Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма

Мануальщик был местной знаменитостью. Попасть к нему было вообще большой удачей. Записываться нужно было за полгода. Диагностировал руками и глазами, после рентген 100% подтверждал диагноз. Её зимой привезли друзья – мебельных дел мастера. Они делали заказ для мануальщика. У врача уже было все занято на до-июля, однако из восхищения ее друзьями-мастерами он записал её дополнительным сеансом на май аж на 8 вечера.

…Два года назад она сорвала-таки позвоночник на их в 40 соток огороде.

Личная жизнь закончилась. Да и до того – была ли она? Вот, Олег – позапрошлая любовь – женатый мужчина, которого Женя полюбила сразу, но постепенно: заворожено вслушиваясь, всматриваясь, и, в одночасье очарованная, окончательно разрешила себе: «Я – влюбилась!». Чувство имело даже некую взаимность при полной бесперспективности и в физическом, и матримониальном плане. Ни она, ни он ничего не собирались с ним делать. Ей её взгляды не позволяли. Ему – его – тоже. Но взаимность чувствовалась. И не только в том, как мгновенно просветлялось при виде неё его лицо, и мягчел голос, но и в полном отсутствии ощущения неуместности либо глупости ее чувств. Она ходила и светилась и чувствовала себя женщиной – красивой, привлекательной и обаятельной безо всяких аффирмаций и аутотренингов.

…По дороге обратно, до N-ска, больше не разговаривали. Хотя она настроилась на душевный разговор, предвкушая роскошь человеческого общения. Но он будто не собирался уже, был в каком-то другом настроении, словно решал: надеть обратно маску, или пусть побудет пока рядом… А может, он просто устал, он, ведь, вел машину и работал, а она ехала.

В городе он заехал во двор девятиэтажки, и зашел в квартиру. Поехали дальше, за город, в дачный поселок. Красиво. Вокруг стройные молодые сосны. Сразу у сосняка – его ворота. За ними – сибирский дизайн по необходимости, но очень декоративно: ползущие плодовые деревья. Ну, совсем ползущие. Здорово! Какой-то мастер старался. Аккуратные дорожки.

В доме кухня, большой холл с камином. Диван, 2 кресла, столик. Лестница на второй этаж. Олег затопил печь. Предложил ей приготовить себе, он поел в городе. Ушел топить баню.

– Ну, что? В баню идем?

– Идите. Вы – первый.

Он постоял. Ушел. Вернулся через час.

– А я буду часа 1,5, – это потому, что она вообще-то, вчера только была в бане.

Вообще, везде аккуратно, чисто. Ни в доме, ни в бане, правда, не было ни одного следа присутствия женщины. Но Женя уже точно знала, что она есть: по одному из телефонных разговоров, как он ни старался придать ему вид делового, были слышны ее интонации. «Видимо, она у него еще как раз полгода, и сюда он ее не возил. А меня он в квартиру не повез. Логично. Тоже аккуратно».

Она вышла из бани около 10. Завтра, похоже, будет тепло – вечерний воздух тише и мягче, чем днем.

– Будем спать. Мне завтра рано вставать.

– А где я буду спать?

Он показал на диван. Там лежало стопкой постельное белье, одеяло и подушки.

– А ты где?

– Рядом.

– Не поняла?.. Это что, шутка? Или такой был план?..

– Да ладно, я на кресле, – он развернул кресло, постелил, взял плед и лег.

– А второй этаж? Почему меня туда не положить?

– Он летний, там холодно.

– А труба от печки куда идет?

– Ложись спать, куда тебе говорят! Мне некогда болтать. Ты не дома.

