bannerbanner
Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II
Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 9

Юрий Лебедев

Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

Глава 11. На гражданке…

Жизни Жоржа Абрамовича «на гражданке» в качестве сотрудника МХТИ им. Д. И. Менделеева посвящены две книги его коллег, долгие годы работавших с ним на кафедре Общей Химической Технологии. Это книга А. В. Беспалова и Г. М. Семёнова[1] и книга А. П. Жукова.[2]

Основная канва событий «гражданской службы» Жоржа прописана в них достаточно подробно, поэтому здесь будут рассмотрены только некоторые важные темы и связанные с ними эпизоды, дополняющие эти биографические монографии на основании ранее неизвестных архивных документов и моих личных воспоминаний.

Большое число фактов и штрихов биографического характера, относящихся к этому периоду, будут приведены в воспоминаниях людей, лично знавших Жоржа, в главе «В живом общении с людьми…».

Кино

Жорж не был «киноманом», но хорошее кино любил. И, когда бывала такая возможность, ходил с Людмилой Александровной в кинотеатр «Литва» (ныне – Паломнический центр Московского Патриархата Русской Православной Церкви). Это рядом с домом, минут 10 хода.

И с этим кинотеатром оказалась связана одна из первых «эвереттических веточек», которую я открыл в его биографии и в которой сам принял участие!

Вот как это отражено в моём рабочем дневнике:

03.02.06


Однажды мы с Генкой[3] готовились к какому-то экзамену у него дома. Дело было в январе 1970 года. Эту дату, я, конечно, не помню, но восстановил по смыслу последующих событий. Экзамен предстоял муторный и по предмету, который нам обоим был малоинтересен, так что совместная подготовка была и своеобразной формой взаимоконтроля – что б не «сачковать», а действительно читать учебник. Готовились мы уже дня два, «всё» вроде бы прочитали, но нужно было повторить. Наступил последний день подготовки.

Дело, вероятно, было в воскресенье, поскольку и Ж. А. и тетя Мила[4] были дома. Они прекрасно понимали наше состояние и старались «не мешать» и «не отвлекать». А наилучший способ это сделать – вообще оставить нас одних.

И Ж. А. взял билеты в кино на дневной сеанс. А в это время проходила премьера замечательной комедии Данелия «Не горюй!» (вот отсюда я и «вычислил» время события). Но то, что в кино идет этот – сразу ставший популярным – фильм, было известно и нам. Мы тоже хотели его посмотреть, и Генка вечером предыдущего дня взял билеты и нам – как оказалось, на тот же сеанс!

И вот за полчаса до начала Ж. А. с тетей Милой уходят из дома, напутствуя нас «продолжать подготовку». Мы, естественно, устало и озабоченно заверяем, что «бу сде…» и… через 15 минут «окольными тропами» бежим в тот же кинотеатр!

Удовольствие от фильма получаем громадное, но не полное. Ведь за пять минут до конца мы покидаем зал (пользуясь тем, что в темноте нас невозможно разглядеть) и бежим домой, чтобы к возвращению Ж. А. и тети Милы успеть принять «усталый вид».

Все происходит так, как мы и задумывали. Возвратившиеся с сеанса Ж. А. и тетя Мила полны впечатлений, они рассказывают нам о том, как замечательно поставлен фильм, как великолепен Буба Кикабидзе, мы сообщаем, что как раз только что успешно закончили подготовку и завистливо расспрашиваем подробности о фильме. И тут Ж. А. говорит, что он знал, что мы будем «молодцы» и в награду за наши дневные труды вручает нам… два билета на сеанс 20–00!

И уже на этом сеансе мы узнаем, чем же там дело кончилось…

… Когда на поминках я рассказал эту историю в форме тоста за человечность Ж. А., Генка, сидящий напротив меня, прокомментировал ее так: «Да, так все оно и было… Только это был фильм не «Не горюй!», а «Ошибка резидента». Ж. А. очень любил Георгия Жженова…».

