bannerbanner
Девочка без имени
Девочка без имени

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Александр Гуйтер

Девочка без имени

С самого утра шёл противный мелкий дождик. Тану сидел в небольшом кафе, пил остывший кофе с корицей и смотрел в окно. Обычно он выпивал чашку за пару минут, чтобы кофе не успел остыть, но сегодня ему не хотелось выходить наружу, и он сидел уже целых полчаса, ожидая, что дождь закончится.

– Ты что, ждёшь, когда кончится дождь? – спросила Айко, хозяйка и официантка одновременно.

– Угу, – буркнул Тану и отхлебнул из чашки.

– На небо посмотри, – усмехнулась Айко, – он точно всю ночь идти будет, а, может, и весь завтрашний день.

Это Тану и без неё знал: достаточно было посмотреть на бесконечно-серое небо, чтобы понять, что дождь и не думает заканчиваться. В такие дни Тану казалось, что это навсегда, что этот дождь, раз начавшись, уже никогда не прекратится, что небо навсегда останется серым и безжизненным, а всё живое утонет в тумане.

– Тоска, – сказал Тану.

– И не говори, – поддержала Айко. – Мне в такие дни хочется сидеть на диване перед телевизором, укутавшись в плед и пить горячий шоколад или что покрепче. И ещё чтобы шторы были закрыты, чтобы не видеть того, что снаружи.

– Раньше считали, что дождь это романтично.

– Кто считал-то? – усмехнулась Айко. – Всякие поэты да писатели! Вот взять бы этого романтика, отправить на улицу под дождь дня на три!

– Думаешь, ему разонравится? – улыбнулся Тану.

– Уверена. Когда от холода и сырости зуб на зуб не попадает, тебе точно не до всякой романтики!

Тану вспомнил, как когда-то, ещё в школе, читал стихи поэта, воспевавшего дождь. Стихи он не помнил, имя поэта забыл, но смысл прочитанного в памяти сохранился.

– Помню, как читал, что кто-то называл дождь слезами неба. Знаешь, там так хорошо написано было! Мол, мы все плачем по кому-то или из-за кого-то, а небо плачет по всем нам.

Айко фыркнула и рассмеялась.

– Глупости это всё! Дождь он и есть дождь! Вода и только! Хотя, знаешь, – она облокотилась на стойку и подпёрла подбородок кулаком, – в этом что-то есть. Вот, чёрт!

– Что?

– Да что-то мне тоскливо стало. Может, выпьем по стопочке?

Тану редко выпивал: под действием алкоголя тоска, испытываемая им чуть ли не постоянно, становилась просто невыносимой. В голову лезли тяжёлые мысли о смысле жизни, собственной никчёмности, тоскливые воспоминания о чём-то упущенном и потерянном и отчаяние от того, что в будущем ничего не изменится. Он не знал, что именно хочет изменить и от этого становилось лишь тяжелее.

Но сейчас он хотел согреться.

– Давай, – кивнул Тану. – Слушай, а налей мне ещё кофе и влей в него стопку.

Айко посмотрела на кофеварку.

– Тут как раз на одну чашку осталось, – сказала она. – Сейчас разогрею.

Она нажала кнопку и достала из-под стойки початую бутылку коньяка.

– О, закипает. Ну, давай чашку!

Тану допил остатки и протянул чашку Айко. Та налила кофе и разбавила его коньяком.

– Как крепко! – сказал Тану, отпив из чашки.

– Пятьдесят на пятьдесят! – усмехнулась Айко. – Самая лучшая пропорция!

Она отхлебнула из бокала, поморщилась и шмыгнула носом.

– Всё-таки я простыла.

– Промокла с утра?

– Да, – кивнула Айко. – С утра встала, в окно смотрю – туч вроде нет. Ну, я зонтик и не взяла, а только от дома отошла, он и начался. Я уж домой не пошла, а то бы к открытию не успела, да и переодеться тут есть, во что, – она снова отхлебнула. – Но промокла, как собака. Пришла, в зеркало посмотрела, а у меня даже губы посинели!

– Коньячком согрелась? – улыбнулся Тану, почувствовав, как по телу разливается приятное тепло.

– Ага, сейчас! – фыркнула Айко. – В начале рабочего дня! Нет, исключительно кофейком.

Тану хлебнул и посмотрел в окно.

– Нет, это никогда не закончится, – сказал он, – хоть всю ночь просиди.

Он посмотрел на часы и присвистнул:

– О, так уже почти девять! Надо домой идти.

– А мне надо закрываться.

– Так рано ещё вроде.

– Ты думаешь, кто-нибудь придёт? – ухмыльнулась Айко. – За последние полтора часа только ты один и зашёл.

В этот момент колокольчик двери звякнул и в кафе вошёл пожилой мужчина в чёрной одежде проповедника Нового Рассвета. Он вытер мокрое лицо, фыркнул и принюхался.

