки, в тщательно скрываемом волнении поглядывала на двери. Братец ее рассматривал собственные сложенные поверх крахмальной салфетки руки, вид у него был сосредоточенно-задумчивый, когда пробили настенные часы, он вздрогнул и скомкал салфетку.

– Ну-с, семеро одного не ждут! – сказала Матрена Павловна зычным баском и велела: – Викеша, дружочек, распорядись, чтобы подавали. Все, кто есть хотел, уже собрались, а кто…

Договорить ей не дали, распахнулась дверь и в столовую стремительным шагом вошла Коти Кутасова в сопровождении супруга и сыночка. На ней было дорогое муаровое платье, но наметанный глаз Августа заприметил следы перелицовки. Кажется, дела у мадам Коти шли совсем плохо, коль уж не хватило денег на новый наряд. Она же тем временем замерла в позе совершенно театральной, окинула презрительным взором присутствующих, мгновенно оценила диспозицию и решительно утвердилась напротив Матрены Павловны. По всему видать, уступать сопернице она не собиралась ни пяди. Серж, в отличие от маменьки одетый во все новое и по последней столичной моде, со скучающим видом уселся по ее правую руку, а Антон Сидорович, отдуваясь и обмахиваясь носовым платком, – по левую. Стул под ним жалобно заскрипел, но выдержал.

– Ну что у нас тут? – спросила Коти таким тоном, словно хозяйкой званого обеда была она, а не Матрена Павловна. – Велите же наконец подавать!

Пилипейко скорчил страдальческую мину и преданно посмотрел на свою хозяйку. Та снисходительно усмехнулась и вопреки этикету пристроила салфетку не на коленях, а поверх декольте.

– Пусть подают, Викеша, – сказала благодушно. – У нас тут голодные родственники…

За столом повисла неловкая пауза, которую, впрочем, почти тут же нарушил капризный голос Коти:

– Да вот и тебе, Матрена, не лишним было бы поголодать, нынче в Европе этакие-то телеса не в моде.

– А давно ли ты была в Европе, Катюша? – медовым голосом поинтересовалась мадам Кутасова. – Слыхала я, что положение ваше нынче настолько неприглядное, что вы дальше своего захудалого поместья не выезжали этак годков уже пять. Самое время тебе вспомнить былое ремесло. Или старовата ты уже для сцены?

– Тоша, – прошипела Коти и пнула локтем в бок придремавшего супруга, – Тоша, что она себе позволяет?

– А что хочу, то и позволяю. – Матрена Павловна поправила рубиновую серьгу. – Знаешь ли, в отличие от некоторых я многое могу себе позволить и не побираюсь. Сынок-то твой как, остепенился уже? Все из родительских карманов выскреб или осталось еще кое-что на черный день? Слыхала, он тот еще мот, весь в маменьку.

– Да как же так можно, тетушка? – Серж сделал попытку встать из-за стола, но так и остался на месте, успокаивающе погладил маменьку по руке.

– Матушка… – прошептала едва слышно Натали и, глянув на кузена, залилась краской смущения. Смущение это не осталось незамеченным Пилипейко, он нервно сдернул с носа очки и принялся полировать стекла салфеткой.

– Что – матушка? – Все так же благодушно поинтересовалась Матрена Павловна. – Что я плохого-то спросила? Вот брат твой, – она с нежностью глянула на сына, – печалей мне никаких не доставлял, не кутил, не лоботрясничал. Такому семейное дело доверить не страшно, а тут что? Да и было бы что доверять. Прогуляли, профукали наследство-то! На Европы да на побрякушки растратили, а тепереча что? Чего приперлись в Чернокаменск? За какой такой нуждой?

– А вот за этой! – Коти медленно встала, уперлась ладонями в столешницу, поскребла ногтями по скатерти, и от звука этого к горлу Августа подкатила тошнота. – Что, небось думала под сурдинку и остров, и поместье к рукам прибрать! Думала, семнадцать лет остров этот никому не нужен был, так и сейчас на него покупатель не сыщется? Думала, умнее всех тут? Так не умнее! – Она взмахнула рукой, и бокал, который слуга уже успел до краев наполнить шампанским, едва не упал на пол. Его с неожиданной для такого грузного человека ловкостью подхватил Антон Сидорович, аккуратно отодвинул подальше от края, сказал едва слышно: – Котенька…

Ответить ему Котенька не успела, заговорил молчавший все это время Анатоль.

– Дорогая, кажется, у нас еще гости. – Голос его звучал по-восточному бархатисто и томно, и взор свой волоокий он перевел с супруги на распахнутое по случаю жары окно.

За окном Августу почудилось какое-то движение, словно бы черная тень промелькнула. Неужто снова албасты шалит? А Пилипейко уже суетливо выбирался из-за стола, делая какие-то знаки заглянувшему в столовую лакею.