Она постелила и легла. С полчаса смотрела в темноту, может, час. Он задышал ровно, спящим ритмом. Она стала расслабляться, повернулась к стене, окунаясь в дрему. Однако, не очень-то получалось. Присутствие желанного мужчины будило и бодрило. Она слушала этот немой разговор тел через комнату. При этом нужно делать вид, что ее тело молчит. «Ну, успокойся. Во-первых, рановато будет. Во-вторых, у него есть женщина. В-третьих, он врет, что ее нет… Да, вот именно, он еще и врет… В-четвертых, – это все Женя объясняла своему разохотившемуся телу, – кроме тебя у меня есть еще, как минимум – мозги, как максимум – душа. Нужна гармония. Так что, спи. Хотя, твое дело – желать. Я тебя понимаю. Тебе захотеть – времени не надо. Тем более, ты и так хочешь. Ну, и хорошо, значит, живое». «Да, если бы мы с ним поговорили душевно – было бы легче». «Интересно, удастся заснуть?»

…Она очнулась от жаркого движения рук по ее телу от бедер до плеч, потом ниже, под…

– Что это?! – возмущенно удивился он.

– Спальник!

– Какой еще спальник?!

– Туристический… – она рассмеялась.

– Зачем?!!

– На всякий случай. А видишь, какие бывают случаи.

– Ну, ты даешь… – он пытался найти вход в спальник, но она лежала на «молнии».

– Вы что-то хотели? – она вытолкала его руку.

– Ну, пусти меня.

– Куда вас пустить?..

Он положил ей руку на низ живота. Сопротивляться было нечем, ее руки держали спальник сверху. «Может, не стоит сопротивляться?» – влетела предательская мысль, прямо оттуда, с низа живота. Она резко дернулась, сбрасывая его руку. Он вздохнул, пошел к себе на кресло.

– Ну, и зря. Мог бы быть такой шикарный секс.

«Никто не сомневается…» Она снова дождалась, чтоб его дыхание затихло. «Интересно, я дура, или прикидываюсь? Нет, я не прикидываюсь. Значит, дура. Ты надеялась на что? На сублимацию? Ты же сразу его прочувствовала. – А что я прочувствовала? Что я его хочу и он меня хочет? Но я не думала, что это уже причина сразу действовать. Да, я надеялась на некоторую сдержанность». «Ты вчера так мучилась ночью. Ты помнишь, что ты просила? – Я прошу любви. Одно и тоже всегда… – Нет, ты взвыла: Ну, пошлите мне мужчину, я уже больше не могу! – И это что? Заказ исполнился?.. Это не вся я, это тело вопило… Да, такой заказ очень быстро исполнился… Наверное, он проще…». «Любимый мужчина – это не понятно, видимо. Прислали – желанного… Есть такое тело…». «И что делать? Вчера не спала, потому что не было мужчины, сегодня – потому что есть. Смешно…». «Времени прошло больше. Спит уж, наверно… Ну, все, он попробовал, вдруг можно, да? По крайней мере, агрессии он не проявит, так что ничего страшного не происходит».

…Он сразу быстро уверенно стянул верх спальника и впился губами в ее сосок, рукой лаская вторую грудь. Она онемела от жгучего желания, затопившего ее по самые мозги. Она отчаянно силилась вспомнить себя. «Боже мой! Господи миленький! Я так больше не могу! Ну, так же невозможно! Пожалуйста, ну пусть он отстанет сам!..» От несбыточности этой мысли она опомнилась и стала выворачиваться. Он крепко обхватил ее.

– Какая у тебя шелковая кожа! – он отпрянул от груди, довольный и явно уверенный в продолжении.

– Послушай! Отстань от меня, пожалуйста, а? У меня уже нет сил.

– Вот и не надо их тратить! Лучше доставить друг другу удовольствие.

– Удовольствие… А дальше что?

– И завтра удовольствие. А что, разве удовольствие – это плохо?

– Смотря в каком контексте.

– Не умничай, – он по-хозяйски показал рукой, мол, раскрывайся.

– Ладно, иди к себе…

– Ну, почему?

– Я тебе по дороге про все «почему» объяснила. Ты нарочно постарался забыть? Что сейчас между нами будет? Пробовать меня не надо, я уже говорила – я не торт.

– Ну, и ты ведь со мной попробуешь? А вдруг тебе понравится?

«Вот именно поэтому и не надо. „Сало – оно и есть сало, чего его пробовать?“ Самый нюанс – сопротивляться ему, да еще и себе. И он же точно это знает…»

– Допустим – мне понравится. И что? Дальше – что? В лучшем случае, еще один эксперимент на твои пол-два-три года? Я сразу скажу, что не удовлетворю твоим требованиям как жены. Совершенно очевидно, что мы с тобой разные люди. Слушай, ты попросил помочь взглянуть на свои прежние пробы иначе. Но, похоже, ты соврал. У тебя был план? Я дура, конечно, признаю. Поверила в твою честность.

– Хорошо, я тебя больше не трону. Сегодня. Завтра поговорим, – он ушел. И больше не тронул. Сегодня.

Она заснула, когда шторы на окнах стали светлеть. Разбудил визг телефона. Он ответил.

– Чего ты телефон не выключаешь? Я спала 2 часа.

– У меня работа. Сама виновата. Ни секса, ни сна. Ночь мне испортила.

Он уехал, велев ей отмыть холодильник. Ну, да, хоть шерсти клок. Она заодно убралась в кухне и в зале. Вышла из дома и уселась на ступеньки крыльца. Было солнечно и к полудню разогрелось почти летним теплом. От сосен за оградой заманчиво веяло смолистым эфиром. А хвоя все еще желтоватая – весна все же очень растянулась. Она понимала, что Олег так просто не отстанет, и готовила ему речь. Вернее – фразу. Еще вернее – тон. Нужно уверенно и жестко. Своей покровительственно-хозяйской манерой общаться Олег походил на министра-администратора из «Обыкновенного чуда». И ухаживать ему тоже некогда. Только ей подчиняться ему уже давно не хотелось. Жаль, что у нее нет мужа-волшебника. И дома – не он у нее, а она – у него. Женя невольно снова вспомнила того другого Олега и тот момент, когда позволила себе так безрезультатно влюбиться. Тогда случайно она услышала его реплику – на что? – других его собеседников она и не слышала, отреагировав только на его голос: «Женщина расцветает полностью только после третьего ребенка. Вот эта величественная грация, которая появляется во время беременности – уже не проходит, и остается в ней насовсем», – и столько было поэзии, уважения и трепета в его голосе, лице, словах, что сердце Жени ухнуло в теплое уютное к нему доверие. И в этом их большая разница. А все-таки напоминает… Хотя, ведь и в комплекции: тот Олег был собран и подобран, а этот – а ведь младше на пять лет – уже растекается вширь и везде с заметной перспективой расплыться до серьезных размеров.

Он приехал днем.

– Сейчас я буду спать, а потом ты мне все расскажешь. – Через час она его разбудила, как он ей поручил. – Ну, рассказывай, – он вышел на крыльцо, и обнял ее за талию, – ты передумала?

– Послушай меня, пожалуйста, – она вывернулась из его руки. – Если следующая ночь будет такой же, как предыдущая, – я очень прошу тебя, отвези меня сейчас на автобусную остановку, я поеду в город и поищу себе жилье.

– …Стойкий оловянный солдатик… Хорошо, я подумаю и скажу, – его глаза слегка посерьезнели. Он ушел одеваться. Вернувшись, он был совсем серьезен и опять вполне искренен, – давай так. Ты оставайся здесь. Если я справлюсь с собой, – я останусь ночевать в городе, а утром приеду и отвезу тебя к твоему мануалисту. А если я увижу, что не могу с собой справиться, то я приеду сюда…

– И?.. Не поняла?.. – она нервно засмеялась, – и тогда я могу пенять на себя?