– Ну и погодку послали нам небеса! – с улыбкой сказал он, подойдя к стойке.

– Не то слово, – ответила Айко, пряча бокал.

Её движение не осталось незамеченным.

– Не волнуйтесь вы так, – лукаво прищурился проповедник, – я всё понимаю. Мне в такую погоду тоже порой хочется согреться чем-нибудь крепким. Но, увы, – тут он развёл руками и с улыбкой посмотрел на Тану, – приходиться довольствоваться исключительно кофейком. Иногда даже синтетическим!

Тану понимающе кивнул:

– Да, синтетика это гадость.

– И не говорите! – воскликнул проповедник, присаживаясь за столик. – Мне кофе с одной ложкой сахара!

Айко вздохнула и засыпала в аппарат порцию кофе.

– Вот скажите, – обратился проповедник к Тану, – какие мысли возникают у вас при виде дождя?

– А какое это имеет значение?

– Мне просто интересно, – ответил проповедник. – Знаете, разные люди порой испытывают абсолютно разные эмоции при виде одного и того же события.

– Не думаю, что дождь способен вызывать что-то, кроме грусти, – сказал Тану. – Тем более такой дождь.

– Да, вы правы, – согласился проповедник, посмотрев в окно, – такой дождь вызывает лишь тоску. Не то, что гроза. Вот где восторг, восхищение, какая-то детская радость! Небо словно взрывается над вами, обрушивая вниз обжигающие струи! Ты подставляешь под них счастливое лицо и весело смеёшься, чувствуя себя сопричастным этому торжественному и грозному явлению!

С сияющими глазами он повернулся к Айко.

– Вы могли бы стать поэтом или писателем, – сказала она, доставая чашку.

– Мне иногда кажется, что наша Церковь поступила неправильно, когда запретила людям творить, – грустно ответил проповедник.

– И это говорите вы, служитель Нового Рассвета? – удивился Тану.

Проповедник горько улыбнулся:

– Странная ирония, правда? Но я действительно так считаю.

– Почему? – спросила Айко, протягивая дымящуюся чашку.

– Спасибо, – поблагодарил проповедник. – Ух, какой горячий! Замечательно согревает! Понимаете, стремление творить заложено в нас изначально. Мы не можем не творить, не можем жить только наукой, не можем без того, чтобы не создавать что-то, чем будут восхищаться потомки, что-то, не имеющее практической цели, что-то, что способно заставлять наше сердце биться сильнее или сжиматься от ужаса.

– То, что способно вызывать эмоции, – добавил Тану и допил кофе.

– Да, – кивнул проповедник, – именно так. И этого нас лишили.

Айко недоверчиво посмотрела на него и сказала:

– Странно, что об этом говорите именно вы и ещё более странно то, что вы говорите это нам.

– Кому это – вам? – спросил проповедник.

– Совершенно незнакомым людям.

Проповедник вздохнул, хлебнул кофе и медленно произнёс:

– Я сегодня почувствовал, что больше не могу так.

– Ой, – замахала руками Айко, – только прошу, не надо перед нами исповедоваться.

– Да, лучше не надо, – добавил Тану.

Проповедник грустно посмотрел на него и хриплым голосом сказал:

– А кому ещё я могу высказаться, если не тем, кто меня совершенно не знает? Тем более, что вы помните, что такое живопись, скульптура, поэзия. Вы ведь наверняка тоже тоскуете по всему этому, как и я.

– Нет, – быстро ответила Айко.

– Вы врёте, – улыбнулся проповедник.

Айко покраснела и опустила глаза, а проповедник, допив кофе, встал и направился к выходу. Открыв дверь, он обернулся и подмигнул.

– Прощайте!

– До свидания, – сказал Тану.

Когда дверь закрылась, Айко достала из-под стойки бокал, допила и налила ещё.

– Странный он какой-то.

– Мне кажется, что его что-то мучает, – сказал Тану, смотря сквозь стекло, как проповедник медленно побрёл по улице.

– Всех что-то мучает, – хмуро сказала Айко, – а этим церковникам я вообще не доверяю.

– Как ты думаешь, куда он пошёл, – словно не услышав её, спросил Тану.

Айко глотнула коньяка и фыркнула:

– А тебе не всё равно? Мне вот лично абсолютно неинтересно, куда он мог пойти.

Тану вздохнул. Он вдруг почувствовал странное, необъяснимое родство с проповедником. Тот тоже испытывал тоску, хоть и немного другого толка: он тосковал по прежним временам, а Тану тосковал просто так, но именно чувство беспредельной тоски роднило их друг с другом. Тану захотелось вскочить, побежать следом, спросить, кто он такой и чего хочет, но вместо этого он отвернулся от окна и допил кофе.