Я выяснил, что «Ошибка резидента» тоже вышла на экраны в 1969 году и этот фильм вполне мог идти в январе 1970 года в том же кинотеатре. И ни я, ни Генка не ошибаемся – была такая эвереттическая веточка этой истории, где мы обсуждали не плутни героя Кикабидзе, а мытарства и горькую судьбу героя Жженова…[5]

И я, и Геннадий совершенно искренни в своих воспоминаниях. У нас нет никаких причин для лукавства. И этот эпизод с тостом на поминках Жоржа – просто пример небольшой «ментальной склейки» эвереттических ветвлений наших альтерверсов.

Такие склейки – дело обыденное. Не с нами первыми, не с нами последними ☺. Вот эпизод из воспоминаний мемуариста Л. Рабичева, решившего уточнить какие-то детали описываемых им событий:

«Лет двадцать назад собрал я в своей творческой мастерской проживавших в Москве восемь бывших своих связистов. Пили водку и вспоминали.

– Жалко, Жуков не пришел, – сказал Марков.

– Ты что? – сказал Денисов. – Жукова я под Оршей хоронил.

– Да ты что? – сказал Марков. – Я после войны из Венгрии в Москву его провожал.

– А переправу через Неман помнишь?

– Нет.

– А Гольдап?

– Нет.

– А Ирку Михееву?

– А как же, я с ней…

– А Веру Семенову?

– А как же, я с ней…

– А я с Танькой Петровой…

– Где?

Молчание.

– В Любавичах? В Сувалках? В Левенберге?

Помнили имена женщин, которых любили, друзей, которых хоронили, но абсолютно смешалось в памяти – с кем, когда, где, и то, что рассказывали другие, с тем, что пережили сами, и о каждом событии у каждого была своя версия, исключающая все прочие.

А я уже думал о мемуарах, но подтверждения того, в чем сомневался, да и просто понимания не находил.».[6]

«Кому же верить?», – может спросить читатель. Мой совет прост – тому, кому верится. И это будет тот, с кем «здесь-и-сейчас» Вы на одной и той же ветви альтерверса ☺.

Этот феномен уже заметили современные психологи:

«…человек решает, какие доказательства признавать или не признавать в зависимости от предпочтительных для себя выводов. Это отрицание – присущее всякому человеку свойство, которое распространяется на самые разные факты о физическом мире, экономической истории и текущих событиях».[7]

Но в полной мере оценить это эмпирическое наблюдение с историографической точки зрения будет возможно только тогда, когда будет осознана его эвереттическая природа.

Первый документ

Вернувшись 7 июля 1949 г. домой совершенно свободным человеком, Жорж на семейном совете принял окончательное решение – восстанавливаться в аспирантуре.

Какие ему были нужны документы для этого? Как оказалось, среди них одним из важнейших была характеристика «с прежнего места работы» (т. е. со службы в СА).

Естественно, он обратился за характеристикой в Отдел кадров в/ч 38729, той части, из которой он был демобилизован. И 11 августа он получил её.

Как это ни странно, но подлинник этой характеристики сохранился среди ДСАЖАК. Вероятно, Жоржу были выданы два экземпляра – «на всякий случай» ☺:


11.01. Характеристика на Ж. А. Коваля из ГРУ от 11 августа 1949 г.[8]


Как видно из этого документа, «официальное авторство» которого, удостоверенное гербовой печатью в.ч. 38729, принадлежит полковнику ГРУ Синяку, Жорж Абрамович Коваль достойно прошёл службу в Советской Армии. Сам документ составлен правильно, с соблюдением тогдашних канонов для подобного рода документов.

Есть только одна досадная опечатка в слове «реэмигрировал» – напечатано «реэмегрировал». Можно подумать, что не очень грамотная машинистка невнимательно прочла рукопись, с которой печатала текст.

Но среди документов ДСАЖАК есть и такие, которые раскрывают колоритные детали обстоятельств получения этой характеристики и бросающие тень сомнения на заверенное печатью его официальное авторство ☺.

А дело было, вероятно, так. Когда Жорж обратился к своему бывшему командованию с просьбой о выдаче ему характеристики, он, к своему удивлению (сказалось восьмилетнее пребывание в занудно-бюрократической Америке ☺), услышал: «Характеристика? Тебе надо, ты и пиши! Вот тебе «рыба»…».

И Жорж, взяв подвернувшийся под руку листок тетрадочной бумаги, начал сочинять «по образцу»:


11.02. Рукопись «характеристики из ГРУ»(л1)[9], 11.03.Рукопись «характеристики из ГРУ»(л2)[10]


Из сравнения этих документов видно, что машинистка в Отделе кадров ГРУ (вероятно, её адрес записал Жорж для памяти в углу второго листа – встречался с ней «приватно», поскольку у него уже не было пропуска в «контору») была грамотная и внимательная, она напечатала именно то, что было написано в рукописи.

Можно представить себе внутреннюю ухмылку Жоржа, когда он писал о себе – «в личной жизни вел себя скромно, в коллективе пользовался авторитетом».

Вероятно, он вспоминал при этом, как, будучи курсантом американской армии, при прохождении учёбы в CCNY, устраивал в кампусе на кроватях его товарищей, которые возвращались из города после 10 часов вечера, «куклы» («fake bodies») из подушек и одеял, чтобы при «постельной проверке» проверяющие думали, что на кровати кто-то спит. Он был знаменит этим в CCNY,[11] т. е. действительно «в коллективе пользовался авторитетом» ☺.

Или как однажды на вечеринке, устроенной одной из преподавательниц CCNY для своих студентов, он принёс в бутылках из-под кока-колы крепкое спиртное, и «алкоголь тёк рекой», хотя был запрещён.[12] При этом он остался единственным участником вечеринки, который после её окончания мог держаться на ногах. Поэтому можно считать, что вёл он себя действительно «скромно». ☺

Так что при написании характеристики Жорж почти не нарушил своего юношеского девиза – «Ничего, кроме правды»!

Но, по привычке конспиратора, всё-таки немного слукавил – дату начала своего сотрудничества с ГРУ указал неправильную – июнь 1940, а не декабрь 1939, как считалось по официальным документам призыва в армию…

Дела семейные

Собственно семейные дела Жоржа вполне точно описывались «Законом Толстого:

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»[13].

Его «милёнышь» дождалась его возвращения после многолетней разлуки, и им было хорошо друг с другом и в коммуналке на Большой Ордынке, и в деревне, в полном согласии с пословицей – с милым рай и в шалаше:


11.04. Жорж и Мила, 1950 год, летний отдых в с. Дмитровское у впадения Истры в Москву-реку.[14]


Но, несмотря на все предпринятые ими усилия, не удалось сохранить зачатого ими ребёнка, и стало окончательно ясно – детей у них не будет. А так хотелось малыша!


11.05. Жорж Коваль и Андрюша Макаров (шести месяцев от роду), 1950 год, летний отдых в с. Дмитровское у впадения Истры в Москву-реку.[15]


И, думаю, с белой завистью относился он и семье брата Шаи, и к семье друга Глеба Макарова, у которых как раз в это время родились сыновья. С «мальчиком» Шаи, своим племянником Геннадием, он не виделся долго, а Андрюша Макаров рос на его глазах.

Сегодня Андрей Глебович Макаров один из немногих, кто может рассказать о некоторых «бытовых эпизодах» жизни Жоржа в первые годы после возвращения из «американской командировки» (его воспоминания см. в гл.16).

Неутолённая жажда полноценной семьи в последующем привела и Милу и Жоржа к решениям, доставившим им много горестей. Но, что бы ни случалось в их жизни, они всегда были вместе – вместе ковали и своё счастье, и вместе несли груз своих несчастий.

Работа, отдых и культурный досуг

Конечно, основную часть своей жизни на гражданке Жорж, как и все граждане страны, проводил на работе, со студентами, начиная с тех пор, как стал аспирантом:


11.06. Ж. А. Коваль среди студентов набора 1952 года.[16]


и в течение многих лет, уже будучи доцентом:


11.07. Ж. А. Коваль в лаборатории автоматизации со студентами и преподавателями (1965 г.).[17]


Его «второй семьёй» были родные кафедры ТНВ и ОХТ менделеевского института. И он, как член этих семей, рос и мужал вместе с ними. От «лопоухого аспиранта» в задних рядах трудового коллектива:


11.08. Коллектив кафедры ТНВ в начале 1950-х годов.[18]


до заслуженного мэтра и кафедрального «аксакала» в середине первого ряда:


11.09. Коллектив кафедры ОХТ в 1977 году.[19]


… Публикация старых «официальных кафедральных фотографий» неизбежно порождает ностальгические чувства, образно и точно описанные академиком Ю. Д. Третьяковым:

«Кафедру можно уподобить большой семье или очень маленькому городу, где все друг друга знают. Хотя может быть и нет… Как тут не вспомнить надпись на воротах средневекового немецкого города, поэтически переложенная В. Брюсовым:

Путник, в этом городе можешь дни провесть.Путник, в этом городе можешь выбрать гроб.Всех живущих в городе можно знать и счесть,Всех умерших в городе знает только Бог.[20]

Если вы посмотрите на подписи к фотографиям, вы увидите немало пустых мест. Время стерло из памяти многих, но к счастью, далеко не всех».[21]

В данном случае «нестираемым» в моей памяти остался сам Жорж и те, с кем его общение особенно мне запомнилось.

На фото 11.02.доп3а это две персоны в первом ряду. Крайний слева – П. И. Бояркин, крайний справа – Н. С. Торочешников. Об их особой роли в общественной жизни Жоржа см. ниже. Во втором («женском») ряду вторая справа – А. Г. Кузнецова (Тося), явно выделяемая Жоржем в кругу дружеского общения.

На фото 11.02.доп3б обращаю внимание на некоторые персоны, упоминание о которых присутствует в дальнейшем тексте книги. Стоящие в третьем ряду: 4-й слева – А. Н. Кабанов, 5-й слева – Н. Д. Перельман, 7-й слева – Ю. А. Лебедев. Стоящие во втором ряду: 3-й слева – Н. И. Харитонов, 5-й слева – Л. В. Гришин, 6-й слева – А. П. Федосеев, 7-й слева – А. В. Беспалов, 10-я слева – Н. А. Дмитриева. Сидящие в первом ряду: 1-й слева – В. Ф. Строганов, 2-й слева – В. И. Грачёв, 3-й слева – Ж. А. Коваль, 4-я слева – И. Е. Зубова, 5-й слева – А. Г. Амелин, 6-я слева – И. Э. Фурмер, 7-й слева – Г. М. Семёнов, 8-й слева – А. П. Жуков.

А в «личной жизни», так же, как и большинство граждан, Жорж не чурался бытовых хлопот и дачных трудов:


11.10. На дачном участке (1960-е годы).[22]


Но, также как и все московские интеллигенты, он имел время и для культурного досуга – чтения книг, походов в театры, кино и на выставки, туристических поездок и экскурсий, разнообразного общения с друзьями, с застольями «по поводу» и «просто так» ☺.


11.11. Семейное застолье с друзьями… (1970-е годы. Сидят мужчины: Б. И. Степанов, В. Маркос, Ж. А. Коваль).[23]


У него не было какого-то особенного хобби, разве только лыжные прогулки зимой:


11.12. И на трамплине первый! Подмосковье, зима 1963 г.[24]


Он не собирал никаких коллекций, не вёл дневников. В его архиве немного свидетельств об участии в «культурной жизни». Но несколько фотографий всё-таки есть. Это «официальные» фото экскурсионных поездок в Михайловское и в Ригу.