– Подожди, не перебивай… Я приеду и ты еще раз мне расскажешь про себя. А если мне это не поможет, то я уеду в город на ночь. Но я обещаю тебе, что больше я тебя не трону, если ты не захочешь. Договорились?

Она его даже зауважала. Он был очень правдив.

– Договорились. Только оставь мне ключи от ворот. Я не удеру с ними. Я хочу по сосняку погулять.

– Вот ключи. Подай мне телефон, он лежит на подоконнике у входа. – Она вынесла мобильник. – Ну, вот, ты же умеешь быть послушной, – его глаза заглядывали в ее, ища этого послушания.

Она сразу вышла в сосны. Молоденькие, стройные, тонкие. Женя с сочувствием, радуясь своей снисходительности, слушала стенания своей собственной плоти, безоговорочно воспринимая их бесполезными в данной встрече при данных обстоятельствах.

Вечером он приехал поздно – видимо справлялся с собой – с бутылкой вина и фруктами. Зажег только бра. Наполнил бокалы.

– Выпьем за знакомство. – Выпили. В халате, откинувшись в кресле, следя за ее движениями, он повелевал ей включить телевизор, подать пульт, принести нож, – А у тебя классно фигура… сохранилась для 30.

– Можно подумать, 30 – это 60, – пожала она плечами.

– Ну, кто-то и в 30 расплывается, – настаивал он на комплименте.

– Ну, кто-то и в 15. У нас порода другая, – отмахнулась она.

– Ну, я слушаю, как ты докатилась до жизни такой? – Он вернулся к своей иронии.

– Уже 11 ночи, я не успею рассказать… А ты умеешь смотреть в глаза, не щурясь? Или у тебя со зрением проблемы?

– Не уходи от темы.

– Я как раз по теме, – она усмехнулась, – по-моему, ты стараешься сузить взгляд на тему, и на жизнь.

– Значит, ты не передумала? – Он присел перед ней, обхватив ее бедра.

– Я так понимаю, разговор должен идти в одном русле и в заданном направлении?

– Но ты же не монахиня?.. А разве ты не хочешь?.. Ну, ты же хочешь, – произнес он уверенно вкрадчиво.

– Ну, допустим. И что? – спорить с очевидным было уже бессмысленно.

– … – Он ответил движением рук.

– Но, – она остановила его руки, – мы ведь не животные, что бы на одном желании спариваться.

– А что? Чем тебе животные хуже? Чем мы их лучше?

– А вот именно, мы – ничем. Они животные и животные. А мы люди – и как животные. Вот и все. И я так не хочу. Слушай! – Вдруг она вспомнила тему! – Ну, объясни мне, неразумной женщине, отказывающейся от шикарного секса с тобой, чего с детьми делать будем? Или у тебя обойма презервативов под подушкой?

– Все нормально, я осторожно.

– Не, не надо мне осторожно. У меня сестра именно так и забеременела. Только там парень больше нее жениться хотел. А с тобой – шутки плохи, уже понятно. Ты в следующий раз, если секса хочешь, так сразу и говори. А не заводи серьезные душеспасительные беседы.

– Так, а ты что, согласилась бы? – чуть было не пожалел он задним умом.

– Я бы сразу отказала, и не трепали бы друг другу нервы. «А может и согласилась бы… Меньше знаешь – лучше спишь», – чуть было не пожалела она.

Он молча поднялся и уселся в свое кресло, так же молча разошлись по постелям. Однако он опять возобновил уговоры словом и делом, когда они уже улеглись спать.

– Слушай, – проговорила она устало. Ее вымотала эта борьба внутри и снаружи, – ведешь себя совсем неприлично и непорядочно. Это же насилие, по сути, психологическая атака. Ты будто предлагаешь мне выбрать, а по факту – все это время не даешь мне права выбора. Психологическое насилие – это тоже насилие, немногим лучше.