– Ещё хочешь? – спросила Айко.

– Нет. Мне, наверное, уже пора.

– Пока.

– Пока.

Тану застегнул куртку, накинул на голову капюшон и вышел на улицу.


Наклонив голову, Тану медленно брёл вдоль мусорной свалки, освещённой жёлтыми фонарями. До дома оставалось совсем немного, как вдруг его привлёк странный звук, доносившийся из-за кучи мусора. Тану остановился и прислушался. Звук был похож то ли на плач, то ли на скулёж.

«Может, щенок? – подумал Тану. – Бедный! Ему, должно быть, очень холодно и одиноко».

Тану осторожно заглянул за мусорную кучу и увидел большую картонную коробку, раскисшую от сырости. Плач доносился из неё. Тану присел на корточки, заглянул внутрь и вздрогнул.

«Ребёнок?»

– Что ты здесь делаешь?

Огромные глаза взглянули из полумрака.

– Я не знаю, – ответил ребёнок.

– А как тебя зовут?

– Я не знаю.

– Тебе холодно?

– Очень.

– Что же мне с тобой делать?

– Не бросайте меня здесь, – всхлипнул ребёнок.

– Не брошу.

– Обещаете?

– Обещаю.

Ребёнок медленно вылез из коробки и Тану увидел, что это девочка. Чумазая, со спутанными грязными волосами, одетая в тонкий серый балахон, прилипающий к телу, она стояла перед ним и улыбалась.

– Вы – первый, кто захотел мне помочь, – сказала она.

– А были другие?

– Да, – кивнула девочка, – пробегали собаки, но они даже не стали со мной разговаривать и убежали.

– А разве собаки умеют разговаривать?

– Конечно, – уверенно ответила девочка. – Все умеют разговаривать, но не все умеют слушать.

Она улыбалась, хоть и дрожала от холода. Тану понял свою оплошность, быстро снял куртку и накинул её девочке на плечи.

– Так тебе будет теплее.

– А как же вы? – спросила девочка, кутаясь в куртку.

– Ничего, – улыбнулся Тану, – до дома недалеко.

– А где вы живёте?

– Вон там, – Тану указал на дорогу.

– На дороге?

– Нет, – ответил Тану, чувствуя, как рубашка напитывается влагой, – просто отсюда не видно. Если идти по дороге, то скоро придёшь к моему дому.

– А вы один живёте?

– Да.

– Наверное, это очень грустно.

– Что?

– Жить одному.

Тану задумался, а девочка уверенно прощебетала:

– Но теперь вы не один. У вас есть я.

– Но…

– Вы обещали не бросать меня.

– Я…

– Вы обещали.

– Хорошо.

Тану подхватил девочку на руки, прижал к себе и пошёл домой.

«Что я делаю? Это же чистое безумие! Надо будет сообщить в полицию. Да, когда приду домой, обязательно сообщу. Может, она чья-то дочь и родители её ищут».

– Пожалуйста, не отдавай меня им, – словно прочитав его мысли, прошептала девочка.

– Кому это – «им»?

– Им, – ответила девочка и заснула.


В коридор выглянула соседка. Это была пожилая женщина в толстых очках и с отвратительным характером. Когда-то она работала учительницей и к детям относилась с плохо скрываемой неприязнью.

Придирчиво посмотрев на Тану, который задумчиво стоял перед своей дверью, размышляя, как ему достать из куртки ключ и не разбудить девочку, соседка спросила:

– Кого это ты принёс? Собаку со свалки?

– Тихо! – шикнул Тану. – Это девочка. Она спит.

– Уж лучше бы собаку. Где ты её подобрал?

– Неважно.

– Ты уже сообщил в полицию?

– Пока нет.

Старуха подошла к нему, посмотрела на девочку и скривила губы:

– Обязательно сообщи.

– Хорошо.

– Я прослежу, – сказала старуха, посмотрев Тану в глаза.

– А почему для вас это так важно?

– А вдруг она беглая преступница?

– Она ребёнок!

Соседка махнула рукой:

– Знаем мы этих детей! Слышал, что позавчера на улице Хризантем случилось?

– Нет.

– Вот! Там вот такие вот, как ты их называешь, дети, убили мужчину.

– Как?

– Камнями забили. По новостям сказали, что на нём живого места не было. Вместо лица – кровавое месиво, все кости переломаны, вокруг всё в крови…

– Подождите, а с чего вы взяли, что это дети? – негодуя, спросил Тану.

– А кто ж ещё? Видел, сколько там их бегает, беспризорников этих?

– А полиция что говорит?

– Что личность преступника не установлена. А чего там устанавливать? Это же ясно, как ясный день! Будь я на месте начальника полиции, я бы уже давно приказала всех этих малолетних убийц переловить и отправить в трудовой лагерь!

Девочка вздохнула.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу