Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков

Были ли в такой ситуации советские войска измотаны? Можно и так сказать. Были потери, была чисто физическая и моральная усталость людей. Уравнивало это нас с немцами? В какой-то степени да. Так почему же «объективные» историки говорят только об измотанности немцев?

Командарм-40 К.С. Москаленко в своих мемуарах коротко говорит об указанных выше трудностях при подготовке наступления на Харьков, имея в виду конкретно 40-ю армию:

«В связи с этим следует вновь подчеркнуть, что 40-я армия играла важную роль в зимних операциях Воронежского фронта. Отчасти это объяснялось тем, что она располагалась в центре оперативного построения фронта. Поэтому, например, в Острогожско-Россошанской операции левого крыла фронта именно ей было «с руки» осуществлять совместно с 3-й танковой армией окружение противостоящей группировки и одновременно правым флангом обеспечивать отражение возможного контрудара противника со стороны Воронежа. По той же причине и при проведении Воронежско-Касторненской наступательной операции правого крыла фронта участие 40-й армии в окружении и разгроме 2-й немецкой армии носило решающий характер.

Легко представить, что такая напряжённость (выделено мной – И.Д.) накладывала большую ответственность в первую очередь на меня как командующего армией, на её Военный совет и штаб» [29; 417].

Маршал К.С. Москаленко с военной лаконичностью говорит лишь о напряжённости ситуации, когда одна за другой, без оперативной паузы, прошли две наступательные операции, и тут же надо готовить и начинать третью, тоже без оперативной паузы. Причём, как мы помним, всё это в тяжелейших погодных условиях. Маршал не раскрывает, что стояло за этим употреблённым им словом – «напряжённость». Читателю его мемуаров это и так должно быть понятно из предшествующего текста воспоминаний.

Впрочем, об одной проблеме К.С. Москаленко говорит конкретно:

«А для того чтобы нанести такой удар (имеется в виду удар на Харьков – И.Д.), 40-я армия и должна была в начале февраля повернуть фронт наступления с северного и северо-западного направлений на юго-западное. Далее ей предстояло обойти оборонительный рубеж противника на Северском Донце. Только после этого она могла выйти к Харькову с северо-запада и запада, с тем, чтобы оттуда штурмовать город» [29; 417].

Предстояло буквально на ходу перегруппировать и перенацелить целую армию, повернуть ось её наступления на 90 – 120 градусов, не допустив потери управления войсками, хаоса и неразберихи [29; 418].

«Командование и штабы соединений успешно осуществили… это, – с гордостью продолжает К.С. Москаленко, – в чрезвычайно сложных условиях, оставив у себя в тылу окружённую, яростно пытающуюся прорваться на запад крупную группировку противника» [29; 418].

Кстати, господа «объективные» историки, перед вами прекрасный образец советского военного искусства, умения управлять войсками в сложнейших условиях.

Но сложности, напряжённость, о которой говорит К.С. Москаленко, были ведь не только у 40-й армии. Вспомним состояние танкового парка 3-й танковой к моменту выхода на исходные позиции для удара по Харькову, о чём упоминалось выше. Армия П.С. Рыбалко тоже начинала операцию «Звезда» без оперативной паузы, только закончив ликвидацию окружённой в ходе Острогожско-Россошанской операции группировки противника, совершив многокилометровый марш к новому месту дислокации по труднопроходимым заснеженным дорогам. Не только множество танков вышло из строя. Значительны были и людские потери. Госпитали армии уже к началу «Звезды» были переполнены, на больничных койках находилось 3954 человека раненых и больных [20; 12].

Из пяти стрелковых дивизий армии только одна (48-я гв. сд) имела почти 9-тысячный состав (8775 человек), т.е. близкий к штатному [20; 12].

В двух дивизиях в строю числилось немногим более 4 тысяч человек (62-я гв. сд – 4189 человек; 160-я сд – 4215 человек) [20; 12].

184-я сд насчитывала 7262 человека, 111-я сд – 6446 человек, что тоже далековато до штатной численности [20; 13].

