Смурь

В оформлении обложки использован открытый источник:

«Исаакиевский собор. 1818-58»

Открытка. © Издательство "Аврора". Л.,1979.

На меня такая смурь1 напала,

хоть веревку мыль.

ЗИМА

Shit happens2. Тревожный звоночек в голове зазвенел прежде, чем я очнулся. Такое вот наследие бурной молодости. Вроде давно отвык, и вот опять. Но встряска иногда полезна, раз чуйка не сработала. Когда расслабился и забыл, чем обычно заканчиваются незапланированные авантюры.

Конечно, лучше вообще подольше не выходить из сумеречного состояния. Тем более, когда вчера перебрал и предстоит очнуться в чужой, и, весьма похоже, недружественной обстановке. Дополнительных развлечений явно не предвидится. Теперь только огребать уже заслуженное. Где – неизвестно, за что – всегда найдётся. Аксиомы бытия.

Зато очередное напоминание – надо уважать свой первый и последний организм, а не так бездарно его третировать. Подъём!

Я нервно дёрнулся, словно пинком вышибленный из беспокойного омута. Включился. Задышал часто-часто, успокаивая дрожь и подступающие позывы. Теперь сконцентрироваться и оценить полученный ущерб. Во-первых, зверски трещит голова, а бешено пульсирующая кровь отдаёт по вискам гулкими толчками. Словно напильником по такому родному чугунию. А потом назад. И опять. Терпимо. Во-вторых, рот, как губка, набрался всякой неприличностей. Аж язык клинит. Да и внутренности в нездоровых судорогах. Но это уже, в-третьих.

Да уж, действительно – юношеские ощущения. Давненько не встречались. И не уловить, что и где сейчас не прорвётся. Хотя нет. Лучше спереди, чем сзади. И точно не здесь. Надо искать место…

А что там внизу дёргает, когда башку на мгновение отпускает? Сначала удар сверху, а потом эхом отдаёт в ногу? Маятник возмездия?

Ох, не надо было вчера давать слабину. И шаг назад закончился… а чем кстати? Надеюсь, только незначительными телесными повреждениями и моральным ущербом.

– Мёртвые сраму не имут —попытался выговорить и вдруг отчётливо понял, что ничего про прошедшую ночь не помню. Явные провалы в памяти. Надеюсь, без криминала. И так уже перебор. Даже двойной. Да и в накатившем бодуне нет никакой толерантности. Только трубы горят, и все казни египетские приближаются. Вполне объяснимо, если потреблял невесть что. Тут даже одна нога сдалась.

Ну почему ни одна зараза до сих пор не придумала нормального бухла, которое просто дарит радость? Не оставляет похмелья, а самое главное – этого убийственного перегара? Всем же лучше будет. Притом сразу! Только раскрыл глаза, а уже благоухаешь лавандой или там свежей геранью. Я сейчас даже на запах огуречного рассола согласен. Кстати, заманчивая идея. Вполне реализуемая. Это же Россия-матушка. А она своих блудных сыновей в обиду не даёт.

Господи, да я согласен даже на берёзовый сок, который с детства ненавижу!

Воистину весело веселье, тяжело похмелье! Верю, наступит время, когда я гордо буду произносить «похмелье» с долгим ударением на последнюю букву. Вот тогда непричастные будут люто завидовать интеллигентному человеку. А пока натыкаться на косые взгляды…

Кстати, а где все люди? Сбежали, а меня бросили? Или уже в засаде сидят?

Думаете тут нарушена логика? Отнюдь! У меня в жизни нарушение логики было только раз – когда облачённый в белый костюм пчеловода я, во время посещения пасеки, был атакован племенным быком.

Не хотелось бы повторений. Тем более, что некая аллегория вполне чётко просматривается.

Я со стоном приподнялся, с натугой приоткрыл склеившиеся веки и попытался сфокусировать расползающиеся глаза. Надо сосредоточиться и постараться осмотреться.

Грустно. Как это грустно.

Хмурое марево стоит в совершенно незнакомой квартире. Вокруг раритетная обстановочка времён, расцвета сил Ильича. Нет, другого, который «наш Ильич, наш дорогой. Леонид Ильич». Этакая заполированная стенка под потолок. Из несуществующей ныне ГДР.

И вот в неё почти упирается раздвинутый стол-книжка со скатертью, местами стянутой неровными гармошками. Видно, цеплялись влезая-вылезая, но так за собой и не поправляли.