11.13. Турпоездка в Михайловское, 1969 г.[25]


11.14. Турпоездка в Ригу.[26]


Сохранилось и свидетельство об одном событии, которое в одной из «ниточек альтерверса», множество которых и сплетается в «нашу действительность», неожиданным образом связало в восприятии Жоржа его «гражданскую жизнь» с «атомными делами» во время «служебной командировки» в Америку.

Однажды во второй половине 50-х годов (скорее всего, летом 1956 года), Жорж оказался на ВСХВ. Трудно сказать, что послужило поводом для этой экскурсии. Да это и неважно, скорее всего, в какое-то погожее летнее воскресение им с Людмилой Александровной просто не захотелось сидеть дома. И они решили поехать на ВСХВ. Вероятно, пригласили и кого-то из друзей. Не исключаю, что хотя бы Г. Н. Макарова, который и мог сделать фото Жоржа у фонтана:


11.15. Ж. А. Коваль на ВСХВ у фонтана «Каменный цветок», 1956 г.[27]


В рассматриваемой ниточке альтерверса у этого решения была причина. Незадолго до этого Жорж или Людмила Александровна в газете или по телевизору услышали об открытии на ВСХВ Всесоюзной промышленной выставки. Жоржу, конечно, было интересно познакомиться с образцами новой контрольно-измерительной техники, которая была представлена на выставке различных павильонах.

Но особый его интерес вызывал новый павильон «Использование атомной энергии в мирных целях»:


11.16. Павильон «Использование атомной энергии в мирных целях», фото 1962 г.[28]


Собственно, «совсем новым» он не был. Построили его в 1954 году на месте коровника 1939 года как павильон «Строительные материалы», но к выставке 1956 года реконструировали, и вместо строительных материалов и изделий (среди которых с особой тщательностью были представлены те, которые использовались в сельской местности), в павильоне появился… настоящий атомный реактор!

Вот что сообщалось о реакторе в выставочной брошюре:

«Ядерный реактор, демонстрируемый на выставке, принадлежит к разряду гетерогенных реакторов, работающих на тепловых нейтронах. В качестве горючего в этом реакторе используется уран, обогащенный до 10 % ураном-235. Рабочая загрузка реактора составляет 3 кг урана-235. Замедлителем и отражателем нейтронов служит обычная вода. Для более наглядного ознакомления посетителей с устройством и работой ядерного реактора он сооружен в открытом исполнении»».[29]


«Активная зона реактора, имеющая высоту 50 см, погружена в стальной бак, залитый водой. Бак имеет диаметр 4 м и высоту 6 м. Над активной зоной имеется слой воды толщиной 4,6 м, служащий защитой от излучений реактора.

При работе реактора можно наблюдать характерное явление – свечение, вызванное частичным переходом энергии излучения реактора в видимый свет (эффект Черенкова)».[30]


11.17. Атомный реактор на ВСХВ, 13 июня 1956.[31]


Трудно представить себе, что творилось в душе Жоржа, стоявшего под сенью портрета Председателя Совета министров СССР Н. А. Булганина на помосте над малюткой-реактором, освещённом голубоватым свечением черенковского излучения. Но очевидно, что свет, исходивший из глубины бассейна, на дне которого в маленьком ящичке протекала ядерная реакция, высвечивал в его памяти картины огромного мрачноватого Х-10 в Ок-Ридже, где он первым из советских людей держал в руках плутоний…


11.18. Графитовый реактор Х-10 для производства плутония в Ок-Ридже.[32]


Дела партийные

Жорж был членом КПСС с апреля 1964 года (но вступал в партию в феврале 1963 года – чуть более года состоял в ней в качестве кандидата).

В связи с этим фактом возникают два принципиальных вопроса. Первый – почему он вообще вступил в партию? И второй – почему так поздно, в 50 лет?

Первый вопрос вызвал недоумение даже у Геннадия Коваля, когда я пытался выяснить у него какие-то подробности «партийного прошлого» Жоржа в 2006 году после его смерти. Мой вопрос об этом вызвал у Геннадия недоумение: «А разве он был в партии?».