Потери людей и техники привели к тому, что уже на этапе сосредоточения 3-й танковой армии отказались от идеи двухэшелонного её построения для наступления. Первоначально предполагалось, что в первом эшелоне будут наступать стрелковые соединения и танковая бригада. Второй эшелон должны были составлять подвижные соединения – 12-й и 15-й танковые корпуса и 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Танковые и кавалерийский корпуса не должны были обнаруживать себя до выхода на западный берег реки Северский Донец, где они, вынырнув из-за спин пехоты, наносили неожиданный удар на Харьков с юга и юго-запада.

В реальности, достигнув рубежа Валуйки – Уразово – Каменка, который уже занимали части 6-го гвардейского кавалерийского корпуса и 184-й стрелковой дивизии, все соединения армии (и стрелковые, и подвижные) выстроились на нём для наступления в одну линию, плечом к плечу [20; 13 – 14].

Генштабист С.М. Штеменко следующим образом охарактеризовал главную проблему, стоявшую перед советскими войсками, участвовавшими в операциях «Звезда» и «Скачок» (об этой операции будет рассказано в следующей главе):

«Начало операции «Звезда» намечалось на 1 февраля. Глубина её измерялась почти 250 километрами. По тогдашним нашим взглядам, выполнение такой задачи, требующей от войск фронта не только больших, но и всё нарастающих усилий, должно было осуществляться в глубоком оперативном построении. Между тем Воронежский фронт наступал, имея армии в линию и почти без резервов.

Такое же положение наблюдалось и у Ватутина на Юго-Западном фронте (силы фронта как раз и проводили операцию «Скачок» параллельно с операцией «Звезда», проводимой Воронежским фронтом – И.Д.). Понятно, что развитие успеха, парирование каких-либо неожиданностей в подобной ситуации являлись проблемой весьма сложной. Она волновала Генеральный штаб. Ставке было доложено о необходимости упорядочить дело с резервами, и не только стратегического, но и оперативного назначения. Учитывая перспективу развития событий, им надлежало быть достаточно крупными, включать все рода войск и особенно танки.

Ставка согласилась с доводами Генштаба. Этому делу придали необходимую организационную форму. 29 января 1943 года на фронты пошла директива:

“1. С февраля месяца текущего года приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стрелковых бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других наиболее ослабленных соединений.

2. Количество выводимых одновременно стрелковых дивизий и бригад и сроки их доукомплектования определять решением командующих фронтами, исходя из оперативной обстановки и наличия ресурсов, необходимых для доукомплектования выводимых соединений…”

Днём раньше ГКО вынес постановление о сформировании 1-й танковой армии, которая должна была составить резерв Верховного Главнокомандования. А 13 марта был создан специальный Резервный фронт под командованием генерала М.А. Рейтера» [48; 92 – 93].

Итак, по мнению С.М. Штеменко, главной проблемой Воронежского и Юго-Западного фронтов было отсутствие у них хоть сколько-нибудь серьёзных резервов. Серьёзных резервов в тот момент, т.е. к началу февраля 1943 года, не было и у Ставки ВГК. Понятно, следствием чего всё это являлось. На южном крыле советско-германского фронта Красная Армия наступала к февралю уже около двух с половиной месяцев. Естественно, она понесла к этому времени чувствительные потери. Но наступательные операции шли непрерывным нарастающим каскадом (см. выше). В то же время не бездействовали советские войска и на центральном участке советско-германского фронта: в ноябре –декабре 1942 года проводилась операция «Марс», представлявшая собой очередную попытку «срезания» Ржевского выступа, а в ноябре 1942 года – январе 1943 года – Великолукская наступательная операция. На северном крыле фронта в январе 1943 года Красная Армия предприняла очередную попытку прорыва блокады Ленинграда (операция «Искра»), увенчавшуюся успехом. Эти масштабные наступательные операции поглотили практически все резервы, имевшиеся в распоряжении Ставки ВГК к концу 1942 года. Новых же создать попросту не успели.

Что же касается конкретно войск Воронежского и Юго-Западного фронтов, то тут, помимо длительности периода непрерывных наступательных операций, сказывалась ещё и обширность фронта, на котором вели наступление армии этих фронтов.

Всё это вместе взятое и привело к той проблеме с резервами у Ф.И. Голикова и Н.Ф. Ватутина, о которой писал С.М. Штеменко.

И ещё хотелось бы заметить. Директива, которую частично процитировал в своих воспоминаниях С.М. Штеменко, – это директива Ставки ВГК № 46015 от 29 января 1943 года [37; 43 – 44]. О ней мы ещё поговорим: упомянем и в связи с немецким контрнаступлением под Харьковом, но особенно подробно рассмотрим в связи с некоторыми пассажами «демократического» историка Б. Соколова.

Итак, как уже отмечалось, наступление Воронежского фронта в операции «Звезда» началось 2 февраля 1943 года.

3-я танковая армия по уточнённому графику начала его в 6.00. В первый день наступления стрелковые дивизии армии продвинулись почти на 20 км. Заслоны эсэсовского полка «Германия» из дивизии «Рейх» были попросту отброшены на северо-запад, в район Великого Бурлука. Наши соединения обошли открытый правый фланг полка, что заставило немцев не очень упорствовать в обороне [19; 382], [20; 42 – 43].

Стрелковые дивизии 3-й танковой наступали на левом фланге её боевого построения, на правом же находились танкисты – 12-й и 15-й танковые корпуса. Вот что пишет о начале наступления 15-го танкового корпуса генерал Александр Александрович Ветров, на тот момент заместитель командира 15-го танкового корпуса по технической части:

«В ночь на 2 февраля генерал В.А. Копцов (командир 15-го тк – И.Д.) решил начать преследование медленно отходящего противника, вести его одной колонной, имея впереди передовой отряд в составе 52-й мехбригады подполковника А.А. Головачёва. К исходу дня выйти этим отрядом на западную окраину Красноармейское-2, перерезать дорогу, идущую на Белый Колодезь, обеспечив тем самым подтягивание остальных частей корпуса в район Великого Бурлука.

Передовой отряд боевую задачу выполнил. Больше того, батальоны 52-й мехбригады сумели просочиться между опорными пунктами противника, расположенными на западном берегу реки Оскол, и продвинуться непосредственно к Великому Бурлуку. Но здесь гитлеровцы контратаковали их и втянули в бои» [10; 111 – 112].

Прервём повествование генерала А.А. Ветрова для того, чтобы обратить внимание читателя на ряд обстоятельств.

Во-первых, на то, как начинается наступление танкистов. Они начинают преследование отходящего противника, двигаясь в походной колонне. Бои ведёт только передовой отряд корпуса. Ни о какой артиллерийской или авиационной подготовке наступления А.А. Ветров не говорит. Видимо, «готовиться» особо было не по чему. Сплошной линии обороны у немцев не было, что и естественно, если принять во внимание растянутость позиций полка «Германия» (см. выше). Кстати, забегая вперёд, скажу, что промолчал об артиллерийской и авиационной подготовке наступления 40-й армии в начале операции «Звезда» в своих мемуарах и К.С. Москаленко, который очень подробно освещает на страницах воспоминаний все нюансы наступательных действий подчинённых ему войск [29; 420]. Т.е., если что-то «подготовительное» и было на участке наступления 40-й армии, то не более незначительных артналётов. И причина этого, так же как и в случае с 3-й танковой армией П.С. Рыбалко, отнюдь не в пренебрежении наших генералов жизнями наших солдат, что любят повторять без устали «демократические» историки, а в том, что, очевидно, чрезвычайно жиденькой была первоначально немецкая оборона. Словом, из пушек по воробьям не стреляли, или почти не стреляли.

Во-вторых, жиденькая эта оборона строилась по принципу создания отдельных опорных пунктов, причём весьма удалённых друг от друга, раз уж батальоны 52-й мехбригады «сумели просочиться» между ними, по словам А.А. Ветрова. Не пробиться между ними, а именно просочиться, т.е. потихонечку пройти, насколько вообще возможно это «потихонечку» для механизированного соединения.

В-третьих, действия стрелковых и танковых соединений 3-й танковой армии «согнали» эсэсовцев к Великому Бурлуку. И вот тут-то они, сконцентрировавшись, и упёрлись. Проблемы с этим начались именно у танкистов, которым и предстояло брать Великий Бурлук.

Дальше вновь предоставим слово генералу А.А. Ветрову:

«Они (т.е. бои передового отряда 15-го тк с немцами под Великим Бурлуком – И.Д.) продолжались до середины дня. В результате батальоны мехбригады подполковника А.А. Головачёва не только выбили фашистов из близлежащего населённого пункта Новопетровка, но и начали преследовать их в направлении села Будёновка.