Стол завален грязными тарелками, хрустальными рюмками, фужерами, стаканами и пустыми бутылками. Обляпанные салатницы. И как апофеоз – на самом краю гордым флагманом возвышается полупустая трёхлитровая банка домашних огурцов с начинающими тонуть разномастными окурками.

Похоже, рассол отменяется. Мой желудок такого кощунства не потерпит. Уже заранее бунтует.

Разочарованно кхекнув, я перевёл взгляд на здоровенный настенный ковёр исключительно ядовитой, прямо-таки химической расцветки. По глазам резануло, а ломанные линии зловеще зашевелились. Сразу стало укачивать и резко плохеть. От греха подальше, прикрыл глаза и опустил голову. Слегка отпустило.

Слишком мало информации и чересчур много неизвестных факторов. Всё более непонятных.

Лучше определиться со своим уровнем деградации, а потом заняться планом действий.

С трудом двигая затёкшей шеей, я изогнулся. Поморгал мутными глазами.

Жуть какая. Моё тело безвольной куклой брошено наискось разложенного, но не застеленного дивана. Солидно продавленного. Но это точно до меня.

Пришлось, непроизвольно охнув, приподнять тело повыше. Там внизу что-то ногу держит.

Ага, к ней, как к подушке, приткнулось калачиком нечто женское, судя по очертаниям весьма солидно выпирающей кормы. Так, девушка с формами. Хорошо, хоть не с веслом. Я повнимательнее присмотрелся, но вроде никаких знакомых или отличительных особенностей не наблюдается. Да и не разобрать из такого положения. Возраст вроде не детский, но позитива это не добавляет. Сейчас такие малолетки пошли – многодетным матронам фору дадут. А их боевая раскраска вообще только в блуд может вводить.

– Да, жизнь всё расставляет по своим местам… а меня туда вечно суёт! – мрачно, но хоть тихо сообщил я в прокуренный сумрак комнаты. Не хватало ещё разбудить это чудо-чудное для выяснений диво-дивных. То, что она сейчас полностью одета вообще никак не гарантирует моего ночного алиби.

Надо делать ноги. И очень даже срочно. Отпраздновали Новый год, пора и честь знать. По личному опыту знаю, что уйти по-английски, если рассусоливать, редко получается. А потому надо собрать все силы в кулак, чтобы потом не было мучительно больно от несвоевременно вернувшихся родственников. Сначала сильно удивлённых, а потом уже быстро задумывающих исключительно неласковое.

Такое вот у нас наследие доисторического материализма и ветхозаветного домостроя. До сих пор порядочным ходокам-одиночкам никаких скидок не делают.

Так, а сам как? Вроде без травм и увечий. Рубашка на месте, джемпер не особо измят, даже джинсы застёгнуты на все пуговицы. Пятен крови вроде нигде нет. Но нет одного носка. Точно. Причём правого. Я очень аккуратно пошевелил оголёнными пальцами ноги. Прислушался к ощущениям. Отлежал, но терпимо – ползти не придётся. Вроде всё на месте и работает. Остальное перебедуем.

Может эта незнакомка – просто добрая самаритянка? Одевать меня начала, да не рассчитала сил, так сильно умаявшись на последнем предмете моего скромного гардероба?

Тогда надо понять, насколько же сильно тут вчера праздновали-отрывались? Надеюсь, я не умудрился заложить предпосылки для сентябрьского сюрприза? А потом сделал дело и заснул смело?

Всё надо проверять.

Сведя руки ковшиком, я аккуратно приподнял женскую головку и, выгнувшись по мере возможности, вгляделся в спящее личико, густо раскрашенное разномастными снежинками. Сейчас сильно смазанными. Чуть вслух не ляпнул про Гюльчатай, но скрючился от накатившей дурноты. Лишь бы не стравить. Иначе эта подруга своим ультразвуком мигом весь дом на уши поставит.

Убей не помню кто такая, как зовут, и не уверен, что вчера я её вообще видел. Такую точно бы запомнил. Надеюсь, не местная и никто не будет её прямо сейчас рьяно искать с такой же, ещё не опохмелившейся полицией. Запаришься потом отпираться от разных гнусных инсинуаций. Здесь слово джентльмена ни в грош не ставят. Только наличным и исключительно вперёд.