– Ты что такое говоришь! Ты что говоришь?! – испугано запричитал он, – я – насильник! Да никогда со мною такого не было! – Он соскочил с дивана, побежал на кресло, возмущенно повторяя, – я – насильник!

Она удивилась скорому и верному эффекту. Вот это да! Мы так зацеплены за приличие! Слово нам не понравилось! Да… и у очень уверенных мужчин есть слабые места.

…«Только теперь не пожалей о своей победе. Одно дело победить, другое – жить дальше… Твоя стойкость нашла решающее слово, когда ты уже готова была сдаться. Но ты его нашла… – Ну, и хорошо. Я его нашла. Значит, так надо»…

Она даже поспала, часа 4. Утром он не касался ее больше, только смотрел. Заходил и не выходил, когда она одевалась. За это время она привыкла уже к его липнущим рукам, и ей явно их не хватало. Она усмехнулась над собой.

– Чего смеешься?

– Да так… Слава Богу, все позади!

– Да-а. Ну, ты меня удивила.

– Ты меня тоже. Мы квиты, – кивнула она примирительно.

Высаживая ее у фонтана в городе, как она попросила, он еще раз сообщил, что удивлен.

– Ну, передумаешь – звони. Номер у тебя есть, – на его лице вновь привычно поселился прищуренный взгляд. Он уезжал по делам в другой город.

Через три часа у неё был второй и последний сеанс на этой неделе.

***

Она вылезла из маршрутки на пересечении трех дорог. Перешла на ведущую в их район. Постукивая каблучками, звонко раздававшимися в сером дне, – 20 метров туда-сюда вдоль трассы, – она вспомнила, как 2 дня назад проезжали здесь с Олегом, и он перекрестился на вот эту церковь. И одной картинкой увидела эти прошедшие 2 дня. И рассмеялась. «А по каким-то соображениям я мужика продинамила. Ну, что ж, я не знаю, собирался ли он быть таким благородным, но ему пришлось». Повернув в очередной раз, она уставилась без цели и мыслей за ограду церкви. По двору ходила монахиня. Женя какое-то время наблюдала за ее перемещениями. Женя не знала, что здесь монастырь – у церкви, совсем недавно восстановленной. «А для кого-то и нет такого выбора: быть или не быть с ним? Вопроса нет, потому что есть один ответ: не быть ни с кем…». Она вдруг увидела себя со стороны: в красной куртке, не свежекупленной, но вполне новой и свежо яркой, в брюках цвета графит и полусапожках на не очень высоких, но изящных каблучках, она стояла через дорогу напротив монахини в черном одеянии и покрывале, и – абсолютно отвлеченно, как просто прохожая смотрела на ту… Женя вдруг осознала это свое постороннее равнодушное любопытство.

Во времена студенчества, особенно в самом начале – почему-то часто тогда она их встречала, особенно много на кишащей площади вокзала Екатеринбурга – вдруг – а знала бы – обошла заранее всю эту площадь, – среди толпы ларьков, таксистов, чемоданов, встречавших, отъезжавших, приезжих, провожающих, неожиданно – натыкалась на елейно печальную прозрачнокожую девушку со взором опущенным долу, в черных одеждах, с посудой для пожертвований в руках. И Женя обжигалась недоуменным стыдом и ощущением чего-то примораживающе родного и ужасающе ненужного. Она вкапывалась в асфальт на несколько мгновений оцепенелого метания в сердце, и, отодрав себя от этого зрелища, быстро прошмыгивала мимо, стараясь не думать – жалеть или радоваться за ту девушку?..

Это были 90е, активно восстанавливались старые и возникали новые монастыри.

И сейчас Женя чуть не захлебнулась от неожиданного счастливого открытия: она первый раз оказывается рядом без сосущего желания убежать как от чего-то навязчивого, как от наваждения, как от гнетущей обязанности и в то же время тягостного тоскливого чувства, будто предает своих.