В Будёновке успешно теснивший до этого гитлеровцев 2-й батальон 52-й мехбригады был вновь контратакован укрепившимися на возвышенности немецкими автоматчиками, которых поддержала огнём противотанковая батарея. И, не успев форсировать пересекавшую деревню болотистую речушку, мост через которую был разрушен, мотострелки, понеся значительные потери, вынуждены были залечь в глубоком снегу.

Подоспевшая им на помощь 195-я танковая бригада тоже не смогла с ходу переправиться через речку и, оставив в болотистой низине две машины, попыталась было свернуть в сторону, но ей помешали залегшие мотострелки.

Создалась пробка. И по ней, не переставая, били вражеские противотанковые орудия. А если немцы вызовут ещё и свою авиацию?

…Генерал В.А. Копцов после довольно крутого радиопереговора с командиром 195-й танковой бригады решил было вначале сам ехать в район образовавшейся пробки. Но я попросил его не делать этого, а послать к танкистам меня. Комкор, подумав, согласился. Заодно приказал обследовать мост, определить, можно ли его восстановить в короткий срок.

И вот уже юркий «виллис» мчит меня к Будёновке. Впереди безостановочно стрекочут пулемёты, бьют орудия. Вскоре показалась речка, через неё – остатки моста, вблизи которого маячат башни двух застрявших в болоте танков. Миновав их, я, выскочив из машины, бросился к разрушенной переправе. Вместе со мной бегут лейтенант Василий Задорожный и три красноармейца в белых масхалатах.

У моста повреждён лишь настил, опоры же все целы. А это главное. Посылаю одного красноармейца к командиру 195-й танковой бригады, приказываю передать, чтобы тот немедленно завозил к мосту на танках брёвна, доски и присылал людей с топорами. Мост можно восстановить в течение получаса…

И вот переправа через речку снова заработала. Слежу за тем, как по мосту проходят танки, за ними – мотострелки. Пробка рассосалась.

…Наши мотострелки и танкисты выбили гитлеровцев из Будёновки. В боях за это село, а также при освобождении Новопетровки враг потерял 170 своих солдат и офицеров, 11 миномётов и орудий, 24 автомобиля.

…Итак, бригады нашего корпуса за первый день продвинулись вперёд на 6 – 10 километров» [10; 112 – 114].

Сам А.А. Ветров в бою за Будёновку получил два ранения, но остался в строю. Сопровождавший его лейтенант Задорожный был убит [10; 113].

Будёновка была взята, однако продвижение за день на 6 – 10 км для механизированного соединения – это очень мало. Тем более что даже пехота 3-й танковой армии продвинулась на расстояние в 2 – 3 раза большее. У 12-го танкового корпуса дела шли не лучше.

3 февраля оба танковых корпуса, преодолевая упорное сопротивление эсэсовцев в опорных пунктах, продолжали медленно продвигаться к Великому Бурлуку. Стрелковые соединения армии П.С. Рыбалко сохранили темп своего продвижения и снова прошли около 20 км [19; 382], [20; 43], [10; 114].

Уже 3 февраля, будучи недоволен столь медленным продвижением главной ударной силы своей армии на правом фланге, П.С. Рыбалко решает перенести действия танковых корпусов на левый фланг наступления, где стрелковые дивизии добились более внушительных успехов. Корпусам была поставлена задача выйти в район Чугуева и Печенег, расположенный в 35 – 50 км от места, где они вели бои, и овладеть этим районом [19; 382, 384], [20; 43].

Предварительно 15-й танковый корпус должен был всё-таки овладеть узлом сопротивления немцев в Великом Бурлуке.

В 9 часов утра перешла в наступление 40-я армия К.С. Москаленко. Её боевые порядки были построены в два эшелона. Впереди наступала ударная группировка в составе 309, 340, 305-й и 100-й стрелковых дивизий. Второй эшелон составляли 183-я стрелковая дивизия и сводный танковый отряд [29; 420].