С трудом сдвинув в сторону свою порядком задеревеневшую ногу, я медленно опустил упрямо сопящую головку на свободное место. Заодно и свой бежевый носок обнаружил, комом прилипший к её подбородку. Обслюнявленный, но уже подсохший. Зато отмеченный яркими пятнами бордовой помады. В зубах его несла, но не донесла? Как там? А, на последнем издыхании.

Нет! Я культурная плесень! Это же явно художница такая новомодная. По лицу сразу видно.

Я аккуратно отодрал носок, пока он намертво к ней не приклеился и не стал удачной утренней инсталляцией в её очередном нелёгком креативе.

– Не в то творчество силы вложила, инсталяторша-декораторша, – отечески шепнул я ей в затылок, – Так и до извращений докатиться легко. Хотя, с другой стороны, может ты и права. Сразу бери в рот – легче выплюнуть будет. Да и к славе путь сократится.

Я с натугой натянул скукоженный носок и, слегка подволакивая ногу, решил пробираться к самому необходимому сейчас месту. Тут самое важное – чрезвычайно осторожно ступать по скрипучим паркетинам. Не гнать звуковую волну, а то могут тормознуть глупыми расспросами. А организму любые задержки чреваты. Настораживает, что меня начинает нехорошо потряхивать и весьма ощутимо знобить. Но это пока не так страшно. Главное, чтобы никаких неожиданных извержений не последовало. Тут уж без шума не обойтись, щедро делясь с белым другом.

Со второго шага я даже перестал дышать, чтобы своими миазмами лишний раз не провоцировать желудок, а заодно не травить это сонное царство. Только очереди озабоченных советчиков мне у туалета не хватало.

Но тактический план стать первым не удался. За дверью совмещённой «гаванны» открылась непреодолимая полоса плохо переваренных остатков салатов, мощно сдобренных закисшим алкоголем и вообще чем-то невообразимым. А вид переполненного унитаза выдавил из меня скупой мужской всхлип, неожиданно отогнавший рвотный позыв.

Клин, конечно, клином, но не такой же ценой.

– Мощно отработано, – констатировал я очевидное, плотно прикрывая дверь. И потащился на кухню, придерживаясь за стену. При этом в голове крутилось чьё-то достаточно спорное утверждение: «Сами по себе свиньи – довольно милые и полезные животные».

Там, уже с сильно возросшей обидой, толчком захлопнул дверцу холодильника. Ничего жидкого или полезного. Всё подчистую выгребли, оглоеды. Стараясь не захлебнуться и при этом не особо облиться, жадно осушил две кружки красноватой воды из-под крана. С трудом отдышался и понял, что мутильник слегка загасился, но включился обратный отсчёт до следующей катастрофы. Мочевой пузырь, зараза такая подлая, получив подкрепление, начал активно проверять джинсы на прочность.

Пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу, следуя стандартной технике безопасности, и перейти на осторожную кавалерийскую походку матёрого сапёра.

В прихожей, среди завалов одежды, я еле выгреб свою куртку, а потом и зимнюю кепку. Хоть ботинки яркими жёлтыми пятнами сами сигналили. Медленно, стараясь не особо отклоняться от вертикали, стал кое-как облачаться. Полноценно никак не получалось. Сначала молнию постоянно заедало, а потом пуговицы ни в какую не захотели лезть в петли. Да и плевать. Не декабристы, и мне с ними не на площадь.

Больше всего времени я убил на попадание в ботинки, стараясь не разгонять излишнюю рябь по организму. Весьма удачно. Главное, что шнурки оказались надёжно прижаты к стелькам. Изнутри. Всё одно возни меньше. Да и безопаснее.

Полное впечатление – словно к первой высадке на Марс собирался. Аж запарился с непривычки.

Теперь осталось выскользнуть и напоследок громко хлопнуть дверью. Типа, всех с праздником, а я на волю!

Но тут внезапно проклюнулись жалкие остатки совести. Меня же сюда не просто так занесло, а кто-то ведь затащил? Точно, Моня. Хоть он и гад распоследний, но надо его поискать и выяснить в каком он состоянии. Это же была его «блестящая» идея объединить празднование Нового года со «знакомством вслепую». Вот уж воистину blind date, раз так наблиндатился.

Я вздохнул, собираясь с силами, и не удержав равновесия, качнулся, привалившись к обшарпанной стене. Но, если подумать, это правильно и предусмотрительно. Третья точка опоры. Основательная. Тело само понимает, как устойчивость надо сохранять.