Конечно, к тому времени прошло уже 15 лет с момента «кончины КПСС», конечно, наиболее тесно Геннадий общался с Жоржем в последние годы его жизни, когда его «демократическая сущность» была видна наиболее отчётливо.

Но ведь Геннадий приехал в Москву и начал жить у Жоржа в 1966 году и, если бы в характере Жоржа «коммунизм» был доминирующим фактором, это наверняка отложилось бы в памяти Геннадия!

Ведь даже я, в тот момент, когда задавал Геннадию этот вопрос, «на минуточку забыл», что в конце 70-х годов я входил в «треугольник»[33] кафедры ОХТ в качестве профорга, а Жорж, в качестве парторга, занимал «партийный угол» треугольника.

Второй вопрос также порождает недоуменные предположения – неужели Жорж, после всего с ним произошедшего, на шестом десятке лет настолько уверовал в коммунистическую идею, что сознательно решил пополнить ряды «борцов» за неё? Или, что не менее нелепо, искал какой-то «корысти» в получении партбилета?

Оба эти вопроса я задавал людям, хорошо знавшим Жоржа и хорошо понимающим тонкости тогдашних общественных отношений. Их ответы и мои комментарии к ним будут приведены в главе «В живом общении с людьми».

Здесь же я приведу только некоторые документы, которые относятся к этой теме.

Прежде всего – это партбилет № 04799242:


11.19. Партийный билет Ж. А. Коваля.[34]


Это партбилет последнего образца – он заменил выданный в 1964 году партбилет образца 1954 года. Обращаю внимание, что состоял на партийном учёте Жорж по месту работы, в Свердловском РК КПСС. Там же он и остался после увольнения из МХТИ.

В июле 1990 года состоялся XXVIII съезд КПСС, на котором публично вышел из партии Б. Н. Ельцин. Вслед за этим,

«к середине 1991-го около 4 миллионов человек вышли из партии – в основном из-за того, что членство утратило всякий смысл».[35]

В Уставе КПСС, принятом на этом же съезде, порядок добровольного выхода из членов партии был предусмотрен в п.5:

«Членство в партии прекращается также по заявлению члена партии о добровольном выходе из КПСС, которое рассматривается первичной партийной организацией».[36]

Какой-то лукавый пункт – выход добровольный, но только после рассмотрения в партийной организации. А если она против? Что тогда делать «добровольцу»?

Процедура выхода по этому пункту оказывается связанной с публичной бюрократической волокитой.

Но был в Уставе и главный, 1 пункт:

«Членом КПСС может быть гражданин СССР, достигший 18 лет, признающий Программу и выполняющий Устав партии, работающий в одной из ее первичных организаций и поддерживающий партию материальными средствами <выделено мною – Ю. Л.>».[37]

В этом пункте перечислены все необходимые условия для того, чтобы быть членом партии. Не выполнено хотя бы одно, и гражданин СССР не может считаться членом КПСС.

Жорж и по своему характеру, и по «разведческой натуре», не любил ни публичности, ни бюрократии. И он использовал возможность выхода из партии не по 5, а по 1 пункту её Устава.

Это зафиксировал его партийный билет. Из него видно время выхода Жоржа из КПСС. Жорж, как дисциплинированный член партии, всегда платил взносы ежемесячно. И вот последняя из заполненных страниц «Уплата членских взносов»:


11.20. Страница партбилета Ж. А. Коваля с отметками о последних оплатах партвзносов.[38]


До официального запрета КПСС оставалось ещё 16 месяцев.[39] И, конечно, в своей агонии партия не заметила, что лишилась материальной поддержки одного из десятков миллионов своих членов.

Не заметила она и того, что её покинул человек, сыгравший важную роль в сохранении страны, которой она правила последние 40 лет.

А вот он заметил, что попытки Горбачёва реформировать эту партию, по сути, есть ничто иное, как близорукое донкихотство, что путь, по которому партия вела страну в будущее – это «путь в никуда».

На страницу:
1 из 9