– Кого там еще принесла нелегкая? – недовольным тоном поинтересовалась Матрена Павловна и велела: – Викеша, ты разберись, дружочек. Нам тут посторонние не нужны.

Пилипейко кивнул, двинулся к выходу из комнаты, но исполнить поручение хозяйки так и не успел. Дверь в столовую снова распахнулась, являя взорам присутствующих новое действующее лицо. Вернее, не лицо вовсе…

Вошедшая в столовую незнакомка была высока и стройна. Отчего-то Августу показалось, что эта девичья изящность самая что ни на есть натуральная, не такая, как у Коти Кутасовой. Вот только в смоляных волосах гостьи, уложенных в высокую, замысловатую прическу, было достаточно седины, чтобы понять – молодость ее осталась позади. Точнее определить возраст дамы помогло бы лицо, вот только лица-то как раз и не было. Вместо него была расшитая золотом черная шелковая маска, в прорезях которой яркими сапфирами поблескивали удивительной синевы глаза. Одета незнакомка оказалась в дорожное платье, на первый взгляд скромное, но определенно дорогое, и в платье этом выглядела весьма элегантно. Куда элегантнее Коти и Матрены Павловны, вместе взятых. Вот только маска…

– Это что еще за маскарад? – нарушил тишину язвительный голос Коти. – Господин Пилипейко, – обратилась она к поверенному, – неужто вы решили развлечь нас таким примитивным представлением?!

– В маскарадах и представлениях, Катька, ты у нас одна знаешь толк, – не преминула куснуть родственницу Матрена Павловна. Сама же она на незнакомку смотрела с внимательным прищуром, словно взвешивала на невидимых весах, прикидывала, чего ждать от этакой-то неожиданной встречи. – Милочка, а в самом деле, вы кто такая будете? – спросила вкрадчиво.

Ответить гостья не успела, в комнату шагнул сухопарый мужчина неопределенного возраста. Выглядел он совершенно непримечательно, почти так же безлико, как и его спутница. Если бы Августа заставили отвернуться, а потом попросили описать лицо мужчины, он бы, пожалуй, и не сумел, таким незапоминающимся оно было.

– Господа, – голос у незнакомца был тихий, с легким акцентом, – позвольте представить вам баронессу Агату Дмитриевну фон Дорф.

– Какую еще баронессу? – совершенно по-кошачьи фыркнула Коти, и левый глаз ее нервно дернулся. – Где баронесса?

– Прямо перед вами, – прошелестело из-под маски. Агата фон Дорф говорила еще тише, чем ее спутник. Но при этом в голосе ее доставало металла, который почувствовал каждый из присутствующих. Во всяком случае, Август точно почувствовал.

– Значит, баронесса… – Матрена Павловна колыхнулась телесами и возложенной поверх бюста салфеткой промокнула выступившую на носу капельку пота. – Решились, значит, покинуть родовое гнездо. Или где там у вас, у австрияков, принято жить?

– Вам ли не знать, Матрена Павловна, что родовое гнездо мое здесь? – В голосе баронессы послышалась усмешка.

– Где это – здесь? – тут же ринулась в бой Коти.

– Здесь. – Баронесса сделала неопределенный жест рукой. Хочешь, подразумевай под родовым гнездом замок, хочешь – остров, а хочешь – так и всю Россию-матушку.

– И что это вас вдруг спустя столько лет на родину-то потянуло? – поинтересовалась Матрена Павловна. По тому, как тревожно заколыхались ее подбородки, Август сделал вывод, что в баронессе фон Дорф она видит соперницу, куда более опасную, чем Коти.

– Ностальгия. – Баронесса улыбнулась. – Если не возражаете, я присяду. Долгая дорога…

Вот только дожидаться разрешения Агата Дмитриевна не стала, плавной походкой подошла к столу и уселась рядом с Августом, не преминув окинуть его внимательным взглядом. Отчего-то Августу показалось, что она его знает. То есть не знает, но справки навела. Или справки навел вот этот невзрачный человек, который верным псом проследовал за хозяйкой? Кто он, кстати, такой? Уж не тот ли господин Шульц, которому удалось так ловко уладить дела со злотниковским наследством? Надо полагать, он и есть. Вон как Пилипейко занервничал.

– Да чего уж там, – хмыкнула Матрена Павловна. – Одним нахлебником больше, одним меньше. Не знаю, как у вас, у австрияков, принято, а мы, русские, народ хлебосольный. Всех приютим и всех накормим. Правда, Катька?

Коти ничего не ответила, лишь крепко вцепилась в салфетку да гневно зыркнула на супруга, который благоразумно предпочел не вмешиваться.

– Я рада. – На уколы и язвительность Матрены Павловны баронесса отреагировала царственным кивком. – Тогда уж, будьте так любезны, распорядитесь, чтобы принесли воды. Очень хочется пить с дороги.