Теперь есть время сконцентрироваться. Перебрать сохранившиеся жалкие остатки воспоминаний о прошедших сутках. А вот это не так просто. Но надо. Несколько минут точно есть.

А с чего всё началось?

Так, вчера, ближе к вечеру выяснилось, что давным-давно запланированная на загородной даче частная встреча, которая должна была завершиться высококультурным мероприятием «жизнь моржа как воплощённое здоровье», отложена на неопределённый срок. Хозяева дружно загрипповали и перешли на постельный режим. Явно переборщили, к нашей встрече активно готовясь. Видно, их система не всегда даёт ожидаемый лечебный эффект.

А жаль, что так и не приобщился к русскому know how и заодно не выяснил всю правду о чудодейственных свойствах криогенного удара с последующей целебной гипертермией. Действительно обидно – люблю смотреть на неожиданные человеческие закидоны. Тем более, что хозяева клялись и божились, что после такого любые болезни как рукой снимает. Сейчас бы точно пригодилось.

Так, а потом?

И тут в голове стали всплывать хоть и яркие, но очень обрывочные воспоминания.

Точно, навязываться к кому-то другому в гости было тогда ещё не поздно, но уже откровенно в лом. Да и никаких дополнительных подарков я на такой случай с собой не имел. Мелькнула идея провернуть халявный вариант «и тут нагрянул еврей с тортиком». Вот только мысль о том, что для этого придётся выползать на грязную и промокшую улицу в поисках подходящего реквизита, была сама по себе аморальна. Потому сразу и безжалостно была удавлена в зародыше.

Тогда я смачно плюнул на всё и расслабился. Закинул на антресоли расписной треух, трофейные валенки с дизайнерской телогрейкой и решил отмучить новогоднюю ночь в одиночестве.

Раздражало только одно. За окном плюсовая температура, а в доме топили как будто сейчас самый разгар ледникового периода. В квартире – просто невыносимые тропики, а откроешь окно – ещё и липкие.

Я разделся до трусов и решил праздновать вызывающе цивильно. Впервые за много лет ностальгически потея и изнывая под праздничные потуги всё никак не затухающих, но крепко заматеревших телевизионных звёздунов, звездуниц и даже некоторых чрезмерно перерихтованных звездунищ. Надо же хоть раз попытаться найти хоть какую-то разницу между любодеями и лицедеями3.

И дал слабину. Решил лирически настроиться на предпраздничную волну – принять полтинничек-другой. Исключительно, отметить столь неординарное событие. Всё равно подарок девать некуда.

Но не успели ещё первые ознакомительные струйки односолодового вискаря4 как следует омочить нёбо, а я оценить качество воды жизни, как взвыл телефон.

И не просто, а с дурным надрывом: «Только рюмка водки на столе…».

У меня под эту кабацкую непотребность собраны исключительно те, кому лучше стараться не отвечать. Не нарушать душевную гармонию.

Но тут вроде как праздник на носу и люди вполне могут сподобиться на доброе слово или пожелать чего хорошего. А комплимент, да при таком-то настроении, если не развеселит, то хоть отвлечёт.

– Слышь, едкий перец, это Моня, – раздался жизнерадостный голос моего очень старого приятеля Вовки Неруса. Он противно похихикал и вдруг забасил как заправский Дед Мороз, – Кто в гостях сейчас у нас? То чухона-контрабас5! Сколько лет, сколько зим был в Россию не ввозим!

– Монь, привет. – рад, что по телефону не видно, как меня всего передёрнуло, – Спасибо за столь персонифицированное поздравление. Оценил повышенную иронию домашней заготовки. Надеюсь, недолго мучился. Да, и тебя туда же – особо празднично. Постой! Так мы же вроде как вчера должны были пересечься? Кто-то мне клятвенно обещал старый должок вернуть взад?

– Правда? Извини. Телефон вчера сдох, а из головы совсем вылетело. Потом праздник на носу, кучу важных звонков надо было сделать, сам понимаешь. – в голосе Мони не было даже лёгкого намёка на раскаяние, – Как сам? Уже гуляешь? Где? С кем?

– В норме. Да. В пустой квартире. Один. – кратко, но ёмко ответил я на все поставленные вопросы. И твёрдо решил не выяснять нестыковку между «сдох телефон» и последующей «кучей важных звонков». Явно в этом временном промежутке я не был запланирован.

Считая, что на этом разговор подходит к закономерному концу, я стал с интересом посматривать на стакан. Вискарь вполне себе приличный и моё дальнейшее знакомство с этим «лекарством от тоски» значительно предпочтительнее пустопорожнего трёпа.

– Молитесь на меня, Киса! Есть предложение, от которого нельзя отказаться! – его взрывной энтузиазм заставил телефон нервно дёрнуться в моей руке. – Собирайся. Срочно. Пулей. Поедем к таким лялям, что ты в слюне своей чухонской захлебнёшься-ёшься-ёшься…

Последнее слово он мог долго смаковать, добавляя разные неправильные буквы.

– Кончай выносить мозг, Магомаев. – прервал я эти истошные вопли, – Лично я никуда не собираюсь. Поваляюсь тут сам-один в трусах до курантов. Приму порцию-другую отличного вискаря. Посмотрю старый силикон и кривые подтяжки на неувядаемых светских, пардон, советских телесах. Послушаю знакомые с колыбели песни. «А жирный лебедь на пруду швырял в меня свою еду». Умру от тоски, но обойдусь без приключений.

– Это ты мне брось! Сам … без ансамбля. Я понимаю, что не ждёшь, что кто-то сделает тебя счастливым – вот и бухаешь с тоски. Но забудь хоть на сегодня свои замшелые турмалайские привычки. Раз припёрся в Питер, будь любезен стать настоящим культурным челом! Как встретишь Новый год, так и лечиться будешь. – радостно тараторил Моня, не давая мне вставить ни слова, – У тебя там, небось, дома искусственная ёлка, скопидом? Вот туда точно припрётся ваш одноглазый Йолопукий с китайскими скороломками! И никакой радости целый год не будет. Тоска. Вискарь свой вонючий добьёшь, а от нашего зомбоящика вконец офинареешь. На всю праздничную неделю. Знаю я таких, насмотрелся. Нам активность нужна! А тут, прикинь, такие звездатые Снегурочки затомились. Нас ждут. Всё по чесноку! И вообще: «В Питере пить»! Правильно Шнур пропагандирует. Но в одиночку – последнее дело. Всё. Я к тебе лечу…

На середине фразы в ухо ударили короткие гудки, а в душу стала закрадываться вполне обоснованная тревога. Много-много лет назад, наш первый и последний совместный новогодний поход закончился рекордно быстро в женской общаге каких-то там хитрых военных телеграфисток или телефонисток. Я так и не успел с их биографиями ознакомиться. Потому, что наше общение началось в половину двенадцатого, а закончилось ровно в полночь. Запомнилось оно исключительно шумным и позорным выдворением с привлечением дежурящего там патруля. И сопровождалось откровенно нехорошими словами и разнообразными красочными эпитетами. Совершенно неуместными в такой добрый праздник. Хорошо, что без особого членовредительства.

Моня тогда реально выступил.

Перед приходом мы прилично приняли. Как, впрочем, уже была «в правильной готовности» и принимающая сторона. Аж в количестве четырёх девиц. Всё бы было здорово и увлекательно, но Моня вдруг возжелал лично запустить через весь праздничный стол притащенную им здоровенную китайскую шутиху. От самых дверей прямо в открытое окно. Это вроде как многовековая китайская традиция – улетай из дома старый год. Все дополнительно «заправились топливом» и стали писать записки, чтобы после этого их сжечь, а пепел с шампанским выпить под бой курантов. Для вящего исполнения самых потаённых желаний, реализовать которые нас пригласили.

Моня долго и буйно ораторствовал, а потом церемонно поджёг фитиль. И как римский император гордо выставил вперёд руку, направляя ракету в последний путь. Держался он за длинную направляющую рейку, что вроде вполне нормально для неадекватных. Но подвели китайские товарищи. Фитиль, догоревший почти до конца, неожиданно издал резкий хлопок и испустил кривую струю жгучих искр. Прямо на Монину руку. Тот рефлекторно дёрнулся, роняя рейку, а ракета, уже начав движение, «клюнула» носом в большую салатницу с ещё даже не тронутым оливье. Дальше последовал десятисекундный «камерный» эффект от взбесившейся огненной твари. За это время она успела полностью испохабить комнату. Причём, значительно превзойдя самые страшные ожидания. Даже последующий фейерверк под потолком ничего особо нового не добавил ни нам, ни расфуфыренным девицам, моментально и дисциплинированно выполнившим команду «Воздух». Всех нас выручила из военная подготовка.