Немцы весьма успешно осуществляли подвижную оборону, на которую их ориентировало командование. Населённые пункты превращались в узлы сопротивления, мосты и лёд на переправах подрывались, дороги минировались. Всё это сильно тормозило продвижение наших войск. Как отмечает К.С. Москаленко, противнику «помогали в этом продолжавшиеся метели с большими снежными заносами, сильные морозы. К тому же ограниченное число дорог увеличивало для наступающих трудности в маневрировании и в своевременном обеспечении всем необходимым для жизни и боя» [29; 420].

Тем не менее остановить советское наступление немцы были не в состоянии. Уже в первый день наибольший успех наметился у правофланговых дивизий первого эшелона 40-й армии – 309-й и 340-й [29; 420 – 421].

3 февраля к операции подключилась и 60-я армия И.Д. Черняховского. Она начала успешно развивать наступление на Курск.

4 февраля к исходу дня части 15-го танкового корпуса 3-й танковой армии разгромили вражеский гарнизон в Великом Бурлуке, освободили город и, продвинувшись до деревни Гнилица, в соответствии с приказом генерала П.С. Рыбалко, круто повернули на юго-запад, устремившись к Печенегам [10; 114].

В течение 5 февраля танковые корпуса успешно развивали наступление на Чугуев и Печенеги. В этот же день передовая 52-я мехбригада 15-го танкового корпуса, отбросив с восточного берега Северского Донца немецкое боевое охранение, приблизилась к Печенегам и начала готовиться к форсированию реки (дело в том, что Печенеги находятся на западном берегу Северского Донца) [10; 114].

Однако разведчики 52-й мехбригады очень быстро выяснили, что штурм города не по зубам одной бригаде. Дело в том, что те самые заслоны, которые батальоны 52-й мехбригады легко отбросили на западный берег Северского Донца, принадлежали уже не полку «Германия» эсэсовской дивизии «Рейх», осуществлявшему в предыдущие дни подвижную оборону против армии П.С. Рыбалко. На западном берегу реки полным ходом окапывались части прибывавшей под Харьков другой дивизии танкового корпуса СС – «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» [3; 101], [10; 114], [19; 384], [20; 43].

Как докладывала наша разведка, оборона эсэсовцев в Печенегах уже была довольно прочная, до предела насыщенная огневыми средствами, дотами и дзотами, минными полями [10; 114].

К штурму Печенег начали готовиться все части и соединения 15-го танкового корпуса [10; 114].

Но в эти же дни, т.е. 4 и 5 февраля, в районе Белый Колодезь, что находился против правого фланга 3-й танковой армии, откуда ушли 12-й и 15-й танковые корпуса, происходило интенсивное сосредоточение полка «Фюрер» и других частей танкогренадёрской дивизии СС «Рейх» [3; 101], [10; 114], [19; 384], [20; 43].

С утра 6 февраля указанные немецкие силы нанесли контрудар по правому флангу армии П.С. Рыбалко. Против них был выставлен заслон из частей 184-й стрелковой дивизии. П.С. Рыбалко не стал менять свои планы из-за контрудара эсэсовцев на правом фланге своей армии. Видимо, оценив (и совершенно правильно) контратакующие силы как не очень значительные, он продолжал рваться к Харькову левым флангом своей армии.

Тем не менее удар дивизии «Рейх» был довольно внушительным. Завязались ожесточённые бои между ней и нашей 184-й стрелковой дивизией. Немцам удалось добиться некоторых успехов: к вечеру 6 февраля около 30 немецких танков Pz.III и Pz.IV прорвались к Великому Бурлуку, стремясь пробиться в стык между 184-й и 48-й гвардейской стрелковыми дивизиями. Но тут враг был остановлен [3; 101], [10; 114]. Нарастить же усилия у немцев возможности не было. У самой дивизии «Рейх» сил для этого не хватало, а перебросить войска с других участков противостояния с 3-й танковой армией мешали активные наступательные действия советских войск. Именно 6 февраля части 15-го танкового корпуса во взаимодействии со 160-й стрелковой дивизией начали штурм Печенегов, а 12-й танковый корпус при поддержке 62-й гвардейской стрелковой дивизии попытался овладеть Чугуевом и Малиновкой [10; 114 – 115], [19; 384], [20; 44]. На обоих участках советские войска натолкнулись на упорное сопротивление, ввязавшись в длительные (на несколько дней) и кровопролитные бои.