– Я не с вами! – счастливо, радуясь своему освобождению, ликующему во всем ее существе, выдохнула она в сторону монахини. – И… не с тобой! – кинула она в сторону Олега. Она сумела-сумела-сумела! Избавиться от одного, и не кинуться в другую крайность! Она подняла лицо к небу – и рассмеялась торжествующе благодарно.

Ее подхватила тоже удобная и уютная, – японская, с фургоном, аптечная машина.

Земля влажно задышала, вчера прошел небольшой, но все-таки дождь. Рощи покрывались тонкой зеленоватой вуалью. Ехать было приятно покойно. Водитель – молодой парень – приветливо поздоровался, доброжелательно молчал все 40км, и, добродушно улыбаясь, пожелал ей удачи, когда она высаживалась. «Как приятно бывает мужское молчание!» – признательно подумала она ему вслед.

Стрижка-бритье. Инстинкт пахаря-сеятеля

Вечером приехали 2 подруги, погостить на выходные.

– Ты чего такая взбудораженная? – заметили они сразу, – как съездила? Где останавливалась?

– О! Тут целая история, с ночлегом. Телефон, который ты дала, так и не ответил, – сказала она Анаит.

В ожидании еды из духовки, Татьяна и Анаит уселись на один диван, Женя улеглась на второй и рассказала свое приключение, делая акцент на своем внутреннем катаклизме.

– Представляете, да? Такой был мужчина! Ах, какой был мужчина! – заключила она, вставая к духовке.

В комнате повисла странная тишина. Женя обернулась: девчонки сидели с застывшими лицами.

– Вы чего замерли?

– А может быть, нужно было позволить себе удовольствие? Зачем нужно было так себя мучить? – Анаит явно старалась смягчить свой резкий характер, подбирая осторожно слова.

– Не зачем, а почему… Потому что это не… – Женя вовсе не ожидала такой реакции, и не знала, как им объяснить очевидное, казалось, для них всех.

– Может, это тебе было послано Свыше: так все сложилось… – чтоб тебе было легче. И дальше бы искала «совпадения».

– Действительно, зайка, – бережно заговорила Татьяна, – может, это такой подарок Вселенной, ты столько лет одна…

– И что я должна была, так сказать, «вопреки своим идеалам», согласиться на секс? Просто секс? У меня даже не возникло никакой душевной тяги к нему… – Женя выдержала такой же диалог внутри, а теперь нужно было еще вести его снаружи…

– Ты же сказала, что тебе с ним было легко, как с родным?

– Но это всего лишь эмоциональный комфорт, что рядом мужчина, физически приятный. Это же чисто телесная приятность – вот, и легко.

– А может быть, ему бы понравилось, он тебя потом и нашел, и дальше возникло бы душевное чувство, – помечтала Татьяна.

– Он личностно чуждый мне мужчина. Я что-то не верю в преображение личности через секс. Не секс красит человека, а человек – секс, – постаралась она перевести разговор в шутку.

– Расслабилась бы один раз, получила удовольствие, и была бы ему за это благодарна.

– И можно дальше духовно развиваться… – подхватила Женя проникновенный тон Анаит.

– Ты думаешь, он оценил твою победу?

– Не поняла… Я не для аплодисментов это делала…

– Он и дальше будет жить, как живет. Разве ты ему что-то доказала?

– Ну, и пусть живет. Но без моего в этом участия. Нет, я понимаю, кто-то другой это говорил бы, но вы-то?! Как вы это себе представляете?

– Жани, а кому-то другому я бы это, может, и не сказала. Но, учитывая твою специфику, я говорю.

– И что моя «специфика»?

– Он все равно не оценил, даже не понял ничего, стоило лишать себя такого случая? Если это так редко, вернее – вообще с тобой не случается. Зато ты получила бы эмоциональный и физический заряд. Или разрядку. И дальше искала бы настоящее.