Самое прискорбное началось под громкий бой курантов, когда милые девчушки, выползая из-под стола превратились в чрезвычайно злобных, я бы даже сказал психованных фурий6.

Что было потом – лучше вообще не вспоминать. Всех накрыло знатно. А самый большой урон, если брать лично нас, мы понесли от шрапнели из оливье. Он перекрыл все те незначительные ожоги, следы от копоти, и даже в хлам испорченную одежду. Кстати, включая всю верхнюю, опрометчиво брошенную на кровать.

А эти изверги, ошибочно называемые слабым полом, нас, раздетых, буквально на пинках вынесли прочь. Вполне по делу, если подумать. Но тогда мы были искренне оскорблены в лучших чувствах. И совсем не радовала спасённая Монина сумка, набитая разнообразными презервативами и интимными подарками.

Потом мы сполна вкусили ночную питерскую романтику конца девяностых. При минус двадцати. Милиция нас явно и открыто избегала, в метро не пускали, а частники ни за какие разумные деньги не соглашались везти. До сих пор иногда вздрагиваю от воспоминаний.

Господи, пронеси от рецидива!

Моня ввалился меньше, чем через час.

От него несло убойной смесью водки, коньяка и омерзительно резких духов.

– Так вот ты как Год Петуха7 решил встретить… – я пощелкал пальцами, подбирая слова, – Во всеоружии? Что надушился, я даже из-за двери уловил. А тады губки пошто не подкрасил? Или хотя бы на глазки стрелки навёл. Типа: «В Новый год, петухи»! А люди в ответ радостно подскажут направление твоего праздничного движения.

– А вот вам родственница – розовая птичка «обломинго», господа чухонцы, а не наш красный пролетарский петух! – он принюхался к своему свитеру, – Действительно, резковато как-то. Конечно, если бы от меня разило деньгами, всем было бы значительно лучше. А духи – это я с нашей новой бухгалтершей плотно потискался. Но там сплошные непонятки. Да и Новый год за другой стол зовёт. Пришлось отступить и благородно ретироваться. Да, а на твой грубый наезд. Ка-а-к говорит один мой знакомый литовец: «В э-этот год «один рас – не петухас»!

– Ja-Ja, natürlich! Но лучше уж петух-с, чем петух-ас. Ты бы поправил человека, кабы потом вам обоим за «аса» не пришлось чужое непотребство из порушенных затворок выковыривать. От разьярённых борцов за евроценности.

– Хамим? А вроде трезвый. Короче, давай собирайся. А я пока буду тебе подробно рассказывать -что, где, кому и как. И это, трусы смени. У тебя есть какие-нибудь праздничные? С гномиками там, с ёлочками? Иначе нет форсу.

– Вот так прямо разбежался, любвемобильный ты наш. Может сразу с популярным в этом году сюжетом «В лесу голубые ели, а красные гномики готовили булки»? Не дождёшься, интриган. Нам такие трусы – ни в тренд не сдались.

– Ах, не спеши под-д-друга… – пропел он насмешливо, но тут же серьёзно уточнил, – Может у тебя хоть командировочные резинки заныканы какие-нибудь особо навороченные? С усиками или там сильно шипастые? Круто, если с огоньками. Это, говорят, невероятно заводит. И цветомузыка, и подсветка. Нет? Ну, на худой конец, хоть с запахом праздничным?

– Да ты на свой худой конец хоть пожарный шланг натяни – сейчас всё одно будет как под ёлкой. Кстати, повторюсь, но поверь на слово, этот твой парфюм – исключительно зверская вещь.

– Лады, уломал языкастый. Буду соблюдать дистанцию, пока душ не приму. Собирайся, а я, тем временем, нашу «дорожную карту» тебе в консенсус введу. Зачатился я с одной клёвой такой милашкой. Да не с одной. Там как у Чернышевского: «Две сестрички и мамаша – выбирай, кто будет ваша».

– Моня, ты патриархального Чернышевского в свой блуд не впихивай. Он туда никак невпихуем. Он вечный подкаблучник. Дядька на «Что делать?» все силы положил.

– Да? А вот скажи мне, такому несчастному одинокому, как разделиться на трио? Они заочно мне уже нравятся. Причём все. Так что нам делать? – последнее он трагически выделил.