За 4, 5 и 6 февраля наибольшее продвижение, как и в первый день наступления 40-й армии, имели две её правофланговые дивизии – 309-я генерал-майора М.И. Меньшикова и 340-я генерал-майора С.С. Мартиросяна [29; 421].

Уже 4 февраля К.С. Москаленко решил нарастить удар в полосе 309-й стрелковой дивизии, продвигавшейся интенсивнее всех остальных. Для этой цели именно туда командармом были направлены сводный танковый отряд (116-я танковая бригада и три отдельных танковых полка) полковника В.Г. Романова и 183-я стрелковая дивизия генерал-майора А.С. Костицына. Последняя, как мы помним, находилась во втором эшелоне армии. Переброшенная на правый фланг, она продолжала оставаться во втором эшелоне, имея задачу усилить удар 309-й сд и сводного танкового отряда в случае необходимости [29; 422].

Массирование сил именно на правом фланге имело определённый риск. «Ведь правый фланг армии был открыт, – пишет К.С. Москаленко, – и на десятки километров к северу советских войск не было. Только далеко в тылу, в районе Горшечного и Старого Оскола, тогда ещё шли ожесточённые бои по ликвидации остатков окружённой группировки врага. Однако в данной обстановке иного решения быть не могло, ибо, во-первых, враг после ударов последних недель не располагал здесь крупными силами, и, во-вторых, стало ясно, что именно в полосе 309-й стрелковой дивизии решался успех всей операции» [29; 422].

Не стоит упрекать К.С. Москаленко в авантюристичности действий. Прежде всего, потому, что в распоряжении командарма-40 были весьма надёжные разведданные, говорящие о том, что правому флангу его армии в тот момент ничто не угрожало. Далее, К.С. Москаленко всё-таки предпринял меры для парирования возможных неожиданностей – именно туда направлялись силы 107-й и 25-й гвардейской стрелковых дивизий и 4-го танкового корпуса, высвобождавшиеся после ликвидации окружённых в ходе Воронежско-Касторненской операции сил врага. Части этих соединений, кроме задачи прикрытия правого крыла армии, ещё и усиливали её ударную группировку. Кроме того, командарм-40 предпринял ряд мер по обеспечению правого фланга артиллерией и авиацией [29; 422].

6 февраля 309-я стрелковая дивизия, продвинувшись на 20 км западнее отведённого ей рубежа, овладела крупным населённым пунктом и станцией Гостищево, расположенной на железной дороге Курск – Харьков в 18 – 20 км севернее Белгорода [29; 421].

Быстро продвигалась вперёд 340-я стрелковая дивизия. Она с севера обошла город Корочу, превращённый немцами в мощный опорный пункт. С юга этот город был обойдён 100-й стрелковой дивизией генерал-майора Ф.И. Перхоровича. На саму Корочу наступала 305-я стрелковая дивизия. Она и завязла в боях под этим городом. По состоянию на конец дня 6 февраля Короча ещё не была взята [29; 421– 422].

К исходу 6 февраля 60-я армия вышла на подступы к Курску и начала охват города с севера (две стрелковые дивизии и одна танковая бригада) и юга (одна стрелковая дивизия) [21; 113].

7 и 8 февраля бригады танковых корпусов 3-й танковой армии продолжали безуспешные попытки овладения Печенегами, Чугуевом и Малиновкой. Надо иметь в виду, что никакой танковой армады эти корпуса не представляли. Выше уже отмечалось, что операцию «Звезда» армия П.С. Рыбалко начинала с очень небольшим количеством боеготовых танков (50 единиц). Уже в ходе операции какие-то машины вводились в строй, но какие-то и выбывали. По свидетельству генерала А.А. Ветрова, в каждой из трёх танковых бригад 15-го тк (88, 113-й и 195-й) было по 10 – 15 боеготовых машин [10; 115]. Не лучше была ситуация и в 12-м тк. В его 30-й танковой бригаде к моменту начала боёв за Чугуев и Малиновку в строю оставалось 5 танков (1 Т-34, 1 Т-70, 3 Т-60), в 97-й танковой бригаде – 3 танка (все КВ), в 106-й танковой бригаде – 4 танка (1 Т-34, 3 Т-70) [20; 45]. Всего – 12 боевых машин.