– … – Женя растерялась. Ей и так было не просто, а тут еще ее не понимают и не поддерживают те, в которых она была уверена, что они – заодно. – Знаешь, в каком-то «среднем веке», на каком-то соборе, церковном, решили, что у женщины нет души, из чего следовало, что можно трахаться с ней, и это не будет являться грехом, так как не несет соблазна ближнему… По-твоему, тоже можно исповедовать какие-то возвышенные принципы, а когда припрет – пользоваться услугами людей с другими понятиями? Держа их за духовных плебеев, что ли? – с морозцем по коже Женя посмотрела Анаит в глаза, ожидая ее реакции на этот толстый намек на ее случайные связи.

Но та миролюбиво проигнорировала. Надо отдать им должное: подруги прочувствовали – да, попросту, знали – что это трудный для нее вопрос, и отнеслись к ней очень бережно.

– Доведешь ты себя со своим максимализмом. А здоровье одно на всю жизнь. Я думала, ты бросила свои монашеские замашки.

– В конце концов, я ему отказала только в сексе, а не в отношениях. Если б он хотел, он мог проявить желание встретиться ещё… Если б он хотя бы понял, что мне для секса нужно больше, чем одно желание, у него появился бы шанс его получить. А так… Он проявил полное непонимание: а что вам, сударыня, нужно-то еще? Кроме шикарного секса?

– Нет, зайка, – Таня хотела найти компромисс, – конечно, ты сама чувствуешь ситуацию и сама выбираешь.

– Ну, вот именно, – Женя вышла в сени за банкой огурцов. Тема закрыта.

«Мария Египетская может спать спокойно: по-моему, ее ученица ее переплюнула. 30 лет в пустыне?.. А 9 лет среди народу? И даже незаметно, как они пролетели. И плюс 2 ночи в одной комнате с таким мужиком?.. – Ну, может и хватит уже, а? – Безусловно, мне хватит. Кто бы спорил… Только что теперь? Аскеза ради аскезы – да, это глупость, я понимаю, да. А что теперь взамен? Секс ради секса? Я же сумела не запретить себе хотеть. Я только не стала делать. Чего в крайности кидаться? Нужно найти середину. Или целое».

***

– Ты передавала Сане мою просьбу?

– Я намекнула. Он не в восторге, я поняла. Сама проси.

Вечером в воскресенье за девчонками приехал Саня, Танин муж.

– Саня, у меня к тебе деликатная просьба… Побрей мне голову, пожалуйста, налысо.

– Я Танюшке уже озвучил, что я не собираюсь в этом участвовать, – с абсолютным серьезом во взоре произнес Санька. Женя растерянно удивилась. С Саней спорить бессмысленно по определению.

– Но ты же побрил вашу Валентину Михайловну… – еще надеясь, напомнила Женя об их соседке.

– Я и тогда сказал, что это первый и последний раз. Но исполнить блажь 65летней дамы, я еще смог. А участвовать в вашем, девушка, постриге, я отказываюсь.

– Но это же не то! – Женя рассмеялась, понимая безнадежную обоснованность и притом несвоевременность Санькиного толкования. – Я же из чисто – из совсем других интересов! Наоборот, из возрожденческих мотивов. У меня волосы ослабли, я хочу обновить… И вообще весна, новая жизнь, то да се…

– Вот – «то да се»: можно как-то интересно постричься и лечить волосы какими-нибудь женскими штучками, – Саня не первый раз пытался ее перевоспитывать.

– Саань, ну, я ж если решила, все равно побреюсь. Не ты, так кто-то…

– Не я, – Санька кивнул.

Делать было нечего. Хотелось мужской дружеской рукой из каких-то инь-янских мотивов. Но не вышло. Валентина Михайловна этот способ у даосов вычитала (или у буддистов): от бессонницы, от головной боли, и вообще от всего ненужного, при чем так нужно три раза… Женя пошла к Наде, медсестре, приветливой и отзывчивой и вполне толерантной женщине. Та ее побрила.